Двойная реальность

— Да чтоб я ещё хоть раз сунулся вслед за отбитой! — жаловался Рейн, в принципе не требуя ответа за свои слова с моей стороны. — Не-е-ет, сами там с Леви себя горными козлами воображайте! Скалистая тропа уж слишком впечатлила его, поэтому он распылялся и причитал потом всю дорогу. — Да хватит уже панику наводить, — вырвался у меня тяжёлый вздох. Весь путь я ехала впереди дождливого мальчика, то и дело недовольно поджимая губы, ибо для меня темп был слишком медленным. А вот Рейну было нормально, он никогда скорость особо не любил и спешить не хотел. — Живой? Живой. В чëм проблема? — А, то есть, чтобы была проблема, мне надо было там же и почить? — фыркнул Рейн, а я ненадолго зависла, пытаясь понять, о чём он говорит. Порой в его речи мелькали какие-то устаревшие или деревенские словечки, которые иногда мне удавалось понимать с трудом. Однако, судя по всему, молодое поколение деревень в меньшей степени грешат такими фразочками, поэтому дождливый мальчик говорил так довольно редко. — Помереть всегда успеешь, — махнула я рукой. — Чего ты плетëшься там сзади? Я бы уже десять раз доехала до Штаба и обратно. — Тише едешь — дальше будешь, — прилетел мне невозмутимый ответ. — Лучший девиз моей матушки. А я, знаешь ли, лучше поеду медленно, но с целой шеей. Мне оставалось лишь перекривить его, но под его темп всë равно подстроилась. Когда я говорила, что вскоре узрею солдатскую солидарность в исполнении Леви, то имела в виду этот же день, который только начался с моей поездки до озера и будет продолжаться ещё долго. И как всегда спокойно жить я не умею — вечно либо мой зад притягивает проблемы, либо проблемы сами притягиваются к моему заду. Одну проблему я уже успешно пережила — волна сплетен, которые облепили меня, будто снежный комок, прошла, теперь настало время столкнуться и с завистью. Причём я даже и не догадывалась, что одним своим существованием буду доводить кого-то до дичайшего бешенства, ибо фигурой себя считала крайне серой и незначительной. Однако оказалось, что моя натура заставила от чёрной, как мой юмор, зависти плеваться совершенно не знакомого мне человека. Как неожиданно и приятно. Я не ожидала никакого подвоха, когда мы с Рейном успешно доехали до Штаба Разведки, вернувшись с озера. Рейн же в свою очередь чуть не расцеловал дворовую плитку, как только спрыгнул с лошади, и поклялся больше никогда в жизни не забредать на ту самую скалистую местность, по которой нам пришлось возвращаться, ибо, цитирую, «мои шея и хребет мне дороже всякого адреналина». И опять он меня назвал бесстрашной тупицей, у которой отсутствует инстинкт самосохранения. — У человека нет инстинктов, — говорю ему я, потянув за собой Кондрола в сторону конюшни. Мой конь был крайне доволен, ибо прогулки любил до зуда в заднице, а я радовалась его довольству, как мамочка улыбке собственного дитятки. — Ты под этим девизом и живёшь, — отвечает мне Рейн, затем размяв спину и сделав пару прыжков на месте. — Чёрт, задница затекла. Ну их, эти конные утренние прогулки, похоже на один из адовых кругов. Я уж лучше посплю в это время. Я, конечно, тоже поспать люблю, однако не до этого мне. Тем более, что я и без этого уже наспалась — сплю ведь, пока подобные сны вижу. Расседлав коня, оставила его в деннике, однако, намереваясь выйти из конюшни, почему-то застопорилась на месте. Неосознанно кинула взгляд в сторону пустующего на данный момент отсека, где ранее всегда стоял чëрный Август, и задумчиво куснула нижнюю губу. «Как-то непривычно теперь его отсутствие, — думается мне, и мысли эти были не о чëрном марвари, а о его наезднике и хозяине. — Как странно...» Такая непривычность действительно ввела меня в недоумение. С Леви мы видились, конечно, каждый день, при этом наши встречи никогда не проходили без традиционной перепалки, но не сказать, что много времени проводили вместе. Вернее мы его не проводили вообще — только по утрам к озеру ездили, а в остальном видились только от случая к случаю. Мы были довольно чужими друг для друга и носили статус лишь вынужденных товарищей по Штабу. Этакие далëкие приятели или же шуточные враги и соперники. Но без привычной физиономии жопошника стало пусто и скучновато уже на третий день его отсутствия, и этот факт меня непомерно удивлял. Будто вместе с ним пропало нечто маленькое, однако не настолько незначительное, чтобы не замечать этого. Для меня его исчезновение было слишком заметно. «Точно шиза, — качаю я головой, почему-то не смея противиться внезапному желанию подойти к деннику марвари. — Скоро до того дойдёт, что скучать начну. Ещё чего.» Подойдя к закрытой двери отсека, заглянула внутрь через прутья. Пустое маленькое помещение, покрытое на полу опилками и соломой, на самом деле оказалось куда чище денника моего коня. В удивлении поднимаю брови, ибо над жилищем своего Кондрола я старалась и часто там убиралась, но даже моя частая уборка там не сравнится с аккуратностью и чистотой отсека Августа. «Это не чистоплюй... — мелькает в голове, пока я недоумëнно вращала глазами. — Это настоящий Чистоплюище. Причëм с большой буквы...» Леви действительно во всëм стремился к порядку, а я никогда не видела на нём грязной одежды. От него никогда не пахло неприятно, даже ногти на руках оставались чистыми, а волосы на голове никогда не казались сальными и грязными независимо от ситуации. Соответствующе своему мировоззрению он содержал и лошадь, обеспечив её всегда прибранным и чистым денником. Перед глазами мелькнуло довольно далëкое воспоминание того, как Аккерман, стоя посреди грязи Подземного Города и разбросанных бессознательных тел противников, чистил белым платком заляпанное кровью лезвие своего ножа. Его «чёрт, испачкался» тогда вогнало меня в ступор, а сама я пугалась его самого. Подумать только, совсем недавно я боялась жопошника до шевеления волос на затылке. Меня напрягало не только его присуствие, но и сам факт нахождения в Штабе среди солдат. Леви пугал меня своим видом, своей убийственной, по-могильному холодной аурой. Я понимала, что он сильнее меня раза в три, и это понимание выводило меня из себя и чересчур напрягало. Потому что было понимание, что при желании он сможет свернуть меня в крендель и раздробить позвоночник. «А что изменилось? — сдвигаю я губы на правую сторону, по-птичьи склонив голову и до сих пор бездумно рассматривая пустующий денник Августа. — По сути, он остался таким же сильным, каким и был, если не больше. И он всë ещё может мне свернуть шею.» Однако теперь бояться его было чем-то немыслимым для меня. Ощущение, будто я лезу в пасть к ручному тигру, уверенная в том, что это просто домашний котик. Со стороны некоторых людей я, должно быть, выглядела идиоткой, потому что были до сих пор те, кто Аккермана сторонился. А что ещё можно сказать о девчонке, которая из раза в раз лается с сильным парнем, имеющим прошлое подземного бандита? На моём месте большинство бы не стали играть с огнëм. Но учитывая то, что во мне хватит духу дерзнуть Кису Шадису... Ну да, я та ещё идиотка. «Не в идиотизме дело, — вдруг мелькает мысль в моей голове. — Раньше ты была такой же идиоткой и храбрилась перед подземным убийцей, но при этом чувствовала дичайший страх за собственную шкурку. Куда делся этот страх? Ты просто перестала его бояться, уверенная в том, что он не поднимет на тебя руку.» А ведь правда. Я просто уверена в том, что он не тронет меня ни в каком плане. Подумать только, насколько сильна моя уверенность в человеке, который намеревался убить Эрвина Смита. «Сейчас от него угрозы я не чувствую, — думается мне, когда я, бросив последний взгляд в пустой денник Августа, пошла к выходу, на ходу активно раздумывая. — Он ведь... даже думает о моей защите, когда ездит со мной до озера. Вот ведь странный! Сам ведь вначале меня по маршруту смертников отправил, а теперь беспокоится за мою тушку!» А может, он считает себя обязанным защищать и сопровождать меня до озера, потому что сам сподвигнул меня на это? Пока я шла, то совершенно не смотрела по сторонам, занятая своими мыслями. Вообще меня поражает то, что хоть жопошника и нет поблизости, часть моих мыслей всё равно занята им. Вот ведь навозный жук... — О ком думы думаете? — вдруг вылез из открытого денника своей лошади Рейн, как чëрт из табакерки, заставляя меня подскочить от испуга. — О топоре, которым отделю твою башку от тела! — гаркнула я раздражëнно, ибо терпеть не могла, когда меня так пугали. Вообще постоянно всех пугала я, это моя роль! — Учти, когда-нибудь я неосознанно влеплю тебе леща и прощения за это не попрошу! Дождливый мальчик лишь неловко почесал ладонью затылок, взъерошив и без того лохматые волосы, и заулыбался, будто показывая свои ямочки. Смерив взглядом его простое лучистое лицо, я поджала губу, завистливо надувшись. Всегда мне хотелось иметь ямочки на щеках, да только не повезло. Ни веснушек, ни ямочек, никаких обаятельных и милых черт у меня не имелось — лишь непримечательное лицо и серый образ бесцветия из-за пепельных волос. Везëт ведь кому-то... — Чего это ты в денник Августа глазела? — спросил Рейн, глянув в сторону пустующего отсека. — А ты за мной следишь? — бурчу я, продолжая двигаться к выходу, а друг последовал за мной, напоследок прикрыв дверцу денника своей лошади. — Глазела и глазела, чего бубнить-то. — Скуча-а-аешь? — протянули позади чересчур елейным голоском. — По коню? — не въехала я вначале, а потом застопорилась и от неожиданности тормознула. Рейн от такой внезапной остановки чуть не влетел мне в спину. Нет уж, так не пойдëт, ещё бы меня сейчас начал весь Штаб шипперить в жопошником. Опасно блеснув глазами, смотрю на друга через плечо и чувствую угрозу в собственном взгляде. — По кому я должна скучать? Это было произнесено таким могильным голосом, что Рейн чуток вздрогнул и встрепенулся, затем расплывшись в нервной улыбке. — Ты вродь не глупая, сама поймëшь, — с нервным смешком сказал он. — Нет уж, глупый тут ты, — смотрю ему в глаза, видя в сумрачно-голубых радужках своë отражение. — Запомни вот что: я скучаю только по своей кровати, вишнëвому компоту и по свежим булкам из ближайшей деревни. Тот, о ком ты говоришь, является чем-то из перечисленного? Нет? Значит, ни по кому я не скучаю. Действительно, Леви не был ни кроватью, ни компотом, ни свежей булкой (скорее залежалым и твëрдым пряником), а скучать я буду только по удобному матрасу и еде. По крайней мере, в этом я себя убеждала. Рейн сглотнул. — Чего ты так взбеленилась? — спросил он, видя, как в моих глазах заплясали бесята. — Вы ж с Леви друг другу не чужие люди. — А какие? — удивилась я, пару раз моргнув в недоумении. Он так это сказал, будто мы с жопошником тайно встечаемся, Боже упаси! — Пока его нет, мои нервы остаются в целости и сохранности. Нет уж, никому не признáюсь, что мне без этого индюка стало скучно! — Ладно, только не кипятись, — протянул Рейн, похлопав меня по плечу, хотя его мысли для меня были тайной. Неужели есть ещё люди, которые втайне шипперят нас с жопошником? В таком случае мы с ним сплотимся против общего врага и закопаем всех таких индивидуумов в лесу. — Пошли в корпус, нас, наверное, обыскались уже. Я смерила дождливого мальчика взглядом, заприметив вдруг несколько опилок, которые запутались в его волосах. Вначале рука дëрнулась убрать их из юношеской шевелюры, но я этого не сделала, мстительно хмыкнув. Пусть так и ходит, сводник чëртов. Едва сдержавшись, чтобы не подхихикивать себе под нос, как полоумная бабка, с ехидной улыбкой вышла вон из конюшни и сразу же отправилась в медкорпус. Рейн пошёл следом за мной. Благо хоть время до завтрака осталось. — Кажется, сегодня какой-то шухер будет, — вдруг слышу позади голос дождливого мальчика. — А-а? — вопросительно тяну я, на ходу оборачиваясь на него через плечо. — Не влети куда-нибудь, — указал мне Рейн, а потом потянулся. — Я когда из Штаба выезжал, шепотки́ среди старших врачей слышал. Кто-то сегодня приехать должен. — Да-а? — задумчиво вопрошаю я, задумчиво сдвигая губы в правую сторону. — Это ж кто притащит сюда свой зад? — Не знаю. Ты ж ученица Джозефа, вот и спроси. По идее, ты должна ворочать всеми тайными документами и новостями с такой должностью, — Рейн хохотнул, поймав мой саркастический взгляд. — Чего смотришь, как на таракана? Дюк и Джозеф тут главные дяди, а ты с Анабеллой — их помощницы и ученицы. А вы сидите и ничего не знаете, хотя должны быть первыми, до кого доходят все новости! — Да иди ты! — разозлëнно гаркнула я. — Вот сам и иди узнавать, раз такой умный! Под его задорный, звонкий и похожий на девичий смех мы зашли в медицинский корпус. И сразу же успешно наткнулись на Джозефа, который проходил мимо с какими-то бумажками. — Ах ты корсачий безответственный зад! — встретил он меня такими словами без какого-либо приветствия, направившись к нам. — Лëгок на помине, — пробухтела я тихо, исподлобья наблюдая за ним. — Что-что? — Ничего-ничего. Рейн, хрюкнув со смеху себе под нос, только улыбнулся. — Здрасте, дядь Джозеф, — сказал он, на что мой наставник вперился в него внимательным взглядом. — Какой я тебе «дядь», лягушонок? — вопросил он, а потом вдруг удивлëнно поднял брови. — Батюшки, кого я вижу! «Лягушонок?» — удивляюсь я мысленно, ибо ранее Джозеф при мне не называл его так. — Что должно было случиться, чтобы ты в такую рань выполз наружу? — продолжал в недоумении вопрошать Крофорд, удивляясь Рейну, как курица своему цыплëнку. — Тебя и пушкой было не разбудить раньше будильника! — Так звëзды сошлись, — ему подстать ответил дождливый мыльчик. — Ах вот ты как значит! — вклинилась я с возмущëнным воплем, воззрившись на наставника. — Как ко мне — так я, значит, безответственный зад!.. — ...