Рай и ад — одно и то же место, всё зависит от ракурса.

Солнце неизбежно стремилось к закату, пробиваясь последними лучами сквозь цветные стекла Храма. Зал постепенно наполнялся ребятами и послушниками. Для духовенства, как и для прихожан, проповедь была не обязательным ритуалом, но многие приходили сюда по собственному желанию. Отец Арсений всегда очень интересно рассказывал о Библии и Боге. Иногда он мог позволить себе шутку, заряжая позитивом своих слушателей. Они часто пели в конце проповеди, а многие, хотели лично обмолвиться парой слов со священником, и оставались после речи, чтобы задать свои вопросы. Их Храм был открыт круглосуточно, но ночью в нём находились только диаконы. Любой желающий, мог прийти сюда за советом или просто посидеть в тишине и подумать о насущном. Антон иногда приходил сюда днём, пытаясь убежать от собственных мыслей.    Он здесь уже больше месяца, за окном середина октября и возможно, совсем скоро, он сможет повидать родителей. Шаст скучал по ним и надеялся, что за время его отсутствия, они немного смягчатся и ему не придется сюда возвращаться после Нового года. Антон уже привык к распорядку и знал наизусть почти все ежедневные молитвы, но продолжал, на всякий случай, носить с собой теффилот. Учёба давалась ему легко и за всё время, он умудрился ни разу не накосячить и не схлопотать наказание. Иногда он с ребятами помогал послушникам на кухне, а по выходным любил работать в саду.     Шастун прекрасно сдружился с ребятами и всё больше сближался с Ирой. Но девушка не подпускала его слишком близко, ведь почти всегда они находились в компании друзей. С Димой они всё так же, периодически, покуривали за беседкой на площадке, благо погода в этом году баловала и октябрь выдался аномально тёплым. С куревом Антон больше не попадался, да и вообще, практически ни разу не оставался с Арсом наедине. Он уже начинал верить в то, что священник повёлся на его спектакль и решил, что Антон натурал. Других причин тому, что его одного не пытаются «вылечить», Шастун не видел. Он замечал, как девчонки иногда ходят в кабинет к преподобному, и лишь его туда не приглашают. Но он и не расстраивался. Тем проще поддерживать свой образ, без всех этих разговоров и допросов. В общем, по истечению месяца, Антон конечно не мог сказать, что ему здесь нравится, но то, что здесь вполне сносно, он мог заявить с полной ответственностью.         Атмосфера умиротворения окутывала зал, вместе с запахом церковного воска. Все расселись на скамейки и в зале наступила тишина. Все дети разместились на первых рядах. Антон же, как всегда, забился в самый дальний угол, чтобы лишний раз не отсвечивать. Димка, взглядом предложил Шасту пересесть, но Антон, отрицательно мотнув головой, отказался, оставаясь на своём месте.     Через минуту к своей пастве* вышел преподобный и начал проповедь. Как Антон уже знал, проповедь заключалась в изучении Библии. Пастор выбирал темы, а после, доносил слова Господа до своих прихожан, объясняя все нюансы.     Арсений плавно ступал по залу перед алтарём и, иногда активно жестикулируя, что-то объяснял. Наверное, любому далёкому от религии человеку, такому как Антон, было бы совсем непонятно, о чём идёт речь. Только вот в случае с Шастом, сказанных слов он не понимал абсолютно по другой причине. Его сознанием полностью завладел бархатистый, низкий голос, который окутывал изнутри теплотой и комфортом. То лёгкое и приятное чувство, которое полчаса назад разливалось в груди, теперь сконцентрировалось внизу живота тугим и горячим узлом. Возбуждение накатывало снова и снова, с каждой волной опаляя щёки всё сильнее. Лоб парня покрылся еле заметной испариной, а стояк в штанах, начинал приносить физический дискомфорт. Антон, как можно сильнее, прижал друг к другу бёдра, и старался дышать глубже и ровнее, чтобы возбуждение, хоть немного спало. Но как только его взгляд снова натыкался на распятие и голубоглазого брюнета под ним, вожделение вновь отдавалось в паху сильным спазмом. Наверное, именно так ощущают себя люди, принявшие Виагру или что-то подобное.     Пастор медленно двинулся вдоль рядов, продолжая свою речь, всё более самозабвенно и эмоционально. Антон сейчас готов был поверить в любых богов, и начать молиться им, лишь бы Арсений не заметил его состояния. Мало того, что лицо парня было багровым, так ещё и эти блядские форменные брюки не смогли скрыть его стояк.      Встретившись взглядом с голубыми глазами, Шастун с трудом подавил в себе желание выбежать из Храма. Священник обеспокоенно оглядел лицо юноши, и не прекращая проповеди, двинулся к нему. Антон хотел бы сейчас провалиться сквозь землю, только бы избежать этого позора.      Преподобный поравнялся со скамейкой, на которой сидел Шаст и, практически шёпотом, спросил:         — Ты плохо себя чувствуешь?     Антон лишь быстро кивнул, в надежде, что Арсений быстрее отвяжется. Не прерывая рассказа, святой отец, изучающим взглядом окинул парня, замечая, как странно тот прикрывает молитвенником пах и, не скрывая гримасы удивления на лице, указал парню взглядом на дверь.     В ту же секунду Шастун поднялся, и развернувшись, вышел из зала быстрым шагом.      Уже через минуту оказавшись в своей комнате и, по счастливой случайности, не встретив никого на пути, Антон рухнул на кровать. Быстро расстегнув пуговицу и ширинку, Шаст достал член из белья и прошёлся по мокрой плоти кончиками пальцев. От кайфа он тут же зажмурил глаза, но уже через секунду, широко их распахнул, уставившись на распятие. Он больше не мог себя контролировать и, сжав орган в руке, начал быстро дрочить. Парень достиг разрядки буквально в пару движений. Сперма, тугой струёй выстрелила ему на живот, испачкав край, закатанной до самого подбородка, рубашки. Антон продолжал смотреть на крест, размазывая остатки спермы по чувствительной головке. Глаза слезились от мощного оргазма, а голова приятно гудела, не обремененная мыслями. Нужно было быстро приводить себя в порядок, ведь скоро закончится проповедь, и ребята вернутся в комнаты. А ещё, что-то подсказывало Антону, что преподобный обязательно захочет обсудить с ним, его странное самочувствие.  

