***
Кэйя и раньше видел ад. Во многих формах. Больше, чем ему хотелось бы. Он потерял свою мать, глаз, приёмного отца, возлюбленного и единственную семью, страну, все свое существование и даже правду о своей смерти. Единственные записи о его жизни в учебниках истории были в лучшем случае ложью, а в худшем — козлом отпущения. У него не было никого, ничего и некуда было идти. Никуда, кроме как к Дилюку, который принял его в свою жизнь с распростертыми объятиями и большим сердцем. Было только два человека, которые когда-либо приносили Кэйе утешение в жизни, и у обоих было одно и то же имя. На самом деле ему было интересно, кто кого утешал, когда Дилюк засыпал, держа в руках карманные часы. Даже сейчас, когда эта странная игра разворачивалась у него на глазах, все, о чем он мог думать, были те два часа, которые Дилюк потратил на то, чтобы почистить жужжащую машину по частям, и все это для того, чтобы Кэйя мог расслабиться после вчерашних откровений. Время было для него дефицитным ресурсом, и все же он сделал это без спешки, без жалоб и без каких-либо просьб со стороны Кэйи. Все ради Кэйи. То, что говорили люди, было правдой. Что иногда ты можешь встретить людей, с которыми чувствуешь себя как дома, больше, чем с теми, кого ты знал всю свою жизнь. Может быть, это было потому, что он был похож на человека, которого Кэйя когда-то любил, за которого он отдал свою жизнь и который научил его, что дом — это не место. Но чем больше времени они проводили вместе, тем больше Дилюк отличался от первой любви Кэйи. Он был Люком. Милым, располагающим к себе Люком. Недосыпающим, переутомленным, но все еще добрым и вдумчивым. Люк, который думал слишком громко и был сварливым и надеялся, что Кэйя заметит его красивые плечи в соблазнительном свитере. Конечно, Кэйя заметил их. Этого было невозможно не сделать. Его мысли были прикованы к этим веснушчатым плечам, этой нежной шее, этим большим янтарным глазам, выжидающе смотрящим на него. Верный путь к катастрофе, катастрофой было растущее влечение, которое Кэйя испытывала к этой… силе природы. Хуже всего было то, что это казалось взаимным. Кэйя вздохнул, запихивая эти мысли подальше в какой-то крошечный, аккуратный уголок своего мозга. Любое отвлечение было лучше, чем мучительные размышления над всеми вопросами, которые мучили его разум. Предавал ли он своего первого возлюбленного, чувствуя это растущее влечение к его потомку? Был ли он справедлив к своему Люку? Безопасно ли было еще раз обнажить свое сердце? Когда он смотрел на Дилюка, кого из них двоих он видел? Не получив никакого ответа и не желая часами размышлять над этими сомнениями, Кэйя занялся тем, что у него получалось лучше всего: отдыхом. Он нажал пальцем на странное устройство, подключенное к игровому автомату веревочкой, затем понял, что может опереться на него всей ладонью. Он издал щелкающий звук и передвинул стрелку на экране перед ним. Там он создал «семью», моргая при виде человека, одетого в обалденную одежду, и широко улыбаясь ему. Машинально он схватил напиток, оставленный Дилюком на столе, и поднес его к губам — только для того, чтобы чуть не выплюнуть, когда кислая, чересчур сладкая жидкость коснулась его губ. — Архонты, — выругался он себе под нос, проклиная Барбатоса и всех его современников. Что было несправедливо, потому что Венти, вероятно, тоже выплюнул бы это. Не желая устраивать беспорядок, Кэйя проглотила его, поморщившись от вкуса. Он позволял себе много сомнительных вещей, и все же ничто и близко не подходило к этому. Будь прокляты наследники Рагнвиндра с их нелепым виноградным соком. Спустя пять столетий и совершенно другого Дилюка гнусный напиток все еще преследовал Кэйю, преследовал его даже в часы простоя. Коварный по своему цвету, он был не чем иным, как покровом лжи, окрашенным в цвет вина поверх кислого, пресного напитка. Или, ну… это было не совсем правдой. Сам по себе виноградный сок был не так уж плох. Оно было сладким, ароматным и освежающим. Именно то, что можно ожидать от сока. Кэйя хотел не сок — особенно тот, который выглядел бы как вино и не имел ничего общего с ним по вкусу. Какая пустая трата времени. Проявив немного терпения, он мог бы превратиться в прекраснейший напиток — такой ароматный, такой нежный, с едва уловимыми нотками винограда, разбавленного годами ожидания, и всеми ошеломляющими свойствами, о которых мечтала