Корсачий, — добавил Джозеф, перебив меня. — ... А насчёт него, — я указала на стоящего рядом Рейна, — ты ничего не говоришь! А мы вместе приехали! — Опять разоралась, — с видом великого мученика вздохнул кудрявый. — Что ни день, то твои вопли, крикливая девочка. А ну цыц! — выставил он вперёд ладонь и чуток повысил голос, когда я уже хотела брякнуть ему что-то в ответ. — К тебе другие требования, Корсак, ты ученик одного из главных лиц данного заведения! И вообще ты должна была уже как минут пятнадцать прибыть. Опять тебя обыскался, тьфу, а ты как второй носок — вечно теряешься. — Ах ты!.. — взбеленилась я, ибо вторым носком мне быть не хотелось, но наставник меня вновь подавил. — Прикрой свой вопящий рот и слушай внимательно! — зыркнул он на меня, заставляя надуться и замолкнуть. — Значит так, сегодня к нам должен кое-кто заехать, как говорится, извне. И для этого надо собрать кое-какие последние бумаги, которые надо ещё найти, а для этого мне нужна твоя помощь. — А ты опять свои бумажки раскидываешь чëрт знает где и потом не знаешь, где их искать, — фыркаю я, сложив на груди руки. — Беспорядок — признак гениальности, — невозмутимо пожал плечами этот самодовольный говнюк. — Или твоего свинства. Где их искать-то? — Всего-то в моëм кабинете, в лаборатории, в моей комнате... Ну а ещё по всем кабинетам. Я ошалела. — Как ты мог важные бумаги раскидать по всем углам Штаба?! — восклицаю, представляя, как придётся бегать по всему корпусу в поисках этих туалетных бумажек. — И в палаты пациентов загляни, а то чувствую, я мог там по своей рассеянности оставить что-нибудь, — добавил Джозеф, заставляя меня ещё шире раскрыть собственный рот. — Например мозги! — возопила я, кипитясь от возмущения. Ничерта он нерассеянный. Назвать Джозефа рассеянной тетерей слишком опрометчиво — он умный, внимательный и расчëтливый кадр, порой допускающий собственную безответственность. Хотя производит впечатление шутливого дурачка. Не обращая внимания на мои вопли и скорее посмеиваясь надо мной, наставник объяснил, какие именно документы ему нужны. Мне пришлось смириться с тем, что этот гусь, можно сказать, эксплуатирует меня, прикрываясь статусом учителя, поэтому оставалось лишь с надутым видом наблюдать за ним. — Гости приедут к полудню, — сказал кудрявый, потом посмотрев на меня сверху вниз. — Поэтому до этого времени найди все эти бумаги. — Сейчас я понимаю, почему главой больницы стал Дюк, — мрачно говорю я, смотря на него исподлобья. — Да если б на этом месте был ты, тут был бы балаган! Джозеф и бумажная волокита просто несовместимы. Дюк со всей нужной документацией справляется куда лучше. — Радуйся, что мудрый я спихнул эту должность на братца, — самодовольно протянул Джозеф, подняв вверх указательный палец. — Иначе бы волком выла. Я только фыркнула, а потом словила на себе взгляд Рейна, который продолжал стоять рядом. Дождливый мальчик глазами указал на Джозефа и красноречиво поднял брови, будто побуждая задать ему вопрос. «И почему только я отдуваюсь?» — мрачно и бессшумно шепчу одними губами, убийственно пронзая друга косым взглядом. — А что за гости? — спрашиваю, невинно посмотрев на наставника. Тот только плечами повëл. — Кто-то важный? — Важнее меня никого нет, — прилетело мне в ответ, вынуждая вздохнуть. Неисправимый. — А гости — так, просто по делу. Главный врач Гарнизона обсудить кой-чë приедет, это только для взрослых дядь, вас, головастиков, не касается. Правда вот, скорее всего, с ним будет и его ученик — тоже зелëный ещё, выпускник медицинской академии. Ваш ровесник. С этими словами Джозеф успешно смотался, напоследок сказав, чтоб я не затягивала с поисками документов. — Пока не поем, ничего делать не буду, — буркнула я, недовольно надувшись. Хочу себе ученика, чтобы точно так же спихивать на него всю работу. — Главврач Гарнизона, говорите, — протянул Рейн, задумчиво почесав подбородок. — Господин Чиз, что ли? «Сыр?» — мелькнуло в моей башке, а я хохотнула себе под нос. — Что за Чиз? — Дедуля лет шестидесяти, — пояснил мне Рейн, пока мы медленно отправились дальше по коридору. Кстати о сыре... «Есть хочу», — думаю, мечтая лишь о завтраке. — Врач из Главного Штаба Гарнизона, — Рейн почесал затылок, а я с подозрением проследила за этим действием, затем облегчëнно выдохнув, ибо опилки так и остались на его голове. — Я видел его несколько раз. Мягкий и добрый человек, вежливый... Нормально так мягкий, добрый и вежливый дедуся оказался у руля всей медицинской системы Гарнизона. Непростой дедок, видимо, ну или же им крутят как душе угодно. Гарнизон был самым большим по количеству служащих военным подразделением — ни одно с ним не сравнится, потому что после обучения больше всего кадетов идёт именно туда. Кроме того военная сила Гарнизона охватывает все три стены, включая дистрикты, а поэтому на каждой стороне света есть свой отдельный штаб. И над всеми этими четырьмя точками есть Главный Штаб, откуда ведëтся основное управление этой армии. Главный Штаб — голова всего Гарнизона, а значит, что главврач из той больницы стоит у руля всей медицинской системы этого подразделения. И в руках этого дедули Чиза сосредоточено управление всеми медкорпусами Гарнизона на территории всех трëх стен. Джозеф пару раз оговаривался насчёт главы Гарнизона, не называя имëн, и я была примерно введена в общий курс их системы. Однако не ожидала, что главврачом окажется добрый и вежливый дедушка. «Чë-то подозрительно», — был у меня единственный вердикт. — Неужто господин Чиз тоже взял себе ученика? Ещё одного? — задался вопросом Рейн, пока я шла рядом и хлопала ушами, пуская голодную слюну от одной мысли о завтраке. Дождливый мальчик затем неожиданно скосил глаза на меня и задумчиво пригляделся. — А-а... — Чë? — брякнула я, не поняв, к каким выводам он пришëл. — За пару дней до твоего первого здесь появления в медицинской академии был выпуск старшего курса. Видимо, Чиз взял себе подопечного оттуда, а значит, вы с этим учеником на такой должности оказались почти одновременно. — А почему ты сказал «ещё одного»? — Господину Чизу уже много лет. За свою жизнь врач может выучить нескольких людей по желанию, а ему шестой десяток давно пошëл. Этот ученик у него далеко не первый, но, вполне возможно, уже последний. — А-а... — тяну я, а потом заинтересованно щурюсь. — А этот Чиз случайно не наставник Джозефа? Этот кудрявый чëрт не распространяется мне о своём прошлом. — Не, — качнул Рейн головой. — Чиз его, конечно, старше в два раза, но не учитель ему. Наставник Джозефа и Дюка умер почти три года назад. — Тогда Джозефа и попытались выпихнуть на пост главы больницы? — Да, на тот момент ему было двадцать восемь лет. Помнится, Джозеф говорил что-то такое. Мол, медицинский коллектив был собран им, Дюком и их наставником, и их учитель являлся главой больницы. «Вот почему Джозеф с Эрвином относительно на короткой ноге, — мелькает в моей голове. — Это ведь с побуждения Эрвина была основана полноценная больница здесь, он вполне мог сойтись с учителем Джозефа, а потом и с ним самим.» Да, Крофорд действительно больше жаловал именно Смита, нежели Шадиса. Ему были ближе и идеи майора, и способ его управления армией, и сам по себе Эрвин был для него добрым приятелем, нежели Шадис, с которым они постоянно гавкались. Проведя некоторые математические исчисления (надо же, я не разучилась считать), пришла к выводу, что Рейн на тот момент ещё застал того самого таинственного наставника главного гения. И Анабелла, к слову, тоже, хотя на тот момент она только-только попала в Штаб и ей было пятнадцать. Получается, что и все здешние врачи прекрасно помнили того человека. — А что за наста... — хотела я уже спросить у Рейна, заинтересовавшись, однако даже не смогла закончить фразу. Меня прервала внезапно выпрыгнувшая из-за угла Анабелла. — Р-ребята! — слегка запнувшись, радостно сказала она, заулыбавшись. Ещё давно заметила, насколько хрупкий и боязливый у неё образ — она робкая, несмелая и будто какая-то зашуганная, как оленëнок. Порой заикается, у неё недостаточно уверенности, не может долго смотреть в глаза и постоянно всячески избегает контактов с незнакомыми людьми, не любит толпу и вообще похожа на социофоба. Вполне возможно, у неё есть какие-то психические расстройства, однако в её душу я не лезу без её желания. С друзьями она куда более открытая, нежели с посторонними. — Вот вы где, — продолжила Анабелла, подходя к нам, а я, бегло просканировав её внешний вид, заметила в её руках несколько документов. Слегка прищурилась, прочитав заголовок, и поняла, что это одни из тех бумаг, которые понадобятся для медика Чиза. — Я уже думала, не встречу вас. — Я Кондрола выгуливала, — ответила я, а потом со смешком пихнула Рейна в плечо. — И его заодно, а то вечно в своей норе по утрам дрыхнет. — Здоровый и крекий сон — залог хорошего самочувствия, — не согласился со мной дождливый мальчик, криво улыбнувшись, будто пытаясь сдержаться от смеха. — Что за документы? — спросила я, кивком указав на бумаги в девичьих руках. — Это?.. — Анабелла опустила глаза вниз, на документы. — А, это меня Дюк попросил занести к нему. Сказал, что скоро приедет главврач Гарнизона... — Повезло тебе, — тяжко вздыхаю. — У тебя наставник все бумажки хранит в порядке и по стопкам. А мне надо по всему Штабу пробежать, чтобы эти бумажульки найти. — Хватит вздыхать, Корсачина, — пихнул меня Рейн. — А ты вообще молчи! Тебя приезд этого Чиза никак не коснулся, тебе ничего делать не надо! Рейн только хохотнул, а Анабелла молча заулыбалась одними губами. Замечаю, как она вдруг фокусирует свой взгляд на голове дождливого мальчика, видимо, заметив что-то среди его тëмно-коричневой шевелюры. — Ой, у тебя опилки в волосах, — говорит она, на что Рейн поднимает брови. — Где? — он вслепую пытается смахнуть мусор со своей макушки, но ничего не вышло. — Эй, Машка, ах ты зараза! Могла бы сказать, я бы не ходил всë это время по корпусу, как дурачок! — Почему «как»? — вырвалось у меня, после чего я словила мрачный взгляд сумрачно-голубых глаз. — Я ничë не видела. Как хорошо при любой удобной возможности притворяться великой слепой. Анабелла, тихо хихикнув с попыток Рейна привести себя в порядок, подошла к нему вплотную и слегка привстала на носки, потянувшись рукой к его макушке. Улыбаясь, вытащила тонкими пальцами пару опилок из юношеских прядей, не замечая, как дождливый мальчик замер и слегка наклонил голову, чтобы ей было удобнее. «А если бы я так жопошнику сделала, эти сиамские кошки тут же включили бы шипперский режим, — подумалось вдруг мне, и как только эта мысль мелькнула, я громко подавилась, как бухающий алкаш Валера. — Стоять, жопошник?! Он-то откуда вылез?!» Сам факт того, что ко мне пришла такая мысль сейчас, привëл меня в дичайший ступор. Думки о Леви настигают меня порой крайне внезапно и без какого-либо повода, и сейчас такие внезапные размышления о нëм меня даже чуток напугали. — Ты чего? — в унисон спросили Рейн с Анабеллой, наблюдая за тем, как я пытаюсь откашляться от слюны, попавшей не в то горло. — Ни-и... — сорвался с моих губ хриплый кашель, — н-ни-ичего... Жопошник, хватит мне жизнь портить даже тогда, когда тебя здесь нет! Вот навозный жук, меня ведьмой назвал, а реальной ведьмой он сам оказался! У меня аж глаза заслезились. — Не в то горло попало? — сочувствующе спросила Анабелла, подойдя ко мне ближе. — По спине похлопать? — Н-не-не, — тут же отозвалась я, пытаясь избавиться от першения в глотке. — Уже всë нормально. Вытерла пальцем выступившие слëзы и судорожно вобрала воздух полной грудью, до сих пор чувствуя резь в горле. Жопошник, ты чуть не стал причиной моей смерти сейчас! А если бы я из-за тебя коньки двинула? С собой бы на тот свет забрала. Я прислонилась спиной к стене, безучастно смотря в одну точку и совсем игнорируя недоумëнно переглядывающихся Анабеллу и Рейна. Нет уж, картина того, как подруга убирала опилки из волос дождливого мальчика, была довольно милой и тëплой. Вряд ли это будет смотреться так же в нашем с Леви исполнении. Он скорее мне отгрызëт руку, да и вообще вряд ли он допустил бы, чтобы у него на голове торчал всякий мусор. «Слишком много его в моей голове в последнее время, — думаю я, сухо кашлянув. — Видимо из-за его отсутствия в Штабе. Вот вернëтся и опять начнëт меня раздражать, тогда и думать всякую чушь перестану точно.» По крайней мере мне так хотелось в это верить... На завтрак я летела на крыльях любви к еде впереди всех, а Рейну с Анабеллой оставалось только за мной поспевать. — Тебя словно год на сухом пайке держали, — хохотнул Рейн, наблюдая, с каким аппетитом я уплетаю еду за обе щеки. Я проигнорировала его, ибо на сытый желудок уже вряд ли что-либо испортит мне настроение. Однако, стоило только мне быстрее всех утоптать свою порцию и наесться, делать стало нечего. Рейн и правда придерживался девиза своей мамы и делал всë слишком медленно, даже ел он неторопясь — как можно так долго жевать вообще? — Ты слишком быстро ешь, — сказал он мне, когда я пыталась умыкнуть кусок огурца из его тарелки. — Это вредно. — Есть — никогда не вредно, — хмыкаю я в ответ, всë-таки добившись своего и захрустев долькой овоща. — Удивляюсь порой, как ты вообще можешь быть медиком с таким подходом, — дождливый мальчик хмыкнул и качнул головой. — Как минимум ты объешься, если будешь так быстро лопать. Чувство сытости наступает только через минут двадцать, поэтому потерпи. — А как максимум? — спрашиваю, уныло катая по столу пустой стакан, из которого залпом несколько минут назад выпила весь компот за пару глотков. Мне Джозеф не рассказывал о правилах принятия пищи, он учил меня только людей штопать и трупы вскрывать. — А как максимум у тебя будет дисбактериоз*. А это не только постоянное расствойство желудка. Потом могут всякие осложнения полезть вплоть до заражения крови. — Это ты сейчас пытаешься у меня мою единственную любовь отбить? — щурюсь, покосившись на друга. Мне, конечно, и в реальности говорили, что жевать надо тщательно, но причин не объясняли. — Знаешь ведь, что я люблю только есть. — По-моему, ты врëшь, — вдруг подала голос Анабелла, всë это время наблюдающая за нами. Мы с Рейном одновременно повернули к ней головы, а она улыбнулась. — Спать ты тоже любишь. — Спать люблю я, — тут же сказал Рейн. — А если бы Машка любила спать, то не шарохалась бы по всяким лесным кучерям ни свет ни заря. Я лишь показала ему язык, ибо продолжать перепалку мне отчего-то было лень, и принялась лениво рассматривать происходящее вокруг. Забегав глазами по толпе сидящих солдат, игнорируя шум их голосов, всмотрелась в медицинский состав и поняла, что сейчас в столовой нет Джозефа, из-за чего тяжело вздохнула. Кудрявый имел пагубную привычку порой не являться на приëмы пищи, будь то завтрак, обед или ужин, а поэтому мне приходится ему на подносе таскать его порцию. Чаще всего он торчит в это время в лаборатории и не считает нужным даже поесть вовремя. «То ли гений, то ли идиот какой-то отбитый», — мелькает в голове. Всë-таки Джозеф с Дюком отличались, хотя были единоутробными братьями и одинаковыми шутниками. Мистер Би-би-си сейчас спокойно сидит за одним из столов вместе со старшими врачами, ест и придерживается расписания, да и сам по себе довольно собранный и ответственный молодой человек, хотя по его поведению порой и не скажешь. Дюк довольно обходительный с другими, добрее своего старшего брата и вообще по галантности иногда немного напоминает Моблита. Джозеф сложнее, у него и тараканов в башке больше, чем у кого-либо ещё. Бодаться с ним в количестве этих самых тараканов может только Эрвин и, может быть, жопошник, который почему-то опять пришëл мне на ум. Однако назвать Джозефа плохим наставником ни в коем случае не поворачивался язык. «Кукует сейчас в лаборатории сто пудов, — думаю я, скользя взглядом по всему помещению, пока Анабелла с Рейном о чëм-то говорили. — Даже Ханджи с таким усердием там не сидит. Хотя... она бы круглые сутки в палатке Карлоса торчала, если бы не Моблит.» Моблит нëс то же бремя, что и я: на побегушках хвостом таскался за отбитым человеком. Прямо как я за Джозефом. Но Джозефа гением прозвали не просто так. Он не только ловкий и профессиональный хирург в свои-то тридцать с хвостиком, но и отличный прови́зор* — не просто фармацевт. Тратит много сил и времени на разработку новых лекарств, оттого и сидит в своей лаборатории круглые сутки — рецепты препаратов из-под его руки действительно лучшие. «И опять-таки... — мелькает в моей голове, — зачем такой гений от макушки до левой пятки взял меня в ученики? Я первое время даже слово "химия" произносить боялась, потому что всякий раз вспоминала школьную химичку.» До сих пор мне это казалось слишком странным, до сих пор. И так мне будет казаться всегда. Никакие его отговорки и объяснения не кажутся мне в полной степени правдивыми. А он молчит. Джозеф отшучивается. Каждый раз говорит, что просто чуял во мне потенциал. Говорит, что ему нравится мой нрав и поведение во время работы. «Брехун», — фыркаю мысленно, продолжая бесцельно рассматривать солдат. Заметила Ханджи с Моблитом, Майка, мазнула взглядом по Эрвину и сидящему во главе офицерского стола Шадису. И почему-то вдруг уловила себя на том, что машинально ищу глазами ту самую компанию из пяти человек, высматривая светло-рыжие волосы Петры. Ведь где Петра — там и Леви, потому что в столовой она всегда садилась возле него. Странное желание увидеть чëрную макушку, разрез двойной чëлки. Ещë страннее оказалось желание наткнуться на взгляд серых глаз — извечно колючий, острый и холодный, однако внимательный, порой меланхоличный и задумчивый. «Неужели я ищу жопошника? — напрягаюсь от осознания, перестав машинально катать пустой стакан по столу. — Опять? Чëрт, почему же без него здесь так пусто и скучно...» Этот вопрос не давал мне покоя. С Леви мы отнюдь не были близки, даже не