Обручился с обречённым

Качели поскрипывали, окна в доме напротив гасли одно за другим, сигареты в пачке стремительно таяли, а Глеба все еще не было. Он объявился, когда время было уже глубоко за полночь. — Извини, малыш. Я опоздал, — сообщил Глеб, играя в капитана очевидность. Он сел на соседние качели, достал сигареты и протянул Славе одну. — Зачем мне телефон, если я звоню и пишу тебе, а ты не отвечаешь? — хмуро ответил тот. — Я вроде бы извинился, — напомнил Глеб, отталкиваясь ногами, чтобы раскачаться. Настроение у него, судя во всему, было максимально приподнятым, он даже улыбался. А вот Слава напыжился, отвернулся — у него, просидевшего в этом дворе, где они с Глебом условились встретиться, больше часа после работы, настрой был не такой бодрый. На самом деле он уже немного засыпал, и заснул бы, если бы не боялся свалиться с качелей. — Ты помнишь, что утром я обещал тебе сюрприз? — Глеб спрыгнул с качелей и присел перед ним на корточки. Он заметил, что у Славы развязался шнурок на новых кедах и, поймав его ногу, начал поправлять. Слава замер, глядя сверху вниз на то, как Глеб заботливо их зашнуровывает. — Если бы ты хоть раз пришел вовремя, как и обещал, вот это был бы охуеть какой сюрприз, — заявил он и стиснул зубы, потому что руки Глеба уже поползли выше — коснулись голой лодыжки, скользнули по голени и притормозили где-то в районе бедра. — Тебе нравятся твои новые вещи? — спросил Глеб, поднимаясь с колен. — Еще бы, — Слава смотрел на него, не отрываясь — взгляд Глеба завораживал, гипнотизировал. Но он все ещё был обижен, поэтому говорил нарочито равнодушно: — Кому они могут не понравится? — А мне нравится их с тебя снимать, — Глеб в свою очередь делал вид, что не замечает холодноватого тона. Он коснулся его подбородка, заставил приподнять голову — и Славе на миг показалось, что сейчас он его поцелует. — И этим я и собираюсь сегодня заняться. И Глеб реально его поцеловал — обхватил ладонями лицо, наклонился и прикоснулся к губам. На долю секунды губ Славы коснулся и его язык, но после этого Глеб сразу же отстранился. — Ты чего? — удивился Слава. Он оглядел двор за спиной Глеба — по-прежнему пусто, тихо и темно. Один фонарь и тот не работает — мигает через раз. Перевел взгляд на Глеба — опять что ли объебался? Но он, если и принял что-то, то совсем немного — глаза ясные, ласковые, болотно-зеленые. Глеб снова наклонился к нему и прошептал на ухо: — Сегодня будет самая лучшая ночь в твоей жизни, котенок, запомни, — и поднес к нему руку, на которой лежала маленькая красно-белая пилюля. — Это для начала, — сказал Глеб и засунул ее Славе в рот. — Пошли, — он взял его за руку, стянул с качелей. — Сегодня в нашем распоряжении на целую ночь будет охуенная квартирка, с огромной, мягкой кроватью, дорогим баром и джакузи. — Куда это мы пойдем? — Слава захлопал глазами, пытаясь понять, почему все вокруг вдруг стало таким цветным, ярким и красочным. — Ко мне домой, — объявил Глеб торжественно. — Но как…? — Слава уставился на него и даже притормозил. — Родители уехали отдыхать. Если бы я почаще чекал инсту младшего брата, я бы узнал об этом еще раньше, и мы бы там неделю точно провели, ну а так, — Глеб с сожалением покачал головой. — Придется довольствоваться тем, что есть. День-два в лучшем случае. Ну хоть что-то. — Они все вместе уехали? — Ага. На Бали, вроде бы. Славе возмутил такой диссонанс — они на островах, а Глеб здесь, живет в хостеле с забулдыгами. — А ты… — начал он робко. — Тебе бы, наверное, хотелось бы поехать с ними? Ну то есть… Или вообще поехать куда-то отдохнуть? Путешествие какое-нибудь совершить. — Путешествие? — Глеб хмыкнул. — Зачем мне это, если я могу путешествовать по самым прекрасным мирам, которые им даже и не снились, не вставая с кровати? Я могу увидеть звезды на потолке, могу посетить далекую Галактику… Глеб обнял его за плечи — он не выглядел расстроенным, но Славе взгрустнулось от этих рассуждений. Он задумался — неужели наркотики могут быть настолько хороши, чтобы заменить живой, настоящий, реальный мир? Ему это, по крайней мере, казалось невозможным. Пусть окружающий их мир не всегда был красив, а, по правде говоря, в основном попросту уродлив, были же другие места — яркие, красочные. Одним словом — другие. Это, скорее всего, было последнее на сегодня метро, и вагон был почти пустой — только кучка пьяных студентов, пара хмурых