Карбон

Борис от всей души потянулся. В глаза било солнце. Он поморщился и отмахнулся, а потом попытался перевернуться на другой бок. Не вышло. Сгиб локтя обожгло болью. Борис недовольно открыл глаза. Кажется, он находился в больничной палате. Все было таким светлым и чистеньким. Капельница... Провода... Монитор... Манжета... Реанимация? Реанимация! Резкое воспоминание о давящей повязке на груди, о боли в ногах, о крови на лице, о переломанных, горящих, как в огне, пальцах, о шатающейся челюсти, о глазе, который не открывался... И самое главное, самое больное... Давид! Они обещали убить Давида! Борис принялся бешено сдирать с себя провода, выдрал катетер, сорвал манжету... Тело было слабым, непослушным, затёкшим. Это и не удивительно. Как он, вообще, выжил с такими повреждениями? На ад это было не похоже, так что оклемался как-то. Наверное, его снова спас Давид... Давид... Чтобы ускорить процесс освобождения из больничного рабства, Борис поспешно смахнул волосы, которые лезли ему глаза, и замер. Какие ещё чертовы волосы?! Борису показалось, что мир накренился. Дрожащей рукой он прикоснулся к своей голове. Его волосы были длинными, почти достигали плеч. Что? Борис поднес прядь своих волос к глазам. Чёрная. Спасибо, хоть цвет был его. Иначе он бы точно подумал, что сошел с ума. Внезапно Борис понял, что пальцы на его левой руке прекрасно сгибаются и разгибаются, на груди нет повязки, а ноги... Борис опустил свои стопы на пол. Они не болели, и он прекрасно чувствовал их. Что за чертовщина? Каким образом все зажило? Но думать было некогда. У него была одна задача - узнать, что с Давидом. Борис поплелся к двери и с шумом вывалился в коридор. По-другому не получилось. Ноги заплетались. В коридоре он почти врезался в медсестру. Лицо ее не было скрыто маской. Добродушная, пожилая... Но это ни о чем не говорило. Теперь Бориса, наверное, всегда будет передёргивать при виде медсестёр. Как только женщина его увидела, ее глаза загорелись. - Мистер Савранский, вы очнулись! - взвизгнула почти в эйфории она. Какой ещё мистер Савранский?! Он попал в сумасшедший дом?! Борис мягко оттолкнул женщину и бросился прочь. На выход. Если за дверью не улица... Ну, куда-нибудь же он выйдет, верно? За дверью его ждали двое - мужчина и женщина. В темной форме с какими-то черно-жёлтыми эмблемами... Взгляд Бориса четко выхватил на их бёдрах кобуру. - Мистер Савранский, вы очнулись! - восторженно пролепетал мужчина, и его добродушное лицо расплылось в улыбке. Борис не медлил. Мужчина согнулся от удара в живот, а женщину он снес подножкой. Борис был слаб, но он все ещё был собой. Борис спустился с лестницы (вслед ему доносились крики) и выбежал на крыльцо. Спрыгнув с него, Борис помчался так быстро, насколько мог, мимо ухоженных клумб, вишнёвых деревьев и деревянных скамеек. С трудом он забрался на забор, когда территория кончилась, и перемахнул через железную преграду. Улица... Свобода... Тело слушалось все лучше... Борис огляделся. Он не помнил, видел ли эту местность раньше. Ни одного знакомого здания. Как ему выяснить, что с Давидом? Где его искать? Давида не было в палате. В прошлый раз он оставался с ним. Ни на минуту не отходил! Так почему его не было? «Давид Феретти все равно сдохнет...» Так, кажется, ему говорили? Паника захлестнула Бориса с головой. А вдруг... Вдруг... Внезапно на узкую улочку, где росли низкие плодовые деревья, вышли пожилой мужчина и молодая девчонка. Борис бросился к ним, словно от этого зависела его жизнь. Он схватил девушку за плечо и с замиранием сердца спросил: - Давид Феретти жив? С