были друзьями. Мы просто взаимно любили друг с другом цапаться и друг друга раздражать. Его нет уже третий день, и без этого привычного раздражения я заскучала. Не думала, что его отсутствие так меня побеспокоит. После завтрака пришлось носиться по всему Штабу в поисках документов, которые Джозеф разбросал по разным углам. На такие квесты я не подписывалась, однако делать было нечего — сам наставник был опять занят в лаборатории, поэтому оставалось лишь выполнять его поручение. Хотя мне было бы куда интереснее сейчас мыть Карлоса — Ханджи как раз понеслась устраивать титану банный день, утащив с собой и Моблита. И меня тоже звала, а мне пришлось отказаться. Если подумать, мыть титана было бессмысленно. Однако Зое относилась к нему почти как к своему питомцу, если не к брату, поэтому решила содержать его в чистоте. — Вечно я из-за тебя всë пропускаю, Джозеф! — ворчала я, в гордом одиночестве прыгая из одного кабинета в другой и собирая нужные документы. Как этот кудрявый гений умудрился раскидать их по паре листков в разных местах — ума не приложу, даже я так не умею. Бóльшая часть бумаг оказалась в лаборатории, где сейчас и торчал занятый Крофорд. Я, ворча себе под нос сродни недовольному дикобразу, разворошила все документы там, наконец найдя необходимые, после чего вышла в коридор. — Потом всë на место положишь! — донеслось мне вдогонку от Джозефа, который даже глаз от своего микроскопа не поднял. Твоя берлога — ты и раскладывай всë по местам, тьфу. Документы в моих руках не представляли собой ничего интересного — естественно, я сунула свой нос в их содержание, как же без этого. Не найдя ничего любопытного, только тяжело вздохнула — скукота смертная. Хорошо хоть приезд этого Чиза-ворчиза не коснëтся меня, ибо он хочет что-то обсудить с Дюком и Джозефом. Зачем тогда он притащит с собой своего нового ученика? Просто за компанию? «Джозеф бы меня тоже взял с собой», — мысленно киваю, а потом напрочь забываю об этой теме, ибо никакие посторонние мужики меня не интересовали. Все мысли вылетели из моей головы, уступив место матерным выражениям, когда я, выруливая из-за поворота, внезапно с кем-то столкнулась. За секунду мне удалось лишь отклониться немного в сторону, спасаясь от этого неизбежного столкновения — девчонкой я была худой и юркой, мне бы удалось обогнуть препятствие. Как бы не так. Препятствием этим оказался здоровенный мужчина ростом под два метра и шириной со шкаф, именно поэтому он почти протаранил меня своим плечом. Был бы он чуть у́же — мы бы не столкнулись. Однако мне не повезло, и меня отбросило на пару шагов, что чудом удалось на ногах удержаться. А вот бумаги успешно выпали из рук и с задорным шелестом разлетелись по полу. — Твою мать! — вырвалось у меня, когда я едва не ляпнулась на пол. Вот это силища, с которой меня пихнули этим чëртовым мужицким плечом... Вначале вижу красиво разлетевшиеся по полу документы, за пропажу которых мне Джозеф откусит голову и пришьëт на её место башку от кабаньего чучела, а потом скольжу взглядом вверх по солдатским сапогам и форменной одежде. «Только тебя не хватало», — проносится в голове, когда глаза останавливаются на лице остановившегося мужика. Реально, только Киса Шадиса мне для полного веселья и не хватало. Кажется, моему появлению он был совсем не рад — за пару секунд его выражение лица крайне изменилось с удивления и лëгкого переживания на мрачность и глухое раздражение. Будто он вовсе теперь не сожалел и не переживал о том, что по его вине девушку откинуло аж к самой стене и она выронила бумаги. Светло-коричневые неприятные глаза обрели нотку холода, и я уверена: была б я солдатом — мне бы непоздоровилось. И правда, от нападок местного командира меня спасало лишь то, что он не являлся моим начальством, а поэтому не мог травить мне жизнь. Страшно подумать о том, с какой дискриминацией я столкнулась бы с его стороны, будь я солдатом под его командованием. «А может, это я слишком предвзято к нему отношусь? — мелькает в моей голове в те жалкие и мимолëтные секунды, в течение которых мы смотрели друг другу в глаза. — С чего вдруг я так уверена, что он будет личную неприязнь выплëскивать во время своей работы? Он даже Леви не трогает, хотя не любит выходцев из Подземного Города.» А может, он не трогает Леви потому, что тот находится под надëжным крылом Эрвина Смита? Каким бы плохим Шадис мне ни казался, я не могу думать настолько узколобо о нëм. Не зря ведь его вообще когда-то назначили командиром всего легиона. Однако моя личная к нему неприязнь всë затмевает огромной тучей. — Профессионал должен держать собственный язык в узде, — произнëс Шадис, смотря на меня, пока я машинально подпирала рукой стену, к которой отлетела из-за его плеча. Услышав его слова, поднимаю брови в удивлении. Это ещё что за?.. — Учись контролировать свою речь. Его манера общения со мной немного отличается от того, какой она была ранее. Более холодная и отстранëнная, однако без уважительного обращения на «вы» (видимо, я многого хочу). Судя по всему, его отношение ко мне чуток изменилось после той истории со сплетнями, когда я отфутболивала все его претензии. — Разберусь, — холодно сказала я, изо всех сил стараясь убавить градус язвительности в своëм голосе. Что он имел в виду, когда сказал о профессионале? Это была издëвка надо мной? Или же он наконец признал меня как будущего профессионального медика? Издëвки в его голосе отнюдь не наблюдалось. Неужели?.. «Неужели он наконец пересмотрел своë отношение ко мне?» — мелькает в моей голове радостная и маленькая надежда. Я пыталась просканировать Шадиса, упрямо смотря ему в глаза. Поднимать разлетевшиеся по полу документы пока не спешила — я не опущусь перед ним на корточки и не позволю ему ощутить, что он настолько выше меня. Опуститься перед этим человеком на колени, просто даже чтобы собрать бумагу, сейчас было унизительным для меня. Кис, кажется, о чëм-то думал, смотря на меня. На его лицо легла лëгкая, призрачная тень задумчивости, а потом он качнул головой. — Осторожнее на поворотах, — сказал он, затем двинувшись с места и продолжив идти по коридору дальше. Меня это заявление скорее разозлило, поэтому я сомкнула губы в линию и надулась, как готовящийся к атаке ëж, убийственно и злобно прожигая глазами мощную командирскую фигуру. Кажется, я поторопилась с выводами... — И прошу прощения. Эта фраза была сказана немного тише и на ходу, однако всë равно донеслась до моих ушей. Вся злость испарилась, уступая место недоумению. «Он что... извинился передо мной? — думаю я в дичайшем удивлении, смотря вслед уходящему Шадису. — Он? Передо мной? Это галлюцинации?» Никогда бы не подумала, что он будет это делать. Сплю я, что ли? «А за что ты просил прощения? — щурюсь, продолжая смотреть ему в спину. — За всë своë отношение ко мне в общем или же за что-то конкретное?» Оставалось лишь гадать об этом. Когда Шадис уже скрылся за поворотом, я почесала затылок. — Ну и дела, — сорвался с моих губ какой-то нервный смешок, после чего я опустилась на пол, собирая разлетевшиеся по всей ширине коридора документы. Так получилось, что совершенно не уловила звука чужих тихих солдатских шагов. — Всë в порядке? — раздался внезапно голос надо мной, заставляя меня едва ли не подскочить от испуга и отпустить собственное сердце в пятки. — Ха?.. — кашлянула я истерически, затем поворачивая и поднимая голову. Голос, конечно же, был узнаваем. — Ты здесь как? Наверное, это был глупый вопрос в адрес Эрвина, который может ходить по Штабу там, где ему вздумается. Столкнувшись взглядом с его спокойными голубыми глазами, напоминающими по цвету спокойную глубину моря, немного растерялась. — Напугал? — спросил он, пока я не знала, что вообще делать. Он стоит прям надо мной и с высоты своего роста наблюдает за тем, как я на корточках прыгаю по полу, собирая бумажки. — Нет, — упрямо ответила я, ибо чëрта с два признаю собственный испуг перед кем-то. Эрвин, видимо, именно этого и ждал и в итоге мне не поверил, но промолчал. С удивлением наблюдаю за тем, как он вдруг опускается на корточки рядом со мной и тянется к разлетевшимся листам, помогая мне собрать все выпавшие документы. — Да я бы и сама... — промямлила я, отчего-то ощущая неловкость. — Вдвоëм проще, — ответил Эрвин невозмутимо, довольно быстро и аккуратно сгребая бумажные листы. Замечаю, как он мазнул взглядом по содержанию написанного. — Джозеф готовится к приезду господина Чиза? — Скорее он заставил готовиться меня, — фыркаю мрачно. — Сидит сейчас и работает, а я бумажки его собираю.  Рядом с этим солдатом меня начинает распирать странное уважение, будто Смит владеет тайной способностью у всех завоëвывать авторитет. Ни капли не стыдно подчиняться ему и прислушиваться к его словам, следовать его советам. Эрвин, такой видный и уважаемый молодой человек, не брезгует ни капли, помогая посторонней девчонке собирать бумаги на полу. А ведь он второе лицо Разведотряда, в то время как Шадис просто ушëл. — С Киско... кхм, с Кисом что-то случилось? — пытаюсь задать этот вопрос наиболее нейтрально и невозмутимо, будто это меня вовсе не интересует. — В каком смысле? — Эрвин мельком скосил глаза на меня, внимательно оглядев. — Ну... Он будто ко мне немного иначе относиться начал. Головой ударился, видимо... — Кто знает, — так же нейтрально отвечает Смит, слегка пожав широкими плечами, и поднимается на ноги раньше меня. — Может, он просто изменил точку зрения? Смотрю на него снизу вверх, до сих пор сидя на корточках. Уверена, уж ты, Эрвин, прекрасно знаешь все обстоятельства, а мне напрямую не говоришь. Или же пытаешься держаться полного нейтралитета. — С чего бы ему менять её? — Людям свойственно менять мнение, Мария, — майор смотрит на меня спокойно и ясно, без всякой задумчивости, а потом слегка наклоняется и протягивает мне открытую кверху ладонь. В этом человеке удивительным образом смешаны на первый взгляд совершенно противоположные качества. Галантность джентльмена, как у Моблита, вежливость и манеры граничат с холодной твëрдостью мудрого лидера и острым умом. Он умеет искать подход к любому, поэтому его уважают очень многие, а ему всего двадцать пять лет. Однако он твëрдо метит на место командира, совершенно не обращая внимания на возраст. Его авантюризм и азарт порой пугают. С одной стороны он вежливый и галантный человек чести с чувством собственного достоинства, а с другой — не брезгует «низкими» и «неблагородными» методами с точки зрения общества. И он опустился на пол, чтобы помочь мне собрать бумаги, к падению которых даже не был причастен. Как под гипнозом я протягиваю ему свою руку, чувствуя, как он аккуратно обхватывает пальцами мою ладонь. Потом он тянет вверх, помогая мне встать на ноги, и делает это с крайней осторожностью, будто стараясь не сделать никакого резкого движения. Потому что улавливает разницу между нами — он намного крупнее и сильнее меня, поэтому подстраивает свою силу под меня так, чтобы не навредить мне. Обходительный светловолосый бес. Его учтивость к людям независимо от их пола, будь то мужчина или женщина, заставляет уважать его. — Я не сделала ничего, чтобы его мнение поменялось, — говорю это, краем глаза наблюдая за нашими руками. У него такая большая ладонь в сравнении с моей... — Изменение мнения зависит не от тебя, это личное дело человека, — отвечает Эрвин, а потом, будто что-то вспомнив, приподнял уголок губ. — Он просто на твоëм с Леви примере понял, что выходцы из Подземного Города не заслуживают предвзятости с его стороны. Такое заявление меня крайне удивило, что было, впрочем, очень заметно со стороны. Чтоб Шадис — и так поменял точку зрения? Удивительно... — Чë? — ляпнула я случайно, а потом кашлянула. — В смысле... с чего бы? — Вы с Леви здесь уже довольно долгое время, за вами все наблюдали. У тебя неплохие успехи в обучении, а Леви хорошо справился со своим первым заданием в качестве лидера отряда. Всë это заставило Киса переосмыслить свою позицию в отношении вас. Я даже и не заметила, как предательски воодушевилась, когда услышала об Аккермане. Казалось бы, я должна радоваться исключительно за себя, ведь Шадис, наблюдая за мной, решил изменить свою точку зрения, однако... С чего бы я обрадовалась от упоминания жопошника? «Лишь бы перед Эрвином не спалиться, — думаю, старательно натягивая на лицо маску сдержанной и слабой радости. — Сама себя не понимаю, нечего тут ещё и своим счастливым рыльцем светить.» Смит, казалось, чувствовал что-то, поэтому с едва заметным внимательным любопытством наблюдал за моими мимикой и поведением. Чëрт, не смотри на меня так пристально, что ты хочешь увидеть? — Рада это слышать, — говорю как можно более отстранëнно, уже чувствуя себя чуток неудобно. Может, Шадис такими темпами меня официально оформит и зарплату нормальную назначит? Я б не обиделась, если бы он так сделал. Молчание Эрвина напрягает меня ещё больше — лучше бы он сказал что-нибудь, чем так внимательно за мной наблюдал. Пряча свои настоящие эмоции внутри, его трудно водить за нос, потому что он словно умеет видеть насквозь. Неужели он заметил и мою чрезмерную заинтересованность жопошником? «А с чего хоть это "чрезмерная заинтересованность"? — вдруг пронзает меня мысль. — Нет ничего удивительного, что ты интересуешься человеком, с которым столько времени как минимум до озера ездила. Леви, конечно, не друг тебе, но и совсем посторонним человеком его назвать нельзя. А поэтому стыдиться и прятаться нечего.» С чего это я вдруг загоняюсь насчëт Аккермана? Слишком много чести ему. — Ты сказал, Леви хорошо справился с первым заданием? — задаю я вопрос, невозмутимо посмотрев Эрвину в глаза, словно пытаясь показать ему, что меня ничего не колышет. Меня ведь действительно никак не должно касаться это, это лишь просто слабый интерес к далëкому... приятелю? А Смит будто этого вопроса и ждал всë это время. Кивнув, он передал мне собранные им документы. — Гюнтер, один из его отряда, вчера отчитался в письме, что задание успешно выполнено. И добавил, что Леви хорошо справляется с обязанностями лидера группы. Вчера в письме? То есть они выполнили это задание ещё вчера? Значит, скоро приехать должны. От мысли, что я скоро опять увижу постную мину жопошника, я должна быть раздражена. Но вместо раздражения неожиданно ощутила странное предвкушение. Погрызться опять с ним хочу, что ли? А то третий день язвить некому. — Почему отчëт писал Гюнтер? — спросила я, приподняв в непонимании бровь. — Леви ведь лидер отряда, он и должен был писать, разве нет? Сейчас ещё выяснится, что жопошник письмом не владеет. — Отчëты пишут командиры отряда, ты права, — кивает Эрвин, затем лëгким движением руки убирая с высокого лба одинокую прядку светлых волос, выбившуюся из причëски. — Но когда новенький впервые получает статус лидера на задании, отчëт поручается кому-то более опытному, чтобы он на основе своих наблюдений оценил его главенство и написал рекомендацию начальству. Так значит, Леви успешно справился? Честно признать, этого я от него и ожидала, ибо не зря ведь он был лидером в команде со своими друзьями. А Оруо ещё возмущался, упирался. Отчего-то я оказалась довольной после этой новости, а ещё ощутила странное спокойствие. — Ты рад? — спрашиваю у Эрвина, глядя в голубые и вечно спокойные глаза. Тот только вопросительно повëл широкой бровью, никак не изменившись в лице. — Ты ведь так за него ратовал с самого начала. — Когда кто-то оправдывает твои ожидания, это всегда причина для радости. Я понимала то, почему Смит сейчас был так доволен — его идея дала положительный результат. Он ратовал за Леви, спустив ему с рук даже попытку его убийства, видя в нëм потенциал и чувствуя, что он может пригодиться. И Леви в итоге этот потенциал раскрывает всë больше и действительно пригождается на