На краю срыва

Доен увядает - скоротечно, болезненно, безбожно. У Джонни сердце болит за него, ведь он столько лет его тихо любил, наблюдая издалека, но сейчас все душевные муки превратились в физические. Омеге откровенно плохо: её каждый день тошнит и рвет, она почти не ест, только пьет воду, дышит так надрывно, словно задыхается, и все начинают замечать, как тяжело дается ей эта беременность. В этот раз её кожа серая, а глаза потухшие, хотя было понятно, отчего король так скоротечно болеет. С того самого рассвета, когда Джехен отбыл в ссылку, лишившись своего титула и имени наследного принца, прошло два месяца. Доен сам себе боялся признаться, в чем состоит причина этих ухудшений, но тешился мыслями, что так будет всем лучше, всем спокойнее. Джехен - это отрава их династии, будущего государства. Он все уничтожит, как сделал это с Доеном. Доен занимался государственными делами, несмотря на плохое здоровье, но беспокоился, что болезнь повлияет на ребенка, и поэтому лекарь стал частым гостем во дворце. До рождения второго наследника осталось три месяца. Три месяца и, может быть, еще чуточку осталось Доену. Он все никак не мог насытиться теми сладостными минутами уединения с сыном, который был так мил, ласков и умен не по годам, что невольно сердце сжималось, ныло, грозясь лопнуть от напора горьких и лучших чувств. Его сын, Джемин - наследный принц двух государств, набирается храбрости, глядит на Доена своими невозможными большими глазами и улыбается, хотя отец видит, насколько печален этот взгляд. В нем была тоска и не было смирения. Это было именно то, что так удивляло Доена. Отчего этот маленький мальчик, ребенок, малыш был таким проницательным, столь понимающим, что казалось, что он мудрее многих взрослых? - Я тебя люблю, ты ведь знаешь, да? Доен почти дышать не может, спирает дыхание от слез, которые просятся наружу, и Джемин кивает, крепко обнимая его за шею. Шепчет тихо, словно какой-то секрет: - Я знаю. Я все знаю, я буду помнить всегда-всегда. Даже когда сам умру, я буду помнить твою любовь и тебя. Я тебя так люблю, папочка. Мой папа, так люблю тебя. Почему же именно ты умираешь? Почему именно сейчас? Папа. Папа... Голос Джемина с каждым словом становится все громче, и на последнем, стоит ему позвать Доена, он срывается на громкий плач. Такой горький, болезненный, почти воющий, и Доен держит его в своих руках, роняя собственные слезы, до тех пор, пока оба не устают. Король не знал. Совсем не знал и не понимал, почему именно он, почему сейчас, и ему было жаль своего сына, что в шесть лет познает боль утраты. Это было невыносимо, и Доен срывается под напором чувств, мыслей о сыне, о том, из-за кого произошли все их несчастья. Джехен за эти два месяца будто стал другим - его лицо стало более взрослым, а плечи шире. Когда-то белоснежная кожа загорела, а руки огрубели. Он несет тяжелые ведра с водой к своему небольшому дому, совсем не глядя по сторонам, словно окружающая жизнь вовсе не волновала его, и когда Доен пристально глядит на него, выйдя из кареты, то он оборачивается. Его красивое лицо искажается неверием, шоком и одновременно ужасом, словно он чего-то испугался, и омега не сдерживается, громко спрашивая издалека: - Ты боишься меня или же собственных глаз? Джехен роняет ведра, и вся вода, которую он так усердно нес домой, оказывается в земле, но альфа уже идет навстречу, ощущая, как дрожат его ноги. Доен был здесь, прямо перед ним. С синяками под глазами, серой кожей, уставшими глазами и без тени улыбки на лице. Он так измучен, и Джехен касается его прохладных ладоней, согревая своим огнем. Он касается так, будто перед ним был не король вовсе. Может быть, Джехен спросил бы разрешения, сказал бы