***

   Спустившись в холл, Антон заметил Ирину, которая стояла у подоконника, опустив взгляд в пол. Казалось, что девушка была чем-то расстроена.     — Ир, у тебя всё в порядке? — парень решил воспользоваться ситуацией и завести разговор.    — Да, всё нормально, — Ира мягко улыбнулась, стараясь не смотреть в глаза.   — Тебе в Храме стало плохо? Мы с ребятами волновались! — Кузнецова ещё сильнее смутилась и немного покраснела.          Антон по-доброму улыбнулся и протянул свою руку к кисти девушки.    — Спасибо за заботу, но всё в порядке, — парень вспомнил, как пять минут назад застирывал свою сперму на рубашке и нервно хохотнул.- Просто душно стало и голова закружилась. От свечей наверное.     Ирина странно взглянула на неуместно хихикающего Антона, но значения решила не придавать. Может и правда у пацана гипоксия мозга.     — Нужно чистым воздухом больше дышать. Составишь мне компанию, после ужина?     На этот вопрос девушка лишь смущённо улыбнулась и кивнула. Антон отпустил её руку и, пропуская даму вперёд, двинулся в столовую.    Ужин прошёл в обычной обстановке. И только Дима иногда косо поглядывал на Антона и Иру, которые обменивались мимолётными взглядами и улыбками.      Предупредив Ирину, чтобы та ждала его внизу, пока Шаст отнесёт свой молитвенник в комнату, Антон быстро удалился из столовой, не замечая, бегущего следом Поза.     — Шаст! — окликнул парня Дима, когда Антон уже добежал до третьего этажа.     — Ты на площадку идёшь?     — Блин, Поз, давай наверное без меня. Ну или можем попозже сгонять… Я просто Иру пригласил прогуляться, — Антон замялся, не зная, как на его слова отреагирует друг.     — Тоха, братан, это плохая идея! — Дима подошёл к Антону, который уже вошёл в свою комнату.     — Ты о чём?    — Ты её для своей легенды охмурить хочешь?    — Бля, нет. Просто пообщаться.    — А лыбитесь вы друг другу, как два дебила, тоже просто? — Дима старался не давить, но он сейчас действительно переживал за подругу.    — Дим, я ничего плохого ей не желаю, мы просто поговорим.- Антон хлопнул соседа по плечу и двинулся к выходу.    — Шаст, как она сказала, у неё типа прогресс колоссальный, и если сейчас она в тебя влюбится, а ты её кинешь, то она в мужиках разочаруется раз и навсегда. И все её труды и мучения пойдут насмарку.- Позов остановил Антона, ухватив за локоть.    — Я тебя услышал. Можешь не переживать. Если тебе так будет спокойней, то  я просто признаюсь ей, что я гей и она не влюбится! — Антон спешно покинул комнату, зная, что внизу его ждёт Ира.     — Если бы это так работало…- уже самому себе сказал Позов, наблюдая за удаляющейся фигурой друга.