службе — это ли не повод для радости майора? К тому же Шадис, который с самого начала был вообще против прибытия Аккермана и относился с выходцам из Подземного Города предвзято, вдруг изменил свою точку зрения и признал и меня, и Леви. Эрвин рад и доволен бывшим подземным преступником. Разошлись мы с ним спустя несколько фраз — он пожелал мне успехов с принятием господина Чиза и потом умотал, видимо, по каким-то делам. А я, удивительно умиротворëнная, спокойная и довольная, пошла в медкорпус, машинально прижимая к себе листы документов. «А ведь Эрвин и Джозеф, получается, оказались в одинаковой ситуации...» — вдруг пришло мне на ум, и я задумчиво куснула нижнюю губу по дороге к больнице. Эрвин ратовал за Леви, а Джозеф — за меня. Эрвин видел потенциал в Леви, а Джозеф, выходит, каким-то образом разглядел его во мне. Однако... Леви ещё до поступления в Разведку показывал свои навыки. Ловкий, быстрый боец, который, казалось, родился сразу с УПМ на бëдрах — так хорошо он лихачил на приводе, что мог утереть нос солдатам. И Эрвин, видимо, именно этим и заинтересовался — умениями Аккермана, решив направить их в нужное русло. У Леви потенциал был виден сразу невооружённым глазом. А я... Да я ни в жизнь бы за медицину не взялась, если бы меня Джозеф за шкирку не потащил! И вот теперь вопрос — как он разглядел потенциал там, где его не видела даже я? Именно поэтому кудрявый наставник вызывает у меня подозрения, ибо его мотивы мне непонятны совершенно. Он хороший учитель, да и сам по себе он мне ближе всех в этом Штабе, но в его голове слишком много тараканов. — Зачем же я тебе сдалась? — устало и задумчиво выдыхаю я, затем заходя в медицинский корпус. До обеда всë шло своим чередом без всяких неожиданностей. Главврач Чиз был, конечно, довольно известным дяденькой среди медперсонала, однако вип-персоной явно не являлся — никто по поводу его скорого приезда не беспокоился, в корпусе не было никакой суеты. Можно сказать, его прибытие почти никого не касалось, не считая Джозефа с Дюком, поэтому никто не беспокоился. И я тоже. Для меня это был такой же обычный день, как и все предыдущие. Рутинная работка в больнице, игра в карты с Рейном и Анабеллой в дальнем углу здания, дабы не попасться на глаза старшим врачам, беготня с документами по поручению Джозефа, который был хитрой и ленивой задницей и сваливал работу с бумажками на меня. Разве что меня чуточку распирало от ожидания — а чего я вообще с таким странным нетерпением ожидала? Приезда группы разведчиков. Лидером которой был жопошник. Это вызывало у меня крайнее недоумение. Сам факт, что я жду момента, когда увижу эту привычную постную морду, непомерно меня удивлял. А ведь его всего три дня в Штабе не было! «Выкинь его из головы! — рявкнула я мысленно на себя же, когда назойливые мыслишки об Аккермане меня вкрай доконали. — Ещё б такой ненужной информацией засорять оставшиеся три извилины в твоей башке!» Да ну его, этого Леви. В полдень на территорию Штаба прибыли ожидаемые гости. Только вот я, стоящая у окна первого этажа медкорпуса, уронила от удивления кусочек ореха, который так и не достиг моего рта. — А чего это их так много? — брякаю я, опираясь руками о подоконник и глазея через стекло на площадку, где собралась целая делегация. — Раз, два... целых шесть человек? — Вау, ты умеешь считать? — хохотнул Рейн, стоящий рядом со мной, в ответ словив мой убийственный взгляд. — Усохни, простофиля, — фыркаю, затем опять смотря в окно. — Я думала, приедут только двое... Этот ваш Чиз и его ученик, разве нет? — Эт-то они и есть, — подала голос Анабелла, мельком указав тонким пальцем на тех людей. — Вон он, господин Чиз... Наблюдаю, как с лошади спрыгивает какой-то достаточно пожилой мужичок — плотный и широкий, коротконогий и круглоголовый дедок с седой шевелюрой и такими же седыми, однако пышными усищами. Тяжело приземлившись на землю, как куль с мукой, он потëр ладонью свою поясницу и на что-то с улыбкой пожаловался, затем оглядывая главный замок и разводя радостно руками. И вот этот дедуся — глава всей медицинской системы Гарнизона? — Все люди с ним — это его свита? — наклоняю голову, рассматривая приезжих. У четырëх человек из этого отряда были форменные охристые куртëнки с эмблемой больших роз. — Солдаты? — Гарнизоновцы, — кивнул Рейн. — Неужели ты думала, что господин Чиз приедет сюды в одиночку? Дот Пиксис бы этого не допустил, это его охрана. Насколько я помню, Дот Пиксис — главнокомандующий всего Гарнизона. Только я его не видела никогда, лишь слышала пару раз. Так, четыре из шести — солдаты в качестве охраны, пятый — сам господин Чиз, тогда шестой... С любопытством внимательно оглядываю последнего молодого человека, до сих пор сидящего в седле на своей лошади. Молоденький юноша примерно моего возраста со стороны был обычным и довольно простым — русоволосый, худощавый, слегка ссутулившийся. Только вот его лицо... «Мне плохо видно или он какой-то недовольный?» — мелькает в голове, пока я усиленно всматривалась в этого юношу. Он и правда напоминал какого-то ëжика, с холодным раздражением мазнув взглядом по главному замку, при этом абсолютно не слушая дедовские рассказы своего наставника. Молодой человек спрыгнул с лошади самым последним и ни слова не сказал. — Чегось у него щебло недовольное? — Рейн почесал затылок, тоже обратив внимание на этого человека. — Ты тоже заметил? — спрашиваю, даже не посмотрев на друга. — Мне тоже так показалось, — кивнула Анабелла. — Этот щегол, вестимо, и есть ученик господина Чиза? — дождливый мальчик сложил руки на груди. Над нами вдруг нависла чья-то тень. — Зырим, глаза пузырим, желторотики? — раздался позади голос Джозефа, заставляя нас вздрогнуть и синхронно повернуться. Анабелла икнула с испуга, а я оказалась к наставнику вплотную, чуть не боднув его лбом в подбородок. — Заняться нечем, мелкие сплетники? Да Рейн его всего на восемь лет младше, Джозеф ещё совсем молодой, чтобы корчить из себя мудрого старца! — А тебе следовало бы пузыриться быстрее, — говорю я, уклоняясь от мужского подбородка. — Твой гость уже приехал, а ты тут. — А я чë, должен его поклоном в пол встречать? — протянул Джозеф совершенно по-ребячески. — Никому я ничего не обязан. Началось в колхозе утро. — Да-да, никому ничего не обязан, — закивала я болванчиком, натянуто улыбаясь, а потом схватила наставника за рукав и подтащила ближе к окну. — Что это за чел? Джозеф вначале хотел шикнуть на меня, однако молодой недовольный человек явно привлëк его внимание. Кудрявый вначале замолк, прищурив изумрудные глаза, а потом внимательнее всмотрелся в него, совершенно игнорируя фигуру трындящего Чиза. — О... — вдруг неопределённо протянул он, а мы с Рейном и Анабеллой мельком переглянулись. В непонимании хмурю брови, ибо внезапно вижу, как потихоньку помрачнели изумрудные радужки. — Так вот, кого ты в ученики взял, Чиз... «Чë?» — так и читается в моих глазах и вертится на языке, однако я молча подëргала наставника за рукав. Разве Джозеф не знал имени ученика того медика? — Это, девочки и мальчики, Рей, — произнëс кудрявый, а Рейн вздрогнул, подняв брови. — Кстати, Рейн, это почти твой тëзка, аха-ха! Джозеф вроде поржал, однако в этом смехе веселья не было. Не знаю, заметили ли это ребята, однако я уже научилась улавливать истинные эмоции наставника — ему отнюдь не было весело, хотя сейчас он улыбался и смеялся. «Подозрительно», — тянется мысль в голове, излишне беспокоя моë нутро. Почему мне вдруг стало тревожно? — Какое счастье, — с излишним сарказмом протянул Рейн, которому сходство имëн отнюдь не понравилось. — Ещё бы мы были тëзками. — А чего ты такой смурной? — с тягучими нотками в голосе спросил Джозеф, по-птичьи склонив голову и ехидно улыбаясь. С виду привычная задорность, но это мне не даёт покоя. Джозеф... твоя улыбка сейчас является маской? Почему секунду назад ты так помрачнел? — Репа у него кислая, — фыркнул Рейн, указав кивком на молча стоящего Рея. — Ты пробовал? — пакостно хмыкнул Джозеф, а потом хохотнул, увидев, как от этого вопроса дождливого мальчика перекосило. — Ха-ха! Этот пацан, к слову, был лучшим в медицинской академии. Этакая местная гордость и золотко, хех. Ладно, бегите работать, бездельники, вам лишь бы клювом пощëлкать. С этими словами кудрявый, потрепав меня по голове, как собаку, летящей походкой выкатился наружу — пошëл встречать приезжих. И лишь край медицинского халата, небрежно накинутого на его плечи, прощально хлопнул тканью. Это был обычный день, который проходил своим чередом. До этого момента. Почему сейчас мне стало отнюдь не так спокойно, как было ранее? — Ре-е-ей, — фыркает Рейн, которому всë же не понравилось такое сходство имëн. — Да ладно тебе, — мягко говорит Анабелла, тронув его за плечо. — Почему тебя это так раздражает? — Не знаю даже, — дождливый мальчик качнул головой. — Мне он сам по себе не понравился. — Но ты ведь его впервые увидел, да и то — издалека, — смиренно произнесла Анабелла. — Вот! А он мне уже не понравился. Что будет, когда лицом к лицу встречусь с ним? Их голос доносился до меня словно с поверхности воды, в то время как сама я была где-то в пучине, на глубине. Совершенно не вникала в этот разговор, занятая совсем иными размышлениями. И чем больше думала, тем хуже мне становилось. Неожиданное чувство никчëмности нежданно-негаданно пробудилось внутри — мерзкое, пакостное, склизкое и противное, липкое и отвратное. Это чувство я ненавидела, как и страх перед кем-то — я не должна вгонять свою самооценку в пол всякими размышлениями, но чëрт возьми... Всë происходящее сложилось в крайне некрасивый и мерзкий пазл. Перед глазами замелькал Джозеф — его слегка, буквально на секунду изменившийся тон голоса, мимолëтная мрачность во взгляде изумрудных радужек, обманчивое веселье и прищепками натянутая клоунская улыбка. И причиной всего этого был Рей — стоящий во дворе недовольный юноша, которого я не видела даже вблизи. Я не слышала его голоса, не сталкивалась с ним взглядами. Всего лишь издали увидела через оконное стекло. А в ушах набатом били слова: «Этот пацан, к слову, был лучшим в медицинской академии. Этакая местная гордость и золотко, хех.» Сглатываю вязкий, мерзкий ком в горле. Лучший в медицинской академии. Местная гордость. Рей — не просто молодой человек, не просто ученик Чиза. Этот юноша владеет всеми необходимыми навыками, чтобы заслуженно стать учеником главного гения стен. Даже Джозеф признал то, что он местная гордость... А вдруг... Может, Джозеф изначально хотел взять себе в ученики подходящую кандидатуру — лучшего выпускника медицинской академии, однако его опередил Чиз? Или же этот Рей сам решил уйти под наставничество Чиза, а Джозеф остался ни с чем? Не зря я всегда подозрительно относилась к его отговоркам. Где это видано, чтобы гений брал в ученики простую бродяжку? Перестаю видеть всë вокруг происходящее, уходя в себя. Понимаю, что мне стоит прекратить надумывать, иначе может возникнуть недопонимание, но... Джозеф, что же произошло? Я до сих пор не понимаю твоих мотивов, до сих пор во всëм сомневаюсь, не пора ли тебе рассказать правду? «Не паникуй, не расстраивайся и не надумывай всякую чушь», — приказываю мысленно себе, сжимая пальцами края рукавов медицинского халата. Но что делать, если такая мысль за несколько секунд настолько прочно въелась в мою голову, что выбросить уже не получается? Лучший выпускник академии. Молодой медик с большим потенциалом. Местная гордость. Да я даже рядом не стою. Безродная бродяжка из Подземного Города, никогда в жизни не держащая в руках шприц, но почему-то получившая столь большое внимание со стороны Джозефа. Не я должна быть на месте его ученика, не я. Как и говорил Шадис, гениальному мастеру нужен гениальный ученик — это место больше подходит лучшему выпускнику академии, нежели мне. — Корсак, — слышу я дождливого мальчика, однако его голос словно галлюцинациями искажается в ушах, напоминая Джозефа. — Э-эй, Корсак! — Маш, — позвала меня и Анабелла, тронув за плечо. Её прикосновение слегка качнуло меня, заставляя наконец моргнуть и отойти от внезапного оцепенения. — С тобой всë хорошо? Побледнела немного, почти не дышала, в одну точку смотрела... Рейн через девичье плечо внимательно глазел на меня, хмуря брови. — Дисбактериоз, видимо, прихватил, — вдруг сказал он, но мне отнюдь не было смешно. — Тебя будто пришибли, Машка. В чём дело? — Н-ни в чëм, — отстранëнно и тихо вначале проговорила я, а потом вздрогнула, поняв, что непозволительно раскисла на глазах у всех. Поэтому тут же подобралась. — Пришибëт сейчас тебя! — Опять орëшь, — тянет Рейн. — Точно всë нормально? — Более чем, — фыркаю, стараясь придать себе самый невозмутимый вид. — Хм, — дождливый мальчик слегка прищурился, но потом качнул головой. — Ладно, проехали. Пойдëмте, а то Джозеф потом втык устроит, если нас в окне увидит. С этими словами он пошёл дальше по коридору. Анабелла, с тихим беспокойством оглядев меня, слабо потянула за рукав моего халата, зовя за собой. Однако идти с ними сейчас мне не хотелось, хотя было необходимо. — Я скоро подойду, — бросаю им вслед, и Анабелла лишь с лëгким сожалением поджимает губы, но уходит за Рейном, всë больше от меня отдаляясь. Меня сейчас вообще перестала интересовать работа, что прискорбно — всеми моими хаотичными мыслями завладели Джозеф, Рей и Чиз, которые сейчас виднелись через оконное бликующее стекло. — Чëрт... В голове началась полная сумбурщина — ни о чём другом не могу думать, но все мысли скачут подобно головастикам в потревоженной воде. Внезапное мерзкое чувство никчëмности предательским, рабским ошейником сковало шею. «Почему же расстраиваешься? — твержу себе как мантру, наблюдая за тем, как Джозеф встречает прибывших гостей. — Почему сейчас тебя это так душит? Ты ведь с самого начала догадывалась, что творится что-то не то. Неужели раскатала губу и возомнила себя достойной чего-то столь недостижимого?» Никогда бы не посмела возомнить такого. Но почему же вдруг стало так... тоскливо до тошноты? Ощущение ненужности, неважности, будто я подаренная собака, которая не понравилась новым хозяевам. Бродячий и беспородный котëнок на фоне дорогой выставочной кошки. Иными словами — серая и ничего не умеющая Мария на фоне блистательного и лучшего выпускника медицинской академии. А гению почему-то досталась я. Не печальное ли это стечение обстоятельств? — Идиотка, — зашипела я на себя, сжимая край подоконника до побеления пальцев. — Взбудоражилась... из-за ерунды... Джозеф держится в своей привычной весëло-дерзкой манере, жмëт воодушевившемуся Чизу руку, заводит с ним разговор. Рей стоит на расстоянии пары шагов, смотря на них как-то косо. А во мне бушуют смешанные чувства, порыв которых мне отнюдь не по душе — ненавижу ощущать такую взбудораженность. Ненавижу в чём-то разочаровываться, особенно в себе, ненавижу то, как опускается самооценка. И ненавижу собственное беспричинное беспокойство. Моргаю, видя, что Джозеф краем глаза заметил меня в окне и слегка повернул голову, чтобы полностью лицезреть мою фигуру. Поддерживая разговор с Чизом, он вопросительно приподнял брови, а я, различая его мимику, поняла, что он в лëгком недоумении. Будто беззвучно интересуется, всë ли со мной хорошо, словно чувствует что-то неладное. Я лишь слабо качнула ему в ответ головой — наш бесшумный разговор на этом завершился. Однако теперь вместо взгляда изумрудных глаз я уловила другой — чужой и колючий. Этот взор принадлежал Рею, который продолжал молча стоять возле старших врачей. Он заметил внимание Джозефа ко мне, проследил за направлением его взгляда и в итоге наткнулся на меня, до сих пор стоящую в коридоре медкорпуса напротив окна. Стало очень неприятно. Неприятно из-за того, как на меня посмотрел этот юноша. «Это... что это? — насторожилась