Испугался, зайчик?

Утро Антона началось в 6:30 по истеричному рёву будильника. Проснулся юноша больно легко, однако в такой же пожирающей пугливое сознание тьме, ведь солнце ещё даже не думало подниматься. Приятный холодок покалывал чувствительное тело, однако вскоре он стал неприятным, даже болезненным. Словно у живого мертвеца. Ромы рядом не оказалось, как и его одежды. Одежда Антона лишь одиноко валялась на старом ковре, словно чьё-то бездыханное тело. Неужели он просто ушёл? Бросил? Бред, Пятифан не настолько подлый. Однако лишь осознание того, что любимый человек просто испарился, если, конечно, не свалил, оставляло на сердце неприятный ядовитый осадок. Может, ушёл в туалет? Быстро скинув с себя толстое одеяло, Петров почувствовал на спине до жути неприятный удар морозного ветра с улицы. В гостиной было открыто окно, через которое, вероятнее всего, и сбежал хулиган. - Нет, бредятина, просто кто-то забыл закрыть... а кому вообще в -20 нужно открывать окно? - Спросил сам себя Тошка, быстро надевая помятую одежду на себя, за ночь успевшую прилично так остыть от тепла тела носителя. Босыми ногами юноша помчался в коридор, вдруг Ромка просто ушёл в туалет? Шёл блондин осторожно, словно по минному полу, боясь потревожить сон родителей или сестры, хотя они-то были на этаж выше. В гостиной скрипнул подоконник. Обернувшись, словно в порыве паранойи, парень, забыв обо всём, бросился к окну. В дом залезал Роман, держа в зубах две белых пачки неизвестных Антону таблеток. На одной пачке он успел бегающим взглядом разобрать лишь одно слово, судя по всему, название и предназначение таблеток — ан-ти-пси-хо-ти-ки. Простояв несколько секунд с открытым ртом, пока его парень с кряхтением сплёвывал пачки на подоконник и забирался в дом, заметя Антона, стоящего в дверях. - О, Тоха. Чё не спишь? - С глупой улыбкой спросил брюнет, снимая мокрую от пота тёмную шапку и попутно расстёгивая куртку. - Где ты шлялся?! Какого хуя ты куда-то съебался в ни свет, ни заря?! - Шёпотом ругался зеленоглазый, размахивая руками и подходя к Пятифану, заставляя его пятиться до тех пор, пока тот не вжался в подоконник. - Успокойся, а? Сгонял в аптеку, вот купил тебе немного "вкусняшек". Ты уж прости, я тебя за ёбнутого не считаю, но на мой взгляд попробовать нужно все средства, так что вот. Антисипхоники. - Антипсихотики... - Ошарашенно поправил троечника Петров, слегка покачнувшись и плюхнувшись на кровать, от него старые пружины противно заскрипели. - Я так испугался... почему именно сейчас? Почему нельзя было подождать, пока я проснусь? Мы бы вместе проснулись... и... - Я не хочу с этим медлить. К тебе бы раз 40 за это время мог бы прийти, ну, не знаю, рогатый дед Мороз! Вот я и решил сгонять побыстрее, пока ты спишь. - Это очень заботливо и мило, но на улицу, мать его, тьма непроглядная, тем более через лес топать. - Взволнованно прошептал Тошка, поднимая усталый взгляд на хулигана, который довольно улыбался, держа в одной руке пачку антипсихотиков, а в другой старую добрую валерьянку. Промолчав пару секунд, брюнет, отложив таблетки, отмороженными пальцами приподнял юношу за подбородок, коротко и нежно поцеловав чужие розовые губы. Лёгкая улыбка мгновенно согрела замёрзшего Рому. - Да ну тебя, Тох. Одевайся давай, всё равно скоро в школу. Слава моей дырявой памяти, что я в пятницу у тебя портфель забыл, не нужно будет к мамке моей топать. Начало быстрого и сонного говора младшей сестры сверху, которую разбудила мама заставила Антона как вне себя натягивать на себя