ним все в порядке? Они должны были слышать... Давида Феретти многие знали... Девушка в шоке смотрела на Бориса абсолютно круглыми глазами и молчала. Ответил за неё мужчина. - Вы с этим Феретти совсем с ума посходили! - гневно воскликнул он, - У этой... Мужчина ткнул пальцем в девушку и продолжил: - У этой все стены его рожами заклеены! И я на каждом шагу вижу его голый торс! - Пап, мне сказать маме, что ты везде видишь обнаженных мужчин? - ехидно вставила девушка. - Не мешай отцу говорить! - огрызнулся мужчина, - Ты все стены им завесила, а этот ещё бегает в пижаме и спрашивает, жив ли он! Надо запретить его... Его... Его творчество! Оно явно сводит с ума! Может быть, в других обстоятельствах эта перепалка показалась бы Борису забавной, но сейчас он сходил с ума от волнения, поэтому вновь резко выдохнул: - Давид Феретти жив? Точно?! Умоляю, скажите мне! Девушка немного замялась, будто не знала, как реагировать на это все. А потом она осторожно уточнила: - Вы снимаете видео для тик-тока? Что?! Для кого ещё видео?! Под его недовольным, твёрдым взглядом девушка окончательно стушевалась, а потом все же тихо сказала: - Он жив. Я не понимаю, почему у вас возник такой вопрос. Он постоянно выкладывает фотки в Инстраграм, пишет что-то... Совсем недавно выпустил новый сингл. Он грустный такой... Я плакала в подушку. Не знаю, может, Давид тоже грустит, но думаю, в целом, с ним все в порядке... У Бориса подкосились ноги. Он сел на корточки, чтобы отдышаться и прийти в себя. Жив... Да, Борис сейчас выглядел сумасшедшим, но какое ему было до этого дело? То, что подумают, другие, - не его проблемы. - Точно жив? - повторил, как робот, Борис. - Точно, клянусь вам, - на лице девушки теперь маской застыло беспокойство, - Вам помощь не нужна? Борис помотал головой и выдохнул: - Спасибо... Девушка и мужчина немного потоптались вокруг него, но все же ушли, а Борис остался. Он не знал, сколько так просидел. Борис просто дышал, наслаждаясь простой мыслью - Давид был жив. В этот момент ему не надо было больше ничего. Борис сидел неподвижно, пока рядом не затормозила машина. Хлопнула дверца, и Борис резко вскинул голову. Из автомобиля вышла женщина с седыми волосами и в очках без оправы. Тело Бориса окончательно расслабилось. Саманта Бишоп. - Ты чуть не покалечил двух моих агентов, которые охраняли тебя, - хмыкнула Саманта, с видимым облегчением разглядывая его. - Они не представились, - буркнул себе под нос Борис. - Они просто не успели, - пожала плечами Саманта. Ага, а назвать его Савранским успел каждый. Что за цирк? - Давид Феретти жив? - сменил тему Борис, - А его отец? Он тоже... Жив? Вопрос следовало уточнить. Наверное, Борис не успокоится, пока не увидит Давида вживую. - Разумеется, - Саманта, казалось, оскорбилась, - Семью Феретти до сих пор ненавязчиво охраняют. Но ты зря волновался. За последние полтора месяца на них не было совершено ни одного покушения... Сколько? За последние сколько?! Полтора месяца?! Не может быть! Борис, очнись! Твои волосы отросли, а кости зажили... Такое не могло произойти за сутки! - Я был без сознания полтора месяца? - тяжело сглотнул Борис. Саманта села рядом с ним на корточки. - Ты был в коме, Борис. Я очень волновалась за тебя, - шепнула она едва слышно, - Обширные травмы головы, микроинсульт... Прогнозы были неутешительными. Но врачи не обнаружили значительных повреждений мозга, и ты должен был прийти в сознание... Но ты не приходил. Ты реально заставил меня понервничать... - А как Давид? Как Давид отреагировал на то, что я в коме? - губы Бориса дрогнули, но он сумел