работяг, нарядная девушка, отправляющая, очевидно, на работу и странный мужик, похожий на маньяка-одиночку. Глеб стоял, держась за горизонтальный поручень, а Слава держался за него. — Что ты дал мне? — спросил он, обхватывая Глеба за талию, повисая на нем. — Ерунда, малыш, — Глеб улыбнулся — он жевал жвачку, и его морозное дыхание приятно холодило парню щеку. — Так, для настроения. — У меня и так отличное настроение было, — ответил Слава игриво, — когда я узнал, куда мы направляемся. На самом деле сердце у него замирало от пугающе-радостного предчувствия того, что будет происходить. Они останутся наедине в пустой квартире — что могло быть лучше? Их так тянуло друг к другу все это время, их и сейчас тянет, прямо здесь, в грязном, грохочущем вагоне метро, с такой силой, что невозможно удержаться. И в то же время страшно становится при мысли, что на этот раз их точно никто не прервет. Они уже пытались этим заняться — ключевое слово «пытались» — потому что ну что хорошего может получиться в общественной ванной, куда стремятся попасть еще пару-тройку человек? Еще несколько раз они успели отсосать друг другу, или успевал кто-то один, или они рукой доводили друг друга под одеялом в общей комнате, и надо было вести себя очень тихо, не то что не стонать — тяжело дышать даже было нельзя. Славе с этим было особенно тяжело мириться. Как можно себя контролировать, когда руки Глеба касаются самых чувствительных мест, когда его губы оказываются так близко к шее, под ухом, там, где бешено колотится пульс? Слава все время его провоцировал — откровенно трогал, прижимался, всячески давал понять, что он готов и хочет его как мартовская кошка, но Глеб почему-то отступал, морозился, делал вид, что не понимает и не слышит, но в тот вечер его терпение иссякло. Прервав минет, он встал с пола и заткнул Славе рот поцелуем — потому что из этого рта вылетали стоны вперемежку с просьбами немедленно его взять. Потом развернул спиной к себе, надавил ладонью на поясницу, заставляя прогнуться, и, конечно же, в самый ответственный момент в дверь постучали. — Ну вы долго там? — послышался возмущенный голос. Кажется, в хостеле начали что-то подозревать, и в сказку про двух братьев, которые всего лишь вместе принимают душ, уже никто особо не верил. — Все, уже выходим, — крикнул Глеб и сильнее сжал бедра Славы в руках. — Считай, что тебе повезло, — прошептал он, едва сдерживая новый порыв. Его член, горячий и очень твердый, упирался в Славу, который сам подавался ему навстречу, чуть назад двигаясь. — Наоборот, — Слава состроил недовольную мордочку. — Очень жалко. Он был решительно настроен распрощаться с опостылевшей девственностью и таял от предвкушения — новый опыт сулил новые удовольствия, еще более сильные, чем от минета, который он недавно открыл для себя. Кроме того, это уж точно могло привязать Глеба к нему намного сильнее. Может быть, это могло бы заставить его не исчезать так надолго, не опаздывать так часто или, по крайней мере, отчитываться Славе в своих передвижениях? — Ты не понимаешь о чем просишь, — прошептал Глеб, выкручивая ему за спину руки и нагибая еще ниже. — Ты доиграешься. Я тебя так выебу, мало не покажется. Он резко его отпустил, подтянул ему штаны и, шлепнув напоследок по заднице, хотел отойти, но не удержался. Обхватил за талию, снова притянул к себе, прошептал горячо на ухо: — Я серьезно… Ты… Правда этого хочешь? — Ммм, очень, — Слава млел в его объятиях — от его шепота по коже мурашки, от близости его горячего тела ноющий стояк. И Глебу совершенно не обязательно знать, что этот приступ любвиобильности у Славы отчасти был спровоцирован тем, что он убрал по дорожке мефа вместе с тем самым типом, который в депрессии сидел перед телеком, и ещё одним обитателем хостела. — Уверен? — в очередной раз переспросил Глеб. — Дааа, — Слава повернулся к нему лицом, обхватил руками шею, и тут же в дверь снова постучали. — Да еб вашу мать, — Глеб сцепил зубы, пожирая Славу глазами. — Ладно, пошли. Я что-нибудь придумаю. Придумал. И вот они на всех парах мчатся навстречу ночи, которую они проведут наедине и которая, как обещал Глеб, станет лучшей в их жизни. Двор был чистый, ярко-освещенный, уютный, с красивыми клумбами, ровной разметкой и подземным паркингом — совсем не похож на все те дворы, в которых они ошивались. Глеб уверенно подошел к одному из подъездов, набрал код и открыл перед Славой