Кустик сирени

      С того злополучного момента знакомства с профессором Квирреллом прошло больше трёх месяцев. За это время троица успела узнать от Хагрида о том, что именно трёхголовая собака на третьем этаже охраняет люк, где, скорее всего, и спрятан философский камень. Однако друзья боялись что-либо предпринимать, пока не выяснят больше подробностей. В кой-то веке они соизволили включить мозги и не бежать в опасность сломя голову…       Я же решил лучше готовиться к школьным предметам, преимущественно к зельеварению, ЗоТИ, трансфигурации и заклинаниям. Что касается полётов на метле, то здесь всё довольно радужно. На первом своём занятии я без препятствий поднялся в небо, сделал небольшой круг возле преподавателя, который внимательно наблюдал за процессом и ошибками, после чего опустился на землю под весёлый гогот слизеринцев.       Мадам Трюк, школьный тренер Хогвартса и судья на всех матчах по квиддичу, что происходят в стенах замка, женщина с пепельным цветом волос, чуть заострённым носом, жёлтые глаза слегка прищурены, поэтому профессор выглядит, будто только вышла из подземелий и не может приспособиться к свету. Кожа белая, чем преподаватель напомнила Драко, но у мальчика она в разы ярче выражена, нежели у мадам Трюк.       Близилось Рождество. Многие волшебники и волшебницы уже сообщили своим деканам о том, уезжают ли они домой, или же останутся на каникулах в Хогвартсе. Это является очень важным процессом для преподавательского состава: знать, где находятся студенты их факультета. И я не стал исключением. За три дня до отправки поезда ко мне подошёл профессор Снейп.       — Мистер Файтер, мне нужно знать, останетесь ли вы в школе на время каникул, или же вернётесь домой? — его бровь надменно поднялась в излюбленной манере зельевара.       — Я поеду домой, сэр, — ответил я, глядя в его чёрные глаза.       — Так и запишем, — скорее себе пробубнил Снейп и скрылся.       Собирать вещи домой я не стал. Достаточно было взять с собой палочку. Ровно через три дня, когда студентам было разрешено ехать по домам, я вошёл в поезд чуть ли не последним. Снова расположившись в конце состава, аккуратно разместил Гогу на столе, а сам откинулся на спинку дивана.       Интересно, что на этот раз мы будем делать на Рождество? Надеюсь, отец сможет договориться на работе с начальником, чтобы мы смогли провести всю ночь вместе, всей семьёй! Мне нравится, когда мама включает радио и разрешает мне выпить чаю перед прогулкой. На этот раз мы тоже отправимся гулять?       Поездка прошла в полной тишине. Даже из соседнего купе, откуда целый час доносились восторженные голоса, сейчас ничего не было слышно. На секунду прикрыв глаза, я только и успел впасть в дремоту, как громкий крик совы рядом заставил судорожно раскрыть глаза и схватиться за палочку. Однако никого не было. Только ухающий Гога да шум снаружи купе, где выгружались студенты. Почесав птицу по мягкому оперенью, подхватил её на руки и вышел из вагона на улицу.       Зима в этом году была довольно холодной. Зимний плащ, приобретённый в начале года, хорошо согревал моё тело, а зелёный шарф, уютно расположенный под ним, грел шею. Сова в руках слегка поёжилась, значит, Гога замерз. Плотнее прижав к себе птицу, я зашагал в сторону одного из каминов. Отец научил меня передвигаться по каминной сети ещё летом, поэтому сейчас вернуться домой было довольно просто.       Через какое-то время я вышел из камина в гостиной собственного дома, где меня встречал хмурый отец. Гога тут же смиренно улетел наверх, спрятавшись в моей комнате. Скинув с плеч плащ, я повешал его на вешалку, затем убрал шарф и скинул обувь. Вернувшись к отцу, который продолжал внимательно глядеть на меня, чуть опустил голову вниз.       — Мерлин, вечно ты отвлекаешь меня от дел, — гневно произнёс отец, потирая переносицу. — На какой факультет тебя распределили?       