Прежде чем всё разрушится

      — Когда остановимся? — устало выдохнул Фрэнк, переводя на остальных рассеянный тусклый взор с лесной глуши — однотипной, за два дня уже заколебавшей видом устрашающих стволов, от которых тянуло чем-то илистым, будто они бродили по болотистой почве, а не мёрзлой земле. — Признаться, у меня нет сил.       У них у всех уже не было сил.       Три дня тянулись так, словно они неделю шли по бескрайней топи деревьев и мягкой, почти вяжущей почве, да и сам лес был очень странным: во вторую ночь, несмотря на выставленные защитные заклинания и дежурящих посменно Августуса и Фрэнка, на палатке были обнаружены рваные следы от огромных когтей. Некоторые ненароком задумались об обитающих здесь оборотнях, а то и хуже — волкодавах, и сейчас эта мысль подтвердилась: после слов Фрэнка где-то вдалеке в наступающей ночи раздался гортанный волчий вой.       — Это точно не волки, — выразил опасения Антонин, когда все остановились и замерли, прислушиваясь к раздающемуся звуку. — Похоже, мы действительно в лесу, в котором обитают волкодавы.       — Кто о них знает что-то? У кого были хорошие отношения с уроками по уходу за магическими существами? — настороженно полушёпотом спросил Адам, равняясь с Томом, пристально всматривающимся в сумрак.       Гермиона резко выдохнула пар изо рта, приподняла со лба вязаную шапку и отозвалась:       — Волкодавы обитают только в зонах смешанных и хвойных лесов на территории русских, причём преимущественно на севере. По идее, их не должно быть здесь...       — Если кто-то не впустил их в этот ареал, например, как оружие во времена недавней войны, — задумчиво добавил Джонатан, заметно хмурясь. — На них не действуют заклинания вроде отталкивающих и дезиллюминационных.       Даже те, кто не знал, что это за существа, напряглись, явно представляя, какую угрозу несут волкодавы, раз на них не действуют некоторые заклинания, причём самые актуальные в их ситуации.       Гермиона не могла справиться со сдающими нервами: чем дальше они уходили вглубь и преодолевали милю за милей, тем сложнее ей становилось выносить настигающее чувство опасности, да такое, что пылающий город казался не таким уж и страшным, чем то, что могло подстерегать в этом странном лесу.       Не первый день её невыразимо штормило, бросая из крайности в крайность: из проступающих слёз в гортанный смех, из порыва удалиться и спрятаться ото всех к желанию каждого обнять, подбодрить, утешить. На третий день Нагини, несмотря на глубокую задумчивость и ярко выраженные переживания, уже смотрела на неё со смешанными чувствами: то Гермиона бесцеремонно и даже с упрёком высказывалась о её бесполезной вере победить проклятье маледиктуса, то, наоборот, подходила к ней, когда они останавливались передохнуть, заботливо кутала в плед и взволнованно интересовалась, как та себя чувствует.       На третий день до Гермионы дошло, что бесконтрольную смену её настроения замечали все, и ей вдруг стало неукротимо страшно, что в этом самом лесу кто-то устроит настоящий допрос о том, что с ней происходит и кто она такая. По сути, у большинства должно быть много вопросов к ней, если даже взять во внимание ту цепь молнии, что она швырнула в неприятелей и разбила аж убивающее проклятье, нацеленное на Тома — ошеломление от случившегося она и сама едва сдерживала, но Фрэнк, Адам, Августус и Том хранили молчание. Первый пытался развеселить всех, однако на третий день даже его озорные смешки прекратились, сменившись на угрюмое молчание; второй не отступал от Тома и нередко косился на Гермиону с такой странной физиономией, будто решал в голове сложную задачу; третий был уныл и крайне молчалив, пока его кто-то не спросит о чём-то; и последний все эти дни оставался крайне решительным и собранным, однако осунувшееся бледное лицо приняло алебастровый оттенок, усталостью заострив и без того угловатые черты. Гермиона буквально нутром чувствовала, что очень скоро кто-то попытается в неё вгрызться с допросом, и постоянное сопровождение Антонина или Джонатана нисколько от этой мысли её не спасало.       По ночам она нервно обнимала себя, ощущала невыразимое тепло, держащее её в колючих, подбивающих на что-то рукавицах, и бездумно пялилась на сияющий белоснежно-голубой огонёк, чтобы не закрыть глаза и не предаться лезущим в голову размытым очертаниям Тома и Антонина. К первому её по какой-то необъяснимой инерции постоянно тянуло, неведомыми силами по старой памяти чуть ли не заставляя прилипнуть к ладоням в поисках необходимого тепла, а ко второму было что-то такое, от чего она сама в ошеломлении отрекалась, едва разбирая, как словно изворотливые щупальца дьявольских силков стискивают её, душат и утягивают в топь. Не смея прикоснуться к Тому, она интуитивно раз за разом хваталась за ладонь Антонина, будто в поисках желанного тепла, но находила совсем не то, что так требовала воцарившаяся в ранее испепелённом нутре душа.       Антонин тяжело дышал, с пониманием и утешением заглядывая ей в глаза, молчал, не зная что сказать, и отводил уставший взор в сторону, явно ощущая смиренность и без настороженных, укоризненно брошенных взглядов Джонатана, постоянно утыкающегося в воротник куртки и прячущего ладони в рукава. Каждой клеточкой существа Гермиона чувствовала, насколько неодобрительно настроен на их счёт Джонатан и, признаться, она сама не одобряла свои некоторые бесконтрольные порывы, требующие взяться за тёплую ладонь, потому каждый раз заставляла себя не думать ни о чём, кроме того, что им как можно скорее нужно выбраться из леса.       А он с каждой пройденной милей становился опаснее.       — Никому не отставать от группы, идём по двое, каждый следит за другим. Ещё час, затем остановимся, — скомандовал Том и направился вперёд, пряча замёрзшие ладони в тёплую мантию и бросая взгляд на поспевшего за ним Адама, рядом с которым семенил Жюль, держа мерцающий огонёк, рассеивающий опускающийся мрак.       