Кэйя. Было легче улыбаться, без сомнения, сидя у него на губах. Избавившись от виноградного сока, Кэйя вернулся к своей игре, исследуя бесконечные возможности, предлагаемые ему в меню создания людей. Он не был уверен, что ему следует делать, поэтому постарался сделать все, на что был способен, для себя и Люка. Конечно, он сделал себе массивные сиськи и то, что Дилюк назвал «окном для сисек». Люку нравилась грудь Кэйи. Большинству людей нравилась. Как только он закончил со своим персонажем, он сделал Люка настолько красивым, насколько смог. С подтянутыми мышцами, изящной талией, мягкими бедрами, созданными для того, чтобы их аккуратно и с любовью растирали. Длинные роскошные волосы, веснушки и самая смешная для поцелуев надутая губа. Слава богу, Кэйя знал, как контролировать свои мысли, в отличие от Дилюка, который, хотя и значительно улучшил контроль над своими мыслями, в настоящее время был в восторге от отсутствия интеллектуальных способностей у своего партнера по проекту. «Как будто мы не ходим на одни и те же занятия, — подумал Дилюк про себя, когда Кэйя начал смеяться. — Боже, как бы я хотел, чтобы это был я. Лучше бы я никогда не ходил на эти занятия. Тьфу, неважно. Я надеюсь, что с Кэйей все в порядке. Интересно, что он задумал.» Ах, милый Люк. Все еще беспокоится за своего рыцаря. Кэйя почувствовал, как улыбка расползается по его губам, откинувшись на спинку сиденья, наблюдая, как сим Дилюка затевает драку с соседом — и проигрывает ее. Ни на дюйм эта улыбка не была вымученной.***
Дилюк был прав, когда сказал, что игра — отличный способ расслабиться. Прошел час, и после того, как симы переехали в уютную квартиру, Кэйя был настолько увлечен их жизнью, что совсем забыл о том, какой дерьмовой была современная история. У них было все. Бассейн, в котором можно купаться, паршивые соседи, работа, которую они оба ненавидели, и, поскольку Кэйя поставила игру на свободную волю, множество странных желаний. По какой-то причине у Сим-Дилюка был талант поджигать вещи. Возможно, наделять его чертами поджигателя было не очень хорошей идеей, но в то время это определенно казалось подходящим. Однако сейчас? Что ж, Кэйе пришлось заключить со своим симом сделку со смертью, чтобы вернуть Дилюка обратно после того, как он погиб в одном из своих собственных пожаров. Надо признать, это было достаточно близко к реальности. Немного чересчур близко к тому, что нравилось Кэйе. Другим особенно интересным фактом было то, что их симы, обладая полной свободой воли и без какого-либо вмешательства со стороны Кэйи, в настоящее время находились в процессе тестирования каждой поверхности, на которой они могли бы трахаться. Или, по крайней мере, он предположил, что именно это означало «ваху». Кэйя довольствовался терпеливым наблюдением, гадая, как далеко они зайдут. Они были женаты к тому времени, когда Дилюк вернулся домой на закате. Он практически пел, производя столько шума, сколько и положено настоящему Рагнвиндру — сумка брошена на пол, ботинки стучат, когда он их снимает, двери хлопают. Кэйя клялся, что этим людям нравилось, когда их слушали, но он не возражал — это означало только, что Дилюку было достаточно комфортно рядом с Кэйей, чтобы позволить себе занять место. Раньше он был таким кротким и молчаливым. — Сегодня смену отменили! — объявил Дилюк, моя руки в раковине. Почему струя воды звучала в десять раз громче, когда он мыл руки? — Бар зарезервирован для мальчишника какого-то чувака, и он нанял своих собственных барменов. Повезло нам, верно? — Нам действительно повезло, — повторил Кэйя, легкая улыбка тронула его губы, когда Дилюк, ухмыляясь, сел на кровать. Он был прекрасен — румяные щеки, блестящие глаза и восхитительно растрепанные волосы. — Я знаю, ты хочешь, чтобы мы поехали в квартиру твоей бабушки, но я предлагаю подождать до завтра. Лучше идти днем, когда у нас меньше шансов наткнуться на монстров. Дилюк нахмурился, но, тем не менее, кивнул. — Хорошо, давай сделаем так. — Очевидно, он принял этот компромисс скорее ради Кэйи, чем ради себя. Как будто Кэйе нужно было больше причин, чтобы он ему нравился. — Итак, тебе было весело? — спросил он, наклоняясь к Кэйе. Под его естественным ароматом ежевики его волосы пахли чаем. Кэйя любил чай. — Да. Смотри, я создал нас. — Он указал на the Sims. Сим-Кэйя принимала ванну с ароматом роз, в то время как Сим-Дилюк играл на