взять себя в руки. Полтора месяца! Если Давид... Если Давид чувствовал к нему что-то серьёзное, то что он пережил? Как справился с этим? Саманта, казалось, была удивлена. - Давид? - пробормотала растерянно она, - Чета Феретти не в курсе. Лоренцо очень долго дёргал меня по этому поводу. В клинике, где тебя ранили, были замечены наши агенты... Но мы никакой информации ему не дали. Мы скрывали твоё местоположение, как могли. Слежки за Давидом не было замечено, но ты... Ты их очень интересуешь. До тебя хотят добраться до сих пор. Мы решили, что, чем меньше народа знает где ты, выжил ли ты, тем лучше... Даже мистер Савранский не в курсе, что я тебя нашла... Что?! Давид находился в полном неведении?! *** - Клянусь, я не знала! - причитала Саманта, запуская его в палату, уже в другую, более похожую на жилую комнату, - Я не думала, что вы с Давидом Феретти настолько близки! Я и не представляла, что у него к тебе чувства! Думала, что вы просто хорошие знакомые, поэтому он беспокоится! Было решено скрывать тебя. Ищейки Карбона шныряли повсюду! Бориса трясло. Он снова не сдержал обещание - причинил Давиду боль. Какими бы ни были чувства Давида к нему, одно ясно точно - они были. И ничего хорошего Давид не испытал. Борис зашёл в палату, на автомате бросил быстрый взгляд в зеркало и... Борис остановился, как вкопанный. Глаза его расширились. Это... Было отражение Бориса? Нет, ничего кардинально не поменялось. Это был он, но... Исхудавшее до впалых щёк лицо, бледное до синевы, заострённый нос, неровная, словно натянувшаяся кожа, чёрные и жёсткие волосы до плеч... Ладно, кого Борис обманывал? Он изменился. На лице теперь были шрамы. Его кожу словно сшили из лоскутов. Очень аккуратными стежками, но сшили. Из зеркало на Бориса смотрело какое-то непонятное чудище. И он, и не он одновременно. Саманта прервалась на полуслове, когда увидела, куда он смотрел. - Несколько операций на лице, - начала тихо перечислять она, - Перелом носа, челюсти, трещины на скулах, колото-резаные раны... Травма глазного яблока. Пересадка роговицы. Хорошо, что рассекли, скорее, бровь и веко. Глаз сумели спасти. Возможно, будет видеть хуже.... Но тебя лечили лучшие врачи. Обычно заживает дольше. Но, конечно, нужны ещё пластические операции... - Не нужны, - твердо отрезал Борис. Он медленно отвел взгляд от своего отражения. - Может, и к лучшему, что ты не сказала Давиду, - спокойно пожал плечами Борис, - Не думаю, что он заслуживает смотреть на такое лицо. - Что? - приоткрыла удивленно рот Саманта, - У тебя замечательное лицо! Да и не в лице дело! Ты и сам замечательный! Почему ты так себя не ценишь? - Я ценю себя, - мягко перебил ее Борис, - Но его я ценю больше. Ничего не сделаешь. Это любовь. - Но в одном ты права - не только в моем лице дело, - добавил после небольшой паузы Борис, - Ты сказала, что меня ищут в Карбоне. Не думаю, что оставаться сейчас рядом с Давидом, - хорошая идея. К лучшему, что ты ему не рассказала. Ты говорила, что на него не совершали покушений. Наверное, это не случайно. Без меня Давид Феретти неинтересен Карбону. Но заставлять Давида страдать, думая, что я мертв, заставлять его чувствовать вину, - это низко. Если представить, что Давид до сих пор считал, что Бориса травмировали из-за него, из-за попытки похитить его, то можно сойти с ума. Борис не может поступить так с Давидом. - Я не имею права находиться рядом, но я могу дать понять ему, что жив, - решительно кивнул Борис, - Ты принесёшь мне бумагу и ручку? Я напишу письмо. И ещё... Борис опустил голову. - В день, когда я выпал из окна, и мне