Я не рассказывал родителям о том, что стал слизеринцем. Да и они не сильно то интересовались моей жизнью в стенах волшебной школы. За полгода обучения там от них я получил лишь одно единственное письмо о том, что каникулы я проведу дома.       — Слизерин, — чётко ответил я, уже заметив перемену в настроении отца.       Теперь передо мной стоял довольный взрослый маг, впервые улыбнувшийся именно мне. Даже на долю секунды показалось, что отец гордится мной, но в следующее мгновение ощущение бесследно исчезло, когда отец молча развернулся и ушёл в свою лабораторию в подвале дома. Что же, явно похвалы и ждать не стоило… И о чём я только думал? Надеялся на чудо, которого не случилось.       Тяжело вздохнув, я лишь растерянно покачал головой и ушёл к себе в комнату, где встретил довольного моим прибытием Гогу. Сова тут же пересела на моё плечо, удобно умастилась там и закрыла глаза. Я же уселся за стол, схватил карандаш, блокнот и стал вырисовывать незатейливый образ гриффиндорки. Оказалось, Грейнджер плотно засела внутри меня, при каждой встрече вызывая бурю великолепных эмоций. Хотелось подхватить девчонку на руки, и плевать мне хотелось на разницу факультетов, кружить её и весело смеяться. Однако приходилось держаться на расстоянии, поскольку этот Уизли старался всюду следовать за своей подругой.       Знакомое лицо посмотрело на меня уже через полчаса усердной работы. В общем, к вечеру целый образ волшебницы предстал моему взору. Если внимательно посмотреть на рисунок, можно с уверенностью сказать, что мне удалось с точностью передать каждый изгиб на её лице, чётко прорисовать руки и тело. Без мантии ученицу я видел лишь единожды, но и этого хватило для того, чтобы отпечататься в голове приятным воспоминанием.       Чуть позже я отложил готовый рисунок подальше в стол, прикрыл блокнот другими тетрадями и спустился вниз. До Рождества оставалось чуть меньше получаса, а значит, что скоро можно будет выйти на ночную прогулку с отцом и мамой. Почти каждый год, празднуя эту дату, после боя колоколов наша семья выходила на шумную улицу и подолгу гуляла в тишине, слушая лишь гром от снопов красных и зелёных искр, пускаемых волшебниками.       В кухне за столом сидела мама. Она читала Ежедневный пророк, пила чай и что-то лениво обсуждала с рядом сидящим отцом. Оба родителя выглядели расслабленными, даже слегка уставшими. Когда я появился в проходе, отец недовольно вздохнул и замолчал, глядя в окно.       — Мам, привет! — тихо проговорил я. С женщиной мы ещё не виделись, она пришла совсем недавно из магазина. — А мы пойдём сегодня гулять?       — Ты хочешь нарушить традицию нашей семьи? — выгнул бровь отец, поднимаясь из-за стола, чтобы сделать себе чаю.       — Вовсе нет… Я могу собираться? — с надеждой уточнил я, глядя за действиями отца.       — Пока я не скажу тебе сделать этого, ты не посмеешь даже притронуться к одежде, понял?! — стукнул кулаком по столешнице отец. Такие выпады в мою сторону отнюдь не редкость, поэтому пришлось привыкнуть. — Тебе стоит внимательнее следить за языком, Алекс.       — Прости, отец… Я понял, — я опустил голову, стараясь придать своему виду искренности, но отец сразу понял, что я просто не хочу получить от него.       — Марш в свою комнату! — резко бросил он.       Тут же развернувшись на месте, я засеменил к лестнице и поднялся к себе. Гога тихо спал на жёрдочке своей домашней клетки, поэтому мне пришлось практически на цыпочках пройти к окну и влезть на подоконник. На улице, там, вне Паучьего Тупика, гуляли весёлые волшебники со своими детьми. Летал снег, птички что-то чирикали на своём языке. Самое настоящее волшебство… Только нас не хватает.       