***

    Глаза Арсения, кажется могли сейчас испепелить любого, кто встанет на его пути. Ирина что-то рассказывала преподобному и улыбалась, а священник смотрел поверх её головы, на появившегося в фойе Антона. От этого взгляда, Шастун остановился как вкопанный, боясь разорвать зрительный контакт. И если однажды в этих глазах он видел похоть и желание, то сейчас, лишь злость и обжигающий холод.     Ирина продолжала что-то говорить, но преподобный мягко улыбнулся и прервал её. Ира в ответ кивнула и обернулась, заметив Антона.    -О, Тош, мы идём? — ласково промурлыкала девушка, поправляя локон волос.    Арсений, до скрежета зубов, сжал челюсти и поторопился подняться к себе.     — Да, пойдем в сад. — Антон поравнялся с девушкой и галантно приоткрыл ей дверь.

***

  Арсений с силой ударил кулаком в стену, стараясь дышать ровнее и успокоиться. У него всегда были проблемы с контролем гнева, но последние пару лет он старался держать себя в руках. Подойдя к окну, он увидел, как подростки медленно прогуливались по саду. Эта приставучая девчонка сейчас так и липнет к Антону, вызывая в мужчине праведный гнев. Хотелось выбежать в сад и оттолкнуть её от парня, громко крича ей в лицо, что это его мальчик. Господи, ну что за мысли?      Ещё пять минут назад Арс был несказанно рад тому, что Ира сообщила ему о том, что у нее всё налаживается. За полтора года он изрядно намучился с этой девчонкой. Она постоянно срывала сеансы, пёрла против системы и никогда не боялась наказаний. Успокоилась она только после смерти одного из подростков. Правда причину так и не выдала. Арсений часто беседовал с ней, но девушка так ему и не открылась. А вот сегодня, сама пошла на контакт и, с полными счастья глазами, сообщила ему, что ей, наконец-то, понравился мальчик. Но радость мужчины за подопечную длилась недолго. Через секунду девушка озвучила имя Антона, который кстати, пригласил её сейчас на прогулку, и внутри Арса что-то лопнуло. Затаённая детская обида и злость, за многие годы так тщательно скрываемая, в самом дальнем уголке души, сейчас ломились наружу, норовя сломать грудную клетку.      Арсений отошёл от окна и присел на кровать. На него накатила такая гнетущая тоска, что захотелось выть. Нечитаемым взглядом, он упёрся в стену напротив и попытался отогнать воспоминания. Но боль и обида оказались настолько сильны, что он не смог справиться.    И вот уже перед глазами тёмная решётка, в которую он цепляется ослабевшими пальцами. Ему четырнадцать и он уже год учится в этом забытом Богом месте. Когда отец погиб, а мать запила с горя, он познал все радости взрослой жизни. Постоянные собутыльники матери на кухне, пустой холодильник, частые тумаки и оскорбления. Участковый стал членом их семьи, потому что бывал в их квартире чаще, чем в родном доме. Ему было жалко пацана, но напрямую что-то предпринять он не мог. Был вариант лишить Татьяну родительских прав, но тогда Арс отправился бы в детдом, а это вряд ли лучше, матери алкоголички. Спустя пол года он рассказал Арсению о католической школе, куда он мог пристроить парня. Для юного Арсения эта новость казалась спасением. Мать, в тот же день подписала все документы, и Попов отправился в соседний город.     В новой школе его приняли как родного. Все были добры и внимательны к нему. Ему легко давалось изучение Библии и он уже тогда осознавал, что тесно свяжет свою жизнь с религией. Он быстро обзавелся друзьями и дни потянулись спокойной вереницей.     Поначалу Арс не замечал на себе, долгих и внимательных взглядов священника. Потом просто не придавал значения постоянным поглаживаниям по голове и плечам. Не задумывался, почему иногда рука преподобного скользит ниже по спине, а иногда оказывается на худых бедрах и острых коленях. Арсений был наивен, и не ждал подвоха от людей, которые так много для него сделали, и которых он, искренне успел полюбить.   Стёкла его розовых очков разбились в тот момент, когда во время очередной исповеди, дверь в комнатку открылась и преподобный резко прижал его к стене, зажимая широкой ладонью рот. Губы над самым ухом начали шептать пошлости, а грубые руки расстёгивать брюки и стягивать бельё. Он не мог кричать, слезы душили его, а настойчивый голос твердил, чтобы мальчишка не смел и рта раскрыть, ведь ему, всё равно, никто не поверит. Даже сейчас, спустя столько лет, он иногда ощущает эту фантомную боль и кровь, стекающую по худым бёдрам. После этого случая отношение к Арсению, со стороны священника, изменилось. Он стал добрее, баловал подарками и позволял отлынивать от работы. Арс пользовался своим положением, а духовный наставник — молодым телом. На смену боли пришло удовольствие, а мужчина уже не казался подростку таким мерзким. Арсений стал влюбляться, как ему тогда казалось. Хотя сейчас, трезво рассудив над ситуацией, он может с уверенностью сказать, что стал жертвой Стокгольмского синдрома.    Но самый неожиданный удар, он получил, когда его, как ненужный элемент, променяли на новенького парня. Он чуть руки на себя не наложил, загибаясь от этой чёртовой любви. Каждый раз, наблюдая, как счастливо выглядел его соперник, Арсений готов был разорвать его голыми руками, лишь бы снова занять место любимчика. Правда долго наблюдать преподобного с его новой игрушкой, Арсу не пришлось. В один прекрасный день эти двое просто сбежали. С тех самых пор, Попов и затаил обиду и злость внутри себя. Его бросили, в очередной раз. Он не любил, когда кто-то, пытался присвоить себе то, что, по мнению Арсения, принадлежало ему. И именно это сейчас пыталась сделать Кузнецова. Антон-его! И пусть он знает этого подростка совсем недавно, но сейчас, впервые хочется поступить так,  как его наставник — схватить пацана в охапку и сбежать ото всех.      Он конечно не собирается брать Антона силой и, уж тем более похищать, но он может попытаться расположить парня к себе.   Злость постепенно отступила, сменяясь апатией, но его обязанности никто не отменял и через пятнадцать минут, он должен обойти всех детей и пожелать им мирного сна.