что-нибудь, стоя у самого дома с ведрами, но чувствовал, что Доену нужны его руки. Он нужен. - Ты приехал ко мне. - Да. Доен не брезгует держаться за пыльные ладони Джехена, переплетая их пальцы, и боится поднять голову, чтобы увидеть, наконец, его глаза. Это было страшнее, чем он думал, и удивительнее. Джехен не прогнал его, не гневился, а просто касался, не пытаясь быть кем-то прошлым. Наверное, он так пытался выслужиться, вернуться во дворец, но даже если так, Доен изнемогал от собственной боли без него. Джехен жесток, бессердечен и лицемерен, но все же покинуть этот мир хотелось в его руках, глядя в глаза. - Если я скажу, что ты можешь вернуться во дворец лишь на время без возращения титула и права претендовать на престол, ты уедешь со мной? В глазах Доена столько надежды, что Джехен почти захлебывается его чувствами. От его слов обидно, но альфа все эти дни жил в темной тоске. Да, престол - это было то, к чему его готовили всю жизнь, ему с самого детства все твердили, что он станет королем этой страны, что у отца большие надежды на него, однако сейчас это почему-то казалось незначительным. Доен своим собственным положением вдруг показал ему, как это все незначительно. Он король, но что в итоге у него осталось? Лишь маленький Джемин, титул, богатства и земли, но не было друга, не было родителей. Не было и любви. Без семьи было пусто, так ужасающе одиноко, что Джехен в первые дни на острове даже не знал, что ему делать дальше. Ему казалось, будто жизнь кончена, разрушена, и только его собственные чувства к Доену спасали его. Те воспоминания, что он оставил. Одно Джехен заметил, пока прокручивал это лицо в голове раз за разом, - омега рядом с ним почти не улыбался и не смеялся, делал это лишь в последние месяцы, до своего восхождения, пока у них было перемирие. Может, он был действительно счастлив тогда. - Тебе решать, с какой болью ты хочешь жить, - с болью потери или с болью воссоединения. Я сгораю рядом с тобой и возрождаюсь вновь, а без тебя умираю день за днем. Что причиняет тебе больше страданий, Доен? Король удивленно поднимает голову, наконец, показывая влажные глаза. Джехен не понимает, отчего тот так удивлен, но только крепче держится за его руки. - Ты не лжешь мне. Это впервые, когда ты так искренен со мною. Так странно, потому что я живу с этими чувствами столько лет, а ты испытываешь это меньше года, однако... почему они так сильно совпадают? Мы и любим, и ненавидим, и хотим друг друга, при этом пытаясь утолить собственные темные желания и мечты. Любовь ли это вообще? - Любовь губит людей, и мы с тобой, несмотря на кровь, что течет в наших жилах, совсем не отличаемся от других. Я к тебе снова хочу, сына нашего обнять, взять на руки ребенка, что ты носишь. Я теперь просто хочу семью, я... У Джехена срывается голос, и он плачет, роняя горячие слезы на их сплетенные руки. Доен поджимает губы, чувствуя его сожаление и печаль, но теперь не в силах оттолкнуть этого человека ради мести и внимания. Он слишком устал от этой пустой войны. Джехен плачет долго, больше ничего не говоря. Стоит посреди селения в пыльной рубахе, мятых штанах и сапогах, без того лоска и роскоши, что прежде всегда сопровождали его, и плачет перед мужем, боясь разъединить их ладони. Ему было слишком жаль. Отчего он сразу не осознал, что важнее амбиций и богатств может быть лишь семья? Отчего он был так испорчен? Альфа расцеловывает руки Доена снова и снова, пока тот не прижимает его к себе. - Я все эти дни будто падал в горящую бездну. - Без тебя мне слишком больно, чем с тобою. Они говорят это друг другу так, что никто не слышит, это было интимно, чувственно, и Доен ощущает, как внутри разливается тепло. В сердце Джехена вспыхивает пламя.