Просидев таким образом прямо до полуночи, я поздно услышал, как внизу послышался голос отца, который звал меня. Сорвавшись с подоконника, напугал Гогу, который вмиг нахохлился и втянул голову в шею. Отворив дверь, я уже заметил поднимающуюся фигуру отца, который гневно наблюдал за моим появлением в коридоре.       — Ты разве не слышал меня? — резко бросил он. — Сам просился на улицу, а теперь показываешь своё недовольство? Решил нарушить традиции?!       — Нет! -в ужасе выпалил я, уже понимая, что обычным криком не обойдётся.       И я оказался прав. Сильная пощёчина накрыла моё лицо, из-за чего тело невольно пошатнулось и наткнулось на стену. В паре шагов от меня стоял разъярённый отец, снова занеся руку для следующего удара, когда я неосознанно шагнул назад. Брови мужчины взметнулись вверх. Чёрт, я не должен был уходить!       Одним из главных правил отца было постоянное повиновение. Что бы я не сделал, куда бы не пошёл, мне всегда нужно было слушать отца. Во время наказаний нельзя отходить назад, а мужественно терпеть боль. В случае нарушения правил я лишался возможности свободно передвигаться и подвергался сильнейшему гневу со стороны родителя. Конечно, на появление этого закона в нашей семье я не влиял, но даже мама против не была.       — Ты нарушил правило! — чуть ли взвизгнул отец, всем своим видом показывая бешенство. — Я тебе покажу, как нарушать мои приказы!       Меня подхватили за ворот рубахи, в которой я до сих пор сидел в комнате, и потащили вниз. В подвале, кроме кабинета отца, находилась ещё одна комната, под лестницей. Она была настолько тесной, что сидеть в ней приходилось, подтянув колени к груди. Отец открыл ту маленьким ключиком и втолкнул меня внутрь.       Столкнувшись с противоположной стеной, при этом не сделав даже трёх шагов, я повернулся лицом к отцу, так и бросавшего в меня свою неприкрытую ненависть. Он остановился на входе, опасно растирая слегка покрасневшие костяшки на правой руке.       — Ты за всё заплатишь! — тихо сказал он, замахиваясь на меня с новой силой.       Прежде, чем я успел о чём-то подумать, лицо обожгло от сильного удара, а через мгновение после этого оно встретилось с ледяным полом. Рука сама по себе нащупала разбитый нос, утёрла сильный поток крови и вернулась на место.       Слегка повернув голову влево, я краем глаза заметил фигуру отца. Мужчина стоял со сгорбленной спиной, гневно дышал и размахивал в воздухе руками, что-то негодующе крича мне в спину, а я не мог разобрать даже одного слова. Сознание лишило меня такой привилегии всего на мгновение, после чего громкий голос отца заставил вздрогнуть от неожиданности.       — Кого ты должен беспрекословно слушать?! — кричал отец, ударив ногой в грудь.       Воздух разом выбило из лёгких, а я зашёлся в кашле. Мужчина не прекращал своё занятие, лишь меняя место и силу. Через мгновение лицо встретилось с лакированным башмаком, только на этот раз удар приняла щека.       — Отвечай, когда тебя спрашивают! — взорвался мужчина, наконец, отстранившись от меня.       — Тебя… — прохрипел я. — Я должен слушать тебя.       — Тебе придётся усвоить этот урок настолько, чтобы ты больше никогда не забывал об этом!       Последний удар оказался сильнее остальных. Перед глазами резко потемнело, и я уже не услышал громкого хлопка двери и шелест в замочной скважине, информирующий о закрытой двери.       В таком положении я пролежал долгое время. Интересно, что испытывал Поттер, когда возвращался в ту семейку маглов? Мне удалось узнать о жизни известного мальчика лишь пару обрывков. По словам самого Гарри, они применяли к нему насильственные методы воспитания, заставляли работать в доме и готовить еду. Да уж, теперь я понимаю его…       На попытку подняться избитое тело не отреагировало. Я словно погрузился в беспамятство, где не мог двигать ни руками, ни ногами. За что отец так поступил со мной? Да, я был виноват, ослушался чуть ли не главного правила, но можно было сделать исключение и не сажать меня сюда! Тем более, что мы всё-таки нарушили традицию наших предков…       Через время я смог разлепить глаза и осмотреть взглядом тёмные стены комнаты. Они давно стали такими, ещё когда мне было шесть лет. Отец варил в подсобке зелья, не перебравшись в кабинет, поэтому тут всегда пахло мятой. Казалось, запах въелся в стены и пол, навсегда отпечатавшись здесь, в тёмном подвале.       