дверь, пропуская его вперед. Проходя мимо залипшей в маленький телевизор вахтерши, Глеб пригнулся — он и так был в надвинутом на глаза черном капюшоне, так что вряд ли она могла бы его узнать, даже если бы и помнила, но он, видимо, решил перестраховаться. — А вы к кому, молодые люди? — бабка неожиданно проснулась, но они уже были далеко и ответить ей не удосужились. — А как мы попадем в квартиру? — спросил Слава, когда Глеб притянул его к себе в зазеркалье лифта. — Они оставляют ключи в почтовом ящике, — Глеб удерживал его в кольце рук и слегка покачивался с ним из стороны в сторону. — Оставляли, по крайней мере, на тот случай, если во время отпуска что-то произойдёт, и им придется просить соседей, чтобы они квартиру открыли. Надеюсь, что с тех пор ничего не изменилось. — А ты уже приходил сюда? С тех пор как тебя прогнали? — Да, пару раз. Надеюсь, что у нас получится туда попасть, иначе придется нажать на кнопку стоп и держать ее до тех пор, пока я не трахну тебя в этом самом лифте. Слава заулыбался, прижался сильнее, давая понять, что он согласен уже и на это, но тут двери лифта распахнулись, и они вышли на двенадцатом этаже. Ключи действительно оказались в ящике, но вот вытащить их оттуда без ключей от ящика, казалось, почти невозможно. Но у Глеба была с собой какая-то хитрая проволока, с которой ему пришлось изрядно повозиться. Спустя несколько минут напряженной борьбы он все-таки извлек ключи из узкой расщелины ящика. — Вуаля, — Глеб продемонстрировал связку с победоносным видом. — Теперь главное, чтобы они код охраны не поменяли. — Код охраны? — удивился Слава — впереди замаячило еще одно препятствие. — Да. Так что на всякий случай приготовься бежать, — сказал Глеб серьезно и подошел к одной из дверей. Он открыл все замки, сразу же взял трубку домашнего телефона, который располагалась у входа, набрал номер и, назвав какие-то цифры, попросил снять с охраны. — Получилось, — Глеб прошёл дальше в квартиру. — Ты что, правда тут жил? — спросил Слава, робко оглядываясь. — То есть… Это реально квартира твоих родителей? — Да, — Глеб взял его за руку. — Это реально квартира моих родителей, и она двухуровневая. Там есть еще первый этаж. — А где твоя комната? — Славе очень хотелось на неё посмотреть, увидеть какая она, что в ней осталось от прежнего владельца. — В мою комнату мы не пойдем, — ответил Глеб уклончиво. Слава вдруг ощутил некую робость — ему в таких квартирах еще не приходилось бывать, все это роскошество давило, от этого великолепия не по себе. И ему все еще не верится, что Глеб не врет, что он действительно когда-то жил в этих хоромах. Впрочем, Глеб явно чувствовал себя тут так же уверено, как в дешевом хостеле или мрачном притоне. — А это… Ну ничего, что мы сюда ввалились? — с тревогой спросил Слава. — Вдруг они заметят, что тут кто-то был? — Похуй, — Глеб равнодушно пожал плечами. Он не стал включать свет в коридоре, и почти вслепую, по памяти, провел Славу в гостиную, где распахнул перед ним небольшой шкаф, который был с низу до верху заполнен разнообразными бутылками. — Выбирай, — сказал он, — что будем пить. Выбирай, что хочешь. — Эээ, да я даже не знаю что, — Славу заворожило такое количество алкоголя, в котором он, кстати говоря, совершенно не разбирался, поскольку всему остальному предпочитал пиво и энергетики. — Может ты выберешь? Я боюсь выбрать что-то не то… — Давай сам что на глаз понравится. А я пойду пока наберу воду в джакузи, — Глеб взъерошил его волосы и вышел из комнаты. — Джакузи? — переспросил Слава. — Интересно… На самом деле у него по спине пробежал холодок, стало страшновато. Когда он почти требовал, чтобы Глеб трахнул его в туалете хостеле, он был под воздействием веществ, поэтому и сейчас не собирался оставаться трезвым. Но что выбрать? Виски, джин, водка, вино? Чтобы и расслабиться и чтобы не переборщить? Нет, что угодно из этого все равно в любом случае будет мало, и все это будет не то. Выпив лишнего, можно легко получить тошноту, а это совершенно не располагает на секс. Слава прислушался — где-то в глубине квартиры раздавался шум воды. Он взял первую попавшуюся под руку бутылку вина и решительным шагом направился в ванну. Но Глеба там не было, зато в одной из комнат горел свет — Слава толкнул дверь и застыл на пороге: Глеб расчертил свои дорожки прямо на прикроватной тумбочке, и в тот момент, когда Слава зашел в комнату, уже втягивал