скрипке, чтобы позлить своего шумного соседа. — Ооо. Почему я веду себя как мелкая стерва? — Я подумал, это в его характере. Ты сделал соседа своим заклятым врагом. — …Ладно, да, это в моем характере. — Затем он прищурился, схватил устройство для перемещения стрелок и увеличил изображение Сим-Дилюка. Или, скорее, его задницу. — Почему ты сделал мою задницу плоской? — возмущенно спросил он, бросив обиженный взгляд на Кэйю. — Прости? — Это, — начал Дилюк, многозначительно указывая пальцем на бедного игрового персонажа, — более лестно, чем активность моего мозга в понедельник утром. — Почему ты так груб с моим творением? — Кэйя кивнул в сторону Сим-Дилюка. — Его муж совсем не возражает. Совсем наоборот. — Муж? — Они только что поженились. — Он пожал плечами. — Не спрашивай меня, я не контролирую их тлеющую страсть друг к другу. Тогда Дилюк стал странно молчалив. Даже его разум перешел на шепот. Чем спокойнее были его мысли, тем краснее становилось лицо. — П… Понятно. Все негодование исчезло из его взгляда. — Ты выглядишь взволнованным, — поддразнил Кэйя, ткнув Дилюка в щеку. Его кожа была горячей, как в лихорадке. — Я имею в виду, что они как бы нарочито целуются. Симы. — Как мило с твоей стороны добавить такую точность. Я почти подумал, что ты хочешь меня поцеловать. Дилюк встал, потянулся и вздохнул. Положительно отклоняющийся. — В любом случае, я закажу ужин, пока ты будешь предаваться своим фантазиям. У меня есть несколько купонов, которыми можно воспользоваться, — объявил он, уходя. Кэйя уставился на него, прищурив глаза, изучая Дилюка. Или, скорее, его зад, идеально обтянутый джинсами. У него действительно была великолепная задница.***
— Почему ты настаиваешь на том, чтобы уйти на рассвете, когда тебе явно нужно больше спать? — спросил Кэйя, взглянув на Дилюка, когда тот зевнул в третий раз подряд. Воздух был свежим и холодным, бодрящим. Сладкий, пудровый аромат калл и шелковых цветов доносился сквозь кусты, окаймлявшие дорожку. Если бы Кэйя закрыл глаза, он бы не понял, где находится — прогуливается вдоль мирного ручья Спрингвейла или смешивается с толпой в гавани Ли Юэ. Дилюк ответил не сразу — его челюсть отвисла, когда он зевнул в четвертый раз с тех пор, как они вышли из квартиры. — Я посплю попозже. Ты должен увидеть восход солнца в Вольфендоме — я знаю место, откуда можно увидеть Колизей. Или, ну… Это называется колизеем, но больше похоже на гигантскую яму. Трудно было не растрогаться этими словами. Как это ценно; его любимый Люк хотел показать ему восход солнца. — Колизей? — Да. Легенда гласит, что здесь обитает дух волка. Андриус, вроде. Вот почему так много людей называют своих собак Андриус — это доставляет мне хлопоты, когда я их выгуливаю. — Понятно. — промурлыкал Кэйя. — Знаешь, это не легенда. Я дрался с ним раньше — он крепкий парень. Хотя не очень-то хочет слушать мои шутки. Дилюк фыркнул. — С этого момента я должен просто предполагать, что каждая легенда правда. — Не каждая. Я знаю одну легенду, которая совершенно определенно была ложью. — Это будет что-то глупое, не так ли, — пробормотал Дилюк. — И все же ты умираешь от желания это услышать. Дилюк надулся, затем фыркнул. — Хорошо, рассказывай. С чуть большим драматизмом, чем было необходимо, Кэйя прочистил горло. — Раньше существовал миф, что у мастера Дилюка была тайная подружка. У каждого в Мондштадте была своя теория, кем именно она была, пока она не стала легендой. Люди говорили, что в тот день, когда он женится на ней, Мондштадт будет сиять обещаниями новой семьи, и каждый человек, ищущий любовь, найдет свою вторую половинку — потому что если даже мастер Дилюк смог найти любовь, то это сможет любой. — Эй, это оскорбительно. Бедный чувак просто пытался жить своей жизнью. Представьте, что люди празднуют вашу свадьбу, потому что они думают, что у вас настолько никудышная игра, что вы даете им надежду. О, Кэйя знал это. «Игра», что означает привлекать дам или кого-либо из предпочитаемого пола. — Честно говоря, это было не из-за отсутствия «игры». Он был довольно популярен среди всех, кому нравились мужчины, — может быть, даже чересчур, на мой вкус. Люди знали, что его обет безбрачия был полностью добровольным. Большинство предполагало, что его желание остаться в одиночестве было вызвано горем из-за потери отца. — Когда на самом деле он трахал тебя. Слишком занят ухаживанием за тобой, чтобы