я, до этого на секунду испытав растерянность. Теперь все переживания слегка померкли, стоило только ощутить этот взгляд на себе. — Он так смотрит на меня... почему? Неприязнь? Ненависть? Но я его впервые в жизни вижу.» Рей отчего-то смотрел на меня враждебно, словно на противника. Я настораживаюсь, напоминая осторожную кошку перед прыжком. Так смотрят на человека, который отобрал что-то. Нечто важное, желанное и дорогое. «Мы никогда с тобой не встречались, — думаю, смело и упрямо смотря на Рея в ответ, даже не думая прятать глаза. — Никогда, мальчик. Так отчего же ты так смотришь?» Однако наши переглядки заметил Джозеф, отвлëкшийся от разговора с Чизом. Добродушный старик даже не заметил того, что его слушают вполуха, продолжая соловьëм заливаться о чём-то. Мой наставник тем временем лишь кивал ему, в то время как его внимание переключилось на нас двоих — молодых учеников, устроивших зрительный поединок. Какая... странная ситуация. Я думала, приезд Чиза никаких волнений не вызовет. Думала, что это будет обычный день — такой же, как и все остальные рабочие будни. Но с первых же минут меня всë это дичайше напрягло. Разговорчивый Чиз наконец заметил, куда направлены взгляды Джозефа и Рея, поэтому неожиданно повернулся в мою сторону и внимательно оглядел меня. Сжимаю челюсти — слишком много внимания к моей персоне, мне некомфортно. — У вас новая девочка в персонале? — добряк Чиз без задней мысли обращается к Джозефу, заинтересованно смотря на меня. С такого расстояния и с закрытым окном мне никогда бы не удалось услышать его — просто я проследила за движением его губ. Фразу эту я поняла с огромным трудом, ибо пышные седые усы крайне мешали, да и профессиональным чтецом по губам отнюдь не была. Леви бы точно смог безошибочно наблюдать за ходом разговора, не задействуя слух — я была уверена в этом. Леви — наëмник, вдобавок лидер группировки в Подземном Городе, у него однозначно имеются навыки чтения по губам. У меня таких навыков крайне мало. В реальности они были обусловлены тем, что в школе и в колледже мы, ученики, были вынуждены понимать друг друга без слов, дабы препод не услышал. Однако и здесь, в этом сне, у меня крайне низок уровень мастерства чтения по губам — я ведь не разбойница и не наëмница, как-то не доводилось заниматься этим профессионально. Именно поэтому я хмурюсь, как слепой ëж, пытаясь разобрать, что же там они говорят. — Да, — Джозеф кивает, смотря на меня и, видимо, не понимая причину моего перекошенного хмурого лица. — Я не видел её раньше, — говорит Чиз. — Кто она? — Моя ученица, — отвечает ему мой наставник, а я вдруг замечаю, как Рей вздрагивает и ещё больше напрягается. Будто он уже подозревал что-то и только что получил подтверждение, чему рад явно не был. — Да-а? — тянет Чиз восторженно. — Та самая, из Подземного Города? Наблюдая за его ртом, я вначале подумала, что мне показалось. Быстро моргаю, пытаясь осознать происходящее. Откуда он знает, откуда я? Неужели слухи обо мне давно вышли за пределы территории Штаба и обо мне судачили не только разведчики и местные врачи, но и абсолютно посторонние люди? Какой кошмар! — Выходцы оттуда частенько являются крайне способными ребятами, — говорит ему Джозеф. — Просто им нужен правильный покровитель, чтобы раскрыть способности. Говоря это, он усмехается, смотря на меня как-то по-особому — с гордостью и нежностью учителя к своему ученику. А Рея аж перекосило внезапно. Джозеф имел в виду нас с Леви? Намекал, что моим покровителем является он сам, а Эрвин — покровитель Аккермана? «Не похоже, чтобы Джозеф сожалел о том, что взял меня в ученики, судя по его взгляду, — думаю я, так и не отойдя от окна. — Или же он притворяется?» Вдруг натыкаюсь глазами на наставника, а тот указал взглядом в сторону, как бы намекая, что мне лучше слинять отсюда побыстрее. Понимаю, что и без того уже сильно здесь задержалась, поэтому молча скрываюсь из виду, забыв даже кивнуть в качестве приветствия прибывшим гостям. Почему-то меня немного выбило из колеи размышление над тем, при каких обстоятельствах я попала к Джозефу в ученики. Ранее мне было считай что до балды, что с ним происходило в тот период времени, мне лишь был непонятен мотив его решения стать моим учителем. А теперь... А что теперь? Разве я могу что-то сделать? — Вот идиотка, — неустанно шипела я на себя, идя по коридору. — Постоянно ведь внушала, что нет толку от волнения, если этим ничего не решить. И что?.. Почему-то меня странно задевает тот факт, что на моём месте, предположительно, должен был оказаться этот Рей. Но что же случилось? Почему Джозеф не смог взять его в ученики? Размышление над тем, что я могу являться заменой кого-то, вызывало во мне сплошной негатив. — Заблудилась по дороге жизни, что ли? — спросил Рейн, когда словил меня из-за поворота. Анабелла была рядом, тут же бегло меня оглядев с ноткой беспокойства в оленьих глазах. — Тебя забыла спросить, — неконтролируемо огрызнулась я, только потом осознав, что это было лишнее. Рейн ведь не виноват в том, что я напряглась из-за собственных мыслей. — Я это... э... — Хм-м-м? — протянул дождливый мальчик, наклонив голову и внимательно в меня всмотревшись. — Смурная ты что-то. Кто обидел? — Я предпочитаю обижать сама. Рейн хмыкнул. — Узнаваемая Машка. Кажется, они чувствовали нечто неладное в моём состоянии, однако ни на чëм настаивать не стали. За это я была им благодарна, однако в любом случае бы ни за что не созналась в том, что меня тревожит. Я в этом даже самой себе сознаваться не хочу. На обеде мне кусок в горло не лез, как бы долго я ни ковырялась в тарелке с супом. Уходя в свои беспокойные мысли, безучастным взглядом таранила стол перед собой, машинально помешивая бульон ложкой, в которой виднелось моë кривое и перевëрнутое отражение. — Ты вроде поесть любишь, — протянул Рейн, полминуты назад съевший свою порцию. — Чего ж теперь? Голодовку объявила? Его слова пролетели мимо моих ушей, и я даже не моргнула в ответ на юношеский голос — настолько сильно оказалась затянута в прострацию из собственных мыслей. — Может, ты и правда заболела? — беспокойно спросила Анабелла, накрыв своей тëплой ладошкой мою свободную лежащую на столе руку. — Маш, тебе плохо? — Обычно перед смертью аппетит теряется, — брякнул Рейн, вызвав возмущëнный взгляд светловолосой подруги. — Ну, это один из симптомов. А ещё... — он вдруг потянулся к нам и аккуратно убрал ладонь Анабеллы с моей руки. Однако он сделал это лишь для того, чтобы самому тронуть мою конечность своей лапищей. — Ага... А ещё у умирающего конечности холодеют. Белька, плохи новости, Машка даëт дубаря, походу. — Да ну тебя! — шикнула на него Анабелла. Чувствую, что ладонь Рейна, накрывшая мою руку, слегка влажная и прохладная. Ладони потеют, что ли? — Машунь, тебя как хоронить? Озвучь свою последнюю волю, я еë исполню, — благородно предложил этот дождливый деревенский шут. — Кремируй меня, а оставшийся прах смешай с порохом и выстрели им себе в бошку, — милостиво ответила ему я, вернувшись в реальность несколько секунд назад. — Это... — Рейн сглотнул и как-то нервно почесал затылок, — было ожидаемо, хе-хе... Анабелла только недовольно пихнула его в бок, смурно сверля взглядом голубо-сиреневых глаз. Всем моë беспокойство было заметно, если приглядеться. И это меня раздражает. — Кстати, я когда проходил мимо офицерского стола, — заговорщически и странно убавив тон голоса сказал Рейн, — услышал, как они там об отряде глыборылого судачили. — Кого?.. — растерянно пробормотала я, вначале не поняв, о ком идëт речь. Дождливый мальчик скосил на меня глаза, хохотнув. — Как кого? Леви вон того, с кем бы постоянно до озера мотаешься. А, так он о жопошнике... — У него лицо такое, — Рейн попытался изобразить и скопировать Аккермана, но в итоге прыснул со смеху и уржался. — Аха-ха, каменное, короче, когда не злится. Смотри, Машка, как бы он тебя на дно не утянул. — Чë?.. — Ну утопленникам обычно камень привязывают, чтоб на дно легли и не всплывали. Стоп, когда разговор вообще обо мне и жопошнике зашëл? — Ухлопнись, — фыркаю раздражëнно. — Так о чëм они там говорили? Успокоиться не могу, зато хоть сплетни послушаю... — Говорят, сегодня они вернуться должны. А это значит, что нам надо быть готовыми принимать их в медкорпус. Обычно вернувшихся с задания солдат в любом случае осматривают врачи, даже если нет никаких повреждений. Это правило ввёл Джозеф, когда особо одарëнные разведчики однажды посчитали, что «само заживëт» и в итоге либо померли, либо ампутацию конечностей заработали. Народная медицина «надежда на авось», к сожалению, работает далеко не всегда, хотя на этом почти вся Россия держится (опять-таки к сожалению). «А я и забыла, что они первым делом после возвращения пойдут в медкорпус, — думается мне. — Хм, меня, наверное, тоже к осмотру одного из них привлекут.» Внезапно чувствую слабое желание того, чтобы на осмотре я была приставлена к жопошнику. Замираю на месте, забыв даже моргать от удивления. «Да ну нахрен, — тут же мелькает в голове. — Лучше Петру осмотрю. А если попадëтся Оруо, то хотя бы испорчу ему настроение ещё больше.» В столовой не наблюдалось Джозефа и Дюка по понятным причинам — сейчас они были заняты какими-то обсуждениями с Чизом. Однако прибышие в качестве охраны гарнизоновцы были заботливо приглашены на обед и сейчас спокойно сидели за отдельным столом в углу. Кроме того, вместе с этим четырьмя солдатами там сидел и молодой ученик Рей, который почему-то почти не притронулся к своей еде. Он меня сразу напряг. Сидел молча, игнорируя разговоры гарнизоновцев, слегка ссутулив стандартные для юноши плечи и машинально болтая ложкой в супе, как совсем недавно это делала я. Только вот в отличие от меня, таращившуюся в поверхность стола перед собой, он имел определённую мишень, которую прожигал взглядом. И этой мишенью была медик Мария. Неприятно. Он смотрел на меня, будто на врага народа, словно я ведьма, избежавшая сожжения на костре. «Что с тобой вообще творится? — мысленно обращаюсь к нему, смотря прямиком в светлые глаза, наполненные странной, непонятной мне злобой. — Почему ты так бесишься, когда видишь меня?» Его ни капли не смутило, что наши взгляды встретились. Даже не думал отводить глаза в сторону, избегать моего взора. Наоборот — будто попытался сильнее обжечь меня этой странной злостью, чтобы я ощутила это сильнее. — Шизик какой-то, — вдруг раздался совсем рядом голос Рейна, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. — Так смотрит, будто у него запор. Дождливый мальчик, сидящий напротив нас с Анабеллой, смотрел на Рея, держа у лица стакан с компотом. И ему тоже не понравился взгляд ученика Чиза. — Корсак, ты с ним осторожнее, — сказал он, косо и мрачно смотря на русоволосого юношу. — Мало ли что у него на уме. — Он такой странный... — подала голос Анабелла, тронув меня за руку. — Ты его знаешь? — Откуда? — фыркаю. — Я этого жужоню впервые вижу. Обычно вот так я переглядывалась с Леви. Однако он никогда не смотрел на меня столь злобно. Даже тогда, когда был наëмным убийцей, посланным по душу Эрвина. И лучше бы Леви был здесь вместо этого странного молодого человека, который с лютой ненавистью пытается прожечь во мне дырку. После обеда, немного смятëнная, я отправилась обратно в корпус вместе с Рейном и Анабеллой. Однако в медчасти наши пути разошлись. Мне, как самому молодому медику низшего ранга, доверили почётное задание мытья полов сегодня, поэтому я, поджав губы, мотала шваброй в самой дальней стороне больницы. Джозеф не имел ничего против такого труда и даже был доволен тем, что меня приплетают к такой работе — «это воспитывает», как он говорил. Однако никогда он не допускал того, чтобы кто-то злоупотреблял таким «воспитанием», и был готов горой за меня стоять перед всеми. «Наверное, я погорячилась, когда завидовала Анабелле из-за её наставника, — думаю я, вычищая полы и барахтая тряпкой в ведре с водой. — Ну да, Джозеф бывает несерьëзным, гоняет меня со всеми этими вонючими бумажками, но... Он заботится обо мне, рьяно меня защищает. Даже с Шадисом цапается. И он хороший учитель...» Странный, где-то харизматичный то ли психованный гений, то ли гениальный псих. Тараканов в его голове куда больше, чем в моей, и я не понимаю его мотивов, но... Здесь он для меня самый близкий человек. Как бы это не сыграло со мной злую шутку. Надеюсь, моë доверие не воткнëт мне нож в спину. Однако ситуация с этим Реем меня до сих пор напрягает. Надо будет потом поговорить с Джозефом — не люблю оставлять недосказанность и глупое недопонимание. Находясь на отшибе всего корпуса, то есть в самой дальней его части, я оказалась отрезана от основных событий. Просто смиренно мыла полы, ничего зазорного в этом не видя. И вдруг вспомнила, что Джозеф тоже никогда не стыдился работы в медкорпусе, какой бы она ни была. Гениальный медик порой мыл полы, чистил унитазы, собирал мусор из мусорных корзин по всей части и не избегал этого. «И как ты со званием гения ещё не зазвездился окончательно?», — хмыкаю, неосознанно улыбаясь, убирая ведро со шваброй в подсобку, наконец закончив мыть полы. Недалеко был кабинет Джозефа, сейчас пустующий — зашла туда и взяла мыло, чтобы вымыть руки после уборки. Кусковое мыло почти нигде в медкорпусе просто так в общем пользовании не лежало — в интересах гигиены у каждого были свои вещи. Стоя в туалете напротив раковины и зеркала, наблюдаю за мыльной пеной на своих ладонях. Поведя носом, чувствую другой запах. — Хм-м? — подношу мыльную руку к лицу и принюхиваюсь. — Надо же, не хозяйственное... Это мыло было ромашковым. Пахло, конечно, не так сильно, как в реальности пахла бытовая химия, но тоже неплохо. «Джозеф у нас ромашки любит, что ли? — думается мне. — Или просто хозяйственное не переносит, хм...» Хмыкаю и возвращаюсь в основную часть корпуса — ближе к входным дверям, на ходу накидывая на плечи медицинский халат. Завязанный на затылке хвост пепельных волос давно растрепался, поэтому стягиваю ленту и прячу в карман, оставляя распущенные пряди до лопаток совсем свободными. Качество моей шевелюры значительно улучшилось с момента моего первого сюда попадания, и это не могло меня не радовать. Свои волосы я любила. Густые, прямые, блестящие и с завидным редким цветом. Грустно, правда, что это единственное достояние моей внешности. Медиков в коридоре сновало немного — все были заняты в кабинетах и в больничных палатах. Никакой суеты не было даже в основной части корпуса. И почему-то моë везение, никогда рядом со мной не присутствуя, издали издевательски помахало ладошкой. Потому что каким-то немыслимым образом посреди полупустого коридора я вдруг столкнулась с человеком, с которым сталкиваться не хотела совсем. Рей с поразительной уверенностью шëл по центру прохода, при этом заметив меня с самого начала и избрав меня своей целью. А я, вначале его не заметив, напряглась, ибо кроме негатива он мне ничего не внушал. «Смотрит прямо на меня, — мелькает в голове, пока я старалась абсолютно невозмутимо двигаться дальше, прямо навстречу этому юноше. — Да и как смотрит... как будто сжечь хочет. Он идёт ко мне?» Вероятно, шёл он по каким-то другим делам, однако стоило только нам оказаться друг напротив друга — он неожиданно остановился. Так. Вот это уже не смешно. Моё напряжение достигло апогея, поэтому дальше я идти не собиралась, тормознув и упрямо посмотрев в светлые юношеские глаза. Посторонние люди меня всегда напрягали, однако посторонние и неизвестные мужчины в особенности. Вполне возможно, это моя боязнь конкретно здесь, в этом сне — во мне потихоньку начал клокотать страх. Этот молодой человек, кажется, по умолчанию сильнее меня. А посторонним людям сильнее меня я не доверяю. «Корсак, ты с ним осторожнее. Мало ли что у него на уме», — вспомнились