Сара
Босыми ногами ощущаю бетонный пол, все тело дрожит. Мне жутко холодно, я не чувствую ног и рук, а щеки давно болят от слез. Ненавижу этот детский дом! Ненавижу! Эти злые дети, они издеваются надо мной уже вторую ночь подряд, запирая в этом жутком подвале, где так темно и страшно. Еще и ходят там за дверью, скребутся, пугая еще больше. Хочу к маме и папе, хочу домой. Почему? Почему их больше нет? — Выпустите меня, пожалуйста! Отпустите! Мне страшно! Кричу изо всех сил, стараясь привлечь внимание. Но меня никто не слышит. Взрослые спят в другом отсеке, и дети здесь безнаказанно издеваются над слабыми, прекращая все под утро, дабы не попасться воспитателям. Ручка подвала поворачивается, и я с надеждой смотрю вперед, но вместо того, чтобы выпустить меня, они обливают ведром ледяной воды. — Надеюсь, ты сдохнешь тут от холода, — страшным голосом проговаривает один из издевающихся, заставляя меня вновь расплакаться. — Мама… Хочу к маме, — начинаю плакать так сильно, что чуть ли не задыхаюсь, — пожалуйста, отпустите меня. Делаю попытку выбежать, пока дверь открыта, но девочка грубо толкает меня внутрь, заливаясь смехом. — Слышали, она к мамочке хочет, — противно говорит она, угрожающе нависая надо мной, — твоя мамочка сдохла, она больше не придет, сдохнешь и ты! — Сдохнешь-сдохнешь, за место под солнцем надо биться, — второй мальчик криво улыбается, подтверждая слова девочки, и меня накрывает диким страхом, когда они вновь начинают закрывать дверь. Но дверь не закрывается, и мои мучители резко притихают, испуганно начиная пятиться назад, когда чья-то тень показывается на том углу комнаты, громко проговаривая: — Вам не говорили, что если обижать слабых, то можно нарваться на кого-то более сильного, — мне почему-то тоже становится страшно, когда этот кто-то за грудки оттаскивает в сторону главного моего обидчика, — и этот более сильный вряд ли пощадит. Слышу звук удара, а потом вижу, как девочка и второй мальчик разбегаются в разные стороны, громко крича и плача. Тень надвигается на меня, и я в страхе жмусь к стене. Она оказывается совсем близко, вдруг наклоняясь и ласково поднимая меня на руки. Теперь я вижу лицо мальчика, его черные глаза и длинные, до плеч волосы, а потом и улыбку. — Боже, да они тебя еще и водой облили, — начинает он, вынося меня из подвала на руках, — сейчас я тебя согрею, маленькая. Не дрожи. Меня Аарон зовут, а ты ведь Сара, да? Киваю ему, с обожанием продолжая смотреть на мальчика, несущего меня в сторону корпуса воспитателей. Мы вдруг оказываемся в одной из комнат, где Аарон включает свет, печку и достает одеяло, стягивая с меня мокрые вещи, аккуратно обтирает полотенцем и укутывает в одеяло, придвигая печку к креслу. — Спасибо, — улыбаюсь ему, когда он заботливо поит меня горячим чаем, — а мы где? — В тайной комнатке Мэри, она завтра как раз с больничного выходит, познакомлю вас. Ты только не говори никому больше, что тут была, ладно? — начинает тереть мои щеки ладонями, не снимая с лица улыбки, и я киваю. — И не переживай, они больше тебя не тронут. — А можно мне с тобой дружить? Мальчик широко улыбается, пересаживая меня к себе на колени и крепко обнимая. — Конечно, можно, малышка, даже нужно. Открываю глаза, оглядываясь. Какая-то квартира, и снова его лицо. Эта фраза… Господи, его голос. Я не верю, я не знаю, как такое возможно. Мотаю головой, верчусь из стороны в сторону, всматриваюсь в лицо своего спасителя и вижу в нем Аарона. Как и тогда — девятнадцать лет назад — он спас меня сегодня. Ровно та же фраза, снова принес на