Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь королева!

Джоанна грызла кончик пера и прибывала в растерянности. Нет, не так. Она не знала, стоит ли воплощать в жизнь ту идею, которая ей пришла в голову, когда до нее дошли новости о том, что Джон Аррен, вроде как, собирается избавиться от своей женушки, а именно сдать в Молчаливые сестры. Лиза Талли ведь в этом мире так и не родила даже этого хмыренка Робина, и дедок явно начал подумывать о том, чтобы перестать себя отягощать бездетным и выматывающим, особенно для такого уже пожилого человека, браком и начать присматриваться к внучку своей сестры, а именно к сиру Гаррольду Хардингу, как к наследнику дома Аррен. Джоанне это было не выгодно. Во-первых, этот парень, если верить канону, был той еще высокомерной выскочкой и проституткой, с парой собственных бастардов на своем павлиньем хвосте. И, став Хранителем Востока, тот мог стать еще более невыносимым и договориться с ним будет не так-то просто, когда придет время. А во-вторых, протеже старика Джона, аки Петир Бейлиш, явно не ценит такой ход престарелого Аррена и может того тупо устранить раньше срока, пока Безумная Лиз не лишилась положения верховной леди Долины. Так что… Она все больше склонялась к тому, чтобы связаться с Варисом и подкинуть ему информацию о вполне себе живом прямом, пусть и незаконнорожденном, наследнике Джона Аррена. Анонимному письму старикан-то мог и не поверить, а вот из уст мастера над шептунами эта весть может быть воспринята именно так, как ей надо. А надо ей, чтобы маленького Джона Хилла узаконили и не свистнули у нее из-под носа. Джоанна не дура и мальчика от себя не собирается отпускать, пока не будет уверена, что тот вырастет в здорового парня и не загнется от всяких болячек, как Робин Аррен, и, конечно же, пока не будет уверена, что он будет верен ей, а не всяким… всяким. Но доверить Варису, который не давал больше о себе знать, после той стычки в переулке, такую важную информацию, было в ее голове самой главной проблемой. Ну это и еще одна проблемка с тем, что она ничего не сказала Джейме: ни о своей идее, ни о том, что у нее в метафорическом кармане припрятано пара тройка бастардов Узурпатора и один бастард Джона Аррена, по которому и не скажешь, что он еще могет таковых стряпать. Джоанна бросила перо, так ничерта и не написав, и со стоном стукнулась лбом о стол. А потом еще раз и еще. Голова начала тут же гудеть, но она быстро об этом забыла, когда ощутила, как в комнате завитал еще знакомый запашок крови, тины, утопленничьей падали. Ее многострадальный затылок непроизвольно полоснуло огнем, в висках застучала кровь, а рука дернулась от желания потереть шею. Гребаный полтергейст. Это была ее первая мысль, а потом пришла и вторая, полная проклятий в сторону всяких злобных призрачных задниц, которые явно решили изжить ее со свету, ведь, к сожалению, ее надежды на то, что тот мужской силуэт за ширмой мог оказаться каким-то случайным призрачным гостем, были напрасны. Он явно был здесь с какой-то целью, и Джоанна все больше убеждалась, что эта цель убить ее или просто искалечить на всю жизнь. За последние пару недель она уже дважды ощущала чьи-то ледяные пальцы на своей шее, пытавшиеся выжить из нее жизнь, когда спала, один раз Джоанна чуть не напилась водички со стеклом из кувшина, всегда стоящего на прикроватном столике, а вчера и вовсе славненько полетала с лестницы, — приложившись тем самым затылком, где сейчас была пара швов — откуда ее скинул этот говнюк. Про то, что окна в ее покоях с грохотом открывали уже почти регулярно, запахом тины и крови провоняла вся ее одежда, а лужи темной воды на полу стали также весьма регулярным явлением, говорить и не стоило. Как и про жуткий высокий смех, который будит ее чуть ли не каждую ночь и навеивал «чудесные» воспоминания о Волде Морде и Беллатрикс Лестрейндж заодно. Короче, он ее явно пугал и доводил до истерики. Но Джоанну это скорее бесило, чем наводило страх, хотя некий намек на испуг все же был, поскольку она не