what the ground grows

Она сидит за огромным старинным банкетным столом - чуть ближе к краю, вдали от веселого и громкого разговора, то затихающего, то разгорающегося по всей длине стола, когда воины приветствуют друг друга и требуют еще выпивки - держит в одной руке напиток, к которому до сих пор не притронулась, а другой рукой рассеянно крутит кольцо на безымянном пальце. Кларк уже давно ушла, чтобы помочь Рейвен… в чем-то. Лекса мало что понимает из уст Рейвен, если быть честной. Хотя Кларк заверила ее, что даже Скайкру почти никогда не понимают. Между церемониальными обязанностями Лекса понятия не имеет, что ей делать. Она заставляет себя сделать небольшой глоток напитка, чтобы показалось, будто она наслаждается праздником. Продавцы сбросились бы с ее башни, если бы заподозрили, что она не в восторге от продуктов. Они не виноваты, что у Хеды аллергия на развлечения. - … Но Ванхеда будет. В конце концов, она же из плоти и крови, не так ли? Уши Лексы встают дыбом от этого упоминания, и она смотрит в свой кубок, тщательно показывая безразличие, в то время как ее уши прислушиваются к разговору на несколько мест дальше. - Я бы не был так уверен, - смеется другой мужчина, поднимая свою кружку для добавки. Официант явился к нему в рекордно короткое время, и его борода на несколько секунд исчезла в стакане. - Ой, что ты знаешь. Ставлю свой лучший кинжал, что я смогу уложить Ванхеду в постель к концу ночи! - Он хвастается под беспричинный смех многих. Лекса бросает на него неодобрительный взгляд, выпивая всю ранее игнорируемую выпивку. Это просто пьяное хвастовство, но… что ж оно, по понятным причинам, расстраивает. Кларк не неверный партнёр, но это впивается в маленькую часть ее тела, прямо в промежутке между ее ребрами. Кларк принадлежит ей. Причины их связи тактические, рациональные и хорошо продуманные, но ... Всё же. Не спрашивая, официант забирает ее кружку и заменяет свежим напитком, лучшим в Полисе. Прежде чем Лекса успевает повернуться, чтобы дать мальчику золото, он уже уходит без оплаты. Обиженный сомнением товарищей, хвастливый грубиян упирает руки в колени, опрокидывая медовуху своего соседа. - Какое недоверие! - насмехается он. - Я поставлю ее на колени быстрее, чем Гора пала под ее ногами! Его грубая шутка тонет в новой волне смеха, и Лекса допивает второй стакан, прежде чем полностью повернуться к компании за столом. Осознание распространяется среди них медленно, превращая смех в уважительное бормотание, пока все они не поняли присутствие Хеды и не повернулись к своим тарелкам и кружкам с нервным признанием. Лекса дарит им зловещую улыбку. - Ты веришь, что ты больше горы? - произносит она. Мужчина смущенно пожимает плечами. - Нет, Хеда. - После минутного молчания он поворачивается к своим товарищам и добавляет: - Но ниже пояса я считаю себя таким же большим. Прежде чем они успевают заткнуть его, несколько его товарищей давятся придушенными смешками. Лекса задумчиво кивает, крутя кольцо на безымянном пальце с убийственной скоростью. - Интересно, - говорит она с напускной задумчивостью. Когда они все поворачиваются, чтобы услышать ее слова, она непринужденно пожимает плечами. - Просто... ну, я слышала другое от своих слуг. Мужчина застывает на своем месте, пальцы крепко сжимают кружку, в то время как его товарищи с интересом наклоняются ближе. Лекса смотрит вниз на остатки своего напитка и склоняет голову набок, вспоминая. - Да, это не то, что я слышала от Миры, Дины, Сесилии, Гренды или Джун. О, и Йоль, и ... Остальная часть ее списка полностью заглушена ревом смеха товарищей этого человека и соседними столиками, подслушивающими их разговор. Мужчина пытается перекричать их, сердито жестикулируя и крича о лгуньях и сплетницах. К тому времени, когда разговор затихает настолько, что она может добавить ещё пару слов, официант с радостью заменяет ее пустой бокал и ставит перед ней другой. Лекса уже наполовину выпила его, когда мужчина бросил в ее адрес какое-то обвинение, на которое она не обратила внимания. Он пьян. Лекса на пути