***
— Я был бы благодарен, если бы ты водил ножом по моему горлу чу-у-уть полегче. Я вовсе не хочу себе глубоких царапин на шее, у меня тонкая кожа. Дэвид выдохнул, когда лезвие покинуло его шею и вернулось в ножны на боку Дэниэла. Тот был облачён в белоснежную футболку с рисунком ели, и даже в тусклом лунном свете она ярким свечением выделялась среди мрачных лесных зарослей. — Классная футболка, — вежливо заметил Дэвид. — Прям как у меня, но убитая отбеливателем. И ножны классные, да. Стильно. Молодежно. Это… Тоже ель на них выгравирована?.. — Ель, — небрежно кивнул Дэниэл и поднял немигающий взгляд. — Твой символ. — Оу… — неловко улыбнулся Дэвид. — Снова пытаешься маскироваться под меня? — Глупости, это не маскировка. Это священный символ, — Дэниэл не улыбался в ответ. Непонятно, что страшнее — его улыбка или его невозмутимость. — Я рад, что ты решаешься на смену имиджа! Но в лесу тебе правда стоило бы носить что-то не такое маркое, белая одежда здесь не лучший вариант, — Дэвид мягко отстранял от себя Дэниэла свободной рукой. — Смотри, ты чуть не запачкался, пока железной хваткой прижимал меня к коре сосны, не давая мне ни шанса на побег. Как легкомысленно с твоей стороны! — У меня вошло в привычку каждую неделю отстирывать от одежды кровавые разводы. Лес не запятнает меня столь же едко, как кровь нечестивцев. — Я бы не сказал… — Дэвид в темноте присмотрелся к футболке. — Зелёные следы от травы и кустов не так-то легко вывести. Если ты отпустишь моё запястье и отойдёшь хотя бы на полметра, я могу взамен постирать твою одежду в лагере, — он улыбнулся ещё шире. — Серьёзно, пожалуйста, отпусти мою руку, она сильно затекла и болит. Дэниэл сделал шаг назад, нехотя прекратив прижимать Дэвида к стволу дерева. В качестве предупреждения побега он демонстративно поправил ножны на поясе, а его улыбчивый оскал вернулся. — Как же ты счастлив в своём неведении! Горе от ума, а ты, как известно, самый жизнерадостный человек на земле, — неожиданно для самого жизнерадостного человека, Дэниэл коснулся рукой его щеки. «Ах ты пакость, я этим утром не брился», — мелькнуло в голове у Дэвида, который смутился не от прикосновения, а от собственной неряшливости. — Я долгое время недоумевал, то ли ты блаженный дурак, то ли святой агнец, — рука культиста скользнула по шее Дэвида, ослабив узел нашейного платка. — Желал умертвить тебя, как еретика на моём трудном пути праведника. — Разве?.. — тот вздрогнул от касания холодной руки. — Я думал, мы просто, типа, конкуренты?.. — Не будь судьба благосклонна, я бы утопил тебя в первый же день нашей встречи, как слепого котёнка, что не способен узреть свет Зиимуга. — Котята с возрастом обретают зрение вообще-то. — Я не о котятах. — Уже на второй неделе могут видеть. — Я не о котятах! — Дэниэл возвёл глаза к звёздному небу. — Вселенная, дай мне сил. Дэвид же на всякий случай размышлял о том, кто в случае побега окажется быстрее — он или двинутый культист. Не то что бы у него был шанс сбежать, но и прямой опасности он пока не видел. Дэниэл внезапно появлялся в его жизни довольно часто, и между ними неизменно фигурировали кривой кинжал и какое-то молчаливое напряжение. Быть может, если сохранять спокойствие и не реагировать на провокации, враг не почует страх и сам уйдёт. Думая об этом, Дэвид привычным движением поправлял нашейный платок-футболку, укрывая им холодную руку Дэниэла, подсознательно стараясь её согреть. Чёрт, ему бы даже нравилось это ледяное прикосновение, если бы на смену