одну в себя. Услышав, что дверь открылась, он обернулся. — Я выбрал! — обьявил Слава и поднял руку с бутылкой вина вверх. Затем он робко кивнул на тумбочку. — А мне… Можно? — Только чуть-чуть, — ответил Глеб, откидывая волосы с лица. — У меня для тебя есть кое-что другое. Но это попозже. На этот раз эффект был намного ярче. Одно наложилось на другое — меф плюс таблетка, и Слава еще и вина добавил. Его расслабило, отпустило — еще немного потрясывало, но это уже был мандраж предвкушения и любопытства. Он старательно делал вид, что совершенно ничего не боится — смотрел в спокойное лицо Глеба, отыскивая в нем опору, пока тот его раздевал. Медленно и неторопливо, разглядывая открывающиеся участки голого тела так внимательно, словно видел их впервые. А Слава следил за движениями его рук, чувствуя, как во рту у него стремительно пересыхает. — Там сейчас через край польется, — сказал тихо Глеб, облизывая губы. — В джакузи, я имею в виду… — И у меня, кажется, тоже, через край, — Слава шагнул к нему, положил руку на его явно обозначившийся стояк. — И у тебя… Глеб скинул с себя майку на пол и стянул штаны. — Пойдем, — он подхватил бутылку вина и взял его за руку, утягивая в сторону ванной. — Хочу почувствовать себя нормальным человеком в нормальной ванной. Ванна была не просто нормальной — явно безумно дорогой, отделанной чем-то вроде мрамора, с необычной подсветкой. Джакузи действительно уже полностью набралось — густая шапка белой пены собралась у самых краев. Когда Слава занырнул туда, вода вышла из берегов и выплеснулась на плитку. — Ой, — Слава расстроился, но, увидев, что Глеб, глядя на это, только усмехнулся и полез к нему, забил. Сначала они выкурили по сигарете, потом Глеб поджег косяк и начал раскуривать, пока Слава делал глубокие глотки — вино оказалось довольно сладким, вкусным, не обычная дешевая кислятина, которая подавалась на праздники у него дома. Дом — он уже и забыл, что значило для него когда-то это слово. На самом деле дома у него никогда и не было, а если и был в далеком детстве, то он его уже не помнил. С того момента, как как для него это понятие окончательно стерлось, он почувствовал освобождение. Невиданную доселе свободу творить и делать все, что вздумается. Поставив бутылку на край бурлящей ванной, Слава придвинулся ближе к Глебу и сел сверху на его колени. Улыбнувшись, Глеб приоткрыл рот, из которого начал медленно выползать густой пьянящий дым, и Слава приник к нему, вдыхая. Когда он чуть отстранился, Глеб начал медленно водить пальцем по его торсу — по выступающим ключицам, по округлой линии плеч, по выбитой на коже татуировке в виде колючей проволоки. Потом прикоснулся губами к его груди, провел языком по соскам — в это время его рука внизу, под водой, ласкала его член, несильно сжимая. Потом он поднял голову, и Слава, как приник к его губам, так и не смог оторваться — проводил языком по пухлым, мягким губам, целовал, прикусывал. Про косяк уже оба забыли, и он утонул где-то среди пены, оставив после себя сладковатый запах жженой травы — зато у Глеба освободилась вторая рука, которую он завел парню за спину и опустил чуть ниже. Слава терся об его стояк, прижимаясь, притискиваясь, постанывая ему в приоткрытый рот. Он был так возбужден, что уже, кажется, ничего не боялся — он привык к необычным ласкам, а Глеб явно не торопил их близость. В то время как сам Слава целовал его лихорадочно — ему все еще казалось, что вот сейчас раздастся стук, который снова спугнет их, помешает осуществить то, что они так хотели. В какой-то момент, когда ласки Глеба стали напористыми и откровенными, и Славе начало казаться, что они сделают это прямо здесь, в ванной, он подался вперед и, импульсивно обхватив Глеба за шею, случайно свалил стоящую на бортике недопитую бутылку. Раздался громкий звон, и бутылка рассыпалась на тысячу мелких осколков, окрасив пол в красно-бордовый. — Бля, — Слава посмотрел на это безобразие через плечо Глеба. — Извини. — Забей, — тот даже не обернулся. Он не отводил от него жадный взгляд — поцеловал его в шею, немного прикусил нежную кожу. — Хочешь, пойдем уже в спальню? — Ну конечно, — прошептал Слава в ответ. — Еще спрашиваешь… — Только осторожно ступай, тут везде осколки, — Глеб все-таки окинул взглядом учиненную разруху — пол залит водой с красными разводами, усыпан темными осколками, в мыльнице на бортике плавают бычки. Он встал, дотянулся