к этому. - Я бы поставил ее на колени! - Он настаивает, не обращая внимания на настроение своих соседей. - Я бы заполучил Ванхеду, она не сопротивлялась бы мне. Никто не может превзойти меня во владении мечом! Лекса допивает напиток и решительно встает. Остальная часть стола замолкает, в то время как мужчина сердито смотрит в ее сторону. Она медленно идёт в его сторону. В последний момент Лекса наклоняется, легонько кладя руку мужчине на плечо. - На самом деле, - говорит она достаточно громко, чтобы нетерпеливые сплетники могли услышать, - никто не может превзойти меня во владении мечом. - Стол напрягается, и Лекса наклоняется ближе к его горящим ушам. - А Ванхеда предпочитает быть на спине, а не на коленях. Лекса уходит, сопровождаемая самым приятным ревом смеха, кружки разбиваются о расколотый стол, когда мужчина сердито швыряет тарелку на пол и уносится прочь. +++ Кларк очень быстро учится вставать с постели, хотя она, кажется, решает, что то, что она не знает, как вернуться в постель, не должно отговаривать ее от прогулок без присмотра. Лекса привыкла к склонности Кларк к тупиковым решениям, но это не уменьшает ее тревогу. Она будет надежно уложена в постель, крепко спать и находиться в безопасности в месте, где ее спрятала Лекса - небольшом трехкомнатном коридоре, состоящем только из отремонтированной спальни Кларк, старой картографической лаборатории и давно заброшенной обсерватории, которая в последнее время стала использоваться как склад для всего бесполезного или сломанного - но пропадет несколько часов спустя, чтобы обнаружить себя счастливо потерянной или спящей где-нибудь в кресле. Эти происшествия не в полной мере вредят благополучию Кларк. Быть инвалидом не может быть бальзамом для и без того хрупкого ума, поэтому подвижность - хороший знак. Но когда Кларк начинает рисковать всё больше, оказываясь за пределами башни или засыпая в углах, которые не обнаружить Лексе, ей приходится возразить. Именно поэтому Хеда всегда падала замертво от стресса. И если Кларк собиралась загнать ее в могилу (а это казалось все более логичным), Лекса очень хотела, чтобы это произошло побыстрее. Процесс дважды убивал её. - Хеда. Лекса уверена, что больше не спит - она просто закрывает глаза притворяясь, и ждёт, когда очередной советник или стражник избавит ее от этого фарса. Она вздыхает и приподнимается в постели. Все равно это не то же самое. Кровать слишком большая для одного человека, а Кларк теперь на два этажа выше. - Говори, - грубо приказывает она, проводя рукой по лицу. Лицо охранника выражает молчаливую обеспокоенность, и Лекса понимает, что ей не нужно бояться, что все кланы сожгли друг друга, пока она два часа изображала сон. Он подходит к ее кровати и наклоняется в легком поклоне. - Ванхеда снова пропала, Хеда. Я бы не стал вас беспокоить, если бы вы не попросили. Но если вы хотите поспать, мы сможем ее найти… - Нет, - быстро перебивает его Лекса, вставая с постели и надевая ботинки. Перед тем, как лечь под одеяло, она не потрудилась снять штаны. Обычно для этого есть веский повод. - Нет, я найду ее. Спасибо, что разбудил меня. Охранник снова кланяется. - Хеда, - бормочет он, извиняясь. Лекса даже не решается взглянуть в зеркало, прежде чем натянуть длинное пальто. В ее комнате темно - кромешная безоблачная ночь окутывает башню нежной тишиной, это когда-то было ее любимым временем суток. В юности это было временем приключений. Несмотря на то, что долг накинул ей на плечи торжественную мантию, ночь по-прежнему принадлежала ей. Потом ненадолго стала принадлежать им с Костией. Затем снова превратилось во время размышлений и уединения. А потом ночь принадлежала им. А теперь уже не принадлежит никому. - Сейчас в темноте одиноко, - думает Лекса. Луна кажется менее яркой, и Лекса задается вопросом, может быть, дух, который, как она всегда считала, сияет ярче всех от гордости, просто обречен на одинокую жизнь в силу того, что он единственный в своем роде. Говорят, что звезды принадлежат к тем же духам. Но говорят, что звезды находятся на