Приподнявшись на локтях, я медленно сел, оперевшись спиной о стену. Нос разбит и, кажется, сломан. Проведя пальцами по обильной кровавой дорожке на шее, я вытер липкую жижу о пол рядом с собой. Движения были медленными и слабыми, будто я только проснулся и ещё не вошёл в колею. На щеке, по всей видимости, образовался огромный синяк, а губа оказалась разбита.       Из меня вырвался лишь тихий стон, сразу поглощённый комнатой. На верху меня вряд ли услышали, да и, кажется, они вовсе ушли гулять по тёмному городу. Праздник же… Сквозь сильную боль я заставил себя подняться на ноги и подойти к железной затворке. Слегка толкнув дверь, сразу стало понятно, что та закрыта. Тогда я позвал отца, сначала негромко, но когда понял, что никто не идёт, позвал чуть громче.       После довольно продолжительной тишины я ударил кулаком по затвору. Костяшки тут же ужасно заболели, но руки упорно продолжали бить непоколебимую дверь. Через пару минут пальцы были сбиты в кровь, а надежда выбраться отсюда стремительно угасла. Как же так, они не могли оставить меня здесь одного! Ведь не могли?..       Громко закричав, что, наверное, услышали даже на улице, я замолк через пару секунд, оглушив самого себя. После восстановления слуха просто замер и уставился в одну точку. Я жаждал вырваться, подняться в свою комнату и закрыться там до отъезда поезда. Даже дал себе мысленное обещание, что больше никогда так не поступлю, но отец так и не пришёл.       Так продолжалось только первые три дня. После того, как отец пришёл в прошлый раз, я уже не пытался даже вставать, полностью отдавшись эмоциям и боли, захлестнувшим меня с головой. С приходом мужчины появлялись страх и холод, но второе в большей степени, поскольку подвальная свежесть никуда не делась.       Новый визит родителя принёс с собой новые ощущения. Хлыст в руке не предвещал ничего хорошего, кроме боли. Отворив дверь специальным ключом, мужчина спрятал тот в карман брюк и шагнул в итак тесное пространство.       — Поднимайся! — велел он, схватив меня за ухо.       Ноги разогнулись и приняли вертикальное положение, представив отцу вид на своего жалкого сына. После этого было велено стянуть рубашку и откинуть её в угол. Вещица полетела в назначенное место и тихо упала. Везёт же ей, может просто лежать, никого не трогая, в углу комнаты и наблюдать за побледневшим от страха перед собственным отцом мальчиком, сжавшегося от холода.       — Повернись спиной, руки на стену.       Я снова подчинился. Такое положение делало сильно уязвимым. Позади слегка ударил хлыст, а в следующее мгновение я уже плохо помнил, как с трудом подавлял собственные крики и стоял на сгибающихся ногах. Пару раз я пытался прикрыться рукой, но отец бил сильнее, оставляя красные отметины ещё и на руках. Но лучше там, чем на спине.       Время, когда не было этой боли и сильных ударов, казалось таким далёким, едва ли не бредом в помутившемся сознании мальчишки. Только мысли беспорядочно кружили в голове, наполняя существование хоть отдалённым смыслом.       Мне нельзя перечить отцу, нельзя, нельзя, нельзя!       Как только я мог такое сотворить?       Не видать мне чаю, как своих ушей…       Через час неистового избивания отец угомонился и отошёл, пытаясь отдышаться. На спину сильнейшим потоком нахлынул сначала жар, а затем неистовое жжение, перерастающее в сильную боль. Позади послышался довольный смешок, а затем щелчок замка. Не в силах сделать и шага, я просто замер в одном положении, не желая доставлять больший дискомфорт.       