одежду, чуть ли не сминая её до безобразия. Пятифан же наоборот — начал поспешно раздеваться, неаккуратно вешая куртку на вешалку и метаясь по раздевалке словно кот с защеменным хвостом. Быстро убрав кровать, парни направились в ванную, дабы начать делать утренние процедуры. - Бедняжка, горишь-то как! Признавайся, снова без шапки на улице со своими подружками носилась?! - Виноватый взгляд светловолосой девочки выдавал её с головой. Оля не умела врать точно так же, как и не умела хранить секреты, от чего и её невзлюбили парочка одноклассниц, которые нагло забросили шапку Оли на дерево, от чего светловолосая целый час прыгала под кривой рябиной, пытаясь достать шапку. Однако в этом случае сдавать двух хулиганок не хотелось, ведь Олька откровенно видела в них своих подруг, а после того, как зеленоглазая услышала от своих одноклассников, что друзей сдают только крысы, Олечка приняла твёрдое решение молчать. По мнению девочки именно так поступают настоящие друзья. При матери Ольки, зная, какая она грозная тётка, Настя и Таня старались скрыть свою дьявольскую натуру, показывая свою якобы неподдельную вежливость. - Прости, мам... - Хрипло прошептала Олечка, уткнувшись маленьким красным носиком в толстый край тёплого одеяла. - Ай-яй-яй. - Покачала головой женщина, неодобрительно посмотрев на дочь, которая виновато бегала взглядом по комнате, лишь бы не смотреть на мать. - Вот как мне после этого тебя одну отпускать? - Вздохнула Карина, вставая и спускаясь вниз за лекарствами. - Антон, твоя сестра заболела, в школу сегодня не идёт. - Крикнула сыну мать, зная, что тот уже не спит, судя по включённому свету на кухне. Ну или это был голодный муж, хотя это вряд ли. - Везёт... - Тихо едва не проскулил с набитым ртом Петров, уминая в обе щёки бутерброд с колбасой и запивая чаем. Это было лучше, чем каша, которую мать пихает детям чуть ли не каждое утро, вызывая одним видом этой серой мёртвой субстанции рвотный рефлекс. Сейчас женщина была занята больной дочкой, поэтому на этот раз оба парня были спасены от холодной овсянки. - Малявкам всегда везёт. - Обиженно процедил Роман, допивая чёрный чай. - Прими таблетки после завтрака, их, вроде, раза три в день глотать надо. - Угу. - Угукнул Тошка, уткнувшись сонным взглядом в белую старую кружку с голубой выцвевшей ромашкой. - Надеюсь, не разболеется... - Прошептал юноша, переведя взгляд усталых зелёных глаз на стоящую на столе упаковку антипсихотиков. Неуверенно открыв упаковку и выдавив маленькую белую таблетку, похожую на цианистый калий, Антон заглотнул белую таблетку, запив горьковатой водой, при этом недовольно сморщившись от горькости лекарства. - Вкусняшка, правда? - Тихо посмеялся Пятифан, однако увидев грустный взгляд друга, воткнутый, словно копьё, куда-то в пол, тот сразу же изменился в лице. Больше всего Рома ненавидел видеть Антона грустным. Брови домиком, сжавшиеся тонкой полосочкой губы, печальный взгляд, в котором уже не ощущалось былого блеска. Ещё хуже было, когда Тошка плакал. Плакал Антон крайне редко, только если случилось что-то действительно ужасное. Даже представлять было больно то, как мокрели глаза Тохи, а щёки заливались стыдливым румянцем от осознания собственной беспомощности и трусости. - Эй, Тох... - А? Извини, задумался. - Отозвался Петров, натянув на лицо неловкую улыбку и пихая тонкую полоску с двумя таблеткам в карман брюк. - Пошли, на учёбу ещё топать эту поганую. - Произнёс Ромка, вставая из-за стола и, убрав ладонью волосы со лба парня нежно целуя того в лоб, вызывая