непреодолимом расстоянии от луны - они мерцают им, находясь достаточно близко, чтобы дать о себе знать, но слишком далеко, чтобы близость имела хоть какое-то значение. Так звезды дразнят маленьких ублюдков. О духе Луны часто размышляли в дни науки и мира, но сейчас в их преданиях мало определенного. Это игра для поэтов и мудрецов, из которых немногие дожили до вознесения Лексы. Это искусство - а может, и наука, давно утраченная - такая же далекая и туманная, как сами звезды. Нежные сердца, которые могли бы заниматься подобной тоскливой философией, не дожили до правления Лексы. Возможно, не смогли бы выжить под ее властью. Лекса полагает, что в последние годы она тоже стала старой дурой. Плохой поэтессой и старой дурой. Старой дурой, которая не может найти свою юную дуру. Какой бы непредсказуемой ни была Кларк в последнее время, она всегда выбирала одни и те же места для своих бессмысленных блужданий. За счёт одной лишь интуиции Лекса покидает башню, бродя вокруг менее посещаемой южной стены, где роща старых деревьев пережила строительство и расширение Полиса. Они были просто слишком большими, слишком величественными, чтобы их можно было срубить. По крайней мере, так сказал Титус, когда она ходила пешком под стол и увлекалась, прежде всего, лазанием по деревьям. Лазала по деревьям и была маленьком. (По крайней мере, так она предполагает, когда Титус обвиняет ее в том, что она когда-то была ребенком. Это всегда кажется каким-то бредом.) (Хеда. Ребенком.) (Абсурд.) Во время прогулки под одним из этих деревьев что-то маленькое с болью падает ей на голову, вызывая унизительный крик Командующей. Потирая макушку своей королевской головы, Лекса смотрит вверх и обнаруживает, что ее своенравная дура сдерживает смех. Кларк удалось залезть на дерево. Что было бы странно, даже не учитывая, что Кларк не могла лазить по деревьям до того, как получила травму. - Я искала тебя, - обвиняет Лекса, все еще потирая ударенный участок головы. - Ты представляешь, насколько сейчас поздно? - Я бы сказала, что рано, - возражает Кларк. Лекса скрещивает руки. А я бы сказала, что ты придираешься к словам. - Ты выглядишь раздражённой, - замечает Кларк, как будто она честно не может связать реакцию Лексы с ее собственными действиями. Она, наверное, действительно не может. Лекса чувствует себя пойманной в редком настроении откровенного заговора, и ночь заставляет ее ужасно скучать по Кларк, поэтому она предается долгожданной откровенности. - Да. - Расскажи, - практически поет Кларк, наклоняясь вперед на ветке, на которой сидит. Она похожа на канарейку. На канарейку, которую нельзя научить песням, если ей не изменяет память. - Я признаю, что моя жизнь разочаровывающая. Кларк смеется. - Да, моя тоже. В чем твоя проблема? На этот раз то, что Кларк ее не помнит, почти смешно. Не совсем. Но почти. - Моя… э-э, кое-кто очень важный для меня не помнит меня. Она ... попала в аварию. Кларк кивает, не понимая. - Мне жаль. - Да, она выздоравливает. Но она меня не помнит и постоянно сбегает из своей комнаты. Комедия неизбежна, когда Кларк кивает, ковыряя шелушащуюся кору на дереве. - Бьюсь об заклад, это расстраивает. Лекса на самом деле смеется над этим. - Да, Кларк. Да, расстраивает. - Купи ей поводок! - объявляет Кларк, решив улучшить настроение незнакомки, предлагая нахальную ухмылку, пока она спускается со своей низкой ветки, чтобы присоединиться к Лексе на твердой земле. Хеда 13 кланов закатывает глаза под покровом тьмы. - Не искушай меня. Когда Кларк падает на землю, она морщится и хватается за ребра. Даже спустя много лун они все еще чувствительны. Тот факт, что ей удалось забраться на дерево, беспокоит и забавляет. Однако она все еще быстро устает, и Лекса может понять, какое изнеможение вызвало у нее это сомнительное приключение. Прикрытие темноты делает особенно трудным не просто протянуть руку, не притянуть Кларк к себе и не успокоить ее замешательство на несколько мгновений эгоистичного снисхождения. Хотя бы на мгновение, Лекса хочет снова почувствовать, кем они были. - Значит, вы