не грозилось прийти лезвие кинжала. И если бы чужие пальцы не впивались бы медленно в его шею. — Всё же судьба хранила тебя ровно до того дня, как я сам прозрел. Ты оказался камнем преткновения, но не тем, что мне следовало сдвинуть с пути или раскрошить в песок. Камень преткновения и камень сокрушающий, ты до сих пор непостигаем, но твой свет застилает мне глаза, слепит до боли. — Ох… — Дэвид прикусил язык, чуть не заикнувшись о том, что беспокоится за здоровье глаз Дэниэла, только через мгновение поняв метафору. — Я рад, что ты не держишь на меня зла, но… — Знаешь, когда животному больно, оно свирепеет и мечется, бросаясь на всех вокруг, вгрызаясь в протянутую руку помощи. Мне стоило огромных усилий, чтобы укротить в себе страдающего зверя и не мечтать о твоей смерти дни и ночи напролёт. — И ещё меня называет котёнком, — прошептал Дэвид, нахмурившись. — Сам котёнок. — Но разум обуздал мой хаотичный гнев, — Дэниэл пропустил мимо ушей «обзывательство». — Я столько лет искал вестника Божьего на земле! Я ожидал увидеть его в зеркале, и в отражении на блестящей поверхности гранитного жертвенника. Но вот ты передо мной, неловок в своём величии, свят в своей простоте, невинен, как и полагается Мессии. Цепкие холодные пальцы вновь схватили Дэвида за затёкшее запястье, однако не грубо, как раньше, а настойчиво и… Забирая его ладонь в свою? «Я ещё не готов к таким отношениям», — хотел бы сказать он вслух. — «Нельзя же так без обоюдного согласия браться за руки». — М-м, я сгораю от нетерпения, — промурлыкал Дэниэл, резко сократив дистанцию, — когда уже смогу забить гвозди в эту теплую, нежную ладонь, — он поднёс руку вздрогнувшего Дэвида к губам, поглаживая его кисть подушечками пальцев. — Я не фанат всего этого христианства, но некоторые аспекты я был бы только рад перенять. — Такие как ёлочки и прощение ближнего своего? — рука, которую ещё не отпустило онемение, едва ощущала поцелуи сектанта. Дэвид лишь надеялся, что в темноте не заметно, как горят его щёки. — Христианская благодетель — хороший моральный ориентир, верно? — Истинно так, — скалящаяся улыбка прервала осыпание поцелуями. — У меня давно накопилось столько грехов, сколько не окупят жертвы детей. Эти твои лагерные черти давно не безгрешные младенцы, я боюсь запачкаться об их негативную энергетику, злые помыслы и богохульство. Мои грехи сможет искупить только твоя жертва. — Оу, — рука Дэвида обжигалась новыми поцелуями, однако живо почувствовала фантомные гвозди, что грозились её пронзить. Сохранять самообладание было всё сложнее, и тело порывалось ускользнуть из лап культиста и бежать к лагерю, который так близко отсюда. — Дёрнешься — и мне придётся перегрызть тебе горло, — светящаяся улыбка оказалась в сантиметре от шеи Дэвида. — Поверь, мне приходилось делать это раньше, при разных обстоятельствах, и… О, Зиимуг великий, как прекрасно ты пахнешь, — Дэниэл потёрся носом о тонкую бледную кожу будущей жертвы, непроизвольно подаваясь ещё ближе, но сохраняя между их телами малейшую дистанцию. — А мне раньше приходилось терпеть пронзённые насквозь ладони, — Дэвид увиливал, прижимаясь к дереву и чуть соскальзывая вниз. — Мне не понравилось. — Т-тебя тоже распинали в детстве на кресте? — удивлённо моргнул Дэниэл. — У нас столько общего, я вновь и вновь поражаюсь сходству! — Боже, нет! Только ребята из Кэмпбелла иногда заигрывались, но это была чистая случайность! — Дэвид нехотя позволил ощупывать и разглядывать его ладонь, на которой по незаметным