Сильнее весны Антон ненавидел только утро. А весеннее утро он просто терпеть не мог: это наглое солнце, которое так удачно проскальзывает лучами между шторами и стреляет в глаз, ослепляя; этих орущих наёбышей
*, радостно бегущих в школу; этот будильник, верещащий прямо под ухо — ни минуты спокойствия в этом ёбнутом мире. "Как же всё достало", — так он думал каждый раз, но после резко подрывался с кровати и, плывя нетвёрдой походкой по коридору, шёл в туалет. Шастун, конечно, мог не идти в школу, но и отец Антона мог не содержать уже семнадцатилетнего парня и просто выкинуть того за шкирку из квартиры. Тем более, скоро Антону исполнялось восемнадцать, а там… всё? Никаких отцовских денег, поддержки и спокойной жизни. Особенно давил на парня тот факт, что на дворе уже март, а значит скоро экзамены и поступление. Но куда? Кем? Место отца, конечно, уже было готово, но для этого нужно было отучиться, как минимум, на программиста, однако… Никто не спрашивал нужно ли это Антону. Да, если честно, Антон сам не до конца понимал, что ему нужно. Именно поэтому, дочистив зубы и ополоснув лицо холодной водой, парень пошлёпал переодеваться, пытаясь хоть как-то отвлечься. Нет, опять же, Антон не был избалованным богатеньким сыночком, он был
обычным настолько, насколько мог себе позволить. Поэтому прямо сейчас он натянул на себя джинсы-скинни
*, помятую рубашку и скинул смс-ку Арсению. На ходу накидывая олимпийку, Шастун вышел из подъезда и тут же сел в подъехавший автомобиль. Первые пять минут они ехали молча. Арсений молчал, потому что не хотел мешать мыслям Антона, парень же молчал, залипая на прохожих, которые, словно балерины, пружинили от лужи к луже, кружась парочками.
— Арс, скажи, — вдруг начал Шастун, покусывая кожу на губах, отчего те сразу становились алыми, — у тебя в жизни был выбор?
— Не совсем, — признался брюнет, заруливая на парковку частного лицея для мальчиков. Машина мягко остановилась, а Попов повернулся к парню, — Антон, поверь, у многих в этом мире нет выбора, — в этот момент Антон лишь отвернулся, глядя на ненавистное учебное заведение, — мы не выбираем, кем рождаться, даже не выбираем, рождаться ли вообще, но знаешь, никто не может выбрать за тебя то, кем ты станешь, — Шастун угрюмо кивнул и потянулся к ручке двери.
— Мы же заедем поесть после лицея? — голос мальчишки в эти моменты был таким детским и милым, что Арсений просто не мог отказать ему. Он никогда не мог ему отказать.
— Посмотрим на твоё поведение, — на это Антон лишь показал язык и выскочил из машины, хлопая дверцей.
***
Каждый день, приходя в лицей, в котором ничего не менялось, Антон лишь закатывал глаза от вида манерных мальчиков, в душе называя их просто пидорасами. Нет, против геев он ничего не имел, ведь не каждый парень гей, и не каждый гей — пидор. Но вот чего он не мог терпеть, дак это школьных подстилок — они крысили, подставляли и, конечно, лизали более богатым парням жопы, но, опять же, это дело мирское, куда без этого. Однако не зря Шастун избегал этих общин, созданных более олдовыми учениками…
Сегодня ему не особо хотелось даже видеть кого-то из них, не то что разговаривать. Именно поэтому он засел в мужском туалете на третьем этаже и уже закурил сигарету, сидя на толчке унитаза, как тут же его покой нарушила толпа парней. Неужто этого и ждали? Парень прислушался к шагам: первая кабинка с шумом хлопнула дверью, затем вторая, третья… И вот дошло до соседней от него. Когда дверь резко рванули, он молча уставился на Матвиенко. Более задиристый парень оттолкнул Серёжу, затемняя проход своим телом. Все молча ждали, пока Антон докурит. У одного парня, кажется, даже глаз дергался. Решив поскорее закончить с этими
мужскими разборками, парень потушил сигарету о бок бачка и встал на пол.
— Красивый у тебя фонарь, — вскользь кинул Шастун, мысленно жалея Матвиенко. Нет, он не испытывал симпатии ни к кому в этой школе, однако парни, которые оказывали сопротивление и насильно были избиты после этого — вызывали жалость. Семья Матвиенко не была богатой, но парень хорошо учился, за что получил возможность попасть в этот лицей, — ну что, девочки, стоять будем? Или набьём друг другу ебальники? — улыбаясь, выдохнул Антон, и заехал ближайшему парню в лицо.