женаты? Лекса вздрагивает, приходя в себя с чувством вины. - Что? Кларк пожимает плечами. - Ты сказала, что она была тебе дорога. Это твоя супруга? Твоя жена? Вы женаты? Абсурдность ситуации превращается из комической в ​​экзистенциально разрушительную, но она тянет за собой комедию, брыкающуюся и кричащую. В любом случае, странно. Жена. Это устаревший термин, дорогой Скайкру и когда-то был дорог и Кларк, но он все еще умудряется вызвать у Лексы колотящееся сердце и непрошеную правду, вырывающуюся из ее уст. - Да. Кларк радостно кивает и поднимает руку, лунный свет едва заметно отражается на скромном кольце на ее пальце. - Я тоже. Лекса просто ничего не может с собой поделать, когда спрашивает: - На ком? Наклонившись, как будто делясь секретом, Кларк улыбается и шевелит рукой. - Без понятия. Лай смеха, который вырывается из нее, настолько неожидан и так непривычен, что Лекса тут же закрывает рот рукой, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что вокруг не прячутся сплетники. Меньше всего Полису был нужен слух о том, что их Командующая радуется - что их Командующая позволила чувству юмора скомпрометировать ее хронически скучный нрав. Представьте себе разочарование. Кларк, кажется, очарована этим звуком, и она протягивает руку, чтобы нежно толкнуть Лексу в плечо. - Ничего страшного, не смущайся. Смех - лучшее лекарство. - Правда что ли? - ворчит Лекса. - О, да. Мне прострелили голову, и я тут же рассмеялась. - Кларк, - решительно упрекает Лекса. В волнении она проводит рукой по лбу с такой силой, что, должно быть, кажется, что ее рука решила, независимо от какой-либо контрольной комиссии, ударить себя прямо по лицу. Во всяком случае, это так кажется. Кларк, как всегда, находит это невероятно забавным. - Ну, - бормочет Лекса, потирая больное место на лбу, - по крайней мере, ты помнишь. - Наверное, потому, что я так много смеюсь. - Кларк откидывается на грубую кору дуба, на который она волшебным образом забралась. Лекса решает, что не желает мириться с тем, что Кларк нашла способ взобраться на него. Здесь работали более странные силы. - Так что выше нос, или тебе никогда не станет лучше. Лекса тихо фыркает и бросает взгляд куда-то в грязь. - Я хорошо себя чувствую. - Скажи это своему лицу, - усмехается Кларк. И разве это не уловка? Кому еще было позволено издеваться над Хедой. Что ж, Кларк не было позволено делать что-либо такое. В любом случае, это никогда её не останавливало. Лекса не знает, как ответить на обвинение. Конечно, она недовольна. Эгоистично, нелепо, по-детски Лекса недовольна. Боги, она должна вечно молиться и благодарить судьбу, что она вернула ей Кларк. Но тогда, может быть, дело в этом. Судьба не вернула ей Кларк. Кларк просто… вернули. Хеда должна быть выше всего этого, но Лексе никогда не нравилось, что у нее что-то отнимают. Как будто кому-то это нравилось. Лекса недовольна. И, конечно, ее лицо из-за этого делает что-то странное. У него есть привычка делать это. - Я ничего не могу с собой поделать, - решает сказать Лекса. Это правда, хоть и не слишком достойная. Кларк отталкивается от дерева ровно настолько, чтобы свободно схватить несколько пальцев Лексы и привлечь ее внимание. - Почему? - невинно спрашивает она. - Потому что я скучаю по тебе. Слова тихие - едва слышный и еще менее запланированный выдох, который мог бы затеряться в легком летнем ветерке, если бы не недели проблем и тяжести, которые Лекса взвалила на свои плечи. Слова, вместо того чтобы унестись с ветерком, затеряться под стрекотание сверчков и шепот листьев, тяжело опускаются на землю между ними, как неуклюже брошенный камень. Он едва поднимает пыль. Но произнесение их, правдивое, впервые после нападения, вытягивает тяжесть из горла Лексы, и она чувствует себя хрупкой и измученной. Но лучше. Возможно, лучше, она пока не уверена. Кларк склоняет голову набок, улыбка искажается в ее доброжелательном замешательстве, и сжимает руку Лексы немного сильнее. - Но я здесь. - Иногда, - поправляет Лекса с грустной улыбкой. Кларк настойчиво качает