руках, плед, чай. Это, что, рай? Меня так после насилия Майкла тряхануло? Я умерла, да? Но картинка не рассеивается, а парень еще и говорит что-то, и когда он касается украшения на своей груди, я готова задохнуться. Тут же кидаюсь рассматривать его, кручу, проверяю, и вижу, знаю, это оно. Там сзади выцарапана первая буква моего имени гвоздиком… Резко обнимаю его, все еще не веря в то, что это он. Мой Аарон. Мой дракон. — Господи, — шепчу ему на ухо, а по щекам самопроизвольно стекают слезы, — этого не может быть… Не отпускаю его, жмусь еще крепче и плачу. Плачу от счастья. Тринадцать лет, я не видела его тринадцать лет, а теперь… Мамочки, да эта попытка меня изнасиловать стоила того, чтобы увидеть его. И ссора с Тёрнером, мой протест в виде ухода из дома — все это стоило того, чтобы я встретила Аарона. Это ведь точно он… Точно мой Аарон, иначе и быть не может. Но почему он тогда не узнает меня? — Это правда ты, Аарон? Глажу его щеки, морщась от щетины, и не перестаю плакать. Аарон резко плюхается задницей на пол, видимо, от шока. Да все всматривается в мое лицо, осторожно поднося руку к щеке и стирая влажные дорожки, улыбается, прикрывая глаза и сглатывая. Мне на пальцы падает несколько слезинок, что медленно начинают скатываться по его щекам, и я осторожно их стираю. — Малышка, — тихо произносит он, ловко перетягивая меня на свои колени, — Сара… Черт возьми, настоящая, живая. Такая крохотная, я не могу, такая маленькая, — рассматривает меня, с особой осторожностью прикасаясь руками к талии, а носом вдыхает аромат волос, — прости, прости меня, я не узнал тебя. Ты стала такой… Ты невероятная, очень красивая. — Ты тоже изменился, — позволяю себе дотронуться рукой до его лба, веду пальцем к переносице, очерчиваю брови, щеки, задеваю нос и касаюсь губ, — я не верю в реальность происходящего. Я думала… Думала, мы больше не встретимся, что с тобой что-то случилось, или ты забыл обо мне… — Я бы не смог, ты все для меня, — начинает оставлять малюсенькие поцелуи на моих ладонях, крепче стискивая в объятиях, словно, если отпустит, то я исчезну. — Я искал тебя, искал, когда была возможность, ты прости, что меня не было так долго. Я просто не мог раньше… Не мог… — Тише, — прикрываю его губы указательным пальцем, не хочу ничего слышать, просто хочу его обнимать, пока не отвалится тело от неудобной позы, — ты нашел меня, ты исполнил свое обещание. Все хорошо, Аарон. Не знаю, как долго мы еще обнимаемся, трогая лица друг друга и улыбаясь. Кажется, словно время остановилось, чтобы мы смогли восполнить упущенные моменты, наполнив наши жизни этими минутами блаженства, которые приходится прервать. Аарон приносит антисептик и лед, обрабатывая полученные мной раны, бережно наклеивая на каждую из них пластырь, а лед держит несколько минут около носа, дабы снять отек. Мы берем чай и вишневый пирог, располагаясь в его спальне. Аарон заботливо разрезает сладость, выделяя мне самый большой кусочек. — Все еще так же любишь вишню? Киваю ему уже с забитым ртом, поглощая за обе щеки угощенье. — Что ты сделал с волосами? — Тебе не нравится? — удивляется он, прищуриваясь, а меня уносит, и я начинаю смеяться. Как же с ним легко. Словно и не было этой разлуки. Будто бы мы все ещё те дети, что прятались в комнате Мэри, дабы побольше провести время вместе, проводили ночи на крыше, разговаривали обо всем подряд и были безумно счастливы. У нас был свой собственный мир, существовавший отдельно от ужасов детского дома. И сейчас я вновь ощущаю, как этот мир внутри меня оживает, тянется ко второй половинке, требует