Гермиона продолжала молча стоять и смотреть в спину удаляющимся волшебникам, сгруппировавшимся по двое, как из неподвижного состояния её вывел голос Джонатана:       — Идёшь?       Она повела плечами, будто сбрасывая что-то тяжёлое, и оба последовали за остальными, заключая процессию.       В молчании они прошли чуть больше часа, один раз замирая от послышавшегося волчьего воя, пока Том не остановился, оборачиваясь ко всем, и не объявил, что здесь они останутся на ночь.       — Третий день на исходе, так? — послышался голос Фрэнка. — Ощущение, что лес бесконечен.       — Мы не могли попасть в магическую зону? Например, ощущать себя дезориентированными, или ходить по кругу, или... — предложил Антонин, доставая из бисерной сумочки Гермионы палатку, в то время как Августус и Адам подготовились её расставлять.       — Тогда мы встречали бы один и тот же вид, — возразил Джонатан, оставляя Гермиону и подходя ближе к остальным.       — Если хочешь знать, то эти деревья для меня все на одно лицо, — не беззлобно тут же рявкнул Антонин, раздражённо бросая палатку в сторону.       — Кто-то следит за тем, насколько повторяется лес? — нахмурился Фрэнк, интуитивно поднимая глаза сначала на Тома, затем на Джонатана.       — У меня глаза не то чтобы ничего уже не замечают, а даже не видят от усталости, — полушёпотом сообщил Адам, размахивая палочкой и наряду с Августусом возвышая палатку над землей.       — Тони, не вводи никого в заблуждение, — решительно потребовал Том, смиряя его предостерегательным взором. — Ночью бессмысленно определять по лесу, в какой зоне мы находимся. А днём точно не встречались одни и те же деревья.       — Кто сегодня остаётся на дежурство? — тем временем поинтересовалась Гермиона, устремляя прямой взгляд на Тома.       Тот быстро оглядел остальных, явно прикидывая, кто уже дежурил, а затем снова посмотрел на неё и распорядился:       — Сначала отдыхай ты, затем сменишь меня.       Все впитали информацию и занялись своими делами: уже в палатке Нагини вытащила еду, раскладывая на столе, Фрэнк молча помогал разделить порции, Адам переодевался в другой дорожный костюм, а Августус мешком рухнул на свою кровать, отказываясь от ужина и готовясь провалиться в сон. Зайдя в палатку, Гермиона поджала губы, по осунувшимся лицам определив никчёмное настроение каждого, и, решив тоже отказаться от ужина из-за отсутствия аппетита, опустилась на свою койку в глубине комнатки.       Неожиданно перед ней вырос Джонатан, который мгновенно опустился перед ней на корточки, трогая едва теплеющей ладонью лоб, от прикосновения показавшийся ей лихорадочно горящим.       — У тебя высокая температура, — констатировал он, прямо пронзая её ясными глазами. — В сумочке есть аптечка?       Почему-то не нашлось сил даже ответить, поэтому она едва заметно кивнула и мешком свалилась на спину, кое-как разлепляя веки и устремляя туманный взор в брезентовый потолок, чтобы не провалиться в сон.       Тело, очевидно, ощутив расслабление и тёплую постель, предательски сдавалось и приходило в озноб, поэтому, когда Джонатан вернулся со снадобьем, Гермиона с усилием распахнула ресницы, находя себя в состоянии лихорадочной крупной дрожи. Тот молча помог ей принять сидячее положение, влил отвратительную на вкус микстуру, что-то бормотал, чего не различала Гермиона, а затем перед глазами наступил непроглядный мрак, обжигающий удушливым жаром.       Вскоре замелькали рассеянные серебристые фигуры, возвышающиеся и обступающие в тесный круг так, что когда Гермиона ощутила себя буквально зажатой, то попыталась их оттолкнуть, но непослушные ладони едва ли приподнялись, не в состоянии выразить сопротивление. Призрачные фантомы коснулись её со всех сторон, вызывая бесконтрольный панический вскрик, глухо слетевший с онемевших от ужаса губ, как вдруг от них поднялся многоголосный шум, будто из ничего не улавливающего радиоприёмника. Разные тональности — мужские и женские, низкие и высокие — врезались в голову и становились всё громче и громче, из-за чего Гермиона начала прикладывать все силы, чтобы зажать уши, но руки так и оставались непослушными.       В какофонии пугающих тембров, звучащих скрежетом и шипением, что вызывало дикий страх в нутре, она наконец услышала до боли знакомый, но уже давно забытый голос, заставивший её вздрогнуть:       — ...и они помогут ей? Им точно можно доверять?       Это точно голос Рона — его взбалмошная интонация, ломкий низкий тон, такой забытый под ворохом не только воспоминаний, но и неизмеримого времени.       Прокручивая в голове его интонацию и слова, Гермиона уверилась, что определённо спит. Перед глазами всплыло давно забытое время — её время, в котором она была по другую сторону ото всех тех, кто в этой реальности находился с ней в палатке. Это осознание заставило её обессилить от смешанных чувств, грозившихся вырваться наружу, и неосязаемая тьма повалила её куда-то вниз, заставляя безболезненно, но смиренно рухнуть на колени.       «Неужели там они её не помнили?!» — мысленный истеричный крик срывался с бесчувственных губ. — «Неужели они её не знали?!»       — Ангелу можно доверять — он выведет её. И не трогайте! Сейчас она справится сама. Уже ничто не собьёт её с пути, — призрачным скрежетанием раздался голос Марты настолько далеко, словно она отвечала сквозь толщу льда.       И в этой странной толще раздался треск, из-за которого Гермиона панически подумала о том, что невидимый лёд разломается и колкими осколками обрушится на неё, располосовав на мириады смертельных ран.       — Она поправится, да?..       — Она поправится?..       — ...поправится?..       — ...они помогут ей?       — ...