до висящих на стене полотенцев и бросил на пол целую кучу — они почти сразу же пропитались. Потом помог встать Славе, которого уже немного развезло — и от выпитого, и от сильного возбуждения, и от принятых до этого веществ — и начал промакивать полотенцем бусинки влаги на его коже. — Вылезай, — Глеб первым ступил на пол, подал ему руку. — Осторожно. Иди за мной, не поранься. В спальне они сразу упали на кровать — Глеб сверху, Слава откинулся на кучу маленьких декоративных подушек, и уже приготовился, сцепил зубы, но тут Глеб протянулся над ним вперед и щелкнул выключателем. Маленький ночник загорелся, Слава сощурил глаза и протянул умоляюще: — Только пожалуйста… Давай не будем… При свете. — Не, так не пойдет, — хмыкнул Глеб, поворачивая голову в сторону. — Хочу наблюдать за процессом. Слава повернул голову в ту же сторону и обнаружил их отражение в огромном зеркальном комоде. Увидел склоненное над ним тело Глеба, руку Глеба, всю в татуировках, которая поглаживала согнутую в колене его ногу, и сглотнул нервно. Зрелище было завораживающе — и возбуждала одна мысль о том, что все это будет происходить перед зеркалом. — Чья эта комната? — спросил он зачем-то, волнуясь. — Моих родителей, — Глеб погладил его по бедру, глядя на него мягким, ласкающим взглядом. — То есть мы будем делать это на их кровати? — глаза у Славы испуганно округлились. — Может… Все-таки в твою? Глеб молча покачал головой и наклонился, чтобы прикоснуться к его губам. Но он сразу же отстранился, едва Слава попытался углубить поцелуй. — Сейчас, котеночек, — он перебрался на другую сторону кровати, туда, где были расчерчены его запасы на ночь. — А мне? — Слава приподнял голову, терпеливо ожидая пока он нанюхается. — А это для тебя, — закончив, Глеб достал что-то из кармана лежащей на полу олимпийки и поднес к его лицу. Слава посмотрел на маленький, желтый пузырек: — Что надо делать? — Просто вдыхай. Он вдохнул сладковатый аромат, откинул голову на подушки и замер, ожидая наступления эффекта. Он понятия не имел чего ждать, поэтому просто прислушивался к своим ощущениям — пока только немного кружилась голова. Глеб лег рядом, начал медленно, практически невесомо поглаживать его по груди и животу. От этих движений по телу начало растекаться тепло — кожа и так стала необычайно чувствительной, а сейчас она как будто полыхала. Словно в ней напряглась до предела каждая клетка, каждый нерв. Слава тяжело вздохнул, втягивая живот, чтобы избежать прикосновений Глеба. Они казались ему сейчас уже почти невыносимыми. На самом деле его возбуждение начало нарастать с такой силы, что Славе было трудно себя контролировать. Он перестал быть собой — какая-то часть его стала животным, у которого не было никаких страхов или сомнений, только бесконтрольное, сильнейшее желание. Краем глаза он видел, что Глеб зубами отрывает краешек блестящего квадрата презика, как достает что-то, чем смазывает себе пальцы, но все это как сквозь туман — плотный, клубящийся туман в голове. Глеб придвинулся ближе, положил руку ему на бедро, повел по внутренней стороне, потом ниже. С глухим стоном Слава подался ему на встречу и раздвинул колени. В самом начале это было немного странно — Слава вздрогнул, когда в нем оказались чужие пальцы, но накопленное возбуждение тут же дало о себе знать. Каждое движение внутри отзывалось волной во всем теле, запускало такие реакции в спинном и головном мозге, о существовании которых Слава и не подозревал. В голове вспыхивали яркие, быстро сменяющие друг друга картинки — Глеб, который целует ему грудь, опускается ниже, берет в рот его член, неторопливо облизывает ствол полностью, проводит языком по внутренней стороне бедра, склоняется над ним и шумно дышит. — У тебя такая сладкая кожа, — шепчет он. — Ты как клубника или нежный персик на вкус. Он забирается сверху, не переставая двигать в нем пальцами. — Мы все еще можем остановиться, — Глеб вдруг застыл, нависая над ним. Глаза лихорадочно блестят, в них мимолетный испуг и сильное, затягивающее как в омут, темное желание. Желание обладать. — Шутишь? — возмутился Слава, чувствуя, что у него от этого взгляда перехватывает дыхание и все органы в низу живота скручиваются в тугой узел. — Давай уже. Он обхватил его за бедра, уверенно направил к себе, а Глеб, притянув ближе одну из маленьких, декоративных подушечек, начал подпихивать её ему под поясницу. — Приподними… Да. Вот