прострелили грудь, на одной из оживленных улиц погибла девушка. Анжелика Джейкобс. Ее убили выстрелом в левую лопатку, - Борис закусил нижнюю губу, чтобы она не дрожала, - Узнай, где она похоронена. Ее убил Карбон. Из-за меня. Он будет приносить ей цветы. Кати должна знать, что о ней не забыли, что ее любят. Борис и так не навещал ее почти два месяца. Саманта растерянно кивнула. - И последний вопрос, - глаза Бориса подозрительно сузились, - Почему я ещё не в тюрьме? - Что? - вырвалось удивлённое у Саманты. - Я террорист, - спокойно пояснил Борис. - Да, но ты был завербован с самого детства! Ты жертва, а не преступник! Тебе нужна помощь, а не наказание! - возмущённо принялась говорить Саманта. Борис с любопытством на неё посмотрел. Вроде все складно, но она изначально знала, как его зовут. Саманта недоговаривала. Впрочем, разберётся потом. Сейчас главное - письмо. *** Борис смотрел на бумагу и нервно отбивал ручкой какой-то непонятный ритм. Что он мог написать Давиду? «Я обещал тебе сказать «да» 16 марта, но я врал. Мы не можем быть вместе. Просто отказать тебе я был не в силах. Жалкий. Ни «да», ни «нет» сказать не мог...» Или, быть может краткое... «Люблю тебя. Прости». Или длиннее... «С тобой я чувствовал себя самым счастливым. Хочу оказаться хоть на пару мгновений в твоей кровати и вдохнуть аромат ванили и цитрусов. Я бы даже устроился на полу, у твоих ног и спал там. Можно? Нельзя. Ты - моя клубника, знаешь? Боюсь, что сорвусь...» Быть может, Борис мог бы дать совет... - Береги себя. Найди того, кто будет безумно любить тебя и уважать. Цени и люби себя. А если тебя будут оскорблять... Ну, ты же ходишь на бокс? Примени, наконец, знания на практике! Если что, попроси помощи у Дома. Он сказал, что я ему не нравлюсь, а мне Дом, кажется, нравится. Он хороший друг, а не как пингвины-приятели всякие... Борис мог попросить у Давида помощи... «Кати умерла. И я виноват в этом. Пожалуйста, обними меня и скажи, что все будет хорошо. Я держусь, но мне плохо». Борис мог бы исповедаться... «Ты был таким чистым и искренним, а я врал тебе с самого начала. Хотел использовать тебя. Я преступник. Ты простишь меня? Что мне сделать, чтобы избежать твоей ненависти?» Борис мог бы похвастаться... «Я содрал с себя свою белую шкуру. Теперь я, как и ты, чёрная мышь. Не сломался, не прогнулся. Поступил правильно. Хотя нет, вру. У меня, вообще, не осталось шкуры. Одни только мясо да кости... И нет мне места ни среди белых, ни среди черных мышей. Интересно, я бы смог понравиться тебе с такой драной, жалкой шкурой?» Или Борис мог бы взмолиться... «Пожалуйста, не забывай обо мне! Помни! Я знаю, ты должен забыть, но одна только мысль об этом причиняет мне невыносимую боль! Все правильно, ты околдовал меня... Спасибо за это. Пусть твоя магия, то притяжение, которое ведёт меня к тебе, словно бутоны цветов к солнцу, не заканчивается. Так люблю! Борис мог написать многое. Но итог получился другим. Кратким и сухим. Таким, какой написать следовало. «Я не тот, кем притворялся. Прости меня. И не ищи. Не Майкл». Борис отложил бумагу в сторону. Осталось только передать письмо. Саманта оставила его наедине с собой, чтобы сосредоточиться и сделать все правильно. Никого в палате не было. Борис не знал, можно ли ему принимать водные процедуры, но он чувствовал себя грязным, а у него была личная душевая и даже ванна. Так что Борис решил погреть свои кости, не спрашивая ни у кого разрешения. Пока набиралась ванна, Борис скинул с себя пижаму и снова посмотрел в зеркало. На лицо он больше не обращал внимание. Его интересовало тело. Борис