они... ей?..       Треск становился сильнее, и Гермиона истошно закричала, желая всеми силами выбраться из жуткого сна.       Стало ужасно тесно, и наконец ей удалось распахнуть глаза и с жадностью хрипло втянуть в себя воздух.       — Гермиона? — неподалёку послышался шёпот.       В ужасе и замешательстве та бросила взор на стоящую рядом кровать и долго всматривалась в обеспокоенную девушку, стараясь вытащить её образ из памяти, чтобы суметь признать.       Но память будто не поддавалась, лишь напоминая странный момент, в котором Гермиона в затхлом доме бросала проклятья в огромную змею, чтобы избежать её атаки, но не хватало сил — отчаянно не хватало сил защитить себя! — как вдруг перед ней вспыхнул ослепительный свет, озаривший комнату и вызвавший яростное шипение змеи...       — Гермиона!.. — испуганно воскликнула девушка, резко поднимаясь с постели, отступая и с ошеломлением впериваясь в неё.       Гермиона задрожала и, вспоминая пережитую опасность и имея непреодолимое желание защитить себя, приоткрыла от изумления губы, когда палатку начал заполнять такой же ослепительный свет, что и в воспоминаниях.       А затем она опустила взгляд на свои ладони и различила на кончиках непослушных пальцев наэлектризованные разряды, стремящиеся соединиться и чем-то угрожающим вырваться наружу.       Гермиона испуганно вздрогнула и, пересилив себя, резко встряхнула руки, будто сбрасывая образующийся ток, а затем подняла расширившиеся глаза на Нагини, мгновенно признав её.       — Что с тобой происходит? — сорвавшимся тоном нервно спросила та, настороженно разглядывая Гермиону.       Она и сама не знала, что с ней происходит. Необъяснимая энергия распознавалась неукротимым существом, у которого было отчаянное желание вырваться и защитить себя от всего и всех. Оно устремляло её куда-то ввысь, схожим желанием оставить этот мир и войти во что-то новое и ещё не постигнутое ею, потому что здесь...       Взволнованная и крайне ослабшая Нагини — в скором будущем змея, из-за которой где-то далеко в другом будущем грозила почти мгновенная смерть, укуси она её тогда, в доме Батильды на Рождество.       Гермиона неожиданно вспомнила, что на этой неделе наступит сочельник.       Переведя взгляд в сторону, она различила очертания спящего Антонина — в другом будущем отъявленного убийцы, который подвергал её жизнь опасности в Отделе тайн Министерства магии и который грубо подбивал ей под коленями, чтобы она упала лицом в пол перед торжествующим лордом Волан-де-Мортом, будто она какая-то падаль, по словам змееподобного урода, достойная только магловской смерти.       Напротив дружелюбный и импульсивный Фрэнк — вырастил двух мерзавцев, Родольфуса и Рабастана, унёсших с земли не одну жизнь, а один из них женился на безумной Беллатрисе, пытавшей её в поместье Малфоев и оставившей неизлечимый шрам, по-прежнему красующийся на предплечье.       Пугающий отстранённостью и странными взглядами Адам — неизвестно, чем закончилась его история и закончилась ли она, но вырастил такого же ублюдка, как и Лестрейндж, явно приложившего ладонь к обрыву десятка жизней, потому что все они не могли быть другими. Все они убивали! В то время, когда люди гибли ежедневно, умирали даже члены Ордена, на стороне Волан-де-Морта была только единственная потеря, известная Гермионе из рассказов Сириуса Блэка, — они смогли одолеть лишь юного Эвана Розье.       Всё время молчаливый и понуренный Августус — из-за своей сестры всю жизнь мечтавший об отмщении Волан-де-Морту, а сейчас снова обманутый Томом, был всецело на его стороне, увидев нового врага, с которым связалась Астрид по ошибочному решению троих: Гермионы, Антонина и Джонатана. А возможно, это не их ошибка, и рано или поздно приход Гриндевальда должен был произойти.       И, наконец, у выхода очень крепко спал Джонатан, за все эти дни почти не сомкнувший глаз, а в этот раз очевидно погружённый в самый глубокий сон, нагло забравший его прочь из реальности, — Гермиона внимательно уставилась на него и интуитивно поёжилась, с опасением осознавая, как сильно его особенность трезво мыслить и просчитывать разнообразные ходы в каком-то другом будущем наверняка помогла возвыситься Волан-де-Морту, и, как и с Розье, неизвестно, что с ним стало, но, в отличие от отпрыска Адама, у того был сын, который служил системе и фамилия которого была озвучена на кладбище во время возрождения Волан-де-Морта.       Чёрт подери, они все были прародителями поджидающего в другом будущем хаоса, только в этот раз с ними находилась сама Гермиона, и от такого соседства необъяснимый ужас перехватил горло, а вспыхнувшая паника вновь и вновь стирала воспоминания этой реальности, будто всё здесь происходило не с ней, а настоящая жизнь была там — далеко и в неизвестной точке времени необъятного мироздания.       Там, где она слышала живой голос Рона, разразивший разум в удушливом сне.       В голове всё смешалось — Гермионе казалось, что с каждым проведённым днём с той самой утерянной частицей своей души она сходила с ума.       После странных абстрактных снов, в которых блуждали тени и слышался шум десятков неразборчивых голосов, она просыпалась в подавляющем состоянии, а в мыслях неустанно вертелся вопрос: им удалось искривить прошлое и повести мир и жизнь Тома в каком-то другом направлении, а что дальше?       Что делать дальше?       Буквально несколько дней назад разразилась новая война, от которой ей приходилось бежать вместе с остальными, и впервые за эти дни ей в голову пришла мысль, что отныне, войдя в круг Тома и его соратников, ей вряд ли выбраться из него, а вся последующая жизнь должна протекать где-то рядом.       Странно ли оказаться по другую сторону не то что баррикад, где раньше можно было распознать кто свой и кто чужак, а целого мира, где всё развивается и прорастает с самого начала на её глазах?       