Тот, кто не хотел мести

      Лето — жаркое, слегка даже засушливое — закономерно катилось к концу. Все чаще со стороны моря наплывали темные густые тучи, приносившие не дождь, а самые настоящие грозы. Или не привычные ливни, а жуткие ледяные дожди, из-за которых редела листва на деревьях. Да и сами деревья внезапно — впервые на памяти Шехийяха, уже привыкшего к вечнозеленым жарким джунглям, — начали не просто сбрасывать листву, но и желтеть.       То есть, он прекрасно помнил, что по осени в его родных лесах желтеют листья и обнажаются деревья, кроме величественных кедров, растущих в сердце земель энэх, охраняя дворец Королевы. Но Ишшилюм ведь находился много южнее, да и джунгли — это не светлые перелески Энэхана, и даже не густые дубравы и смешанные лиственные леса, окружавшие полисы людей западнее и восточнее.       Пропали бутоны гигантских орш, питавшихся соком деревьев, на которых паразитировала эта лиана. А ведь они цвели даже в разгар сезона дождей! Шехийях, вооружившись тонким ножом-стоком, добрался до молочного дерева, единственного, росшего рядом с Храмом, но в подставленную бутыль скатились считанные капли сока. Все выглядело так, словно дерево заснуло перед наступающей зимой. Это было бы понятно, живи он дома. Но здесь, в самом центре Ишшилюма? И чем кормить змеенышей? Они трое еще продержатся на запасах, но змейки требовали только свежей еды.       Озадаченный этим вопросом, Шехийях пополз назад, застав нахай за странным делом.       В уборке как таковой не было ничего странного. С появлением змеенышей так и вовсе пришлось приучаться не оставлять никакого сора, и возле очага всегда было прибрано. Но сейчас Айшала сосредоточенно перетирал миски и тарелки, убирая их на дальнюю полку, будто готовился перебраться из храма обратно в полис.       — Что происходит? — невольно спросил Шехийях, ставя бутыль на стол и виновато косясь на змеенышей — те-то ждали лакомства, а он вернулся с пустыми руками.       — Ничего страшного, — успокаивающе улыбнулся Айшала, отвлекаясь от своего занятия.       Но вот именно сегодня Шехийяха его улыбка не успокоила.       — С моря идет гроза. Судя по небу, это будет что-то запредельное. Айшала, Саиш, что случилось с миром? В это время года грозы такими не бывают!       — Такие грозы означают магический сдвиг в пространстве Ишшилюма, — пояснил Айшала, ссыпая в кувшин сушеные ягоды и плотно укупоривая его, окунув горлышко с пробкой в растопленный воск.       — Сдвиг? — не понял Шехийях, по привычке включаясь в работу.       — А ведь мы упустили, — пробурчал Саиш. — Шехийях ведь не нахай, чтобы это знать.       Айшала смущенно задергал хвостом.       — Признаю, моя вина. Что ж, есть время рассказать.       — Да что рассказать?! — Шехийях с трудом сдержался, чтоб не добавить пару непристойных слов, которых нахватался у Саиша.       — Тш-ш-ш, Шехи-ассиле, не нервничай, дети смотрят на тебя. Я объясню, слушай. Изначально Ишшилюм был ничуть не больше того, что изображено на картах окружающих его земель. Накопление природной магии словно раздвигает его пределы, но границы остаются прежними — шесть магических каналов, отчего Ишшилюм словно бы выпячивается из тела мира. Мне кажется, однажды он станет настолько велик, что сравняется в размерах с «материнским» миром, а потом и отпочкуется от него, превратившись в самодостаточный мир-спутник.       Шехийях замер со ступкой в руках, которую собирался протереть и убрать на место, пытаясь осмыслить узнанное.       — Отомри, — рассмеялся целитель. — Это будет еще очень и очень нескоро. Несравнимо даже с уже прожитым нами временем. Но, скорее всего, мы все же сможем увидеть это грандиозное событие своими глазами.       