так. Вот так вот, мой маленький, — уткнувшись ему в шею, он шепчет что-то ещё, но Слава, замерший в нетерпении — время остановилось, стало удушливым и тягучим, как сладкая вата, которая заполнила комнату от пола до потолка — уже ничего не слышит. — Какой же кайф трахать кого-то… — Глеб уже вынул из него пальцы и приставил член, начал медленно входить. — Кого-то, кого еще ни разу не ебли… Его язык вошёл в приоткрытый рот лежащего под ним парня с таким же напором, как его член въехал в тело. Слава сразу же задохнулся, не смог на поцелуй ответить, поэтому просто его принимал — язык Глеба горячий и сладкий, это возбуждает еще больше, хотя больше уже нельзя. Слава вцепляется в его плечи, в спину, в бока. Его пальцы съезжают, оставляя на светлой коже полосы. Глебу от этих царапин могло бы быть больно, если бы не было бы так нереально кайфово, о чем он и торопится Славе сообщить. — Как же в тебе хорошо, — шепчет Глеб, отрываясь от его губ и приникая к шее. — Горячо. Узко. Идеально. Теперь это происходит — Слава осознает это с такой ясностью, что это сперва пугает. Это слишком, слишком реально, бесповоротно, назад пути нет — член Глеба внутри его тела, заполняет там все, что только можно. Шепот Глеба в его голове, и он не оставляет там ни одной лишней мысли. Глеб весь в нем полностью, они слились воедино — Слава поворачивает голову, наблюдает за их слиянием в отражении под равномерные толчки. Видит свои руки, которые уже не царапают, а поглаживают двигающееся на нем тело, видит напряженную спину Глеба, видит собственное согнутое бедро, которое обхватывает талию любовника. Он был смотрел на это вечность, любовался бы много часов, но тут Глеб наклоняется, чтобы его поцеловать, и закрывает своими длинными волосами ему обзор. Он уже сильно ускорился и теперь двигается быстро и рвано. Тело Славы тоже напрягается, мышцы живота сводит, пальцы на ногах немеют. Вдруг Глеб отстранился, замер — его пальцы смыкаются на стоящем колом члене Славы, сжимают его. Член сразу же пульсирует, выпуская сперму из себя, и тогда кончает и Глеб — с последним резким движением. Но Слава уже ничего не осознает. Ему настолько хорошо, что не хочется возвращаться — хочется вечность парить в этой слепящей белизне, и он изо всех сил удерживает себя в этом состоянии. Его мозг словно на принтере множит его удовольствие, отпечатывает раз за разом на подкорке. Нет никаких проблем, нет ничего. И его тоже нет — его тело растворилось в этом кипящем котле удовольствия. Когда он смог открыть глаза, наслаждение все еще захлестывало его волнами, но волны эти были все меньше и меньше, пока Слава не оказался лежащим на поверхности спокойного моря, блестящей водной глади, которая едва заметно его покачивала. Он повернул голову в сторону, хлопая отяжелевшими ресницами, посмотрел на Глеба, который уже лежал рядом и прикуривал сигарету. Он только что убрал очередную дорожку, и теперь, судя по выражению его лица, находился на пике удовольствия. — Лучше секса может быть только секс под веществами… — прошептал Глеб, глубоко затягиваясь. Он заметил, что Слава пришел в себя, махнул в его сторону сигаретой: — Хочешь? Слава покачал головой — он не смог бы сейчас ни взять сигарету в руки, ни втянуть дым в себя. Его просто размазало. Он вспомнил, что пока он плавал в этой сияющей белизне, ему нестерпимо хотелось сказать Глебу кое-что, вернее, кое в чем признаться, потому что после оргазма чувства захлестнули его с такой силой, что об этом невозможно было молчать. Но то, что только что сказал Глеб, слегка охладило его пыл. — А ты уже пробовал? — осторожно спросил Слава вместо признания. — Ну пробовал до этого с кем-то вот так? — он кивнул в сторону расчерченных дорожек на тумбочке. — Конечно же пробовал, глупый вопрос, — усмехнулся Глеб. — И не раз. Вдвоем, втроем, вчетвером, и все под этим делом — вот где реальный кайф. Но самый улет был, когда мы с тем пацаном, с которым сбежали с рехаба, после целого месяца трезвости сразу, как только откопали в лесу, упоролись и там же потрахались. — Чего? — у Славы глаза на лоб полезли, и послеоргазменная нега разом сошла. — Ты… Ты не говорил, что бежал с кем-то, а не один! — Ну да, — Глеб смотрел прямо перед собой блестящими, стеклянными глазами. — А должен был? Или я говорил… Уже и не помню. — И то, что у тебя было с кем-то… Втроем, вчетвером… Тоже не рассказывал! — на самом