Это было не только странно, но и необъяснимо страшно: она среди тех, кто строил другой мир, с которым ей всю жизнь приходилось бороться, а сейчас она просто рядом с ними и действительно не видит ничего дурного в том, что они все просто-напросто хотят защитить свою жизнь. Каждый из них это делал — каждый из них защищался.       И то, что они третий день ночуют в палатке, ранее сбежав из павшего города, потому что каждый из них хочет жить, было самым прямым тому доказательством.       Гермиона понимала, что они всё делают правильно, и от этого было не менее страшно.       Неужели её настолько смог изменить Том?       Подняв глаза на Нагини, Гермиона молча покачала головой и решительно встала с кровати — возможно, уже приближался рассвет и ей необходимо сменить Тома.       Мазнув рассеянным взором по спящим волшебникам, она подошла к выходу и, приоткрыв проход, мгновенно выбралась наружу. Там её встретил абсолютный мрак, едва различимые силуэты хвойных деревьев, угрожающе застилающих и без того чёрное небо, и густой туман, разрывающий ночной воздух серебристой дымкой.       — Рано поднялась. Можешь поспать ещё пару часов, — раздался рядом тихий голос Тома.       Гермиона довольно резко посмотрела в его сторону, и, несколько секунд всматриваясь в темноту, смогла различить фигуру, укутанную в тёплую мантию — Том подпирал ствол могучего дерева, запуская кончик палочки в вихри волос и бессмысленно собирая ею пряди в кудри. Будто раскрывая затёкшие и замёрзшие облезлые крылья, Гермиона выпрямилась, ощущая, как внутреннее существо настойчиво призывает отмереть и подойти ближе, ещё ближе, ближе-ближе...       Она сделала неуверенный шаг по направлению и слегка поморщилась от хруста ветки, разломавшейся под ботинком — звук настолько раздирающий, что казалось, все в лесу на радиусе нескольких миль услышали присутствие непрошеных гостей лесной обители.       Наверное, Гермионе стоило что-то ответить, но язык прилип к нёбу, в то время как ноги несли её дальше вперёд, а затем согнулись в коленях, заставляя опуститься прямо напротив Тома и найти глаза по едва видимому блеску.       — Не спится. Я готова сменить, — наконец произнесла она и сжала губы так сильно, словно из горла что-то вырвется без её ведома, а нечто действительно хотело разорвать клетку разума и тела, чтобы полностью контролировать хозяйку с ранее испепелённым, а теперь уже заживающим нутром.       Том сидел неподвижно и так же внимательно всматривался ей в глаза, а затем лишь после долгой паузы хрипло отозвался:       — Тебе холодно?       Гермиона интуитивно окинула себя в доступном кругозоре и обратила внимание, как её пальцы отчаянно трутся и жмутся друг к другу, будто выискивая в этом тепло.       — Вряд ли, — честно ответила она.       Они снова погрузились в тишину, в которой вскоре Гермиона поднялась на ноги и посмотрела вдаль на плотную дымку тумана.       — Ты можешь рассказать мне о том, что тебя беспокоит, — наконец спокойно заявил Том и зашуршал мантией, поднимаясь следом и равняясь с ней, так же бросая взгляд на туман. — Я не могу похвастаться тем, что тебя знаю, но что-то мне подсказывает: ты сама не своя.       Гермиона медленно сдвинулась к нему вполоборота, чтобы всмотреться в заострённые черты, но Том будто её игнорировал, продолжая созерцать стелющийся над болотистой почвой туман.       В отличие от него она знала и точно осознавала, что сейчас Том выбрал не свойственный ему способ выжимать информацию: вместо натиска зачем-то он оказался откровенным с ней.       Или он честно придерживается уговора, который они заключили у неё дома в первую личную встречу без формальностей. Тогда они договорились искренне поделиться планами и ответить на вопросы друг друга, что вышло очень успешно: Том не знал, насколько огромной Гермиона владеет информацией и без него, а ответы на наводящие вопросы для проверки откровенности действительно оказались правдивыми.       Если они чудесным образом смогли начать и даже продолжить взаимоотношения на правде, то не стоило хитрить и обманывать, потому, глядя в поблескивающие в темноте и без того тёмные глаза, Гермиона решительно прошептала:       — Ты, наверное, знаешь, что у меня был крестраж? Так вот, я его лишилась.       Том мгновенно повернул к ней голову, и та буквально проследила за тем, как у него расширились глаза, а лицо приобрело изумлённые очертания, и эмоция была вызвана явно не её признанием в существовании крестража, а тем, что она с ним сделала.       — Что?.. Хочешь сказать, ты умирала?..       — Нет, — покачала головой она и тихо усмехнулась. — Я не умирала и не собиралась. Я всего лишь раскаялась...       — Зачем? — тут же требовательно поинтересовался Том таким тоном, что вся сонливость и усталость выветрилась из его интонации.       — Устала быть неживой, — легко пояснила она, не зная, что добавить.       Тот некоторое время молчал, затем произнёс:       — Пройдёмся неподалёку. Расскажешь, каково оно?..       Тому и вправду было крайне интересно узнать, каково оно — снова вернуть часть себя, и Гермиона не сдержала смешок, прежде чем заговорить. Однако едва Том легонько прикоснулся к её плечу, чтобы подтолкнуть вперёд, как неожиданно произошло несколько вещей. Сначала перед глазами яркой вспышкой осветился лес и показался до боли знакомым, из-за чего Гермиона тут же подумала о Запретном лесе на территории Хогвартса. Самым ясным озарением её прошибло реалистичным воспоминанием — нет, даже не им, а самым настоящим видением, — где Том подталкивал её следовать с ним, когда в очередной повторяющийся день их вместе застала Джинни, признавшая Риддла. В то же мгновение, как видение пропало, от неё отшатнулся Том, впериваясь ошеломлёнными глазами и явно пребывая в смятении — Гермиона сразу же поняла, что яркие образы коснулись и его памяти.       