быть ближе и чаще. — Нет-нет, мне очень нравится, — запускаю пальцы в его мягкие пряди, получая неимоверное удовольствие, — тебе безумно идёт так. Просто… Непривычно. И щетина, и волосы. Ты стал настоящим бруталом. — А ты русалкой, — теперь его очередь запускать свои руки в мои волосы, что он и делает, расплетая тугой хвост и позволяя волосам расположиться по спине. — Они такие длинные. Тебе не тяжело их носить? И все такие же волнистые, мне всегда нравились твои причудливые кудряшки. Он пропускает кудри через свои пальцы, восхищённо рассматривая меня. Любуется. Я знаю, так обычно мужчины смотрят на объект своего обожания, и теперь так на меня смотрит он. Я все ещё не могу поверить в нашу встречу, безотрывно и подолгу смотря на его глаза, желая прикасаться к нему всё чаще и чаще, боясь, что я проснусь… А там снова будет Тёрнер, его противная улыбка и… Машинально прикрываю глаза, прикасаясь к шее, где красуются синие следы от его рук. А потом к левой руке, за предплечье которой он пытался сегодня меня удерживать, не желая выпускать из квартиры. И эти ужасные толчки вчера, кажется, я не смогу об этом забыть. — Ты чего, малышка? Зачем плачешь? — Аарон заключает меня в объятия, проходится пальцами по щеке, резко останавливаясь. Отодвигается. Вижу на его лице гнев. — Это он тебя так? Твой рыжий? — Нет, это не он, это… — Не ври мне, ты не умеешь врать, — он скептически ведет бровью, убирая волосы на другое плечо и рассматривая внимательнее гематомы, — это не сегодняшние. Они бы не были такими явными. Ты была одна вечером в парке, хотя, мне казалось, у тебя есть парень, следовательно, ты с ним поссорилась. Сара, у тебя все хорошо в личной жизни? Или этот твой рыжий тебя обижает? Наверное, обижает будет сказано слишком незначительно и не в полной мере показывающим реальное состояние моих с Майклом отношений. Только сейчас меня интересует немного другое: откуда Аарон знает о Майкле? Или… Это он тогда был у моего подъезда, из-за него я рассыпала апельсины, и его букет тогда лежал на моем этаже. Он приходил ко мне, ждал меня, но, видимо, Тёрнер его не пустил, еще и потом пытался настроить меня против Аарона, говорил гадости о нем. Вот же… Ненавижу его! — У меня все хорошо, через неделю венчание, — к горлу подступает ком, — я счастлива, работаю, живу. Произношу это на автомате, абсолютно безэмоционально. Не хочу вываливать на Аарона все свои помои. Пусть он думает, что у меня все просто отлично, пусть не беспокоится обо мне. Не хочу его напрягать своими заботами, просто хочется быть с ним дольше. Он подобно пилюльке — успокаивает меня, заживляет раны, помогает временно забыть обо всем. — Так счастлива, что гуляешь одна практически ночью? Аарон недовольно мотает головой, притягивая меня еще ближе к себе. Гладит по спине, зачем-то собирая волосы в одну ладонь, и лишь тогда, когда он заботливо начинает что-то заплетать на моей голове, я чуть улыбаюсь. В детстве он часто плел мне косы или колоски, помогал изучать таблицу умножения и географию. Именно благодаря Аарону я теперь знаю столицы практически всех стран, а еще могу указать на некоторые из них на карте с закрытыми глазами. — Чем ты жил все это время? — перевожу тему, не желая больше говорить о себе. — Ну-у, — протягивает Аарон, заканчивая с плетением косы, — всякое было. Сидел в тюрьме, скитался по улицам, как-то раз даже на вокзале ночевал, много работал, мало ел, нашел себе друга, начал все с чистого листа, вот бар построили с ним. Теперь я типа бизнесмен. — Ты сидел в тюрьме? Округляю глаза. Нет, мне явно не