***
Арсений приехал довольно быстро. Он привычно стоял в коридоре, разговаривая с директором. О, как же он привык. Эти постоянные драки, исключения, снова драки и исключения, казалось, Попов уже ничему не удивлялся. Вот и сейчас, мило улыбаясь и закусывая щеку изнутри, он переводил разговор в другое русло, благо директором, а точнее, как там у феминисток… директрисой, была женщина. Пусть сначала та была не особо рада факту, что вместо родителя опять пришел кто-то другой, в итоге все же резко оттаяла, уже в открытую заигрывая с Поповым. Да, Арсений, чего только не поделаешь-сотворишь ради своего пиздюка. Конечно, а как иначе? Узнай об этом происшествии отец парня — пакуйте чемоданы, мальчики, вы уёбываете нахуй отсюда. И поехал бы наш Арсений словно Савельич за Гриневым
*. Но не будем о печальном — мужчина вот совсем не расстраивался, наоборот, скучающе посматривал по сторонам, дожидаясь Антона. А что там, кстати, с самим Антоном? С ним всё было в порядке, не считая разбитого носа и треснувшей губы. Он сидел в медкабинете, кося глаза в кучу, пока в его нос запихивали какие-то тампоны. После, покачиваясь, парень шел к Арсению. Навстречу ему уже плыла группа парней, на что он лишь закатил глаза, приготовившись к новой порции пиздюлей. Нет, он не был слабаком, да и драться умел, вот только трое… а, нет, четверо на одного — это, ну, нечестно? Так думал парень, пока из-за угла не показался Арсений и директриса. В этот момент Антон был готов признаться в любви самому Попову, а потому вприпрыжку поскакал в его сторону, не лишив себя возможности показать парням факи.
— Антон, — только и успел выдохнуть мужчина, когда Шастун догнал его у двери на выход, — нос-то хоть не сломали? — Шаст лишь буркнул что-то непонятное, прошипел парням за спиной Арсения пару ласковых
пошли нахуй, хуеглоты и вышел на улицу. Мужчина развернулся на группу парней и, оглядев тех сверху-вниз, брезгливо цокнул, тут же принимая серьёзный вид и удаляясь вон.
— Есть хочу, — вздохнул парень, утыкаясь лбом в стекло машины. Мужчина ничего не ответил, лишь пристегнул его и выехал с парковки.
Уже сидя в машине с чизбургером в руках, Антон довольно пыхтел, откусывая снова и снова. Голод дал о себе знать, да и потеря крови сказалась на его состоянии, чего уж там говорить о бедных нервах. Арсений молча пил кофе, хмуря носик, когда язык начинало жечь. Эта была ещё одна идиллия, которую не особо хотелось нарушать. Но прекрасные моменты называются таковыми как раз потому, что когда-нибудь кончаются. Телефон на панели загудел, отчего парни даже вздрогнули. На ровном экране высветилось ненавистное Антону «Босс». Шастун вздохнул, откидываясь на спинку кресла, нервно сминая бумажку от еды. Когда Арсений ответил, на другой стороне послышался крик мужчины. Видимо, он как-то прознал о произошедшем. Антону сразу стало не по себе, отчего он стал гневно комкать упаковку, шурша ей на всю машину. Попов же не выдержал и вцепился в руки парня свободной рукой. Шастун не планировал сдаваться и принялся дергать руками, пытаясь отцепить мужчину от себя. После пятиминутной драки и толканий, из-за которых телефон упал между сидений, а Арсений оказался вплотную прижат к плечу парня грудью, Антон замер, прислушиваясь к чужому сердцебиению. Звонок уже был сброшен, гневные крики отца прекратились, а Антон молчал, опаляемый чужим горячим дыханием.
— Я тебя в детстве не лупил, мне что, сейчас начать? — не выдержал мужчина, отпуская Шастуна и просовывая руку между сидений.
— Да, папочка, накажи меня, — съязвил юноша, нагло пихая чужое плечо.
— Антон, хватит, — кинув телефон на приборную панель, выпрямился мужчина, — не начинай.
— А что Антон? Да, моё имя Антон, да, меня все то и дело ругают, да, бьют, да, я Антон, я нервный и психованный человек, — он тяжело дышал. Его грудь вздымалась вверх и тяжело падала вниз, давя на ребра, — что ещё, Арс?
— Тише, Антон, — выдохнул мужчина, касаясь его плеча.
— Что тише-то? Что тише?! — истерика росла в геометрической прогрессии, не позволяя успокоиться.
— Успокойся, хватит… — он пытался развернуть парня, но тот брыкался и почти плакал от бессилия и болящих костей, — да тише ты, ёптвою мать, — не выдержал мужчина, прижимая Шастуна к себе. Какое-то время он ещё пытался отодвинуться, но вскоре успокоился и, глубоко вздохнув, замер.