деле Славу эта информация по-настоящему шокировала. Теперь он хотел бы задать еще пару подобных вопросиков, потому что уже знал, что этот приступ откровенности у Глеба скоро пройдет — сразу после дозы его частенько пробивало на откровенные разговоры, а чем он был трезвее, тем более замкнутым и молчаливым. — Да у меня много чего было, и что, теперь обо всем рассказывать? — хмыкнул Глеб, кажется, совершенно не стесняясь. — О таком на первом свидании обычно не говорят. Да и на втором тоже. Да и не было у нас с тобой никаких свиданий. — Значит, у тебя уже были те, с кем ты… — Слава замялся, пытаясь как-то описать их отношения. — Ну вот так же типа жил, везде ездил… И тот, кто научил тебя кошельки и телефоны пиздить — это твой парень был? — Скажешь тоже, — усмехнулся Глеб. — Парень! Слишком громкое слово. — А я тогда для тебя кто? — не выдержал Слава. — Тоже очередной? Или даже это громкое слово? Очередное… Ничто, пустое место? — Ты? — Глеб завис, задумался — кажется, что мыслями он сейчас был очень далеко. — Ну мне нравится тебя трахать… — Раз так, то… — Слава даже задохнулся — услышанное вызвало в нем приступ какого-то отчаяния, смешанное с горечью и злостью. Нет, ты скажи тогда сразу… — произнес он, стараясь, чтобы голос у него несильно дрожал. — Может, ты и со мной втроем, вчетвером хочешь? Так я тебе сразу скажу, что я на это не подписывался! И вообще, — казалось ещё чуть-чуть и у него на глазах выступят слёзы. — Если я настолько никто для тебя, то зачем… Он не смог договорить — его сковала горечь от понимания того, что он не имеет права ничего сейчас с Глеба спрашивать. Он сам к нему приставал, настойчиво добивался того, чтобы между ними все произошло. Глеб его не уговаривал, скорее, наоборот — призывал хорошенько подумать и утверждал, что им лучше не торопиться с сексом. Ничего не обещал — Слава сам вбил себе в голову, что с появлением полноценного секса в их совместной жизни что-то изменится. Что это станет чем-то по-настоящему серьёзным. — Ты, — Глеб словно очнулся, увидев, каким расстроенным стало у Славы лицо. Он придвинулся ближе, взял его за подбородок. — Мне нелегко это говорить, но… Ты очень много для меня значишь. Он тут же смешался, даже немного смутился. — Я не привык говорить такое, — признался он. — Если честно, я говорю это… Первый раз. Он наблюдал за тем, как выражение лица Славы стремительно меняется — тот в совершеннейшем замешательстве от скачков настроения Глеба и не знает как реагировать. Глеб перевернулся на бок, прижался к Славе, провел пальцем по его искусанным губам. — Ну почему нам нельзя было раньше встретиться, — сказал он с сожалением. — Ну хотя бы… Ну на пару лет. Если бы у меня было тогда что-то… Вернее кто-то, такой как ты. — Ну может потому что мне тогда было четырнадцать? — грустно ответил Слава. — Не думаю, что я тогда бы оценил твои ухаживания. — Да, ты прав, — Глеб тяжело вздохнул. — А я к тому времени уже год как употреблял — не плотно, но пробовал всякое. Кроме того, уже год пил психотропные. — Жалко, что я не родился пораньше, — тяжело вздохнув, Слава улегся у него на груди. — А ты как вообще? Нормально? Тебе было… Хорошо? — спросил Глеб осторожно. Он не смотрел ему в глаза и выглядел неожиданно робким. — Конечно, — Славе вдруг захотелось его приободрить. — Все было просто охуительно. Мне понравилось… Вообще все! — Ну тогда, надеюсь, ты не против продолжить? — спросил Глеб, откладывая в пепельницу недокуренную сигарету. — Конечно, — Слава хотел было его поцеловать, но, увидев, что он потянулся за презервативом к тумбочке, предложил: — Давай, может, без него? Хочу прочувствовать тебя. Ну, без всяких преград. — Это не преграда вообще-то, малыш, — Глеб усмехнулся. — Это безопасность. Со мной ладно, окей, можно, но с другими никогда не соглашайся. Береги себя. Слава немного охуел с такого совета — с того факта, что Глеб вообще додумался ему такие советы давать, тем более в столь интимный момент. — Да не буду я ни с кем другим, — он не смог сдержать обиды. — Ты чего такое говоришь вообще? — Извини, — Глеб склонился над ним, поцеловал в губы нежно. — Не обижайся, котеночек. Я не хотел тебя обидеть. — Я люблю тебя так сильно, ты просто не представляешь, — под веществами и у Славы развязался язык, и он просто выпалил это на эмоциях. — Никогда не говори так больше. Никогда не говори мне про других… Глеб посмотрел на него недоверчиво