хотела, чтобы эта падлюка начала терроризировать других жителей Утеса. К «счастью», пока он доставал только ее и сейчас явно решил начать новый раунд. Она уже научилась распознавать признаки, когда он наведывался, что было в принципе не трудно, ибо вонь всегда была тем, что его выдавала с головой, хотя свою наглую морду Джоанне еще и не демонстрировал, ограничившись вот такими мелкими подлянками в стиле Дадлика. Ублюдок. — Ну и что будет в это раз, призрачная истеричка? — устало спросила она, не поднимая головы. — Водой обольешь, удавку на шею накинешь или еще чего? Хотя, это уже не интересно и совсем не творчески. Повторения — это же так скучно. Поэтому… Джоанна подняла голову, но все еще не обернулась, хотя ощущала сверлящий взгляд на своей спине. — Может, уже поговорим и ты скажешь: кто ты такой и чего ты так на меня взъелся? — закончила она и стала ждать. Тишина. Сверлящий взгляд стал настойчивее, но ее «гость» не торопился открыть рот и начать воспроизводить что-то, кроме этого, гребаного смеха. Впрочем, нападать на нее он тоже не торопился, в это уже было хорошо. После вчерашнего у нее и так все еще ныла вся тушка, а мигрень едва ли утихла, так что… — Ты должна быть мертва, как и они все, — прохрипел вдруг мужской голос почти над самым ее ухом. Джоанна покрылась мурашками от этого голоса, ощущая, как ей на плечи начала капать вода, а от в сто крат усилившегося амбре смерти ее начало подташнивать, но она все еще не торопилась с тем, чтобы оглянуться и увидеть наконец того, кто ее хотел сжить со свету. Хотя… Она сильнее скосила взгляд, когда уловила какое мельтешение на краю своего зрения и с удивлением поняла, что у ее полтергейста явно были длинные мокрые серебряные патлы. Ненароком ей подумалось, уж не дядюшка ли Визерис, упокоившийся раньше времени, решил ее навестить, как-то прознав о ее существование, но отбросила эту мысль. Голос принадлежал явно молодой особи мужского пола, это факт, но он не ломался как у подростка, коим был дядюшка, когда откинул тапки. Скорее то был голос уже взрослого мужа, но еще не огрубевшего мужика. Лет двадцать-двадцать пять было этому кошмарику, когда тот откинулся, и Джоанна искренне надеялась, что это был не ее кровный папаня. Это было бы, мягко говоря, неприятно. Но интуиция ей подсказывала, что это был и не Рейегар, вдруг осерчавший и явившейся по душу своего последнего ребенка. Спасибо богам и всем прочим. Впрочем, та же самая интуиция, а может какой инстинкт или даже зов крови, ей отчетливо говорили, что ее мысли идут верным ходом и за спиной у нее стоял не просто левый дух, а дух какого-то почившего Таргариена. Но какого?.. И за что тот мог ее ненавидеть?.. — Очень… многозначительно, дорогой родственник, — спокойно сказала она, по-деловому сцепив перед собой руки и вперив взгляд во все еще пустой листок пергамента. — Но не мог бы ты уточнить?.. Хрясь. Одна из изящных ваз, стоящих на камине, разлетелась на куски, и Джоанна поморщилась. Как ей тайком поведал Ланн, когда она только приехала, Джейме приказал извлечь из сокровищницы часть материального приданного его матери и украсить им покои своей «невесты». Набор изящных прозрачных ваз из Лиса в виде кораллов, который так любила почившая леди Ланнистер, были одними из предметов интерьера, которые украсили эти комнаты, внося свою изюминку. И сейчас они разлетелись в щепки. Нет, Джоанна их починит, потому даже при все ее нелюбви к таким побрякушкам, въевшаяся ей в кровь после долгих лет, когда ей пришлось натирать подобные же вазочки в доме тетки Петуньи, она прикипела к этим вазочкам, но… Это же уже какой-то вандализм! Тем временем, несчастные окна, чудом не разбившемся после всех предыдущих разов, опять резко распахнулись, ветер влетел в ее комнаты и драматично раскидал бумагу и прочие легкие вещи, неудачно лежавшие в пределах порывов бризов с улицы. — Я тебе не родственник, грязная полукровка! — зашипел ей в ухо полтергейст и Джоанна была уверена, что не будь он чуточку нематериальным, то уже был треснул кулаком