В этот раз ей не удалось сделать вид, что ничего необычного не случилось, но и сам Том не нашёлся, что сказать, потому оба медленно направились к дымке тумана, выжидая, кто заговорит первым.       Здесь Том был другим — не тем, кого она встретила в первые месяцы после выхода из повторяющегося дня, и не тем, кого она увидела на помосте аллеи в сердце Берлина, где он произнёс свою лучшую речь. Он был не тем самоуверенным, циничным и надменным. С февраля заканчивающегося года прошло достаточно времени, чтобы пережитые в этой реальности обстоятельства, изменившиеся из-за вмешательства Гермионы, будто надломили и подменили его.       На самом деле он напоминал того Тома, который был напряжённым, постоянно задумчивым, с невиданной решительностью шагающим к цели, ближайшая из которых заключалась в том, чтобы перейти странный лес, добраться до любого места с регистрацией порт-ключей и переместиться на родину, где все будут в большей безопасности, чем где-либо ещё.       Гермиона запомнила его таким, когда они сбегали из дома Малфоев, когда продумывали, как проникнуть в сейф Лестрейнджей, когда рисковали всем ради идеи достичь чаши Хаффлпафф, когда устремились в Хогвартс, чтобы дать отпор и поставить во всей этой истории жирную точку.       Общими усилиями они достигли того, чтобы будущее Гермионы не повторилось, но здесь время преломилось и исказило события, причём позволив произойти более страшным вещам, а к чему они должны привести — никому не известно.       Но тот факт, что Том проявлял ту же организованность, озабоченность, целеустремлённость, и при этом с ней — незнакомкой, странной ведьмой, иностранкой, прячущей то прошлое, то род деятельности, да и вообще нетипично занимающейся не тем, чем положено в этом времени девушке, — мог быть почему-то честным, будто в тот раз они дали друг другу Непреложный обет, не иначе, вселял веру на достойное его будущее.       И Гермиона отчётливо осознавала, насколько дорогого это стоит.       — Ты тоже это видишь? — наконец спросил Том, когда они постепенно начали входить в очень влажную зону леса, видя, как серебристая дымка врезается им в лицо.       Ей пришлось долго сохранять тишину, которую тот любезно предоставил, чтобы хорошо обдумать и решить, что сказать. Врать и вилять не слишком-то и хотелось, но пойти на поводу самых искренних эмоций она тоже не могла, потому решила рискнуть и проявить независимость и стойкость, нежели пускаться в идиотскую ложь во благо.       — Вижу, но природу происходящего не понимаю.       — И как давно ты наблюдаешь это? Почему никогда не говорила? — включил требовательность Том, теперь уже не сводя пристального взора с Гермионы и абсолютно не обращая внимания на обволакивающий туман, кажущийся разлитым из клубящегося серебристой дымкой котла.       — Представь, если бы ты не видел ничего, а я выразила тебе эти странности? Что бы ты подумал?       — Но я же вижу, — непреклонно возразил тот.       — Но я же не знаю, — легко пожала плечами Гермиона и слабо улыбнулась, отвечая на пристальный взгляд доверчивым, словно показывая свою откровенность. — Мы танцевали, и первый раз меня коснулись странные видения, будто... Будто в какой-то другой жизни мы были знакомы и... даже близко общались. Вот такое это было ощущение.       — А ты веришь в другие жизни? — задумчиво поинтересовался Том, явно соображая над всеми возможными теориями, какие позволяли ему достигнутые за всю жизнь знания.       — Верю. Точно верю, — твёрдо заявила она, кивая и снова вглядываясь сквозь туман в очертания мрачных стволов, покрытых влажным зелёным мхом — казалось, вот-вот они выйдут к какому-то болоту. — А ты?       И не успел тот ответить, как Гермиона ощутила, будто почва под одной ногой уходит куда-то прочь, и даже не успела издать ошеломлённый вскрик, как Том резко схватил её за плечи и потащил назад, на себя. Она не сразу поняла, как сильно хлюпает в ботинке от попавшей туда гнилой воды — нога провалилась почти по колено в трясину, и от этого осознания стало мерзко и тошно. Хотелось поскорее снять ботинок.       — Чёртов лес — не хватало ещё угодить в болото!.. — резко выругалась Гермиона, поддерживаемая Томом.       — Снимай обувь, — скомандовал он, поманив палочкой, с которой уже были готовы сорваться нужные заклинания.       Гермиона наклонилась, развязала шнуровку и попыталась снять ботинок, но пошатнулась, не удержав равновесие, потому Том тут же придержал её и помог ей стянуть со ступни.       И в этот момент снова на мгновение вспыхнул ясный свет, видением сменив лес на школьную библиотеку, в которой Том так же снимал ботинок Гермионы и готовился вылечить рану и очистить уже не от болотистой гнилой воды, а от...       — Ты была в крови, — резко выдохнул Том, рассеянно глядя на мокрую ступню Гермионы и тем временем машинально высушивая обувь и штанину.       — Значит, ты веришь в прошлые жизни?       Тот молча и явно в задумчивости привёл Гермиону в порядок, выпрямился перед ней и только тогда уклончиво ответил:       — Со мной никогда не происходили подобные вещи.       — Со мной тоже, но это не мешает мне верить.       — Ты что-то знаешь об этом? — тут же насторожился тот, склоняя голову набок, чтобы поймать её поблескивающие в темноте зрачки.       — Это магия либо времени, либо ментальной составляющей оболочки мага, а изучена ли она? Ты знаешь, что нет. Остаётся этому доверять или не обращать внимания на происходящее, но мне кажется, ты, как и я, считаешь важным искать смысл во всём, — с полуулыбкой закончила Гермиона и искоса подняла лукавый взгляд на Тома.       