головой. - Все время. Неважно, как это ощущается всеми - неважно, как это выглядит - я все равно... Я все равно всё ещё всё это чувствую. Я никогда не перестаю чувствовать. И когда люди смотрят на меня так, как будто я не нахожусь - как будто я не в их любимой обстановке или что-то в этом роде… - Кларк хмурится, глядя вниз на то самое пятно грязи, которым Лекса притворялась заинтересованной. - Мне жаль, что я не такая, какой вы все хотите меня видеть, но я никогда не перестану быть этим человеком. Я чувствую все, даже если я не тот человек, который вам нужен. Я могу не помнить, как называется дерево или как зовут моих друзей, но я помню чувства. Я помню боль. И Лекса впервые думает, что она была жестока. Сколько раз она проводила время в компании Кларк, просто ожидая следующего, лучшего сбоя в сознании - надеясь на лучшую Кларк за обедом, чем за завтраком. Сколько раз Кларк заставляли признать, что та, кем она была, не являлась той, которую все хотели. Сколько Кларк прожило и умерло за день, когда Лекса держала ее за руку с грустными глазами и видом труда и рабства. Сколько раз Кларк хотела всё забыть и начать сначала, быть правильной Кларк во время следующего обеда. - О, не плачь, - волнуется Кларк, заламывая руки в неуверенности, прежде чем протянуть руку, чтобы вытереть несколько слезинок с подбородка Лексы. - Я не ... о боже. Лекса ловит руку Кларк, прежде чем она успевает отступить, и целует ее костяшки. - Мне очень жаль, Кларк. Я должна была это понять, - признается она с неудачной попыткой улыбнуться. - Я хотела бы быть лучше в этом, но я забываю напоминать себе, что мне все еще нужно много работать над этим. Я все еще учусь. - Получи пулю в голову и это сделает тебя действительно умной. На этот раз Лекса просто смеется, хотя смех водянистый и заставляет ее несколько раз откашляться. - Несомненно. Луне удается разогнать горстку облаков, борющихся с ней за пространство, и мягкий свет отбрасывает странные и красивые тени на древнюю рощу. Они освещают лицо Кларк в необычном свете, и это заставляет Лексу чувствовать что-то тоскливое и умиротворенное. И она действительно скучает по ней. Даже если это вина Лексы, что она скучает по кому-то прямо перед ней, она скучает по ней. Кларк удивленно выдохнула, когда Лекса притянула ее к себе и заключила в крепкие объятия, отягощенные лунным светом, странными и красивыми тенями и усталостью дня. Слишком поздно, чтобы бодрствовать. Или слишком рано. Лекса прижимает ее к себе одной рукой, а другой гладит вдоль верхних позвонков Кларк и до основания шеи. Она утыкается носом в волосы на виске Кларк, и боже, она все так же пахнет. Она все еще чувствует то же самое. Лекса скучает по ней чуть меньше. +++ Лекса оставляет позади воющие столы воинов и целеустремленно направляется туда, где Кларк опёрлась на стол. Она ждет, пока Рейвен закончит спорить с кузнецом, и барабанит пальцами по деревянной стойке. На ее лице усталая улыбка, и она рассеянно крутит кольцо на безымянном пальце. Несколько человек толпятся вокруг, но Лексе все равно. Кларк видит ее всего в нескольких шагах от себя, и ее губы растягиваются в радостной улыбке. Лекса замечает это лишь на мгновение, прежде чем прижать Кларк к стойке и с силой поцеловать ее. Она приложила слишком много сил, и Кларк ударилась спиной о стойку, пытаясь ухватиться за броню, которая украшает грудь Лексы. Это не ее обычный плащ и не ее обычная куртка, но через мгновение Кларк удается ухватиться за них. Все это не мешает Лексе прижать Кларк к себе и поцеловать ее еще крепче. Наверное, это все из-за алкоголя. Ее мозг слишком медленно догоняет ее желания. Когда это происходит, она неохотно отстраняется и прижимается носом к щеке Кларк, улыбаясь, как глупый ребенок, не в состоянии изгнать идиотское выражение со своего лица. Именно поэтому Хеда не пьет. (Именно поэтому Лекса игнорирует то, что Хеда должна или не должна делать.) Кларк требуется мгновение, чтобы отдышаться, но когда она это делает, дыхание вырывается из нее задыхающимся смехом, который превращается во