мне слова Рейна, добавляя ещё бóльшей прыти моему взбудораженному сознанию. Рей смотрел на меня, как взбешëнная собака, готовящаяся рвануться и напасть. Обычное, однако вполне симпатичное лицо его оказалось искажëнным пылкой злостью и обезображенным. Совсем ещё юный, примерно мой одногодка, у которого вместо щетины лëгкий пушок на подбородке и по линии нижней челюсти. Русоволосый, довольно высокий, среднестатистического телосложения. Кажется, он сдерживал бурный поток негатива, который был предназначен именно мне. И сдерживал он его так старательно, что на юном лице желваки шевелились. Я вопросительно изогнула недавно аккуратно выщипанную бровь, ожидая каких-либо действий с его стороны. Иначе зачем он так встал передо мной? — Вам что-то нужно? — спрашиваю, и голос мой отличается от обычного тембра. Сейчас он неожиданно даже для меня самой стал холодным до зубного скрежета, словно я неосознанно приправила его льдом. Светлые глаза Рея, которые на самом деле оказались светло-зелëными, а не голубыми, слегка дрогнули в прищуре. — Мне? — подал он наконец голос, и у меня тихонько мурашки пробежали от той шипящей злобы, что я услышала. — Нет, ничего такого. Всего-то хотелось воочию узреть ученика гения. Почему он испытывает ко мне такую ненависть? Я ведь его впервые вижу. — И как, узрели? — приподнимаю голову, неосознанно задирая выше нос и подбородок. — Слухи оказались правдивы, — вдруг прилетел мне едкий ответ, и Рей фыркнул, раздражëнно взлохматив ладонью русые волосы. — Как-то даже разочарован. — Надо же, — качнула я головой, остро и хищно смотря на него. — Какой известной личностью я стала, поразительно. Никогда бы не подумала, что обо мне будут знать те, кого я впервые вижу. — Слишком много чести для девчонки из Подземного Города, не радуйся столь сильно. Это явно дурная слава. Как ты вообще смеешь, обсëр голубиный, обращаться ко мне в столь мерзком тоне? Кажется, у меня потихоньку сатанели глаза. — Бедный господин Чиз, ему теперь придётся учить вас манерам. А то в академии, видимо, этому не учат, — моë ледяное спокойствие было, наверное, страшнее бури предполагаемых эмоций. — О каких манерах может говорить пещерная мышь, даже в школу не ходившая? Стругай дубы на гроб, обмудок. «Мышь» красной тряпкой хлестнула перед глазами, взбесив окончательно. — Я не разрешала обращаться ко мне на «ты», — жалко, что взглядом нельзя убить. Ну или хотя бы ранить. Если бы это было возможно, Рей бы давно был весь исцарапанный. — И если у вас нет никакой другой причины стоять сейчас передо мной, поберегите силы для обратного пути в Штаб Гарнизона, а не нарывайтесь на конфликт. — Не тебе указывать, что мне делать, — отозвался Рей тут же, однако потом застопорился и издевательски прошипел: — А, прошу прощения, не вам. Отнюдь это не было уважительным обращением к незнакомому человеку. Это «вы» было самой настоящей издëвкой. Обычно именно я так обращалась к Шадису, намереваясь взбесить его ещё больше. Сожрать бы твою селезëнку, а кишки по ëлке развесить, малолетний оболтус. — Я не нахожу никакого объяснения вашему поведению, — говорю, слегка наклонив голову на бок, однако не прерывая контакта глаза в глаза. Если отведу взгляд, это может расцениваться как слабость, пускай и мимолëтная. Как бы тяжело ни смотрел на меня этот молодой человек, я ни за что не стушуюсь. — В чëм причина столь глубоких чувств ко мне, милейший? — Издеваться вздумала? — вдруг помрачнел Рей, а я пытаюсь прислушаться и оценить обстановку. Как назло рядом не оказалось людей: все медики испарились, а я ухитрилась подловить момент, когда окажусь с этим странным мальчишкой наедине. Меня он очень напрягал, и я была бы рада хоть каким-то свидетелям данной ситуации, но по близости никого не было. — Поверить не могу, что вместо меня он взял... тебя. Слово «тебя» со стороны Рея ощущалось самым настоящим плевком — он выплюнул это, будто кусок мерзкой пищи. И в голосе его искрилась пылающая неприязнь, которая намеревалась больно хлестнуть меня по коже и обжечь. Да только вот мне на его тон было до балды. Как он сказал? Джозеф взял меня вместо Рея? Не значит ли это, что сам Рей метил в его ученики? — «Он» — это Джозеф? — приподнимаю бровь, навострив уши. — Как глупо винить того, кто не причастен к вашим обидам. Меня выбрали на роль ученика, а вас я впервые вижу. Не ко мне претензии. — Как ты это сделала? — как-то угрожающе спрашивает Рей. — Не может быть, чтобы просто так выбрали не лучшего выпускника, а бродяжку из помойной ямы. Долго тебе приходится спать с ним ради этого? От этого вопроса у меня аж скулы свело так, будто в меня запихнули самый кислейший на планете лимон. Я, конечно, удержала невозмутимую маску, однако с трудом подавила истеричный смешок, чуть не сорвавшийся с губ. Как же меня это достало. То, что я девушка, ещё не говорит о том, что мне достаточно спать со своим начальником ради чего-то. Мерзко. Гадко. Отвратительно. Совсем недавно улеглась волна сплетен обо мне, как вдруг прикатился вот этот парашник. — Как узколобо, — говорю это с лëгким выдохом разочарования. — От лучшего выпускника академии я ожидала более умных мыслей. Можете попробовать переспать с Джозефом и проверить, прокатит ли. Только вот, думаю, он явно от этого будет не в восторге. — Что? — аж перекосило Рея от этого неожиданного предложения. — Ты за кого меня принимаешь? — Вы себя недооцениваете, — на моëм лице расцветает улыбка, однако она слишком ядовита. — Вы ведь не лишены возможности добиться чего-то через перепихон, почему бы и нет? — С ума сошла? — Наоборот. Почему это вам кажется столь странным, но не кажется странным то, что вы рассматриваете девушку только в роли объекта для удовлетворения? Почему думаете, что для достижения чего-то мне надо просто лечь в койку к кому-то? Кто знает, может, если бы вы проверили этот бредовый способ на себе, то сейчас именно вы были бы на моëм месте, — улыбаюсь, остро смотря в светло-зелëные глаза. Прости, Джозеф, что уже второго человека посылаю тебе в кровать. Первым был Оруо. Однако это крайне рабочий способ заткнуть обидчика. — Кажется, корона самомнения жмëт тебе голову, — говорит Рей, скривив губы от омерзения. — Кем ты себя возомнила? — Встречный вопрос: а кем себя возомнили вы? — в моих глазах проскальзывает нотка невинности. Однако она быстро исчезает, сменяясь на опасную хитрость. — Вы такой же ученик, как и я. И мы оба находимся под покровительством довольно значимых людей. Неужели вы думаете, что я ниже вас по статусу? Да я выше тебя. Как-никак, звание ученика главного гения стен даëт свои плюсы — внегласно у меня более выигрышная позиция, нежели у учеников других врачей. Каким бы крутым ни был Чиз, стоящий у руля всей медицинской системы Гарнизона, слава Джозефа затмевает даже его. Подумать только, тридцатилетний молодой человек, талантливый не по годам, сияет ярче мудрого врача, который старше его в два раза. А я — ученик этого сияющего молодого таланта. И не дам какому-то малолетнему молокососу окунуть меня лицом в грязь — это пятно не только на моей репутации, но и на репутации Джозефа. — А ты думаешь, что мы равны? — как-то непомерно удивился Рей, а потом странно хохотнул. Нервно, скупо и напряжëнно, однако в каком-то шоке. — Ты ставишь меня, лучшего выпускника академии, на одну доску с собой? Гляньте, какая звездулька. Время падать на землю, мой дорогой. — «Выпускник академии» — вовсе не титул, за который надо по умолчанию уважать, — моя улыбка приобретает издевательский оттенок, будто выдавая моë удовольствие вить верëвки из этого мальчика. — Это вам чести не делает. Он прекрасно знает о том, что с точки зрения общественности я нахожусь на более высокой позиции по сравнению с ним, даже несмотря на слухи. Чëрный пиар — тоже пиар, зато теперь многие знают, что у гения Джозефа появился ученик, а ажиотаж вокруг меня только добавил им любопытства. Статус ученика гения, имя которого у всех на слуху, в обществе выше, чем у остальных учеников. И пускай я не соответствую чужим ожиданиям и вовсе не подхожу на роль преемника Джозефа, однако пользу из этого статуса выжму максимальную ради собственных защиты и выгоды. Этот малолетка думает, что сможет сыграть на моей низкой самооценке? Как бы не так. — Думаете, что являетесь для всех идолом, раз лучше всех закончили учëбу? — наклоняю голову, улыбаясь и сатанело сверкая глазами. — Считаете, что имеете право превозноситься надо мной из-за моего происхождения? А если я скажу, что вы хóдите по опасной грани и можете получить нехилый выговор за оскорбление одного из сотрудников? У юноши дрогнули глаза от неожиданного вопроса, выдавая его неуверенность. А я чувствую нечто, напоминающее чувство странной власти с капелькой садизма — эта ситуация доставляет мне скорее лëгкое удовольствие, нежели дискомфорт, какой был вначале. Хотя моя боязнь незнакомых парней, которые по умолчанию сильнее меня и могут сделать со мной что угодно, никуда не делась, скорее просто ненадолго отступила на второй план. Я чувствую, что управляю происходящим. Чувствую, что мудрее этого юноши, даже несмотря на то, что по медицинским способностям он куда лучше меня. Пускай умный и способный, однако до сих пор мальчишка, чью уверенность можно легко пошатнуть. — Удивительно, — вдруг говорит Рей, — неужели Джозеф такой наивный, что пригрел змею на груди и не видит этого? Взял под крыло коварную девку, способную очернить его репутацию одним своим касанием, а ведь гением считается. Хочу засмеяться. Он меня считает коварной, какая забава. Это не я к нему прицепилась, а он тормознул меня посреди коридора. Не начал бы первым — ничего бы не случилось. — А не думаете, что репутацию эту очернить можете и вы? А если так, то какая разница? Джозеф сам решил, кого взять. Пазл, который складывался у меня ранее, оказался неправильным. Я думала, Джозеф намеревался взять в ученики Рея, но его опередил Чиз. А оказалось, что Джозеф продинамил лучшего выпускника академии и с самого начала его брать не хотел, но почему-то притащил сюда меня. Джозеф... чёрт, что за игры разума ты тут устроил? Кажется, он авантюрист не хуже Эрвина. — Ты просто пользуешься этим статусом и прикрываешься именем учителя, как крыса, — говорит Рей, смерив меня колючим взглядом, однако я почувствовала, что он начал тушеваться. Всë-таки устроить скандал он здесь не сможет — не его территория. — Зависть плохо сказывается на здоровье, — учтиво ему улыбаюсь, однако от этой учтивости он ещё больше бесится. Я надавила на больную точку. Причиной его поведения была зависть — чëрная, густая и тяжëлая, затягивающая, как вонючая болотная тина. Он тут же вспыхнул, стоило только мне сказать это. — Ах ты гнилая дрянь, — зашипел молодой человек, яростно блестя глазами. Он сорвался и совсем перешёл на личности — предсказуемый итог любого конфликта. — Считаешь себя неприкосновенной и думаешь, что я ничего не смогу тебе сделать, пока ты прячешься за чужими спинами? До чего зависть доводит людей. Мне было достаточно просто спокойно жить, так нет же — получила цирк в придачу. То наëмные подземные убийцы, то сплетники, то завистники, которые ещё и угрожать вздумали. Только я хотела открыть рот, как тут же замерла. — Медики Разведки неприкосновенны в действительности, — слышится такой знакомый, но крайне неожиданный голос, заставляющий нас с Реем синхронно повернуть головы в одну сторону. — А твои слова, сопля, могут всерьëз расцениваться как угроза. Поэтому не суй своë наглое свиное рыльце на чужую территорию ради скандала, не позорь наставника. От неожиданности я растерялась, потеряв даже нить разговора, во все глаза вытаращившись на обладателя этого холодного, спокойного и шершавого голоса. Леви собственной персоной невозмутимо стоял чуть в сторонке, подпирая спиной стену и сложив на груди руки в своëм привычном жесте, исподлобья уже какое-то время наблюдая за происходящим, как ленивый кот за дворовыми страстями. «Жопошник... — думаю я, от растерянности даже не зная, как реагировать, — а ты здесь откуда вообще?..» Я ведь специально прислушивалась совсем недавно, чтобы понять, есть ли кто-то поблизости или нет. И я ничего не услышала тогда, а оказалось, тут Леви совсем рядом шнырял. Совсем недавно приехавший с задания и, видимо, уже принявший быстрый душ, судя по свободной новой одежде. Тëмные штаны, самые простые и удобные туфли для постоянной нóски, свободная светлая рубаха, заправленная под пояс, и белый шейный платок. Такой простой и незамысловатый внешний вид, однако даже в таком образе проскальзывало нечто любопытное, привлекательное. А непоколебимая аура, исходящая от молодого разведчика, была довольно внушительной и в какой-то степени напрягающей. Однако не для меня. Меня она не пугала, а лишь наоборот — присутствие Аккермана успокоило невероятно быстро и мягко. И если для Рея эта аура была угрожающей, то для меня — плавной, обволакивающей и защищающей, как спокойная волна. Если ранее присутствие незнакомого парня, который сильнее меня, в какой-то степени меня пугало и неимоверно напрягало, то с приходом Леви это беспокойство сразу улеглось. Потому что я была уверена в том, что он меня не даст в обиду. «Скорее он меня сам обидит, но да ладно, хотя бы никто не тронет», — тут же мелькает в голове, и я отхожу от секундного ступора, возвращаясь в реальность. Я не одна — уже хорошо. — Ты ещё кто? — спросил Рей, скользнув взглядом по Аккерману. И, судя по выражению его лица, невысокий рост жопошника его чуток позабавил. Леви посмотрел на него невозмутимо и даже меланхолично, немного устало и по-кошачьи. — А тебя это колышет? — задал он вопрос, даже бровью не дëрнув, а я беззвучно выдохнула, слегка приподняв уголок губ. Узнаваемый Леви. — Научись вначале контролировать словесный понос и горящую задницу, тебе для этого не надо знать, кто я. — Защитничек подземной крысы? — глаза Рея слегка прищурились в едкой презрительности. Во взгляде Леви мелькнуло глухое раздражение, ибо мы с ним оба были родом из Подземного Города. — Советую язык втянуть обратно в задницу, сопля, — однако его голос остался таким же однотонным. — Пока его не отрезали случайно. Я лишь наблюдала за ними молча, иногда поглядывая на Рея, но по бóльшей части моим вниманием завладел исключительно Аккерман. Странная радость от его появления ввела меня в недоумение, а облегчение, возникшее при взгляде на него, вдруг до ужаса напрягло. Мы всего три дня не виделись! За это время я успела сто раз вздохнуть со скуки и столько же раз вспомнить его постную физиономию — вряд ли это нормально. Учитывая то, что мы даже не друзья. И даже не близкие приятели. «Так, стоп, — вдруг пронзила острая мысль мою голову, заставив выпрямиться по струнке, — а зачем он вообще в эту перепалку влез? Я и сама за себя постоять могу!» Защищаешь? Я и сама вполне справлюсь, за словом в карман не полезу, мне не нужна была его помощь. Единственным, что меня напрягало, было различие моих и Рея физических сил. Однако с чего это Леви решил корчить из себя благородного рыцаря, который обязан вступиться за даму? — Кажется, угрожаешь мне сейчас ты, — сказал Рей, даже забыв обо мне на какое-то время. Меня это начало тихонько раздражать: они срутся друг с другом так, будто здесь нет меня. Мне это не нравится. — Интересно, чем тебе обернëтся угроза ученику главврача Гарнизона. С этого мальчика я скорее хотела заржать, однако глухое раздражение перекрыло все остальные эмоции. Ощущаю себя серым пятном и бессильной девой, которую обязаны защищать. Невозмутимая харя Аккермана никак не изменилась. — Мозги явно не твоë, — ответил он так, будто собирался зевнуть со скуки во весь рот. — Был бы умнее, не стал бы первым гавкать на ученика Джозефа Крофорда. А сейчас я имею все основания тебя отсюда турнуть по уставу разведчиков. Под «уставом разведчиков» он