Всё началось с линейки

      На следующий день Дон проснулась в девять утра сама по себе, без назойливого будильника. Дело в том, что была суббота, а значит, она могла разрешить себе поспать подольше. Но когда она попыталась улечься поудобнее, чтобы просто посмаковать пребывание в кровати, она поняла, что что-то было не так. Почти все ее мышцы болели так, будто она только что пришла с двухчасовой тренировки по футболу. Но от тренировок ее тело давно уже не чувствовалось так сильно.       И тут она подумала: "Ну что ж, походу Дикки был прав, когда говорил, что отъебет меня так, что я ходить не смогу. А я-то думала, что он пошутил!" Эта мысль, а также то, что не надо было сейчас в спешке собираться и хуячить в школу, подняли Дон настроение. Ей вдруг расхотелось лежать в кровати, и, несмотря на боль в мышцах, она встала и начала одеваться.

***

      Дикки проснулся на пять минут позже своей сестры. Он начал потягиваться, но тело будто его не слушалось. Спустя миг он понял, что у него просто чертовски болят мышцы. (Конечно, Дикки не мог этого знать, но он "пострадал" больше, чем сестра, так как никогда не занимался спортом и был горазда менее тренирован.) Но он вспомнил свою вчерашнюю фразу, сказанную Дон, и подумал: "Ну вот, никто меня за язык не тянул, но нет, блять, я выебнуться вчера решил! А ведь мне действительно сложно ходить сегодня будет!"       Он с трудом встал, и, увидев, что его братьев уже нет в комнате, решил пойти к Дон и спросить, как у нее дела. Не стучась, он зашел в ее комнату, надеясь, что она уже проснулась. Она действительно уже не спала, и Дикки застал ее за переодеванием.       — Дикки! — выпалила она, увидев его в дверях. — Опять без стука заходишь! Я же тут переодеваюсь! — продолжила она, кинув в него первым, что попалось под руку (очень откровенные черные стринги).       Дикки поймал их, сказав:       — Ура! Трофей! Теперь они мои! Кстати, Дон, с каких пор тебя стало волновать, что я просто так захожу? Я ведь уже столько раз тебя голой видел, что со счету сбился.       — Да, но я могла бы не переодеваться, а менять тампон или ковыряться в носу. Согласись, это было бы неприятно.       — Почему же? Я тоже это делаю, что здесь такого?       — Что? Тампоны меняешь?       Дикки заржал. — Нет, еб твою мать! В носу ковыряюсь! Не бойся, это не повод, чтоб тебя ненавидеть. И, раз уж я пришел... — соблазнительно сказал Дикки, подходя к Дон и обнимая ее сзади. Играя с ее сосками, он начал целовать ее шею и ключицу. Но Дон вырвалась из его объятий и скорчила гримасу отвращения.       — Так, Дикки, сначала иди почисти зубы и нанеси дезодорант, а потом уж будешь ко мне приставать. И мне тоже это надо сделать, кстати. Чур, я первая в ванную!       Оттолкнув брата, Дон накинула халат и побежала в ванную. Надеясь, что она не будет там долго задерживаться, Дикки последовал за ней, продолжая держать в руке стринги. "Теперь буду их в рюкзаке носить," подумал он. "О! Или подкину их Никки или Рикки, будут голову ломать, откуда они взялись!"