лёгкий румянец и более искреннюю улыбку. Роману много времени на сборы не потребовалось. Куртка, ботинки, шарф, шапка. Этого уж не скажешь о Тошке. И толстенный шарф мама ему повяжет, и шапочку потеплее выберет, и варежки надеть заставит, и носки потеплее в руки сунет, мол, надевай, коль заболеть не хочешь. Это заставило Антона покраснеть от стыда, видя, как Ромка всё же не сдержал тихую усмешку. Однако вскоре улыбка сползла с лица брюнета и победно ухмыльнулся уже Петров. - Так, Роман, а это что такое? Как на шашлыки разоделся! Вот заболеешь, и всыпит тебе мать! - Грозно произнесла женщина, осматривая парня с ног до головы. Не смотря на недоверие лучшему другу Антона, Карина всё таки волновалась не только за своих детей. Каждый раз, когда очередное чадо показывалось на улице без шапки в женщине просыпался материнский инстинкт, а если быть точнее, то желание хорошенько отругать бунтовщика. - Всыпит, не волнуйтесь. До свидания, тёть Карин. - Немного сухо попрощался с матерью друга Рома, не желая оборачиваться и встречаться со взглядом хмурой, как туча, женщины. - Пока, мам. - Попрощался Антон, закрывая дверь и надевая рюкзак на одно плечо. Первую минуту парни шли в гробовой тишине. Сойти с ума старшеклассникам не давал лишь хруст снега и утреннее пение птиц, отражающееся где-то во мраке. Однако как только парочка отошла от дома как можно дальше, Антон сразу же нарушил эту чёртову тишину, что немного расслабило Пятифана. - Кажется, у меня был сонный паралич. Наверное, он длился не более минуты, но мне казалось, что я за это время успел бы выйти на пенсию и до конца жизни остаться заикой. Ты... меня обнимал. Очень крепко. Даже немного больно. - ...больно? - Обеспокоенно спросил Ромка, переведя взгляд на Антона, попутно закуривая сигарету и выдыхая в морозный воздух едкое, рисующее непонятные фигуры, словно древние руны над головой Пятифана облако едкого табачного дыма. - Да. Я знал, что это не сон, я чувствовал, как ты сильно меня сжимаешь... но потом ты заговорил не своим голосом и, ну... зарычал. Как волк. Это было страшно, особенно когда ты сжал меня ещё сильнее. Словно хотел меня съесть. А потом... - А потом ты проснулся. - Задумчиво закончил рассказ парня кареглазый, снова затягиваясь, чувствуя внутри тепло от табачного дыма. - Как по мне это послание. Или попытки тебя огородить от чего-то... бля-я, я не знаю, курсы гадалки не проходил! - Раздражённо буркнул Рома, с размаху выкидывая окурок в сугроб снега. - Да... слава богу. - Чуть тише произнёс Антон, уткнувшись носом в тёплый шарф. Оля ненавидела болеть. Лежать с градусником под подмышкой, закутанная, как вокзальная шаурма в одеяла и колючие пледа. Хуже становилось, когда жаропонижающее плохо помогало, и мать начинала лечить бедняжку народными методами. Дышать над картошкой, сидеть с банками на спине, словно со стеклянным панцирем, ныть от боли, когда к груди был прижат горчичник. Это похоже скорее на средневековые пытки, а в лице инквизиции выступала мама. Мать отошла, чтобы сварить дочери кашу, от которой желудок Оли выворачивался наизнанку из-за гадкой вязкой фигни, похожей на чью-то блевотину. Голова ныла и гудела, словно в виски были криво вбиты гвозди, тело знобило и пробирало холодом, но при этом оно горело, словно охваченные огнём. В девочку не лезла даже ложечка сгущёнки, которой светловолосая девчонка ещё в здоровом состоянии чуть ли не обмазывается. В горле застрял неприятный и болезненный ком, будто скомканую жёсткую бумагу засунули зеленоглазке прямо в глотку. Антон