имеет ввиду то правило, по которому солдаты здесь должны защищать своих медиков? Именно про это говорил мне Рейн этим утром у озера? И всë равно меня это раздражает. Устав уставом, но заткнуть хлеборезку зазнавшемуся головастику я могу и сама. Тот, кто попытается опустить меня, будет опущен в сто раз сильнее моими собственными силами. Без посторонней помощи. Кажется, Рей был готов продолжить петушиться, а я со стороны видела, насколько он ещё зелен и юн — просто вспыльчивый молодой мальчик, не умеющий контролировать собственные эмоции. Надо отдать ему должное — он способный, раз был лучшим выпускником академии, однако знания не означают мудрость и умение держать себя на людях. — Опять детишки расшумелись, — неожиданно вклинился в эту перепалку ещё один голос, заставивший нас обратить внимание по вышедшего из-за угла человека. — Карапузы устраивают разборки? Только Джозефа тут не хватало для полноты картины. И опять он обращается с нами так, будто ему больше пятидесяти, хотя на деле он всего на десять лет старше Леви. Что за привычка всех кликать «детишками», «головастиками», «желторотиками» и всеми из них вытекающими словечками? Кудрявый гений бодренько выкатился из-за угла, непринуждëнно улыбаясь. Вижу, как быстро бегают его глаза, за секунду улавливая происходящее. С такой же улыбкой он посмотрел на меня и даже на Леви, подпирающего стенку, однако стоило только Джозефу перевести взгляд на Рея, он тут же изменился. Изумрудный цвет радужек словно потемнел, теперь напоминая вовсе не драгоценный камень, а тëмную еловую ветку, а улыбка сменила оттенок с непринуждëнной на опасную и непредсказуемую. — Вот ты где, малëк, — произнëс он, а мы с Леви заинтересованно умолкли, на секунду переглянувшись. Рей напрягся. — За детьми глаз да глаз нужен, надо будет сказать это Чизу. А то мы уже закончили и он планировал выезжать, а его маленький сосунок убежал и потерялся. «Чë?.. — растерянно думаю я, во все глаза наблюдая за поведением Джозефа. — Он злится?» Он определённо был разозлëн. — Я не ребёнок, — нахмурился Рей, хотя я о нём была совершенно другого мнения. — И мы с вашей ученицей, судя по всему, ровесники. Намекаешь на то, что раз Джозеф назвал тебя ребёнком, то он таковой считает и меня? — К моей ученице у меня претензий нет, — слегка наклоняет голову Джозеф, а потом чуть щурит глаза, испепеляюще смотря на русоволосого юношу. — Она девочка умная и вполне взрослая. А кто ты, если не ребёнок? Только детишки устраивают истерики и во всём винят окружающих. «Схавал?» — так и читается в моих глазах, пока я умиротворëнно сложила на груди руки, неосознанно копируя стоящего недалеко Аккермана. Потом замираю, неожиданно поняв, что Джозеф всë слышал. Видимо, он всë это время стоял за поворотом и грел уши. Авторитет Джозефа подавлял Рея, заставляя его лишь прикусить язык и молча смотреть на него, как злобный щенок. — К тому же, — вдруг тянет кудрявый, а потом нехорошо улыбается, — ай-яй, как плохо относиться к даме с таким неуважением. Кто ж тебя, дитятко, научил тому, что секс решает все проблемы? В таком случае почему же ты сам не пытаешься всë решить таким способом? Вначале я едва удержалась, чтобы не заржать в голосину, и даже поджала губы, лишь бы не хрюкнуть со смеха себе под нос. А вот потом смеяться перехотелось. Ой... Ой-ой! Это что же получается, Джозеф слушал этот цирк с самого начала? Он слышал и то, как я предлагала Рею с ним переспать? «Мама... — кажется, у меня перекосило лицо. — Какой кошмар...» А Джозеф ещё и с такой задоринкой сказал об этом, что я хочу сквозь землю провалиться, совершенно забыв о нахождении здесь Рея. Из последних сил пытаясь удержать на месте невозмутимую маску, бегаю глазами, не зная, куда бы воткнуть взгляд, и случайно натыкаюсь на Леви. А он продолжал светить постной физиономией, с глубокой меланхолией наблюдая за происходящим, как сонный кот, и его совершенно ничего не удивило. Неужели он тоже слышал всë это с самого начала? Леви в следующую секунду мой взгляд поймал и слегка приподнял бровь. А я дëрнула губой и отвернулась обратно к Джозефу. — Я понимаю твою досаду, Рей, — вдруг говорит мой наставник, смотря юноше в глаза. — Но ничьей вины здесь нет, твои претензии к этой девочке не имеют никаких оснований. Мигом навострила уши, пытаясь разобраться, что же здесь, чёрт возьми, происходит. — Понимаете? — голос Рея напоминает шипение, а сам он ещё больше ощетинился. — Ничьей вины нет? Это ведь вы сами не взяли меня в ученики! Хотя я был лучшим из академии, вы предпочли выбрать необразованную девчонку из Подземного Города, — он в раздражении резким жестом указал на меня. — Почему? Разве она знает и умеет больше меня? Он говорил это и было видно, что на самом деле он знает, что до попадания в руки Джозефа я даже шприц в руках не держала. Всë-таки сплетни обо мне далеко разлетелись, походу. Рей был глубоко обижен на Крофорда, а поэтому соответственно невзлюбил и меня, ибо я как-то оказалась на его желанном месте, куда он, наверное, метил долгое время. И хотя моей вины в этом не было, мне стало некомфортно, будто я что-то у него силой забрала. И мне понятны его чувства, потому что даже я сама не могу разобрать причину, по которой Джозеф на самом деле меня сюда притащил. Рей куда образованнее и способнее, это он должен быть на этом месте, а не я. Но молчу, выжидая ответа наставника. — Ты прилежный ученик и способный медик, — сказал Джозеф, и от его слов у меня почему-то внутри всë сжалось, свернулось в клубок, мешая даже вдох сделать. — Совсем ещё юный и вспыльчивый, правда, но это не помешало тебе стать лучшим выпускником. И я твоих заслуг не могу отрицать. Почему... почему мне вдруг стало так... мерзко? Нет, не мерзко. Больно. Джозеф признаëт способности этого парня, не умаляет их. А я всë больше убеждаюсь, что до сих пор в медицинской системе являюсь инородным телом. Неумëха. Просто муха, затесавшаяся в пчелиный слаженный улей. Не могу понять, почему же Джозеф взял меня сюда. Тем более, что был кандидат более подходящий и достойный. — Но, — добавляет кудрявый неожиданно, — если не знаешь, кого винить, то начни с себя. Думаешь, я не знаю, почему же ты хотел стать моим учеником? Джозеф слегка наклонил голову, пронзительно всматриваясь в светло-зелëные глаза, а я замечаю, как Рей сглатывает. — Ответь, — говорит мой наставник, — почему же ты так стремился стать моим учеником? — Вы гений, — отвечает Рей. — Под вашим началом я достигну тех же умений. — Всë? Молодой человек почему-то промолчал, хотя у меня было бы куда больше причин для перечисления. — Какими бы ни были твои способности, мне не нужен в преемниках человек с такой гордыней, — как приговор произнëс Джозеф. — Взял бы я тебя в ученики, ты бы задрал нос так, что он не просто царапал потолок, а проломил бы его. Чем тебе не угодил Чиз, твой нынешний наставник? Он входит в пятёрку лучших врачей, но ты недоволен им. Ты хотел сделать меня своим наставником только из-за того, что моë имя у всех на слуху, только из-за того, что я считаюсь гением в медицине. А на меньшее ты не согласен. — Разве лучшему и способному студенту не нужен наставник ещё более лучший и способный? — на удивление, Рей не отводит глаза, будто совершенно не понял смысл сказанного. — Поверь, до уровня Чиза тебе ещё ползти, как раком до Шиганшины, — Джозеф посмотрел на него сверху вниз как-то снисходительно. — Тебе есть, куда расти, и у тебя хороший и способный наставник. Но твоя мотивация ограничивается лишь накоплением новых знаний и опыта ради положения в обществе. А мне нужен человек, который, несмотря на свой статус и опыт, будет в первую очередь заботиться о пациентах. Который бы копил знания и опыт не для того, чтобы похвастаться этим в высших кругах и прославиться, а чтобы людей спасать, наших солдат. Довольно простая истина — ставить людей на первое место и заботиться об их здоровье, а не о своём положении. В случае Рея, люди для него были лишь средством достижения цели. А Джозеф хотел, чтобы для здешних медиков главной целью было лечение солдат и покой Разведки. «А ведь он вполне мог попасть в королевский дворец, быть там придворным врачом и грести деньги лопатой, — думаю я, с какой-то светлой гордостью смотря на своего наставника. — А он предан Разведке и довольствуется обычной зарплатой.» Каким бы странным человеком ни был, но он вызывает у меня глубокое уважение. Такое же, какое обычно вызывает Эрвин. — Строить карьеру — неплохое дело, — говорит Джозеф, — и винить тебя за это нельзя. Однако здесь для работников важна не она, а благополучие пациентов. Это место просто не для тебя, не с твоими амбициями. Поэтому под своё начало я взял более подходящего мне человека. Джозеф умно отнëсся к выбору ученика, но почему этот выбор, чëрт возьми, пал на меня? Кажется, Рей хотел было что-то ответить, однако так ничего и не сказал. Лишь молча смотрел на Джозефа, то ли обдумывая ответ, то ли просто не найдя, что говорить. Однако эту паузу прервал Чиз, внезапно выруливший в конце коридора из-за поворота. — О, вот вы где! — сказал он добрым дедовским голосом, добродушно улыбаясь в пушистые седые усы. — Рей, сынок, куда же ты подевался? Мы уже собирались выезжать. Распространëнная привычка — называть всех «сынками» и «дочками». А Джозеф зовëт «детишками», только вот если Чизу уже около шестидесяти, то кудрявый в два раза его младше. Мне казалось, Джозеф сейчас с радостью отчихвостит Рея прямо перед его наставником за столь вспыльчивое и плохое поведение, однако кудрявый лишь улыбнулся и слегка развëл руками. — Мы здесь о жизни решили побеседовать, — кудрявый неожиданно шагнул ко мне и встал немного позади, приобнимая за плечи. — У нас ведь ученики одного возраста, вот, знакомятся. Они как две мамочки на детской площадке. А в роли детей — мы с Реем. Мужская тëплая ладонь потëрла моё плечо. Я только неловко приподняла уголок губ, наверняка скривившись вместо улыбки, замечая, как Джозеф на секунду кинул взгляд на вздрогнувшего Рея. Казалось, этот мальчишка тоже ждал того, что его отчитают ещё больше, поэтому удивился словам Крофорда. А вот мой наставник глянул на него многозначительно, покровительственной фигурой возвышаясь позади меня, будто большим крылом укрывая птенца. Без слов показал, что его учеником являюсь я. А мне отчего-то вдруг стало так спокойно, будто я нахожусь под полной защитой и мне ничего не угрожает. Даже грязные сплетни. — Ох, и правда! — встрепенулся Чиз, остановив взгляд своих выцвевших глаз на мне. — Девочка-ученица! И как вас зовут? — Мария, — с долей неловкости ответила я. Замечаю, что Леви всë ещё подпирает спиной стенку, никак не изменившись в позе, и уходить почему-то не собирается. Встретившись с ним взглядами, вопросительно поднимаю бровь, намекая, что ему пора бы унести свой драгоценный зад отсюда, да только вот в ответ получаю лишь красноречивый игнор. Аккерман и правда напоминал кота — ленивого, невозмутимого, смотрящего на всех как на кучу навоза. А ещё бесячего, и хотелось его либо пнуть, либо кинуть в него тапок. — Надо же, вам идёт это имя, — закивал Чиз добродушно, проведя пальцем по своим седым усищам, а я вздрогнула, словив себя на том, что тянусь снять с себя ботинок и кинуть в стоящего недалеко жопошника. Даже согнулась немного, введя в недоумение Джозефа, который с непониманием смотрел на меня сверху вниз. — А-а, э, спасибо, — брякаю и выпрямляюсь по струнке, натянуто залыбившись. Мужская рука на моём плече чутка сжалась. — Она у меня немного с придурью... — обратился мой наставник к своему гостю, но осëкся и потом улыбнулся, потрепав меня по макушке, — кхе, с чудинкой. Чиза такое наше поведение не смутило. — Ха-ха, Джозеф! — хохотнул он в свои усы. — Вы одного поля ягодки. Выбрал ученицу с чудинкой своей придури подстать, поэтому не стоит оправдываться. — Я никогда не оправдываюсь, — улавливаю, как у Джозефа изменилось настроение. Вроде такой же непринуждëнный и даже весëлый, однако теперь более твëрдый, этой твëрдостью настораживающий. Что-то неразъяснимое зазвенело в его голосе, как трещат лопнувшие от лютого мороза стволы деревьев в холодном лесу — будто тихое, хитрое, но неумолимое предостережение. — Лишь поясняю. Джозеф неприклонен. Казалось, он — именно тот тип людей, который отдаст голову на отсечение, но своих убеждений не изменит. Гуляющий сам по себе кот — вот, кто он такой. И хотя такое сравнение я обычно приписываю Леви, Аккерман, в отличие от Джозефа, не свободен сейчас. Леви в Разведке, под покровительством и командованием Эрвина и Шадиса — у него есть начальники. Как бы он ни хотел гулять сам по себе, в любом случае возвращается обратно, потому что солдат и подчинëнный. И, судя по всему, даже выбрал для себя путь — следовать за Смитом. У Джозефа полная свобода. Над ним нет никого — никаких начальников, никто не сдерживает его натуру. Даже братец, являющийся главой больницы, не может его обуздать, потому что сам к нему прислушивается. Но Джозеф верен своему выбору и почему-то остаëтся в Разведке. Более того, он удивительно предан ей. Как кот, нашедший подходящее для себя место, но никому не дающий тронуть себя. И Чиз, несмотря на почтенный возраст и навыки, не является для него авторитетом, а даже если бы и был — Джозеф никогда бы не позволил никому себя уколоть. — Конечно-конечно, — добродушно и бесхитростно закивал добряк Чиз, словно никакого подвоха не увидев. Но мне показалось, что слова Джозефа были адресованы не столько ему, сколько Рею. Мой наставник хотел ему намекнуть, что не оправдывается за своë решение, а лишь поясняет его. Он не оправдывается и не чувствует никакой вины за выбор ученика. — Что ж, было приятно поработать с вами. Передайте Дюку ещё раз спасибо за приëм. Рей, сынок, пошли, мы торопимся. С этими словами Чиз потянул своего подопечного за рукав прямиком к выходу, улыбаясь, как добрая сова. А вот Рей в последний раз оглядел всех нас, будто раздумывая о чём-то, а потом просто молча последовал за учителем. — Даже не попрощался, упрямый засранец, — хмыкнул Джозеф, качнув головой, однако вовсе почему-то на молодого человека не злясь. — Корсак, умеешь же ты приятности на свой зад находить. — Я не виновата! — заявила я, сложив на груди руки. — Он сам! — Знаю, — он зачем-то опять потрепал меня по голове, окончательно подняв дыбом мою шевелюру. — Ты за словом в карман не полезешь, правильно делаешь. Я горделиво нахохлилась, как довольная индюшка, и только потом вспомнила, что Леви до сих пор молча стоял совсем недалеко. — Слышал, ты хорошо справился со своим первым командованием, — обратил на него внимание и Джозеф, смерив внимательным, любопытным взглядом. Аккерман никак в лице не изменился, лишь согласно кивнул. — Будешь продолжать в том же духе, довольно быстро по карьерной лестнице поскачешь. — Мне это неинтересно, — повëл Леви плечом, наконец сказав хоть что-то за этот промежуток времени. «Чë ты тут торчишь?» — навязчивой мухой вертелась мысль в моей голове. Судя по всему, этот же вопрос был у меня на лбу написан, ибо Леви будто хотел позлить меня, раззадорить. Ему доставляло удовольствие меня раздражать. Вот ведь гусяра. — Ну, твоë дело, — невозмутимо жмëт плечами Джозеф, а потом интересуется: — Ты уже прошёл осмотр после возвращения? — Нет, — Аккерман слегка качнул головой, а у меня сердце в пятки прыгает, когда наставник вдруг переводит на меня взгляд. — Тогда Корсак этим и займëтся. Не-е-ет, погоди! Не хочу я его осматривать, кудрявый ты чертила! Почему я?! — Я это, — с натянутой улыбочкой пытаюсь слинять, — я собиралась осмотреть Пе-петру... Но Джозеф опять обнимает меня за плечи и с улыбкой чеширского кота хмыкает мне под ухо. — Пепетру уже осмотрела Анабелла, — сказал он, намеренно и издевательски меня передразнив. — Поэтому займись пациентом, девочка, это ты уже