заметить толпы жаждущих людей, ухаживающих за ним. Кэйя усмехнулся. — Никакого ухаживания никогда не было. Мы годами ходили на цыпочках вокруг наших чувств. Или, по крайней мере, это делал я. У него была склонность замыкаться в себе и сдерживать свои эмоции. Лучше притвориться, что он вообще ничего не чувствовал, чем столкнуться лицом к лицу с ужасающей интенсивностью, с которой он что-то чувствовал. Дилюк приподнял брови. — Хм. — Чувствуешь, в себе отклик? — поддразнил Кэйя. — Заткнись. Нет. — Его выдавали покрасневшие щеки. Прямо как прошлый любовник Кэйи. — Но в любом случае, это была забавная история. Однако я не могу представить, чтобы моя компания была выставлена на всеобщее обозрение. У вас, ребята, не было Твиттера, но, похоже, вам это было и не нужно. — Он, конечно, предпочел бы больше уединения. Мне выпала честь быть избавленным от большинства безжалостных сплетен, несмотря на мое иностранное происхождение. Будучи его рыцарем, я был в безопасности в его тени. — По большей части. Все, что потребовалось, — это один влиятельный человек, чтобы поднять вопрос, что Артур злоупотребляет корнями Кэйи. — Это удивительно. Я бы предположил, что люди будут безжалостны по этому поводу, учитывая, насколько они расисты сегодня. — Они, конечно, говорили, но редко о моем происхождении. Больше всего жалоб я получал от людей, называвших меня его щенком, потому что все, что я делал, это ходил за ним повсюду. — Кэйя пожал плечами. — Не могу сказать, что мне это не понравилось. Трудно чувствовать себя оскорбленным, когда оскорбление касается того, как сильно ты кого-то любишь. Губы Дилюка дрогнули в улыбке. — Это очень мило, что ты так открыто говоришь о своих чувствах к нему. — Правда? — Ага. Я никогда в жизни никому не признавался. Даже влюбленности не было. Я не могу себе представить, насколько это уязвимо. — Ты практически признаешься мне каждый день. — Заткнись. Я запал на твои сиськи, а не на тебя. Кэйя рассмеялся. — Очень красивые сиськи. — Он бросил ободряющий взгляд в сторону Дилюка. — Но, если быть до конца честным, это не я признался. А он. Взгляд Дилюка был сосредоточенным, задумчивым. — Будем надеяться, что я унаследовал часть этой смелости. — Ты определенно унаследовал его рассеянность. — В смысле? — В смысле то, как люди смотрят на тебя, — сказала Кэйя, забавляясь замешательством Дилюка. — Я знаю, что они пялятся на меня. Они думают, что я странный. Я не общаюсь со многими людьми, поэтому не виню их. Кэйя вздохнула. — Видишь, это то, что я имел в виду. Ты даже не можешь понять, когда люди флиртуют с тобой. — Я… — Он надулся. — Я замечаю, когда ты флиртуешь, — сказал он, его щеки были такими красными, что Кэйе захотелось укусить их. — Тебе проще это заметить, так как я совсем не деликатничаю. Я говорю о маленьких играх взглядов и быстрых прикосновениях. Улыбки, написанные с намеком. Двусмысленность. Ты не заметил, что бариста в Starbucks запал на тебя, не так ли? Или одноклассник, который нарочно сидит позади, чтобы разглядывать тебя? — О чем ты говоришь? Ему пришлось бы объяснить это Дилюку по буквам, да? — Люк, ты прекрасен. Ты просто настолько погружен в свои собственные мысли, что не замечаешь, как все люди восхищаются твоими красивыми глазами. Дилюку потребовалось некоторое время, чтобы ответить. Он ни на чем не мог сосредоточить свой взгляд. — Чепуха. Сказал как истинный Рагнвиндр.***
В метро Дилюк вскоре задремал, его голова качалась от несколько неровных толчков поезда. Поскольку они были в вагоне одни, Кэйя осторожно взял голову Дилюка и положил ее себе на плечо, устраиваясь как можно удобнее, чтобы у того не заболела шея. Дилюк проспал всю дорогу, тихо посапывая, пока Кэйя расчесывал пальцами его волосы — всегда заботясь о том, чтобы не растрепать волнистые пряди. Он сказал себе, что сделал это просто для того, чтобы усыпить бдительность Дилюка — и сохранить его удобство; он не хотел, чтобы молодой парень пострадал при одной из тряск поезда. Но нельзя было отрицать тот покой, который Кэйя испытывал, прижимая Дилюка к себе, ощущая тяжесть его головы на плече. Прошли долгие минуты тишины, пока автоматический голос не объявил об их остановке. После нескольких походов в бар Дилюка Кэйя понял, что на самом деле на крыше поезда не пряталась женщина, которая могла бы говорить сквозь стены.Следующая остановка: Вольфендом — Пересадка: линия метро Д.