Он будто немного растерялся, чуть сузил глаза и приоткрыл губы для ответа, явно сам не зная, что хочет на самом деле сказать. Некоторое время изучающе разглядывая её черты лица, он оставался неподвижным, прокручивая что-то в голове, а затем переступил с ноги на ногу и как-то доверчиво и слишком просто произнёс:       — Я нахожу много схожего между нами.       — Поэтому ты не смеешь мне врать или водить окружными путями?       Том наконец показал ухмылку и отвёл взгляд в сторону, из-за чего Гермиона не стала передавливать и так же отстранённо посмотрела в туман, а затем бросила взор вниз, на топь, в которую недавно ей посчастливилось провалиться. Вглядываясь в тёмные заросли и отвратительно пахнущий гнилью мох, она неожиданно разглядела что-то странное, в то время как Том задумчиво отозвался на её вопрос.       — Некоторых из моих друзей ты знаешь дольше, чем меня, но я их всех знаю с самого детства, потому те, кто проверен временем, амбициями и имеет располагающие меня взгляды и ценности, явно заслуживают того, чтобы я не скармливал им ложь. Если верить твоей теории о прошлых жизнях, то ты вполне заслужила то же, что и они.       — Так всё-таки и ты веришь в прошлые жизни, — скорее утвердительно, чем вопросительно медленно протянула Гермиона, заинтересованно проходя вперёд к кромке трясины, всматриваясь в неподвижную жижу.       — Ты хочешь снова провалиться? — слегка нахмурился Том, внимательно наблюдая за её действиями.       А Гермиона продолжила дальше подступать к жиже и оказалась почти в том месте, где от её ботинка остался глубокий след, уже заполнившийся болотистой густой водой. Она осторожно наклонилась, а после немного вздрогнула, когда ощутила за спиной чуть наклонившегося к ней Тома, который так же заинтересовался тем, что она увидела. С конца его палочки вылился мягкий бело-жёлтый огонёк, осветивший тёмно-зелёную поверхность болота, слева окружённую камышами, а справа похожую на обычную травянистую почву, что обманчиво готова заманить в свою ловушку любого путника.       В колом стоящей жиже виднелся тинистый сапог, по отворотам которого расползались засохшие дорожки от воды. Когда Гермиона перевела взор немного дальше по очертанию контура, то увидела мертвецки бледное лицо, выглядывающее из трясины, потому от необъяснимого испуга резко дёрнулась назад и врезалась в грудь Тома, заставляя его вместе с ней попятиться назад.       — Чёрт подери, там утопленник! — полушёпотом вскрикнула она, мгновенно оборачиваясь к спутнику.       Тот нахмурился ещё сильнее, глядя на неподвижную тинистую поверхность и явно рассматривая восковое лицо утопленника, а затем сощурил глаза и настороженно сообщил:       — Присмотрись вдаль — кажется, там алое сияние.       Гермиона резко обернулась, колыхнув шевелюрой и с тяжёлым дыханием выпустив пар изо рта. Подняв палочку выше, она зажгла на конце тёплый огонёк и отвела его в сторону, чтобы всмотреться вдаль.       На горизонте виднелись очертания стволов, а между ними действительно просвечивалось тёмно-алое мерцание.       — Что это? — почти неслышно она задала вопрос и в завороженности чуть не ступила в топь, но Том быстро перехватил её за локоть и заставил отшатнуться назад.       — Обойдём, посмотрим, — распорядился он и первым осторожно последовал вдоль болота, внимательно глядя себе под ноги. — Иди след в след.       Гермиона крепче сжала палочку в ладони и по пятам последовала за ним, время от времени бросая взгляд вдаль, замечая, как постепенно странное сияние становится ближе.       Пройдя некоторое время в полной тишине, они оказались по другую сторону топи, где почва была намного твёрже и безопаснее, а затем направились в сторону влекущего сияния, приобрётшего розоватые оттенки — вблизи оно мягко расплывалось по всему кругозору, затемняясь в очевидном источнике.       Оба так же молча направились к нему, и когда вышли к небольшой поляне, увидели вход в огромную пещеру, откуда излучался свет.       — Думаю, глупо заходить в пещеру, не зная, что там может находиться, — тихо прокомментировала Гермиона, останавливаясь рядом с Томом, неотрывно смотрящим на вход.       — А если там запрятан какой-то древний артефакт? Ты не чувствуешь магию? — слегка тянущим тоном возразил он.       — Не думаю, что это стоит того. На каждом артефакте стоит защита, если он так излучает. Более того, мы совсем к этому не подготовлены. А вообще... это место похоже на...       Не успела Гермиона договорить, как Том быстро закончил:       — Логово волкодавов.       И будто по команде совсем рядом где-то слева послышалось тихое подвывание.       Оба мгновенно повернулись в сторону и ошеломлённо расширили глаза, увидев между тёмными стволами деревьев огромное существо, крадучись шагающее по сырому мху в их направлении.       В темноте блеснули звериные чёрные глаза, источающие кромешную пропасть, и Гермиона в миг ощутила, как в глотке застрял крик ужаса, а тело буквально онемело, перестав её слушаться. Она хотела бы сообразить защитное заклинание или лучше всего выкрикнуть его, но будто неведанная магия не позволяла сделать ничего, судя по всему, как и Тому, онемевшему и замершему рядом с ней.       Когтистые лапы осторожно пробирались по земле — высокий крепкий волкодав, похожий на неестественных размеров оборотня с существенным отличием в виде заострённых мощных шипов, торчащих по длине всего позвоночника, приближался к ним, не отводя блестящего взора. Он грузно продавливал мох и почти неслышно дышал, но стоило ему оказаться ближе, как его ноздри расширились и звучно втянули в себя ароматы леса.       Гермиона задрожала, но так же от ужаса не могла сдвинуться, хоть и внутренняя сущность забрыкалась и начала призывать дать отпор, а после, будто в ответ на это, Том невообразимым способом отмер и почти неслышно прошептал:       — Не двигайся.       