Так тебе и надо… Нельзя перечить отцу. Нельзя!       Скользнув взглядом вниз, я заметил множественные синяки на оголённом теле, кровь, уже засохшую на поясе, и порезы, многочисленные порезы, оставленные отцом в прошлый раз. В тот день родитель развлекался с ножом, порезал спину, руки, шею. Тогда-то и пришло безразличие к происходящему.       Теперь я урод. С таким количеством шрамов на теле и лице ни один человек не захочет разговаривать со мной. Теперь Грейнджер даже не посмотрит в мою сторону. А всё из-за меня! Ведь я мог избежать всего этого, будь в моей голове хоть капелька мозга. Но я идиот, как частенько выражается отец. И он прав. Во всём прав…       Благо, это закончилось. В последний день каникул, за несколько часов до отправления поезда, отец велел выйти и собрать вещи. С трудом развернувшись, я подхватил рубашку и медленно, ощущая острую боль во всём теле, зашелестел к себе в комнату. Переполошившийся Гога не сразу узнал во мне того любимого мальчика, с которым тот привык играть. Сова обхватила моё истерзанное плечо когтями и приятно защекотала шею.       Взяв только палочку, Гогу и одежду, я скрылся в ванной, где быстро привёл в порядок ту часть тела, над которой издевались последнюю неделю. Заглянув в отражение зеркала, невольно ужаснулся открывшейся картине: щеки сильно впали, под глазами появились почти чёрные мешки от постоянного бодрствования, плечи и тело были изрезаны, лицо в царапинах и синяках. На спину так и подавно смотреть не хотелось. А самое страшное из всего этого именно то, что всё это время я не хотел есть. Совсем…       Кровь была смыта под тёплым душем. В том подвале я даже не мог элементарно согреться, поэтому сейчас стоял, словно завороженный, прогревая плоть внутри. В дверь постучали. Я резко вздрогнул и выключил воду, так и не притронувшись к спине.       За дверью оказался отец. Он велел поторопиться, поскольку поезд уже через час. Быстро нырнув в форму, спрятал палочку в потайной карман мантии и вышел. Гога устроился на моём плече, когда я спустился в гостиную. Накинув плащ, покинул дом под недовольный взгляд отца.       Как обычно спрятавшись в последний вагон, я закрылся в купе и уселся к окну. Воспоминания о прошедшей неделе навалились с новой силой, поэтому не сразу удалось заметить одинокую фигуру, стоящую в проходе. Подняв глаза, я увидел Грейнджер, которая улыбалась мне.       — Привет, Алекс! — весело сказала она, садясь напротив меня и внимательно разглядывая израненное лицо. — Что с тобой случилось?       — Всё в порядке… — поспешил успокоить я. — Просто нарвался на беспредельщиков в своём районе. Не бери в голову.       — Но ты видел своё лицо?! — не унималась девочка. — Синяк под глазом, щёки впали, просто ужас! Мешки под глазами, царапины… Ты что-то не договариваешь.       — Давай договоримся здесь и сейчас, что свои проблемы я буду решать сам. Хорошо? — я внимательно посмотрел на собеседницу, которая хотела предложить свою помощь, но передумала, утвердительно кивнув. — Ну вот и отлично. Как ты провела каникулы?       Остальное время я провёл в обществе гриффиндорки, которая без умолку болтала о Рождестве и обилии подарков от знакомых. Позже она поинтересовалась и о моих, поэтому пришлось убедительно соврать.       Вместе с Грейнджер мы добрались до замка, а там уже разошлись. Наверное, это был самый лучший вечер в моей жизни. Гермиона оказалась на редкость хорошим собеседником, от которого не хотелось избавиться. Она не страдала назойливостью, а речь не была связана с этими женскими штучками по типу макияжа или маникюра. И это мне в ней нравилось больше всего.       Но было в ней ещё что-то. Понимание происходящего. Девчонка не ринулась тут же рассказывать всему поезду обо мне, а сидела рядышком, сочувственно поглядывая на моё лицо. Поэтому теперь лишь при мысли о гриффиндорке я чувствовал небывалое тепло, разливающееся по телу.       