— Люк, — позвал он, тихонько почесывая Дилюка по виску, чтобы подразнить его и разбудить. — Мы на месте. Юноша заскулил, прежде чем открыл глаза, все еще прижимаясь к Кэйе. Он пошевелился, только тогда заметив конфигурацию, в которой они находились. Его мысли хлынули в сознание Кэйи — как это обычно бывало, когда он просыпался и еще не успел овладеть своим пространством. Большинство из них было связано с его бабушкой — женщиной, с которой, насколько понял Кэйя, у Дилюка были горько-сладкие отношения. Дилюк взглянул вверх на Кэйю, встретив его пристальный взгляд с застенчивым выражением в глазах. Затем он улыбнулся, прежде чем выпрямиться. Он не упомянул о том факте, что спал на плече Кэйи, но его радость была ощутимой. Как солнечный свет, пробивающийся сквозь занавески, которые он поспешно задернул, пытаясь сохранить хладнокровие. Быть источником этого солнца было восхитительно. На улицах Кэйя был поражен разницей с тем Вольфендомом, который он когда-то знал. Городской пейзаж перед ним не был лишен теплоты, скорее наоборот — маленькие пекарни и семейные магазинчики готовились к открытию, пожилые пары сидели на своих террасах, чтобы вместе насладиться рассветом, и большие здания, усеянные несколькими освещенными окнами. Но это было совсем не похоже на ту страну свободного владения волков, свирепых и преданных Андриусу, которой она когда-то была. Некоторые из этих зданий были настолько высокими, что достигали неба, но в отличие от центра города, где небоскребы пронзали облака, эти сооружения были столь же велики, сколь и высоки. Кэйе стало интересно, сколько же там живет людей. — Тут не очень красиво, — извиняющимся тоном сказал Дилюк. — Многие из этих зданий построили пятьдесят лет назад, чтобы приветствовать новую волну иммиграции, поэтому они не были построены с учетом эстетики. Но было несколько проектов, направленных на то, чтобы сделать это… красивее. Я боялся, что это откроет двери для джентрификации, но большинство проектов являются местными. — Он указал на здание с высокой фреской из блестящего стекла. Затем еще один, с балконами, увитыми цветущими виноградными лозами, некоторые оплетали колонны и уличные фонари. — Этот тип цветочного декора очень похож на сумерский, — отметил Кэйя, обводя взглядом лестницы, украшенные цветами сверху донизу. — Здесь живет большая сумерская община, так что я не удивлен. Действительно, Кэйя узнал аромат свежеиспеченных сумерских десертов, когда бородатый мужчина открыл свой магазин. В его витрине была выставлена пахлава, истекающая медом, и наммурас, сияющий мягким блеском атыра, и хотя Кэйя больше не чувствовал голода, это желание набить рот сладкими лакомствами было самым близким к тому, что он помнил об этом. Это и все, что он чувствовал, когда смотрел на бедра Люка. Дальше по проспекту все так же гордо возвышался старый колизей. Он не сдвинулся ни на дюйм, как будто был запечатлен во времени. Но дух Андриуса исчез. Кэйя могла сказать наверняка — иначе ни один человек никогда не смог бы поселиться поблизости. — Это мой дом, — сказал Дилюк, когда они подошли к высокому побеленному зданию. Он, несомненно, был одним из самых высоких. — Давай поднимемся на крышу. — О, вот что ты имел в виду, — ответил Кэйя, следуя за Дилюком к подъемной платформе. Он без особого удивления узнал, что в the Sims это называется «лифт». Сим-Дилюк и Сим-Кэйя получили от него массу удовольствия. — Отведешь меня на крышу дома твоего детства, чтобы вместе полюбоваться восходом солнца. Как романтично с твоей стороны, мой Люк. — Иногда я могу быть милым. Стоя на крыше, Кэйя понял, что имел в виду Дилюк, когда сказал, что восход солнца единственный в своем роде. Это было восхитительное сочетание пастельных тонов с яркими золотыми вкраплениями, акварельная картина, заливающая весь город. Кэйя облокотился на перила, наблюдая, как розовый солнечный свет заливает колизей. Мягкая, но яркая палитра отражалась на немногих облаках, оставшихся на небе. Вскоре над окрестностями заморосил мелкий дождь, как будто облака были слишком спелыми фруктами, лопающимися от росы. Капли ни в малейшей степени не затемняли пейзаж — напротив, они были похожи на жемчужины, упавшие на город. Кэйе потребовалось много времени, чтобы понять, что он улыбается. Какая-то часть его чувствовала себя так, словно он бывал в этом месте, на этой крыше, тысячу раз раньше. — Сказать, что я рад, было бы преуменьшением, — нарушил он молчание. Дилюк не смотрел на восход солнца. — Я знал, что тебе понравится. Такой же изобилующей цветами, как и ты. — Ты называешь меня изобилующим цветами, но именно ты привел меня сюда. — Заткнись, — заскулил Дилюк, но он не выглядел взволнованным или раздраженным. Совсем наоборот. И если и было что-то прекраснее этого восхода солнца, так это его радужное отражение в глазах Дилюка. — Спасибо. Прошло много времени с тех пор, как я находила время побаловать себя чем-то таким прекрасным, — сказал Кэйя. Или кем-то еще. — Готов поспорить. — Дилюк стоял прямо, но его пристальный взгляд не отрывался от Кэйи. — Я приводил тебя сюда