послышалось. Но за что? Он ведь такой благоразумный всегда был, делал все по правилам. Еще и на вокзале ночевал… Господи, мой бедный Аарон. Жизнь его не пощадила. Почему на долю хороших людей всегда выпадает так много ужасных вещей? — За кражу, но я ничего не крал, забудь. Там долго и неинтересно. Вообще, моя жизнь до безумия скучная, лучше расскажи мне, малышка, — перебирается совместно со мной на подушки, — какой была твоя жизнь. Мне интересно знать все о тебе. Первый поцелуй, первое разочарование. Друзья. Первая любовь, давай, я уверен, тебе есть, что мне рассказать. — Я хочу спать, — отрезаю на корню все его вопросы. Не хочу. Не хочу все это вспоминать. Первый парень, первая любовь, поцелуй, первый раз… Боль, разочарование, ненависть, разбитое сердце, осознание своей бесполезности и потеря смысла жизни. Нет-нет-нет. — Могу я остаться у тебя? — Конечно, ложись здесь. Душ прямо по коридору, в шкафчике есть чистые полотенца и зубная щетка новая, можешь взять мою футболку для сна. Он прищуривается, с непониманием смотря на меня. Вижу, как сканирует, пытается понять, что же творится в моей голове, но я не стану ему ничего говорить. Это мои проблемы. Пусть для него я буду счастливой и веселой Сарой, какой он помнит меня с детства. Я просто уйду рано утром и все. Не хочу отравлять его и так сложную жизнь. Я ведь не идиотка, вижу его влюбленные глаза, Аарон явно относится ко мне больше, чем к просто другу. Но у нас ничего не выйдет, и дело даже не в Тёрнере. От меня мало пользы. Я не полноценная, не смогу дать ему того, о чем он мечтает еще с пятнадцати лет. Пусть будет счастлив с другой, которая не будет иметь позади таких идиотских ошибок, оставивших след на всю жизнь, поставив на ней крест. Принимаю душ, переодеваясь в футболу Аарона. Какой великолепный запах, я словно в раю. Почему он не встретился мне чуть раньше? Ложусь на кровать, укрываясь одеялом. Хилл же выключает свет и собирается уйти, но останавливается, слыша мой голос. — Давай как в детстве, — приглашающе распахиваю одеяло, — мне нужен мой обогреватель. Он усмехается, и, скидывая с себя штаны и футболку, ложится рядом, крепко прижимая к себе. Перекладываю голову ему на плечо, обнимаю руку, прикрывая глаза. Иногда мы спали так в детском доме: когда после отбоя проверят все комнаты, я сбегала и приходила к нему, заползая под одеяло, а он грел меня теплом своего тела. Помню, как назвала его своим обогревателем, на что он только улыбнулся. — Только не сбегай от меня, — шепчет мне на ухо, — больше не вынесу разлуки с тобой. Не могу ему этого обещать. Не могу, поэтому просто молчу, стараясь уснуть.***
Тихо выбираюсь из плена его рук, одеваюсь и покидаю квартиру. Он меня возненавидит. Я сама себя ненавижу. Это все так глупо, неправильно, и я не должна от него уходить. Должна остаться, потому что так хочет мое сердце, но просто не могу. Этот мужчина достоин той, кто сможет воплотить его мечты о большой счастливой семье в жизнь, а я… Мне надо вернуться к Тёрнеру. — Прости меня, Аарон… Поднимаю взгляд на окно, сжимая кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу. Мне не больно, внутри болит сильнее. Я должна быть сильной, я всегда была такой, когда из моей жизни исчез Хилл. Нельзя вновь становиться слабой. Нельзя, иначе Майкл разорвет меня на части. Захожу в свою квартиру, обессилено падая на пол в прихожей. Скидываю туфли, вытаскивая из сумки телефон и отключая его. Серая ткань футболки Аарона, которую я незаметно стащила, на дне сумки так приятно радует глаз, и я невольно улыбаюсь, но стоит Тёрнеру