Она постаралась взять себя в руки и не совершать никаких непоправимых движений, но, как назло, энергия бунтовала и неконтролируемым образом скапливалась где-то в груди, решительно соскальзывая уверенным теплом по рукам к пальцам, из-за чего белоснежный разряд начал проступать в воздухе, наполняя округу слабым скрежетанием.       Том очень медленно отвёл взгляд от зверя и то ли испуганно, то ли ошеломлённо посмотрел на её ладони, которые помимо воли Гермионы сами собой начали подниматься к груди в отталкивающем жесте.       Волкодав остановился и перевёл заворожённый взор на белое наэлектризованное сияние, заискрившее между тонкими пальцами.       — Что ты делаешь? — напряжённо выдохнул Том, переводя взгляд обратно на волкодава, который озадаченно продолжал наблюдать за происходящим.       Гермиона не имела представления, что именно делает, но внутренняя сущность точно знала об этом, потому каким-то неведомым образом перехватила контроль над её телом и осторожно проявляла то, что необходимо.       После очередного шального скачка тока волкодав наконец пошевелился, немного выпрямился и вздыбил острые угрожающие шипы, опасно заблестевшие в дымке розового сияния, а затем встряхнулся, как пёс, и снова втянул огромными ноздрями воздух.       Несколько мгновений никто не шевелился, как вдруг зверь когтистой лапой отступил назад, в последний раз смирил блестящим взором вибрирующие разряды, а затем грузно развернулся и направился к пещере.       В ошеломлении глядя ему вслед, оба увидели, что за спиной волкодава было ещё три таких же здоровых, которые спокойно последовали за первым, притаптывая почву.       Они простояли в полной тишине по меньшей мере минуту, после чего Том наконец медленно повернулся к Гермионе и уставился на трепещущий в её ладонях ток.       — Я... я знаю, что это, — будто не веря своим глазам, глухо прошептал он.       И та наконец тоже отмерла, ощутив способность двигаться, а следом пропало и белоснежное трепыхание миниатюрной молнии.       — Что? — ошеломлённо переспросила она, сужая глаза.       Том мгновенно покачал головой, но по-прежнему оставался поражённым, углубляясь в известные только ему думы, а затем он оживился и посмотрел на Гермиону так восторженно и пугающе, что та даже вздрогнула от эмоционального тона.       — Быстро пошли отсюда! Мы не можем оставаться здесь на ночь по соседству с волкодавами!..       — Почему они не тронули нас? — не понимала Гермиона, быстро поспевая за уже устремившимся назад Томом.       — Потому что никто не сможет тронуть тебя, — за плечо резко бросил он. — Давай быстрее за мной! Будим всех, собираемся и идём дальше.       Гермиона озадаченно нахмурилась, но послушно помчала по протоптанной земле.       Ответ и поведение Тома, очевидно пришедшего к каким-то умозаключениям, вселяли надежду.

***

      В ту ночь они быстро собрались и покинули место ночлега. Ко всеобщему удивлению, Том был энергичен, максимально сосредоточен и рвался вперёд так, будто буквально через пару миль они выскочат из леса, оставив вечный мрак болотистой местности позади. Молчаливой тенью Адам всё так же следовал за ним, подгоняя маленького Жюля, чтобы он не отставал и лучше освещал синим волшебным огоньком путь.       Таким образом они безустанно прошагали ещё два дня, не смея падать духом, вдохновляясь рвением Риддла, поведение которого каждому вселяло странное чувство, говорящее о том, что он знает, что делает. А когда влажный беспросветный лес начал редеть и становиться суше, всё время молчаливый Августус даже высказался, что ощущает морозящий воздух и запах свежести. Спустя несколько часов ходьбы они и вовсе ступили на заснеженную территорию, где оголённые, довольно молодые деревья были укрыты белым покрывалом, переливающимся под слабыми лучами солнца, стремящегося просочиться сквозь лес.       Антонин растирал холодные щёки, Нагини сильнее куталась в куртку Гермионы, время от времени с благодарностью кивая Фрэнку за согревающие чары, а Джонатан почти полностью прятался за воротником, вторя шагам Гермионы и заключая процессию.       Спустя ещё несколько часов лес стал настолько редким и снежным, что некоторые начали проваливаться в сугробы, а вдали виднелся размытый хмурыми облаками простор.       Фрэнк мгновенно обогнал ребят, по небольшому склону пронёсся к подножью и остановился у самого крайнего тоненького дерева, жадно всматриваясь в заснеженную пустоту, а затем обернулся и подбадривающе громко присвистнул.       — Мерлин, неужели это всё? — в тоне вымотанного Адама слышались отчётливые нотки облегчения.       — Мы выбрались! — заголосил Фрэнк, и когда Гермиона немного сошла с пути, то при виде широкой улыбки сама дрогнула уголками рта.       За несколько минут они поравнялись с ним и скучковались.       — Теперь твоя очередь, Жюль, — заговорил Том, опуская взгляд на маленького эльфа, уставившегося на него огромными глазищами. — Мы должны оказаться на самой дальней точке в нашем кругозоре по ту сторону поля.       Жюль перевёл преданный взор на Адама и только после его согласного кивка протянул маленькую ручку.       Первыми трансгрессировали Том, Августус, Антонин и Фрэнк — их перемещение планировалось не единичным, потому как требовалось разведать местность по всему радиусу и определиться, в каком направлении им следует двигаться дальше, чтобы выйти к людям. Остальным пришлось ждать достаточно долго, поэтому Гермиона бесцеремонно приземлилась коленями на снег и принялась аккуратно собирать снежинки в ладонь. Нагини нашла какой-то пень, смахнула с него белое покрывало и устроилась так, что подошва ботинок опиралась на ствол, а руки обняли колени и прижали их к груди. Джонатан неподвижно всматривался в хмурое небо с медленно плывущими по нему антрацитовыми тучами, а Адам бесцельно вышагивал по натоптанной местности, пока не остановился неподалёку от Гермионы.       