сильно похудел, восстанавливаться придётся не один месяц. На спине виднелись два шрама от пуль, а на левом боку... Борис слабо улыбнулся. На боку можно было угадать: - Давид Феретти все равно сдо... Тимея не дописала. Конечно. Попробуй допиши, когда из шеи хлещет кровь. Какие же идиоты! Разве они не знали, что рано или поздно сдохнут все? Никто не может жить вечно. Борис забрался в ванну. Грязные волосы моментально намокли и прилипли к плечам. Обрезать? Он всегда носил короткие. Носил... Борис никогда не выбирал. Его заставляли. Борис не знал, как ему нравилось больше. Так почему бы не оставить длинные? По крайней мере, это будет его выбор. Борис смотрел на свои колени, которые торчали из воды. Такие худые... Борис поморщился. Надо же! Он выжил. Но счастье от этого не испытывал. Борис отбросил эти мысли и схватил с пола одноразовое лезвие, нащупав на своем боку шрамы. Слова «Давид Феретти» на своем теле он потерпеть мог. А вот остальное... Да, рано или поздно умрут все, но это не значило, что Борис хотел думать об этом. Так что он провёл лезвием пару аккуратных линий по надписи «все равно сдо...». Вода мгновенно окрасилась красным. Ничего, заживет. Главное, что прочитать слова будет уже невозможно. Останется только «Давид Феретти». Идеально. Пусть хотя бы так Давид будет рядом с его сердцем. Борис набрал побольше воздуха в грудь и погрузился с головой в воду. Плевать, что она в крови.... Ему просто хотелось скрыться. Не чувствовать ничего, кроме шума в ушах и давления. Ему снилась вода в кошмарах. Но теперь он точно не чувствовал страх. Потому что теперь Борис окончательно понял, что единственное, чего он боялся, - это потерять своих близких. Сейчас вода лишь расслабляла. Позволяла не думать... Борис про себя считал секунды, думая, насколько ухудшилась его способность задерживать дыхание после ранения в легкие, когда кто-то дико закричал над ним. Через секунду Бориса уже вытаскивали... - Я не собирался заканчивать жизнь самоубийством. Просто удалял шрамы, - спокойно пояснил Саманте Борис, когда она прекратила орать, топать и пытаться вызвать реанимацию. Он показал ей свой бок. - А что я могла подумать? - держась за сердце, после литра ромашкового чая бурчала Саманта, - Представляешь, как это все выглядело со стороны? - Я понимаю, - пожал плечами Борис, кутаясь в махровый халат, на бок ему уже наложили повязку, - Но я столько боролся за жизнь, меня столько лечили, я только что написал Давиду в письме, что жив, и ты думаешь, что я после этого мог совершить суицид? - Я, вообще, не думала, когда увидела окровавленное лезвие и ванну, полную розоватой воды, - тяжело вздохнула Саманта, - Да и в жизни всякое бывает... Откуда я знаю, что у тебя в голове? Да, в жизни действительно бывало всякое. Ответить Борис не успел. В дверь постучали. Саманта вздрогнула и словно испугалась. Борис неосознанно напрягся. Реакция Саманты его насторожила. - Это мистер Савранский, - полушёпотом, с благоговением сказала она. - Тот самый, с которым меня все здесь путали? - вспомнил, как к нему обращались, Борис. - Тебя ни с кем здесь не путали, - ещё тише произнесла Саманта. В смысле? - Ты - мистер Савранский, - пояснила робко она. Что? - В смысле, ты тоже мистер Савранский, - начала лихорадочно тараторить Саманта, - За дверью стоит Евгений Савранский, и он... Он твой отец, Борис. Твоё имя дал тебе он. Борису показалось, что Саманта говорила на другом языке. Он вроде понимал слова, но не мог разгадать их смысл... Что? Какой еще отец? Откуда? Саманта так шутила? Дверь внезапно скрипнула и начала открываться...