Шехийях помотал головой, со стуком прикрыв рот и чудом не прикусив в очередной раз язык.       — Невероятно! Но ты говорил о расширении и не закончил.       — Да... Ах, куда?! А ну стойте!       Белый и синевато-зеленый змееныши, незаметно соскользнув на пол, во все хвосты удирали из зала.       — Я сползаю, — метнулся Саиш.       — Хорошо, сейчас им одним не стоит, — вздохнул ему вслед Айшала.       Дернувшийся было Шехийях опустился обратно на собственный хвост.       — Расширение, — напомнил он.       Может, настоящим магом ему не быть и не зваться еще долго, но даже самый последний ученик, если он не полный идиот, от услышанного должен был замереть в благоговейном ужасе: это ж какие объемы магии высвобождаются? И... Как это переживает мир?       Последнее Шехийях и озвучил.       — Давай, я сперва поясню, что имелось в виду под расширением мира. Итак, как я сказал, происходит накопление магии. Это не быстрый процесс, Шехийях. Магия накапливалась долгие годы и столетия. Происходило не просто накопление, а, скорее, ступенчатое нарастание магического напряжения внутри, в орханковом ядре и прочих богатых магией пластах земных пород. Преодоление миром каждой такой ступени и есть в результате расширение пространства. Ядро разогревается, стягивая магию в себя, отчего изменяется погода. Этот сезон дождей будет, скорее, похож на зиму там, за границами Ишшилюма. Возможно, даже пойдет снег. В самый пик холода произойдет выброс магии, скорее всего — вместе с новообразованным пространством. Представь себе хлебное тесто, Шехийях. Когда ты ставишь его в печь, оно такое ровное и гладкое, да? Но в печи запекающаяся корка трескается, и еще непропеченное тесто выпирает наружу, образуя внутри пустоты. Так и тут, только эти пустоты постепенно заполнит расширяющееся ядро, расплавленный камень и металл.       Представить Шехийях мог — фантазии хватало. Даже слишком. Он помнил, как умудрился наложить чары обогрева на камень и потом долго с ужасом смотрел на стекающий раскаленным ручейком кусок породы, которую не всякий инструмент брал. Представить же такой камень вместо теста, бурлящий в разломах земли...       Наверное, у него все на лице отразилось, потому что Айшала подполз, коснулся плеча.       — Не бойся, младший. Ишшилюм пережил множество долгих дождей, нахай — тоже. Змеенышей уложим спать, здесь в храме есть укрытие.       — А сами? — уловил недоговорку Шехийях.       — В Купель, — бодро откликнулся вернувшийся Саиш, отловивший кроме беглецов еще пару змеек. Не их — Шехийях, присмотревшись, не опознал хвостики.       — Шайсы начинают сползаться, — пояснил, едва взглянув Айшала. — Они помнят, где укрывались раньше.       — Скоро в убежище будет настоящий змеиный клубок, — хохотнул Саиш. — Это хорошо, вместе им будет теплее.       — А как же... Как же линька?       — Холод замедлит все, в том числе и рост змеенышей, так что первая линька будет уже весной или в начале лета.       — Хорошо вообще успели. Долгие дожди штука такая, — Саиш потер бока, будто озябнув. — Яйца могли и не пережить.       — Успели и успели, — отрезал Айшала. — Шехийях, нужно убрать ткани, чтобы они не слишком напитались влагой. Есть сегодня не стоит, ни нам, ни им.       Печальные мордочки змеенышей были ему ответом. Или Шехийяху только показалось?       — А я могу наложить чары сохранности? — поинтересовался он, хотя ответ, в принципе, лежал на поверхности.       — Нет, в момент выброса магии все чары, не запитанные от орханковых жил, просто слетят.       — Понял, — отозвался Шехийях и пополз сворачивать постели и одежду в плотные рулоны, которые потом следовало завернуть в кожу и убрать в сундуки в сокровищнице.       