появиться рядом, как мне становится невыносимо плохо. — Где ты была? — наклоняется ко мне, но я отшатываюсь. Больше он ко мне не прикоснется. Никогда. Нет. Не позволю ему себя ломать. — У Кэнди, — знаю, блондинка подтвердит мои слова, если это потребуется, — Амелия кричала всю ночь, я плохо спала, устала. Пропусти меня, я хочу поспать еще пару часов. Встаю, но Майкл перекрывает мне дорогу собой, поднимая взгляд своих очей, полный сожаления. Не верю. Он показал себя, больше не верю в его хорошую сторону. — Так и будешь от меня бегать? — протягивается ладонью к моей руке, но я тут же отхожу на шаг назад. — С будущим мужем так себя не ведут. Мне казалось, ты должна быть ласковее. — Ласковее? — Повышаю на него голос. — А не пойти ли тебе в задницу с ласками? Что тебе еще от меня надо? Что ты хочешь? Я согласилась на замужество, я согласна быть твоей женой, но я не позволю тебе больше себя трогать. Хочешь ласки — закажи шлюху. Только выполни условие сделки… — Если хочешь, чтобы мой отец и дальше помогал твоему, как родственнику, то перестань сопротивляться и делай, что я скажу, — Тёрнер грубо хватает меня за руку, притягивая к себе и целуя прямо в губы. Меня чуть ли не выворачивает. Не думала, что целоваться с ним будет так противно. — Ну же, активнее как-нибудь. Иначе сама знаешь, что будет. Достаточно одного моего слова. Урод. Ненавижу его. Мало того, что он соврал мне об Аароне, так еще теперь давит на самое больное — на здоровье моего отца. Он очень сильно болен, и ему нужны дорогостоящие препараты, стоимость которых я просто не в силах сама покрыть. Когда мы с Майклом начали встречаться, он узнал об этом и сказал мне, что его отец может помочь, ведь у него огромный бизнес в Нью-Йорке, и эти деньги для него — пустяки. Я все отнекивалась, но когда отцу стало хуже, пришлось согласиться. А с утра он заявил мне, что если я не выйду за него замуж, то попросту скажет своему отцу, чтобы тот больше не помогал моей семье с лекарствами. Но если не дать папе хотя бы одну дозу препарата, не успеть в срок, то он умрет. Лекарства поддерживают его жизнеспособность, и пока у него еще легкая форма, есть вероятность выкарабкаться, если он будет принимать все вовремя. Я просто не могу позволить папе умереть. Он так благодарен мне за то, что у него наконец-то восстановилось зрение и слух. Не могу, не имею права лишить его этих прекрасных моментов жизни. Его и маму, которая только недавно перестала плакать ночами в подушку, когда услышала об улучшениях. — Конечно, любимый, — через силу целую его, смахивая с ресниц слезы. — Вот и умничка, — Майкл улыбается, наконец позволяя мне пройти в спальню, — и да, вчера кудрявый этот приходил. Тебя все требовал. Ты ему не сказала, чтобы он больше не звонил тебе? Ты опять меня не послушалась? Тебе вновь хочется испытать на себе нак… — Я сказала ему, я заблокировала его номер. — Включаю телефон, быстро показывая ему черный список. — Только не надо, пожалуйста, я больше не хочу так. Что-то проверяя в моем телефоне, Майкл удовлетворенно улыбается и отдает мне смартфон, ласково щелкая по носу. — Хорошая девочка, молодец, — как же противно это звучит, — все-таки иногда стоит тебя наказывать. Сразу же такой послушной становишься. Падаю на кровать, утыкаясь носом в подушку. Я справлюсь. Я сильная. Все получится. Надо немного потерпеть. Вот выздоровеет папа, и я буду свободна. Придется подождать. Я не имею права быть эгоисткой. Они когда-то помогли стать мне человеком, дали дом, любовь и заботу. Теперь моя очередь, пусть и такой ценой. Я смогу. Наверное…