по столу. Или по ее темечку. — Значит ты не дракон? — продолжая сохранять спокойствие спросила Джоанна, но тем не менее вся подобралась. На кончиках ее пальцев заискрилась магия, а кровь по ее жилам побежала быстрее. — Я — дракон! А ты… — громко рявкнул голос и, словно ощутив, как к ее шее потянулись ледяные пальцы, Джоанна резко вскочила на ноги и обернулась. — Ух ты, мать моя волчица! — невольно вырвалось из ее рта, когда она наконец увидела своего привиденчика. Она не знала отчего именно так вскрикнула: от шока, ужаса, брезгливости или же оттого, что смогла без особого труда опознать своего призрачного сталкера. А может ото всего и сразу. Ведь видок-то был не приведи Старые боги увидеть такое впечатлительным дамам на ночь: высокий мужик, нависавший, как лезвие гребаной гильотины, с чьих длинных белых волос с опаленными до черна кончиками ручьем текла вода, как в том ужастике с девчонкой из колодца, и с чьего угловатого, перекошенного от злости, лица на мир взирали пустые глазницы. Одна, — чистый и багровый провал — была пересечена шрамом, тянувшимся через щеку, и выглядела уже как зажившая старая рана, а вот вторую глазницу наоборот пересекал свежий порез, из которого все еще сочилась кровь вперемешку с водой. Будто ему в глаз сунули кухонный нож. Или меч. Валирийский такой и весьма знаменитый. У нее под кроватью был спрятан, подальше от любопытных глаз, вместе с Черным Пламенем, которые ей откуда-то протаранила Мелисандра в том сундуке, где также лежала корона Завоевателя и еще один сверток, который она еще не развернула, будучи занятой другими делами. Эймонд Таргариен. Ее привиденчик явно был Эймондом, мать его Алисента, Таргариеном, который одноглазый Джо ака всадник Вхагара, дракона королевы Висении, ее тезки, и член партии Зеленых во время Танцев Драконов, убитый ее сколько-то там раз прадедушкой Деймоном над Божьим Оком. Не удивительно, что он хотел ее убить. Она же была живым воплощением того, что несмотря ни на что, кровь Рейниры Таргариен все еще текла по жилам здравствующих, и уже не очень, людей, которые сто пятьдесят лет грели попами Железный трон, в то время, как его сторона семьи вся вымерла еще хрен знает сколько поколений назад, так толком и не насладившись властью, да и не оставив никакого положительно следа в истории. Тем временем, Эймонд опустил руки и наклонился ближе к ее лицу. — Страшно? — злорадно спросил он, оскалившись, как зверь перед прыжком, которому явно не мешало отсутствие глаз. — Страшней видали, ваше безглазие, — смело сказала Джоанна и даже почти не соврала, потому что, как это не странно, но увидев своего преследователя воочию она ощутила, как ей полегчало, если можно так сказать. Первая вспышка той мешанины чувства, которые ее одолели, когда Джоанна узрела того, кто ее все это время донимал, уже сошла на нет, ее сердце стало успокаиваться, а разум стал ясным. Оскал на лице мертвого принца Таргариена стал шире, а в глотке заклокотал уже порядком осточертевший ей смех. — Nykeā nēdenka grēges. Ivestragī's ūndegon skorkydoso bōsa ao'll sagon raqagon bisa, riñnykeā Rhaenyra,— многообещающе сказал он, как Джоанна подозревала, думая, что она его не поймет и… исчез. Вот же… собака. У нее возникло отчетливое ощущение, что она только что нашла на свою голову второго Тома Реддла, который будет ее донимать, пока из ее легких не перестанут вдыхать и выдыхать кислород, а кровь течь по жилам. Не удержавшись, Джоанна застонала. Ну, как вот она умудряется находить маньяков на свою голову, даже не выходя из своей комнаты? Ну как?!.. Она чертыхнулась и, махнув рукой в сторону вазочек, которые тут же приняли свой прежний вид, потопала к двери, игнорируя то, как ее обувь намокла от очередной лужи на полу. Маньяк маньяком, а своими планами насчет Аррена, старого и младого, Джоанна решила, что стоит поделиться с Джейме прямо сейчас. В конце концов, даже преследование Волды Морды первые шесть лет в Хогвартсе ей не мешали учиться и жить, и сейчас призрачный Таргариен ей помехой не станет.