Собственно, именно в святая святых, надежно защищенном от любых катаклизмов, и было обустроено убежище для змеенышей и шайс. По ступеням и пандусам Храма текла и текла шелестящая река тонких чешуйчатых тел, змейки закапывались в хорошо просушенное сено, свивались в клубки, которые постепенно сливались воедино.       Довольно большое помещение, облицованное орханком целиком — даже пол и потолок поблескивали медью — уже казалось маленьким. Шехийях не рискнул заползать внутрь, чтобы не придавить никого, и только с тоскливым вздохом разжал руки, отпуская своих пятерых змеенышей. Те, сонные и вялые, нехотя соскользнули на пол. Какое-то время их еще можно было различить среди общей массы, потом остался виден только светлый с разводами хвостик, а потом исчез, утянувшись в змеиный клубок, и он.       — Айшала, а откуда столько шайс? — спросил Шехийях, чтобы не стоять молча.       — Потомки тех, кого народил я, дети детей их детей, — махнул хвостом нахай. — Здесь много орханка, поэтому шайсы остались шайсами. Кто уполз в джунгли — давно выродились в обычных змей. Пора, младший. С ними все будет хорошо.       И все равно Шехийях уползал, то и дело оглядываясь, сердце не на месте было, оставлять змеенышей одних. Если бы Айшала не объяснил, что Купель нужна для защиты от ударов бесящейся магии, для них троих особенно опасных — остался бы, наверное. Перекинулся в энэх, пережил бы пару месяцев один, сторожа сон своих хвостиков, и больших, и маленьких.       — Нельзя, пойми, Шехи-ассиле. В тебе уже сейчас слишком много божественного начала, чтобы безболезненно принять всю мощь рождающегося мира, оставаясь без защиты. А Купель — это самая маловосприимчивая к магии среда.       — Что она такое? — вяло полюбопытствовал Шехийях, оглянувшись в очередной раз, хотя убежище давно уже скрылось за десятком поворотов.       — Догадайся-ка? Какие животные почти не реагируют на чары? — хмыкнул Саиш.       — Не животные, а насекомые, — поправил Шехийях, как раз недавно вычитавший в одном из свитков Хранилища этот курьез. — Муравьи.       — А почему?       — Потому что... Хм...       — Хорошо, дам подсказку. Какие болезни лечатся только и исключительно немагическими лекарствами? — усмехнулся Айшала.       — Желудочные! Кислота! — догадался, наконец, Шехийях. — Любая кислота — магически невосприимчива!       И ужаснулся открытию: это что же, им в кислоту нырять? Да как вообще?!       — С-с-с, — рассмеялся Айшала. — Хотя бы отвлекся. Не бойся, младший, никто хвост в Купели просто так не полощет. Саиш?       — Ага.       Тот свернул куда-то — Шехийях уже давно потерялся в хитросплетениях коридоров. Здесь, под храмом, он предпочитал бывать только в компании старших нахай, опасаясь заблудиться и навеки остаться в каком-нибудь слишком укромном отнорке. Вроде того, откуда Саиш с усилием тащил орханковый обруч, настолько огромный, что даже воин не мог его поднять — перекатывал, с трудом ловя баланс на поворотах.       Обруч оказался непростым. Собственно, это была целая составная конструкция из нескольких обручей. Саиш, установив ее стоймя, откинул защелки, и плотно пригнанные полосы металла поползли в разные стороны, образуя гигантскую сферу. Айшала подтолкнул Шехийяха в нее, следом за проворно скользнувшим внутрь воином.       — Хвосты подобрали! — скомандовал тот, нажимая что-то в середине центральной «розетки», где все обручи и соединялись воедино.       Через мгновение вокруг них мягко спружинил «пузырь», совсем как те, что прикрывали окна.       — Ну, теперь разом, по команде — ползем в озеро.       