бледным рубцам можно было различить старую рану. — Две чистые случайности в обе руки. Издержки профессии, сам понимаешь. — Малолетние паскуды, — прошептал Дэниэл, поднеся когда-то изувеченные ладони к лицу и потершись об одну из них щекой. Безупречная улыбка исчезла с его лица, а с опущенными веками он казался скорей умиротворённым, чем зловещим. — Неужели народ вновь оказывается ещё более жесток, чем первосвященник. Неужели мне предназначено предавать тебя на растерзание злым людям, а не лишать жизни своими руками… — Может быть?.. — наугад спросил Дэвид, потеряв нить рассуждения, но опасаясь противоречить. — Мне не нравится, к чему ты это всё клонишь, друг! Лицо Дэниэла резко оказалось чересчур близко к его лицу, и он почувствовал дыхание сектанта, с привкусом виноградного сока и чего-то покрепче. — Не думаю, что я здесь — Иуда. Однако позволь, мне следует предать тебя целованием. Дэвид зажмурился, не будучи готовым к этому предательству. Мгновение — и он выдохнул, чувствуя, как запечатлелся целомудренный кроткий поцелуй на его щеке.***
«Чёрт, мне определённо нужно научиться говорить «нет», особенно самому себе», — решил Дэвид на пути обратно в лагерь, а затем мысленно себя же одёрнул: будто проблема была в культуре отказа, а не в нездоровых мечтах Дэниэла! — В следующий раз меня может не оказаться рядом, — проворчал идущий рядом квартирмейстер, протирая свой крюк влажной тряпкой. — В лесу теперь два основных правила. Ставить меня в известность, если собираетесь проводить ритуальное жертвоприношение. И никакой содомии, по крайней мере, до полной луны. Из двух элементарных правил вы нарушили оба. — Это не то, о чём вы могли подумать! — замахал руками Дэвид. — По поводу жертв он шутил! И, боже, какая содомия! — Бегайте на свидания в другие места, хоть на Остров, хоть в город. От леса — подальше. От моего логова — подальше. От лагеря — подальше. Я беспокоюсь за ментальное здоровье детей. — Вы всё правда не так поняли, — издал нервный смешок Дэвид. — Я лишь возвращался с пристани, когда случайно пересёкся с ним и с его больным воображением. — Опять тебе твои препараты спать не дают? Каждую неделю одно и то же, — квартирмейстер добродушно усмехнулся в усы и протянул Дэвиду тряпку, на которой остались грязные багровые следы от крюка. — На память тебе, ещё тёплая кровь твоего воздыхателя. За руку его не беспокойся. Не голова, до свадьбы вашей заживёт. — Мы с ним правда не в таких отношениях, — тот осторожно забрал её и сложил вчетверо. Дэвид вдохнул прохладного ночного воздуха, провожая взглядом удаляющегося в темноту квартирмейстера и покачиваясь на веранде из стороны в сторону, разминая ноги. Бессонница сегодня не позволит ему сомкнуть глаз надолго, но всё-таки стоит лечь и отдохнуть. Хотя бы морально. Он бесшумно открыл дверь в дом, опасаясь разбудить Гвен, но в темноте увидел голубой свет монитора её ноутбука в стороне кровати. В комнате пахло кофе и чипсами, что означало творческий процесс вожатой. — Гвен, ты не спишь в такой час! Нам вставать через четыре часа, а ты, между прочим, которую по счёту кружку допиваешь? — Пятую. Тебе — вставать. А я завтра высплюсь в автобусе, мне же в город, — не отнимая глаз от монитора, ответила девушка. — И говори тише, Макс спит. — У него опять кошмары? — обеспокоенно спросил Дэвид, тихо закрывая дверь и различая на своей кровати спящую фигуру подростка. — Бедняжка. — Ага, расстилай себе на полу, — Гвен подвинулась на кровати. — Или садись сюда, заценишь новый драббл.