вздох. - Почему... - она ​​откашливается, - почему ты сделала это? - Она поворачивает голову, и лицо Лексы падает на шею девушки. Это так же хорошо. - Потому что я тебя люблю. Кларк, вероятно, закатывает глаза, но Лекса не видит из своего текущего положения. - Да, я знаю это. Лекса мычит и прижимается ближе. - Тогда почему ты спрашиваешь меня? - Ладно, умная задница. - Лекса усмехается ей в шею. Это одно из ее любимых нелепых оскорблений Скайкру. Как задница может быть умной. - Я просто имела в виду, что люди пялятся. Я думаю, что джентльмен у кузнечного киоска только что выиграл пари. Он выглядит очень счастливым. - Мне все равно, - честно говорит Лекса. +++ Рисунки удивительным образом - нет, чудесным образом - становятся лучше. Для Лексы появилось больше смысла, когда она осознала, что Кларк все время пытается рисовать карты. Кларк определенно восхищалась некоторыми из более искусных церемониальных карт, имеющихся в распоряжении Командующей, разложенных на замысловатых резных столах давно ушедших военачальников. Фактически, они часто ими любовались. Повсюду. Закрашенные штрихи границы территории Пустынного клана никогда не выглядели так хорошо, как с прижатой к ним голой спиной Кларк, в то время как язык Лексы- Кхм. Карты. Точно. Кларк восхищалась картами, но никогда не выражала желания делать их. Картография, разумеется, была благородным искусством, но Лекса никогда не ассоциировала его с кем-то моложе восьмидесяти семи лет. Их последний картограф, Бун, был давно отставным воином с двумя навсегда сломанными коленями и нестерпимым запахом пергаментной гнили и старых бобов. Только когда этот старый человек начал дарить Лексе мертвых птиц на полурегулярной основе, она решила осторожно заставить его уйти в отставку. Никто на самом деле не живет достаточно долго, чтобы понять, что произойдет, если вы преодолеете средний возраст более чем на десять лет или около того. Как оказалось, человеческий мозг превратится в гниль, и от вас будет пахнуть бобами. А потом вас вынудят уйти в отставку за то, что вы подарили Командующей мертвых канареек, приняв их за важную корреспонденцию от клана Медоу - клана, которого не существовало уже тридцать лет. Так что это была ещё одна тайна, уже разгаданная. Кларк не пахла старыми бобами и не задаривала Лексу мертвыми канарейками. Хотя она была немного… забывчивой. И по какой-то причине ее поглотил пыльный лабиринт старой картографической лаборатории. Она сидела там с парой нелепых очков Буна на носу, возилась с его причудливыми инструментами и вычерчивала аккуратные сетки на своих быстро улучшающихся картинах. Как бы ни было заманчиво для Лексы просто закрыть дверь в картографическую лабораторию и притвориться, что Кларк все это выдумала - что ужасно, потому что в нынешнем состоянии Кларк это, честно говоря, сработало бы, - Лекса не может заставить себя отказать ей в этом. Но тогда в чем она может ей отказать? Она сделала несколько ужасных уступок только потому, что Кларк носила на встречи сомнительно неформальную одежду. (Вот, все стало явным. Хеда 13 кланов пошла на важные политические уступки только из-за выреза на рубашке красивой девушки. Лекса чувствует себя намного лучше, признаваясь в этом вымышленному повествованию, производному от ее уже вымышленной жизни). В любом случае. Теперь Кларк любит карты. Это сложно. - Как неожиданно встретить тебя здесь, - бормочет Лекса, ставя поднос с едой рядом с другим, который уже игнорируется на столе, отведенном Кларк. Кларк с трудом смотрит на нее, осторожно возится пальцами с одним из сотен вариантов измерительных приборов, в то время как она рисует расстояние между северными границами лесов Трикру и окраинами территории Азгеды. Ее текущий проект - это не что иное, как расчеты, наброски и нанесенные точки, но ее рука гораздо более уверена, чем это было всего несколько недель назад. Это согревает сердце Лексы. Лекса стоит позади Кларк во время молчания, которое длится достаточно долго, чтобы почувствовать неловкость, но недостаточно долго, чтобы победить потребность