***

   Антон лежал на кровати и взглядом изучал светильник под потолком. Сегодняшний разговор с Ирой, во время прогулки, оставил на душе осадок. Шастун действительно, как и обещал Диме, признался Кузнецовой в том, что он гей, но вместо понимания и поддержки, нарвался на скрытую агрессию. Девушка долго объясняла, что это неправильно, и с этим нужно бороться. Ставила себя в пример. Пыталась доказать, что ей помогли именно в пансионе, пока случайно не проболталась, что влюблена в Арсения.     В принципе, Антон её прекрасно понимал, Арс- красивый мужчина, в которого действительно сложно не влюбиться. Шасту было интересно выслушать девушку и Ирина впервые за долгое время, действительно кому-то доверилась. Девушке и в голову не пришло, что парень рядом, кажется, тоже начинает испытывать нечто подобное. Ну или ему так просто кажется, особенно по ночам, особенно когда он дрочит на светлый образ преподобного.      Ирина рассказала, что долгое время не может признаться преподобному, что её уже давно не привлекают девушки, но зато очень привлекает он. Она продолжает ходить на беседы, лишь ради того, чтобы чаще находиться с Арсением наедине. Когда Антон поинтересовался, о чём они говорили в фойе, перед прогулкой, Ира сначала немного замялась, но всё же призналась. Девчонка настолько потеряла голову, что решила вызвать в Арсе ревность. И это, по её словам, ей удалось! Священник так взбесился, когда узнал о том, что ей нравится Антон, что чуть взглядом их не испепелил.    Шастун сначала хотел возмутиться, что его втянули во всё это, даже не предупредив, но потом решил, что ему это, сыграет только на руку. Он предложил Ире притвориться парой, точнее изображать симпатию друг к другу. Девушка, тем самым, выводит на ревность пастора, а Антон поддерживает гетеросексуальный имидж. Оба так сильно обрадовались этой гениальной идее, что Антон не сразу заметил, что странное чувство под рёбрами, начинает царапаться изнутри.