Войдя в гостиную Слизерина, я поймал на себе удивлённые взгляды однокурсников. Тут же преодолев расстояние до комнаты, закрыл за собой дверь и беззвучно прошёл к кровати. Из-за всего этого жуткого переезда я сильно устал и был готов хоть прямо так завалиться в тёплую постель и согреться, забыться сном.       Но мои мечтания сразу пресекли. В дверь позади постучали отрывисто и громко, словно пытались обратить на себя внимание. Я взмахом руки открыл дверь и повернулся к пришедшему Драко, который выглядел подозрительно внимательным.       — Привет, Алекс, — поздоровался он. — Я видел, как ты вошёл в гостиную. Что с твоим лицом?       — Рад встрече, Драко. Не бери в голову, встретился с одними уродами на улице…       — Ясно, — задумчиво качнул головой блондин. — Кстати, тебя Снейп искал.       — Снейп? — удивлённо переспросил я.       — Да, сказал, как только увижу, сразу позвать в кабинет.       — Ладно, спасибо.       Тут же накинув мантию обратно, захватил палочку и вышел в подземелья. Кабинет зельевара находился относительно недалеко, поэтому можно было особо не торопиться.       Постучав в дверь, я отворил ту и медленно вошёл, заметив взгляд профессора на себе.       — Профессор, вы хотели видеть меня? — уточнил я, прикрывая дверь.       — Да, хотел, — утвердительно кивнул он. — Но сначала вы мне расскажете, откуда появился этот боевой раскрас на вашем лице.       Я замер, явно не ожидая такого вопроса от своего декана. Хотя, это бы всё равно бросилось в глаза…       — Эээ… О чём вы, профессор? — я слегка нахмурился, заметив, как декан отодвинул одну из работ своего ученика.       — Не прикидывайтесь дураком, мистер Файтер. Я о том обилии синяков, что расположены у вас на лице.       — Я подрался, — нехотя ответил я, отвернув голову от мужчины, но в тот же момент, будто током парализованный, вернул взгляд на зельевара. — Простите, сэр.       Видимо, Снейп не понял, за что именно я извинился, поэтому просто пропустил извинение мимо ушей.       — С кем? — холодно уточнил он, поднимаясь со своего места.       — Понятия не имею. Я в своём районе мало кого знаю, поэтому не запомнил имён…       — Вы подрались на каникулах? — уточнил зельевар, кажется, даже выдохнув от облегчения.       — Да, сэр.       — Тогда почему ваши родители не исцелили вас? — негодовал он.       — Я не имею понятия, профессор, — грустно ответил я, не смея отвести взгляда.       На пару мгновений воцарилась полнейшая тишина. Слышался только треск дров в камине преподавателя. Снейп вернулся за стол и продолжил водить пером по работе студента, изредка бросая на меня взгляды.       -Так о чём вы хотели поговорить со мной, профессор? -не выдержал я.       — О вашей успеваемости, — немного погодя, ответил Снейп. — Точнее, об её отсутствии. Имейте в виду, мистер Файтер, если вы продолжите учиться в том же духе, то я буду вынужден уведомить ваших родителей о ситуации с оценками.       Снейп достал откуда-то мой табель и прошёлся быстрым взглядом.       — Травология, к примеру. Подтянуть этот предмет! — холодно велел профессор, заставив меня кивнуть. — Прорицание, трансфигурация и зельеварение. Мерлин, Файтер! Вам придётся сильно постараться на этих занятиях, чтобы выйти хотя бы на удовлетворительно.       Я вздохнул и опустил голову вниз, уже не зная, куда себя деть. От неудобной рубашки порезы и отметены от волшебных розог сильно болели, принося немалый дискомфорт. Мерлин, кто только придумал такую неудобную форму для учеников? Почему нельзя было выбрать что-то посвободнее?       — Надеюсь, вы услышали меня, — бросил Снейп, поднимая взгляд. — Назначаю вам ежедневные отработки по зельеварению. Начнём подтягивать ваши скудные знания по предмету.