Лексы в том, чтобы Кларк признала ее присутствие. В конце концов терпение побеждает, и Кларк заканчивает свои расчеты, откладывает угли и пыльные инструменты в сторону, удивленно моргая и качая головой, что дает Лексе понять, как мало Кларк способна к многозадачности. Кларк рассматривает нетронутые подносы с едой, низкий угол солнечного света, превращающий клубы пыли в нечто сверкающее и обманчиво волшебное, и, наконец, тень над ее плечом. Она вздрагивает, и очки Буна немного сползают с ее носа. - О-о, - выдыхает Кларк, прижимая одну руку к сердцу, а другой поправляет очки выше на носу. - Я не… что… - она ​​на мгновение борется со своими мыслями, прежде чем замолчать, ее разум совершает приятное развлекательное погружение прямо в окно. Эбби говорит, что отвлечение - нормальный симптом. - Кларк. Она снова вздрагивает, немного менее очевидно, и ее глаза снова возвращаются к Лексе. - Да? - Все продвигается хорошо? Кларк поднимает бровь и улыбается. - Что продвигается хорошо? Лекса вздыхает. - Карты, Кларк. Как твои карты? - Голодные. Настала очередь Лексы приподнять бровь, и она бросает обеспокоенный взгляд через плечо Кларк. - Они сейчас? - Что? Нет, я ... э, я имела в виду, что я голодная, - поправляет Кларк, разочарованно качая головой. - Извини, я не хотела говорить это вслух. Мне можно здесь находиться? Она спрашивает об этом каждый раз, когда Лекса находит ее в картографической лаборатории. Это не было бы смешно, если бы не тот факт, что Кларк никогда раньше не заботилась о том, разрешено ли ей находиться в каком-нибудь месте. Раньше Ванхеда сама решала, что ей позволено делать. Лексе, как всегда, хочется сказать ей «нет», лишь бы посмотреть, что произойдет. Кларк не понимает этого конкретного слова на гонасленге. Или на любом другом языке. - Да, - невольно говорит она. - Ты работала над картами. - Точно, точно, карты. Если бы ты сказала работникам кухни, чтобы они приносили мне по одному блюду в течение дня вместо трех блюд одновременно, в конце дня, я была бы тебе очень признательна. Лекса нежно качает головой и почти не сопротивляется. - Здесь просто невозможно получить хорошую помощь. - О, я не знаю. Помощь очень милая, - поддразнивает она, бросая через плечо дерзкую ухмылку. Лекса ожидает, что она повернется и обратит внимание на еду, которой пренебрегла весь день, но она остается развернутой, очки снова сползают с ее носа. Она немного морщит нос, чтобы попытаться убедить их оставаться на месте и ... Хорошо. Очки не ужасные. Очки идут на пользу Кларк. Или Кларк делает хорошие вещи с очками. В любом случае, Лексу внезапно начинает неприятно привлекать старый гардероб Буна, который, вероятно, будет посещать ее в кошмарах еще много ночей. - Мне нравятся очки, - выпаливает Лекса. Потому что Хеде было недостаточно чувствовать себя неловко в своей голове. Хеде приходилось делиться этим с Кларк и со всеми в мире во все времена. Кларк улыбается шире и позволяет им соскользнуть ниже, чтобы она могла видеть Лексу поверх них. - Спасибо, - хрипит она с многозначительным мурлыканьем. - Они помогают мне лучше видеть. - Как практично, - Лекса задыхается, находясь на полпути между смехом и какой-то причудливой формой возбуждения, которое кажется слишком странным, чтобы в полной мере считаться возбуждением. Но она определенно идет по этому тревожному и непрактичному пути. Кларк смеется, отказываясь от притворства и снова поправляя очки. - Да, я уверена, тебе это нравится. - И как ты это узнала? Ты даже не помнишь моего имени, - надувается Лекса. - Мне это и не нужно. Ты источаешь практичность. Рубашка заправлена, генерал Зануда. Лекса не совсем понимала, что означают оскорбления Кларк, но она произносила их так искусно, что никогда не сомневалась в том, что ей надо обидеться. - Признайся, ты не помнишь моего имени, - упрямо отвечает она. - Оно ... начинается на букву «М»? Глаза Кларк сияют такой решимостью, что у Лексы в горле замирает смешок над ее победой. Она считает, что в долгосрочной перспективе это не имеет значения. - Почти угадала.