знаешь и умеешь. Тем более вон, у него рыльце побитое чуток. От последней фразы вначале мне захотелось хохотнуть, ибо наставник без зазрения совести назвал Аккерманову физиономию рылом, но засмеяться так и не удалось. — Что? — удивлённо и как-то хрипло гаркнула я, резко развернувшись к жопошнику и впившись взглядом в его лицо. — Побитое... рыльце? Леви ещё больше скис, как просроченное на неделю молоко, и помрачнел, ибо слова про рыло мало кому понравятся. Однако я не обратила внимания на его воинственно-кошачий вид и продолжила до неприличия пристально всматриваться в немного загорелую кожу, скользя взором по высокому лбу, прямому носу и острым скулам. Как раз-таки на левой щеке обнаружился небольшой и довольно бледный синяк, словно Аккерман проморгал чей-то удар и его зацепило вражеским кулаком по смазливому личику. Надо же, а я ведь с самого начала этого не заметила, пока Джозеф на это не указал прямым текстом. Вот ведь... — Ты же не оставишь раненого сослуживца без лечения умирать в родном-то госпитале? — обронил гаденький смешок Крофорд, пока я таращилась на Леви. Раненого? Умирать без лечения? Его-то? Да Леви здоровее быка, вашу мать! Ну подумаешь, проехались кулаком по его драгоценной хлеборезке, не рассыпался же. Однако никому до этого не было дела, а Джозефу в особенности. С этими словами он упорхнул, вновь на прощание хлопнув краем медицинского халата, оставив меня с открытым ртом в неприятном недоумении. Хотелось догнать его и дать пинка, но стоило только мне повернуться, как от наставника и след простыл — остался лишь Леви, за это время точно приросший спиной к стене. И почему-то в его глазах какие-то искорки плясали, будто ему нравилось смотреть на мои мучения, хотя внешне он не изменился ни капли. — Чë тебе? — буркнула, напыжившись воинственным воробьëм, не имея никакого желания осматривать жопошника. И вот какой дурой я была, когда подсознательно ждала его возвращения? Скучно мне было, видите ли. Лучше со скуки сдохнуть, чем терпеть эту занозу, которая своим постным лицом начала раздражать ещё сильнее. — Тебе прямым текстом обозначили задачу, кукушка, — невозмутимо отозвался Леви с явной ленью. — Или мозгов не хватило понять, что надо делать? Ах ты навозник! Одна проблема в виде Рея ушла, так явилась новая. Анабелла, почему ты постоянно уводишь у меня желаемых пациентов? То Изабель спëрла, то Петру, а мне вечно остаётся разбираться с вот этим золотцем. — Не тебе о моих мозгах судить, — тут же окрысилась я, пакостно улыбнувшись. — Тебе это нечем делать. Договорюсь я однажды, как мне кажется. Леви в таком случае последний гвоздь в крышку моего гроба забьëт в буквальном смысле. Аккерман ограничился лишь острым взглядом, от которого у меня мелькнули мурашки по коже. Мы вошли в пустой кабинет, причём первым в него завалился Леви, а мне оставалось лишь с недовольной физиономией закрыть дверь. — Травмы какие-либо получил? — интересуюсь, распахивая лëгкие занавески, запуская в помещение больше света. — Вывихи, раны? Что-то болит? — Нет, — прилетел короткий ответ. «Дерьма пакет, блин», — захотелось сказать в рифму, но пришлось промолчать, хотя я надеялась на хоть какие-то подробности. — Точно? — слегка щурю глаза, вспоминая, как этот баран на первой же вылазке схлопотал вывих голеностопного сустава и пришёл в больницу лишь ночью. — Даже если повреждение незначительное, не ври и скажи об этом. — Я не дитë, — Леви фыркнул и передëрнул плечами, недовольно смотря на меня исподлобья. — Цел и здоров, никаких повреждений. — То-то синяком на хлеборезке светишь, я смотрю, — от моих слов он как-то негодующе дëрнул уголком сжатых губ, садясь на свободный стул. — Кто тебя зацепил? — С какого хрена тебе это интересно? — серые глаза смотрят на меня с подозрением, пока я копаюсь в ящике стола, выискивая мазь. — Можешь не отвечать, — пожимаю плечами, подняв недолгий взгляд на недовольного пациента. Леви посидел ещё несколько секунд молча, и я чувствовала его внимание на себе, будто он что-то решал у себя в голове. — Бандит один из группировки, — в конце концов ответил он так, будто я заставила его сказать это. — Я отвлёкся на Оруо, на него напали двое, и проморгал один удар. — На Оруо? — поднимаю бровь, наконец достав из ящика круглую коробочку с мазью. — Не думала, что ты так будешь о нём беспокоиться, что словишь кулаком по лицу. Оруо ведь был тем самым человеком, кто оказался абсолютно против кандидатуры Аккермана на роль командира отряда. Да и то, как он относился к новенькому солдату, оставляло желать лучшего. А Леви в итоге из-за него словил леща на задании, хотя больше никаких увечий не получил. — Не совмещай личное с профессией. Оруо на этом задании был моим подчинëнным, я за него нëс ответственность. И не мог позволить, чтобы с моими людьми что-то случилось. Слова Аккермана меня мало удивили, ибо мне была знакома такая позиция. Даже несмотря на поведение Оруо и его отношение ко мне, я сама вряд ли смогла бы оставить его в беде. Однако то, что Леви думает так же, меня даже как-то порадовало. «С таким отношением к ответственности ты станешь неплохим офицером», — мелькнуло в голове, однако я заступорилась на секунду и пару раз моргнула. Да ну нафиг, лучше сплюнуть. Если Леви станет офицером, то устроит веселье всему корпусу, уж в этом сомнений нет. Открыв металлическую коробочку, которая холодила ладонь, двумя пальцами зачерпнула мазь и подошла ближе к сидящему на стуле Аккерману. Да только он с таким подозрением проследил за мной, будто вместо мази я держала отравленный клинок. — Это ещё зачем? — спросил он, а я поднимаю бровь. — Чтоб синяк быстрее прошëл, ясное дело, — не понимаю подвоха, откладывая круглую коробочку на стол. — Я и сам могу это нанести, — Леви слегка хмурится, сфокусировав взгляд на моих пальцах с мазью. Услышав это, вначале в недоумении теряюсь, а потом хмыкаю. — Здесь нет зеркала, — лëгким жестом свободной ладони обвожу помещение. Неужели он так не хочет, чтобы я прикасалась к его священному лику? Раз так, то я обязана это сделать. — Не бойся, чистюля, руки мытые и чистые. — Иди к чëрту, — раздражëнно отзывается Аккерман, наблюдая за тем, как я неумолимо к нему подхожу. — Я это и делаю, — без раздумий отвечаю, намекая на то, что он и сам как чëрт, если не хуже. — Не бузи и прекращай упрямиться, в любом случае я обязана обработать твои увечья, даже если это просто синяк. Мазь не нравится? Могу дольку сырой картошки приложить. Теперь мне даже нравится иметь над этим чертовски сильным человеком некий контроль. Правда, до тех пор, пока он позволят мне его малость контролировать. Если ему это надоест или он разозлится — от меня и мокрого места не останется, ибо ему не составит труда с такой силой отобрать доминирующую позицию. Приблизившись к стулу вплотную и поддерживая зрительный контакт, я пальцами свободной руки касаюсь острого юношеского подбородка и слегка приподнимаю его голову. Наблюдаю за реакцией, вижу колючий и внимательный взгляд серых глаз, в которых мелькает моë отражение, однако не чувствую никакого сопротивления. Леви не против моих действий, поворачивает голову так, как я того хочу. Сидит не двигаясь, словно выжидая, смотрит снизу вверх. Какое странное ощущение. Будто глажу тигра — от его силы и мощи кружится голова, но он позволяет мне касаться его. Леви, хоть и был невысок, своей силой порой пугал. А сейчас он сидит, пока я возвышаюсь над ним, и покорно позволяет мне управлять его головой за подбородок. Но при этом не отрывает своего пронзительного, опасного взгляда от моего лица. «Какого хрена я рядом с ним чувствую себя укротительницей в цирке?» — слегка хмурюсь я, аккуратными круговыми движениями нанося мазь на его левую щëку. Слегка загорелая кожа заблестела от лекарства под моими пальцами, пока сама я неосознанно сфокусировалась на фиолетовом кровоподтëке. Даже синяк не испортил это красивое лицо. И откуда у преступника из подземки такая внешность, чёрт его дери? Вдруг замечаю, как Леви слегка повëл носом. «Принюхивается?» — думаю я, наблюдая за тем, как он слегка повернул голову, дабы оказаться ближе к моей руке. Напоминает кота. Тëплое дыхание щекотнуло кожу моей ладони. Ему нравится запах ромашек? Ведь именно ромашковым мылом я недавно мыла руки после чистки полов. — Ты чего? — спрашиваю, привлекая к себе внимание. Леви едва заметно вздрагивает и замирает, будто всë это ввело его в недоумение. Ранее отвлечëнный какими-то мыслями, он вновь поднимает на меня глаза, и я вижу лëгкую растерянность в серых радужках. Забавно. Он сам от себя не ожидал такого? — Ничего, — только и буркнул он в ответ, намереваясь вовсе отвернуться, но его подбородок был зажат моими пальцами. Ему неловко? А мне почему-то хочется довольно заулыбаться. — Мне пришлось позаимствовать у Джозефа мыло, а оно оказалось ромашковым, — сказала я, хотя не видела смысла оправдываться или разряжать атмосферу. Может, мне просто жопошника стало жалко, поэтому это и вырвалось? — Обычно ты пользовалась хозяйственным, — как-то глухо произнëс Аккерман, смотря куда-то в сторону. Я в удивлении подняла бровь. — Откуда знаешь? Он ведь никогда ещё не нюхал мои руки! — Хозяйственное мыло легко учуять, — ответил Леви и посмотрел на меня так, будто я не знала, что земля круглая. А, точно, у хозяйственного мыла действительно резкий запах... Ну и ладно. — Кажется, Джозеф его не очень любит, — пожала я плечами, чувствуя что-то неладное. Будто вместе с недолгой неловкостью Леви стало как-то грустно. — В любом случае, ромашковое приятнее. У меня едет крыша, или Аккерман специально глубже вдыхает, чтобы вновь уловить запах ромашек, исходящий от моей руки? Почему у него на лице вдруг мелькнула печаль? — Изабель оно тоже нравилось, — неожиданно и тихо произнëс он, ненадолго уйдя в себя. И только после этого моргнул и встрепенулся, поняв, что сказал это вслух. Я замираю, чувствуя бегущие по телу мурашки. Пальцы, которыми я наносила мазь на побитую юношескую щëку, мимолëтно дрогнули, как и неслышное собственное дыхание, вырвавшееся через приоткрытые губы. Вот оно что. Он просто тоскует, и от силы его тоски становится больно. Думаю, с момента вылазки он до сих пор видит друзей, их призрачное, незримое и тоскливое присутствие на каждом углу. Запах чëртового ромашкового мыла вызвало всплывшее и на первый взгляд слишком незначительное воспоминание, но тоскующему человеку даже оно причиняет боль. Первое время после их смерти он выплëскивал горе на тренировочном полигоне. Бил манекен, сбивал себе в кровь костяшки, потом приходил ко мне по настоянию Эрвина эти самые костяшки лечить. А теперь он... смирился? Принял тот факт, что их больше нет, но воспоминания будут мучить его теперь вечно. Наткнувшись на мой поражëнный взгляд, Леви раздражëнно поджал губы и привычно передëрнул плечами, негодуя на себя за неосторожные слова. — Забей, — буркнул он, смотря в стену, где висел календарь. — Я понимаю, что это бесполезные слова, но... мне жаль, — сглотнув, говорю я, хотя не понимаю, зачем вообще нужно продолжать этот разговор. Тем более, мазь я уже нанесла, но почему-то продолжаю круговыми движениями гладить юношескую щëку, словно не желая сейчас отстраняться. Не желая оставлять его без какого-либо контакта, не желая бросать его одного с этой тоской. Но я не умею поддерживать людей, которые столкнулись с утратой близких. И вряд ли эта жалость нужна Аккерману. «Идиотская затея, зачем я корчу из себя святошу? — злюсь на себя. — Комплекс спасателя* проснулся, что ли?» — Кого тебе жаль? — с колючими нотками спросил Леви, будто задавая провокационный вопрос. — Разбойников? Жалеешь убийц, которых наняли убивать? Кажется, мой язык когда-нибудь меня заведёт в могилу. А может, уже завëл, ибо Леви начал, видимо, злиться. Лучше бы я молчала, вот ведь идиотка. А Леви почему-то мечется, ибо понимает, что тоскует по тем двоим только он один. Другие бы не стали жалеть наëмных убийц. Они бы жалели лишь о том, что не отправили их на виселицу, пока те ещё были живы. И хотя разведчики не знают, что Изабель и Фарлан с Леви были наëмниками по душу Эрвина, это не отменяет того факта, что они были разбойниками. Разбойниками, которым место лишь на эшафоте. Раздражение Аккермана понятно. С чего бы мне жалеть людей, которые собирались убить майора, учитывая то, что я знаю правду? — Я не собираюсь закрывать глаза на то, что вы намеревались убить человека, — говорю это негромко, однако спокойно. — Но мне жаль не разбойников, как ты сказал, а твоих друзей, с которыми ты был близок. Кем бы они ни были, это не отменяет того, что ты дорожил ими. Именно поэтому мне жаль. А ещё мне жаль тебя. Но если я скажу это, ты взбесишься. Колюче посмотрев мне в глаза, Леви фыркнул, но продолжать не стал, покорно подставляя своë лицо под мои пальцы. И вроде он тоже понимает, что пора бы уже закончить с этой на самом деле быстрой процедурой, но почему-то не спешит отстраняться. Словно его как-то успокаивают чьи-то прикосновения, но он никому не позволяет касаться себя без причины. А здесь у этих прикосновений есть оправдание. — Послезавтра как новенький будешь, — говорю это и убираю руки от его лица. Мне хочется ещё сказать что-то, например, спросить о том, почему он каждый раз сопровождал меня до озера. В голове вертятся слова Рейна о солидарности, о том, что у разведчиков есть правило о защите врачей, и мне хочется узнать у Аккермана, действительно ли это так. Правда ли, что он подстраивался по времени, чтобы защищать меня в лесу? Но сейчас не время для этих вопросов. Это будет слишком неуместно, тем более, когда осмотр уже закончен. Отстраняюсь, отхожу от него, убирая руки, но чувствую, как он наблюдает за мной. Как смотрит мне в спину, ничего не говоря, а потом почти бесшумно встаëт на ноги и по-кошачьи тихо уходит. Лишь открывшаяся дверь скрипит, заглушая его шаги. Оборачиваюсь и замечаю, как он напоследок обвëл меня задумчивым взглядом. Но потом Леви молча уходит, так и оставив дверь открытой, а меня — одну посреди пустого помещения. Может, действительно было бы лучше, если бы на осмотр мне досталась Петра? Или же нет... Отношение Аккермана ко мне непонятно. Вряд ли он бы позволил кому-то вести себя с ним так, как позволяет мне. Стоит ли считать это привилегией? Или когда-нибудь у него иссякнет терпение и он меня ухлопает? — Как странно, — в очередной раз вздыхаю я, произнося мысли вслух. — Что странно? — доносится со стороны открытой двери, вынуждая меня вздрогнуть от неожиданности. Оборачиваюсь, видя заходящего в кабинет Джозефа. — Какая-то ты задумчивая, Корсак. А вот ещё одна причина моей головной боли. К нему у меня вопросов ещё больше, чем к жопошнику. — А какой мне ещё быть, когда тут такая чепуха происходит? — задаю я вопрос, а потом выжидающе наклоняю голову, требуя ответа от наставника. — И сейчас ты мне всë объяснишь. Джозеф почесал затылок, взлохматив кудрявые волосы. — Я для этого сюда и зашëл, девочка, — он хлопает в ладоши и закрывает за собой дверь, затем плюхаясь на тот же самый стул, на котором совсем недавно сидел Леви. Вновь вернувшись мыслями к Аккерману, вспоминаю его синяк на щеке. Я соврала. На самом деле, в кабинете было зеркало. Оно лежало в ящике стола, где я искала мазь. И зачем вообще я утаила от него это? Продолжение следует... * Дисбактериоз — симптоматическое состояние, характеризующееся нарушением микрофлоры кишечника. В кишечнике в этот момент размножаются патологические бактерии, и нарушается естественный микробный баланс. * Прови́зор — это специалист с высшим фармацевтическим образованием, работающий в сфере производства, хранения и продажи лекарственных препаратов, опытный знаток лекарств. * Комплекс спасателя — это склонность поддерживать свою самооценку, принимая на себя роль благодетеля. Elley Duhe — Middle of the night