бесчисленное количество раз, когда мне было грустно. Моя бабушка не очень хорошо умела меня утешать, так что я просто дулся здесь один с часами. — Мне кажется, что она много раз была причиной твоего горя. Он замолчал, наконец отведя взгляд в сторону колизея. — Это сложно. Она была моей единственной семьей, и я люблю ее. Но иногда она вообще не чувствовала себя членом семьи. Кэйя потянулась к руке Дилюка и крепко сжала ее. — Вот так ты обнимал меня, когда тебе было грустно, нет? После короткого мгновения шока Дилюк рассмеялся. — Да, верно. — Он уставился на их переплетенные руки, ухмыляясь. — Это так непристойно, Кэйя. Держаться за руки до свадьбы? Что дальше, минет? — Ты не поверишь, насколько я хорош в этом. — О боже, заткнись. — Ты первый начал. — Я пошутил! — А еще говорят, что юмор — это врата к сердцу. — Он подтолкнул Дилюка локтем. — Или к кровати.***
В квартире, где прошло детство Дилюка, стоял странный запах. Не что-то осязаемое — оно было достаточно необычным, чтобы Кэйя мог сказать, что источник был магическим. Даже Дилюк, хотя он все еще был младенцем в плане магии — тот, кто, по общему признанию, мог вызвать смертоносный огненный шторм, — был подозрителен. Он закрыл дверь, принюхиваясь к воздуху. — Ты чувствуешь этот запах? — спросил он. Затем, в их головном пространстве, через фильтр Дилюка проскользнула мысль. — Это волшебство? — Да, это волшебство. — Запах — жженой карамели и кофе — был сильнее в старой спальне бабушки Дилюка, но Кэйя не хотел торопиться. Он уже заметил три руны, нарисованные на дверных петлях, и один оберег, висящий на кухне — замаскированный под корзину с фруктами. Было очевидно, что бабушка Дилюка использовала магию и, возможно, даже знала, что Дилюк тоже был адептом. Сама квартира была простой, маленькой и тускло освещенной. Даже когда Дилюк открыл окна, чтобы впустить немного свежего воздуха, темнота прилипла к стенам, словно несмываемая пленка, окрашивающая воздух в оттенок сепии. Неудивительно, что Дилюку не нравилось это место. В гостиной Кэйя нашёл еще два оберега — ожерелье в вазе и набор драгоценных камней, спрятанных среди стеклянной гальки в керамической миске. Он взял их все и положил в сумку, которую принес с собой Дилюк. Не было никаких сомнений, что им пришлось бы охранять квартиру Дилюка, если бы они забрали домой все, что хранила в квартире его бабушка. Когда он встал, его взгляд упал на фотографии в рамках, стоявшие на комоде. В самом комоде было немного фарфора — похоже, даже современным бабушкам нравилось коллекционировать посуду, которой они никогда не пользовались, — но фотографии заинтересовали Кэйю. Большинство из них были его отца. Крепус, если Кэйя хорошо запомнил. Крепус был совсем не похож на Дилюка — если не считать типичных для Рагнвиндра рыжих волос и янтарных глаз. Там, где Дилюк был мягким и деликатным, Крепус был сплошь мускулами и добродушными улыбками. Фотографии воспроизводили его историю. Кэйя взял одну из них, где он держал ребенка, такого маленького, что он был похож на маленького котенка. С его крошечными ручками, веснушками и копной рыжих волос это должен был быть Дилюк. Невозможно было не заметить блаженства на лице его отца. Это была единственная фотография Дилюка на комоде. Дилюк вышел из своей спальни, его лоб в замешательстве наморщился. — Я не понимаю. Мой нос сходит с ума. Я чую тысячу разных ароматов, и меня от этого тошнит. Действительно, если бы Кэйя сосредоточился, он смог бы точно определить больше запахов в квартире. Но не тысячу. Для Дилюка было нормальным чувствовать себя подавленным; это было все равно что зайти в парфюмерный магазин на пустой желудок. Какими бы восхитительными ни были ароматы, наступал момент, когда организм больше не мог этого выносить. У Кэйи было больше опыта в этом вопросе. В прошлом распознавание различных магических запахов было ключевым компонентом победы в битве, поскольку большинство людей не использовали руны, стирающие запахи, если у них не было очень четкой руны. В квартире было всего два набора ароматов. Повсюду были горящая карамель и кофе. Ниже ноты мяты и этанола были более дискретными и размеренными. Ни один из них не был фирменным ароматом Дилюка: валяшки и травы-светяшки. Таким образом, по логике вещей, они принадлежали соответственно его отцу и бабушке, или наоборот. Кэйя достал из кармана шелковый носовой платок. Он был надушен чистой эссенцией перечной мяты, которая отлично помогает от тошноты. Рыцари обычно подносили их к носу, когда их переполняли волшебные ароматы, причем мята была достаточно сильной, чтобы скрыть интенсивность. Масла были извлечены с помощью сложных процессов, сочетающих химию и магию, — техника, разработанная алхимиками, большинство из которых являются кузнецами бурь, специализирующимися на дендро. Хотя кузнечное дело бурь было наиболее распространенным видом магии — по крайней мере, по сравнению с кузнечным делом крови или кузнечным делом боли — специалистов по дендро было трудно найти. Вот почему их работа была бесценна. Кэйе никогда не требовалось использовать больше двух