и усмехнулся. — Ты объебаный. Ты сейчас любишь не только меня, но и весь мир. Таблетки счастья и порошок так и действуют, так что… — Нет, нихуя, — Славу взбесило то, что Глеб ему не поверил. — Я ненавижу весь мир. И тут никакая таблетка не поможет. Я всех ненавижу, и только тебя одного люблю, тебе ясно? Глеб посмотрел на него еще раз, уже гораздо внимательнее — у него были такие огромные зрачки, что они практически закрывали всю радужку. — Ты правда… Правда думаешь так? — переспросил он. Выражение лица теперь у него было уже серьезное, он нервно облизывал губы. — Ты… Уверен? — Конечно, — Слава нахмурился и положил голову ему на грудь, слушая как бьется его сердце — очень быстрое и гулкое. Казалось, оно может выскочить — так отчаянно оно стучало о ребра грудной клетки. — Раз я так говорю, значит уверен. Для чего мне пустое болтать? — Я знаю, что ты не стал бы врать, но… Может, ты просто не знаешь пока, что именно чувствуешь? Не знаешь себя, не знаешь меня… Жизни не знаешь тоже. — Зато я точно знаю, что ты самый лучший, — Слава поднял к нему голову, убрал упавшую на лицо прядь, посмотрел в глаза с бесконечной преданностью. — Лучшее, что было в моей жизни. — У тебя просто очень хуевая жизнь, Славик, — Глеб улыбнулся, но глаза у него при этом были печальными. А Славик все ждал, ждал — когда же Глеб ему что-то про их отношения скажет? — но тот молчал, осторожно перебирая его волосы. — А я тебе? Я тебе хотя бы немного нравлюсь, ты… Ничего такого никогда не говорил, но хоть немножко что-то у тебя ко мне есть? — спросил он наконец, не выдержав молчания. — Что-то? — переспросил Глеб и задумался. Он молчал так долго, что Слава уже смирился, что он ничего не скажет — обидно, конечно, но что тут поделаешь. И все-таки расстроился. Не то чтобы он прямо рассчитывал на ответное признание, но полагал, что, по крайней мере, симпатию Глеб точно к нему испытывает — стал бы он так носиться с ним и проводить все время? И вот, когда Слава уже потерял всякую надежду и даже немного задремал, Глеб произнес тихо: — Я чувствую к тебе так много всего, что мне трудно подобрать слова, чтобы описать все точно. И голова еще какая-то мутная — я пытаюсь объясниться, но слова ускользают. Ты знаешь, мне кажется… Нет, не так. Я абсолютно уверен в том, что мы уже были вместе — в другом мире, в другой жизни. Я, когда увидел тебя впервые, как будто узнал, понимаешь? Мы встретились не первый раз. Словно мы уже во множестве миров в разных воплощениях любили друг друга. Блять, — Глеб покачал головой, потер глаза. — Я, кажется, реально объебался. Мысли кружатся в голове. Наверное, я несу полную чушь. Ты меня не понимаешь… — Понимаю, почему же? — Слава приподнял голову, посмотрел Глебу в глаза — он будто сердцем почувствовал значение сказанных им слов, и они в нем отозвались полным пониманием. — Кажется, я чувствую то же самое… — Меня часто накрывает чувство дежавю, с тех пор, как я тебя встретил, — продолжил Глеб, ободрённый его словами. — И, когда ты что-то рассказываешь про себя, я будто заранее знаю, что ты будешь говорить. Я изучил тебя еще раньше — твое сердце, твою душу. И знаешь что? Я тебя совершенно не заслуживаю. Славу такой неожиданный вывод несказанно удивил. Он приподнялся на локтях, уставился на Глеба. — Почему ты так говоришь? Что значит — не заслуживаешь? — Это значит, что, если бы я действительно тебя любил, по-настоящему, а не эгоистически, я бы не подпустил тебя к себе и на пушечный выстрел, — проговорил Глеб с горечью. — Но я продолжаю быть с тобой, прекрасно понимая, что я же тебя и погублю. — Погубишь? — удивился Слава. Все то, что Глеб делал для него, как заботился, с какой нежностью и теплом к нему относился — все это никак не вязалось с этими словами. — Но с чего ты так решил? Ты столько делаешь для меня. Это без тебя бы я пропал, а с тобой… Я очень счастлив да и вообще… Доволен всем и… И все у нас хорошо. — Мне жаль, что я позволил всему этому случиться между нами, — признался Глеб. — А теперь… Теперь уже, кажется, поздно. Я не могу тебя и на несколько часов отпустить, я скучаю. Когда ты не рядом, я все время думаю о тебе. Будь моя воля, я бы тебя вообще из своих объятий не выпускал. — И не выпускай, — тихо попросил Слава, зарываясь лицом в его волосы, разметавшиеся по подушке. — Никогда не отпускай меня, пожалуйста. Ты меня спас — моя жизнь принадлежит тебе. Делай с ней, что хочешь.