болел очень редко, спасибо крепкому иммунитету. С одной стороны он радовался, как маленький мальчик возможности не идти в школу, а с другой умирал от скуки из-за того, что не мог увидеться с лучшим другом. Но даже так Пятифан частенько взбирался по водосточной трубе, стуча костяшками пальцев по стеклу в оконной раме. В эти моменты в глазах Тохи снова появлялся этот весёлый и восхищённый блеск, греющий сердце Романа. Жаль, что к Ольке мог наведаться только сильный холодный ветер, внезапно ворвавшийся в комнату 3-классницы, с грохотом растворив хлипкую маленькую оконную дверцу, служившую для проветривания. Единственным развлечением для девочки служили старые детские книги, которые Карина заботливо складывала на прикованной тумбочке дочки, чтобы той не было скучно. Ну и, пожалуй, куклы и игрушки, которые младшая Петрова держала рядом со своей кроватью всегда. Находясь в положении полусидя, девочка, импровизируя диалог, играла со старым плюшевым медведем и недавно купленой пластиковой куклой с прекрасным белоснежным платьицем и роскошными светлыми кудрями. Кажется, иногда куколка действительно напоминала настоящую девочку с её аккуратным носиком, маленькими глазками и тоненькими нарисованными губками. Как и многие другие девочки 9-летнего возраста, Оля любила обыгрывать бытовую жизнь семейной пары. В данном случае мужем выступал медведь, а женой та самая красивая куколка, подаренная младшему ребёнку семьи Петровых на Новый год. Слабо тряся игрушками по очереди и тихонько говоря их реплики, имитируя диалог, девочка настолько увлеклась игрой в повседневную жизнь молодой супружеской пары, что испуганно вскрикнула при тихом ударе в окно, словно это было что-то паранормальное, от чего сердце останавливается, и волосы седеют. Любой другой ребёнок б не придал подобной мелочи значения, подумав, что это всего лишь ветер или хулиганы, бросающие шишки и снежки в чужие окна. Однако Оля обладала бурным воображением, которое в секунды создавало самые ужасающие картины того, кем может быть этот внезапный "гость". Дыхание слабо сбилось, маленькие пальчики сжали белое одеяло, натянув его на маленький вздёрнутый носик, усыпанный бледными веснушками. В девочке боролись страх и любопытство. Обычно в фильмах ужасах, которые Оля подсматривала краем глаза с ночного эфира, каждый раз, когда героев всё таки пересиливало любопытство и полное отсутствие инстинкта самосохранения, те шли прямо в лапы опасности и в 80% случаях погибали. Робко натянув на себя одеяло, став похожой на маленького белого гномика, младшая с дрожью во всём теле неспеша сползла с кровати, начиная маленькими шажками подходить к окну, чтобы резко одёрнуть шторы и в случае опасности просто убежать. Сердце прыгало, словно бешеный кролик в маленькой груди, больно ударяясь о хрупкие стенки лёгких, которые, в свою очередь, были готовы в любую секунду взорваться. И вот девочка уже стояла на расстоянии вытянутой руки от ярко-голубых, которые, наверное, служили единственной защитой от неизвестности. Вдруг на окном стояло огромное чудовище, ростом с двухэтажный дом? А если это гигантский паук? Или жуткая птица, по-хозяйски сидящая возле окна в комнату маленькой девочки? Оставалось лишь одёрнуть штору. И испуганно закричать, если воображение светловолосой не ошибётся. Худая рука резко, почти отрывая штору дёрнула её в сторону. Сразу же одёрнув от шторы руку, Оля застыла на месте, ещё секунд 20 боясь открыть глаза, но далее всё таки с трудом разлепив веки. На девочку смотрели два огромных жёлтых глаза.