капель эссенции, и все же, даже пять столетий спустя, аромат мяты не выцвел. — Прикрой этим свой нос, это успокоит тошноту, проинструктировал он, наблюдая, как расслабляется лицо Дилюка. — Спасибо. — Он уставился на открытую дверь, ведущую в его спальню. — Ты был прав, моя бабушка определенно скрывала что-то, связанное с моим отцом. Я не был здесь с тех пор, как она умерла, и могу сказать, что кто-то рылся в моих вещах. — Здесь нет ничего удивительного. — Он скрестил руки на груди. — Запах, доносящийся из ее спальни, кажется мне слишком резким для носа. Держу пари, это приманка. Горящая карамель привела их к шкафу старухи, в котором они нашли оберег, застрявший в подкладке жилета. — Как тебе удается всегда быть на два шага впереди? — спросил Дилюк, глядя на оберег, пока Кэйя убирала его обратно в шкаф. Им не нужно было больше причин, чтобы привлечь монстров. — Я знаю, как мыслят адепты. Пойдем со мной, — поманил он, направляясь в комнату Дилюка. Она была простой, как и все в этой квартире, но, скорее всего, не по воле Дилюка. Хотя его студенческая квартира была маленькой, она полностью принадлежала ему — с полками, до краев заполненными книгами, несколькими постерами в стиле фэнтези в спальне и самыми странными вазами везде, где для них было место. Однако в этой спальне не было никаких украшений. Даже не детских рисунков. — Раньше у меня на стенах висела куча всякой всячины, — объяснил Дилюк, чувствуя, что Кэйе любопытно. — Билеты в кино, рисунки, несколько фотографий на полароид. Она выбросила их все, когда меня не было дома. Челюсть Кэйи дернулась. — У тебя была прекрасная бабушка. Дилюк только пожал плечами. Затем Кэйя закрыл глаза, позволяя своему носу видеть за него. Он шел по запаху мяты и этанола, пока не нашел портфель, спрятанный в ящике с игрушками под десятками плюшевых игрушек. Поверх него было устроено отделение. Он сел на кровать, положив туда портфель. — Тебе не кажется это знакомым? Дилюк покачал головой. — Это так жутко. Она подождала, пока я уйду, и положила его туда. Она скрывала это от меня. — Или защищала тебя. Дилюк вздохнул. — Возможно. — Он схватил портфель и перевернул его. — На висячем замке есть код, который нужно ввести. Шесть цифр. Давай я попробую ввести день рождения моего отца. Дилюк попробовал несколько комбинаций цифр — день рождения своего отца, своей бабушки, официальная дата смерти отца, день его выпуска. Ни один из них не сработал. Он был явно расстроен, пока Кэйя не предложила ввести его собственный день рождения. Хотя Дилюк, казалось, сопротивлялся — и Кэйя не мог его винить, — он все равно сделал это. Висячий замок поддался со щелчком, и горькое облегчение разлилось по лицу Дилюка. И все же портфель не открывался. Вместо этого вокруг него появилось кольцо из красных рун. — Что это? — спросил Дилюк, проводя пальцами по надписи. — Руна? Это было так, как если бы Кэйю ударили. Он втянул в себя воздух, затем выдохнул. — Это заклинание из Бездны, — нахмурившись, сказа Кэйя. — Ты имеешь в виду… Мой отец работал с бездной? — Или, по крайней мере, знал о них достаточно, чтобы использовать их магию. — Он похлопал по портфелю. — Этот вид рун создается с помощью кропотливой работы. Это разновидность магии, которая охватывает все проявления боли, включая привязки, проклятия, клятвы и наговоры. Боль — это валюта в магии. Вот почему кузнецы боли редко разглашали свою магическую специальность, даже в мое время. В то время как большинству адептов пришлось бы чем-то пожертвовать, чтобы наложить проклятие, у кузнецов боли нет ограничений. — Они манипулируют болью, — начал Дилюк, замедляясь, чтобы выразить свои мысли словами, — поэтому они всегда могут заплатить цену. — Они также могут избавлять от боли. Наговоры, клятвы и проклятия сродни утонченным формам боли. Но точно так же, как уголь и алмазы по-прежнему остаются углеродом, проклятия по-прежнему причиняют боль. Если вы почитаете более старую литературу о магии, то, возможно, обнаружите, что некоторые называют очищающие проклятия экзорцизмом. — Вот почему так востребованы мастера боли, — попытался объяснить Дилюк. Он был осторожен в своих предложениях, но они были на носу. Кэйя гордилась, видя, как быстро Люк совершенствуется. — Они могут накладывать проклятия и снимать их. — Некоторые, возможно, лучше справляются с накладыванием, чем с очищением, но да, ты попал в точку. — Кэйя улыбнулся, погладив Дилюка по голове. — Ты быстро учишься. — У меня хороший учитель. Еще несколько похлопываний для Дилюка. — Теперь, когда ты знаешь основы, я могу сказать тебе, что меня беспокоит. — Дилюк с энтузиазмом кивнул. Мало кто так стремился учиться. Юноша впитывал слова Кэйи с такой неподдельной жаждой знаний, что можно было сказать, что Дилюку нравилось учиться. — Само по себе создание боли возникло не в Бездне. Это такая же отрасль магии, как и любая другая. Но кузнецам боли, из-за их способностей, часто приходилось прятаться, чтобы их не похитил Орден Бездны. — Как долго существует Бездна? — В мое время это уже было проблемой, хотя никто точно не знает, как это