Несколько минут продолжалась абсолютная тишина, и первым её нарушил он:       — Почему вас не тронули волкодавы?       Гермиона перестала рассматривать таящие на пальцах снежинки и неторопливо подняла взгляд на замершую неподалёку чёрную фигуру.       — Не знаю, — спокойно отозвалась она.       — Том смог усыпить их бдительность? — равнодушно предположил Адам, опуская на неё льдистый взор.       — Нет, он ничего не делал.       — Значит, что-то сделала ты?       Гермиона немного сдвинула брови.       — Волкодавы устойчивы к магии, а ещё они обездвиживают чужаков одним лишь взглядом.       — Тогда не понимаю, как вам удалось оттуда уйти, — тихо выдохнул Адам, сделал шаг ближе и опустился перед Гермионой.       Та проводила все его движения пристальным взглядом и краем глаза обратила внимание, как на фоне серого неба возвышающаяся тёмная фигура Джонатана бесшумно сдвинулась, явно обращаясь в их сторону.       — Том же сказал, что они просто отступили и вернулись в своё логово. Кто их знает? — пожала плечами Гермиона и задумчиво посмотрела вдаль.       Всем остальным Том так и сказал, умолчав о том, что волкодавов напугал скрежетавший ток, невольно вызванный ею.       Поэтому в следующий миг Гермиона осознала, что абсолютно забыла о том, с кем на самом деле была заключена в безвыходной ситуации: Адам немного отклонился от неё, выпрямляясь в спине, и бросил на неё вызывающий взор.       — Ненавижу, когда Том лжёт нам. А ещё больше ненавижу причины, из-за которых он может это делать.       Его льдистые радужки так безжалостно и колюче засияли, что на фоне них окруживший снег казался по-настоящему тёплым.       Гермиона не торопилась с ответом, но и не отводила нечитаемый взгляд с красивых заострённых черт, однако по тому, как её брови хмурились, можно было легко распознать её внутреннее отрицание.       Она только нашлась с ответом, как сбоку вместо неё отозвался Джонатан:       — Если Том о чём-то нам не договаривает, значит на это есть очень веские причины, в которых ему самому необходимо разобраться, Адам.       — И когда эти причины были настолько вескими, напомни? — склоняя голову набок и поднимая отрешённый взгляд, безэмоционально поинтересовался тот. — И были ли они вообще в нашем кругу?       Очевидно, не было, раз даже Джонатан не торопился с ответом. Гермиона едва сдерживала себя, чтобы не ёрзать — именно наступления подобного момента она крайне не желала и откровенно побаивалась.       — Уверен, что мы знали всё, о чём когда-либо думал Том? — наконец так же безэмоционально выразил мысль Джонатан.       — Разумеется, нет. Но это нас и не касалось. Однако нынешняя причина касается нас всех. Даже не буду напоминать, насколько она коснулась Антонина.       И наконец до Гермионы с точностью дошло, что имел в виду Адам — ему абсолютно не нравилась именно она.       — Поясни, — как-то глухо потребовал Джонатан, явно раньше неё осознавший, к чему тот клонит.       — Это действительно требуется? — с лёгким удивлением отозвался Адам и на мгновение будто брезгливо поморщился, а затем поднялся и выпрямился во весь рост перед другом. — Мне ли тебе объяснять?       — Безусловно рад, что в любых обстоятельствах каждый по-прежнему переживает за другого, однако из вас всех с этой причиной Антонину помог только я, — подчёркивающим тоном сообщил Джонатан.       — Тем не менее, и ты пошёл на поводу, — холодно прокомментировал тот, в то время как Гермиона молча поднялась на ноги, переводя с одного на другого взгляд. — Не знал бы я тебя так хорошо, уже подумал бы, что вытаскивать из этого нужно и тебя, хотя твоё преследование кажется довольно тревожным, как и попытка расстроить разговор с ней сейчас.       Она уловила интуитивно брошенный взор Джонатана на себе, а затем встретилась с колючим взглядом Адама.       — Тогда что тебе мешает не думать о Томе так же? Тревожность?       — Она, — откровенно ответил Адам и снова пронзительно посмотрел Гермионе в глаза. — Ей не нужен ни Антонин, ни ты, ни кто-либо ещё из нас. Только Том.       — Очень наблюдательно, Адам, — довольно резко сорвалось с языка Гермионы, а затем она поправила шапку и, теряя интерес к происходящему, добавила: — Если ты хотел поставить меня в известность о том, что я вызываю у тебя тревогу и к ней же ненавидишь меня за то, что Том не посвящает тебя в свои тайны, то предлагаю закончить на этом, потому что теперь я в курсе.       Каждой частицей нутра она ощутила, как Адам холодно и оценивающе окинул её взглядом, а за спиной послышался его давящий тон, мгновенно сковывающий тело в корку безжалостного льда.       — Вряд ли я был бы так напряжён, Гермиона Грейнджер, если бы знал меньше того, сколько мне, по вашему мнению, было положено. Если ты не хочешь, чтобы я рассказывал Тому больше, чем ему следует знать, то рекомендую всё же ответить на мои вопросы, иначе мне придётся...       Гермиона быстро скользнула взглядом по снежной пустоши и мрачному небу, затем, будто следуя чужому беззвучному зову, резко обернулась уже с летящим из палочки заклинанием кратковременной потери памяти и ожесточённо уставилась на то, как Джонатан мгновенно подхватил совсем не готового к нападению свалившегося с ног Адама.       Вызывающий стальной взор широко распахнутых глаз Джонатана не столько беспокоил, сколько попавшаяся в кругозоре подрагивающая вдалеке Нагини, молча сидящая на пне с прижатыми коленями к груди и неотрывно наблюдающая за происходящим.       Гермиона поджала губы, признавая, что, возможно, повела себя слишком эмоционально. Она так и не поняла, может ли доверять Джонатану, чтобы позволять себе подобные действия, и теперь не уверена, что ей следует делать дальше, потому что в следующий миг неподалёку раздался хлопок — маленький эльф вернулся за ними, чтобы трансгрессировать к месту, где ожидали остальные.