произошло. Некоторые говорят, что он был рожден из хаоса, а затем связан Арией, богиней Знания и укротительницей бога Хаоса. Затем Ария упала. Без нее Бездна процветала до того, чем она является сегодня — во главе с тремя предвестниками. — И один из них — человек, который бросил Кэйю в тюрьму, — Артур, дурак, называвший себя Королем. — Итак, по сути, все это началось из-за того, что какой-то чувак хотел власти и не получил ее. — Как и большинство вещей. Власть — это болезнь; немногие знают, как ею владеть. И все же, в то же время, бог Хаоса все еще остается богом — для него вполне естественно искать признания у смертных. Это единственное, что поддерживает в нем жизнь. — В этом есть смысл. Но какое отношение к этому имеет мой отец? Он был мастером боли? — Я уже подхожу к этому. Помнишь, что я говорил о кузнецах боли? — Они могут накладывать проклятия или снимать их, — подсказал Дилюк, уже более уверенно. — Грубо говоря, да. Первых называют чародеями, вторых?.. — Голос Кэйи звучал протяжно, когда он кивнул в сторону Дилюка. — Экзорцисты, — ответил он, как ребенок, проходящий тест. — Хороший мальчик. Дилюк выглядел таким довольным собой, что зрелище было восхитительным. — Дай-ка я угадаю: Бездна охотилась за чародеями. — Абсолютно. Проклятые с большей вероятностью искали экзорцистов, в то время как чародеи становились человеческим оружием в руках Бездны. В конце концов, они разработали руны и заклинания, которые были настолько пропитаны магией Бездны, что обычные чародеи не смогли бы использовать их без тщательной практики. Шестеренки в голове Дилюка сдвинулись с мертвой точки, некоторые гипотезы просочились в сознание Кэйи. — Итак, ты хочешь сказать, что мой отец был чародеем. Тот, кто мог бы использовать руны Бездны. Итак… — Он побледнел. — Он действительно работал с Бездной. Кэйя поджал губы. — Да, вполне вероятно, что всё именно так. Трудно было винить Дилюка за то, как гневно сверкнули его глаза. Кэйя сочувствовал ему. Каждое открытие правды — о его отце, истории его страны, его собственных скрытых способностях — было еще одной трещиной в здании его жизни. Все, на что надеялась Кэйя, — это на то, что это здание не рухнет. — В любом случае, ты знаешь, как его открыть? — спросил Дилюк, смирившись. — Попробовать карманные часы? Это наше лучшее предположение. Если это не сработает, нам придется выяснить, что говорят руны. Удача была на их стороне. После того, как карманные часы были помещены в портфель, он, наконец, открылся, защелка поддалась автоматически. Внутри находилось устройство, которое Дилюк когда-то назвал «ноутбуком», точно такое же, как тот, который он брал с собой на занятия, но более грубое по краям и немного более компактное. Там же было несколько фотоальбомов, заполненных детскими фотографиями Дилюка. Последняя фотография была сделана примерно в день его второго рождения. Раньше он был таким симпатичным, очаровательным созданием — Кэйя могла бы съесть его живьем. Наконец, под ноутбуком лежал дневник.***
Кэйя не был тем, кого можно было бы назвать экспертом в алхимии, но ему и не нужно было им быть, чтобы понять записи Крепуса Рагнвиндра в его дневнике. Первая уверенность заключалась в том, что этот человек не был историком. Формулы, химические уравнения и алхимические принципы были нацарапаны на каждой странице почерком человека, увлеченного своим ремеслом и стремящегося добиться результатов — настолько стремящегося, что у него едва хватало времени писать. В нескольких заметках на полях некоторых страниц Артур упоминался как «босс» — или, по крайней мере, Кэйя предположила, что речь шла об Артуре, — что еще больше подтвердило их опасения. Но примерно на середине Кэйя перестал листать страницы и вместо этого уделил больше внимания тому, что читал. Каждая новая страница представляла собой новый рецепт, количество и ингредиенты которого менялись. Некоторые были перечеркнуты много раз, переписаны заново, полностью отброшены. До последнего. Дилюк читал через плечо Кэйи, его замешательство росло по мере того, как шок Кэйи становился все более ощутимым. — Ты в порядке? — спросил он, дергая Кэйю за рукав. Кэйя сглотнул, читая и перечитывая рецепт снова и снова, пока его глаза не увидели его, когда он закрыл их, слова, вытатуированные на веках. Кислород, углерод, водород, фосфор, азот, калий, сера, натрий, хлор, магний и два неназванных компонента, называемых «катализатором» и «основанием». — Это химическая процедура? — Алхимическая, — механически ответил Кэйя, его голос был едва слышен. Этого не могло быть, не так ли? — Для чего этот рецепт? Кэйя медленно выдохнул, удерживая взгляд Дилюка. Его глаза, яркие, как угли, с каждой секундой тускнели, затуманиваясь сомнением. — Дилюк, — начал он, стараясь, чтобы его голос звучал ободряюще, но Дилюк уловил его усилия, и у него ничего не вышло. — Кейя, для чего этот рецепт? Скажи мне. — Это было не столько требование, сколько мольба. — Что он пытался сделать? В глубине души он надеялся, что Дилюк простит его за то, что он разрушил всю его жизнь. — Он создавал человеческое существо.