Легко сказать. Хвосты мешались, путались, развернуться в шаре получалось с трудом, а Шехийяха вдобавок ко всему душил истерический смех, когда пытался представить, как это выглядит со стороны. Ему даже стало все равно на предстоявшее купание в кислоте — какой там думать, когда дернулся не туда, и шар с глухим звоном влетает в стену коридора. Боги нахай!       — П-признайтесь... Вы заныривали в Купель последними, когда все нахай уже уползали спать? — еле перестав смеяться, спросил Шехийях, когда они кое-как покатились в нужном направлении.       — Естественно, — ухмыльнулся Саиш. — Иначе над нами хохотали бы все, до последнего едва сменившего третью шкурку змееныша.       — Тот, кто придумал эту штуку, был сумасшедшим гением, — дополнил Айшала. — Ключевое слово — «сумасшедшим».       Коридор наконец закончился, превратившись в очень пологий спуск. Шар набрал скорость, так что Саишу пришлось крепко обнять супругов, упорядочивая движения всех троих. А впереди замерцало живым сине-зеленым огнем гигантское подземное озеро.       Красиво, только рассмотреть ничего не удалось — шар с размаху влетел в... Воду, лучше считать это водой. И сразу пошел ко дну, увлекаемый массой металла.       Взбаламученный донный ил медленно оседал, делая поверхность шара непрозрачной. Наверное и хорошо — Шехийях притих, опасливо косясь по сторонам. Разноцветные переливы цвета пробивались снаружи, падали на лица нахай странными бликами, заостряя черты. Будто и правда божки, как их вытесывают из камня очарры в своих капищах.       — А теперь — спать, — просто сказал Айшала.       Шехийях не мог бы сказать, что было неудобно. Нет, на привычном уже за столько времени в полисе и в Храме «блюдце» ложа было бы удобнее, но и в пузыре оказалось вполне неплохо. Он был намного больше тех, оконных, и жесткие ребра обручей скрывались в его толще, а внутренняя поверхность мягко пружинила. И когда все трое переплели хвосты и свернулись в один клубок, стало тепло и сонно, спокойно, несмотря на едва-едва тлеющую внутри тревогу за змеенышей.       — Ш-ш-ш, — зашипел Айшала. — Шш-ш-ш. Спи, младший. Спи, ты почуешь, когда долгие дожди закончатся.       — Спи, — поддакнул Саиш, обнимая и притягивая к себе на грудь обоих.       

***

      Выплывать из такого приятного сна совсем не хотелось, но Шехийях все-таки проснулся. И только после понял, что разбудило его скорее, чем тряска за плечо: тревога в голосе Айшалы, злого и сонного.       — Проснись, младший! Просыпайся же, ну?       — Ш-што? А-а-аху-у, что случилось? — едва не вывихнув челюсть, как зевающая шайса, Шехийях с трудом продрал глаза и сел на хвост.       — Кто-то пришел в Ишшилюм, в Лабиринт.       Саиш тоже не казался проснувшимся, но держался лучше Айшалы.       Сон слетел прозрачным покрывалом, оставив голову звеняще-пустой, как медный колокол.       — Что? В Ла... а, ясно.       Он знал, что Саиш уничтожил орханковый хер, испоганивший Стража, еще в то время, когда Айшала оттаскивал самого Шехийяха от грани жизни и смерти, в те дни, когда оставались в Лабиринте перед возвращением в полис. Так что, кто бы там ни сидел сейчас на кольцах каменного нахай, он явно не умрет ни от боли, ни от кровопотери из разорванного нутра. Правда, может окоченеть, если не догадается прижаться всем телом к Стражу... Тот хоть немного, но греет.       — Мы возвращаемся?       — Мы? — криво усмехнулся Айшала. — Мы никуда не ползем. Но ты бы нас не простил, младший, не разбуди тебя. Я прав?       Шехийях, не задумываясь, кивнул. В нем поднималось что-то колючее и темное. Он ничего не забыл и не простил, хотя уже давно не желал никому мстить — тем более, что было некому.       — Ты можешь уйти, — Айшала говорил негромко, но твердо, глядя ему в глаза. — Обернешься энэх, переход сработает — там столько орханка, что его не сломать никаким возмущениям. Возьми несколько шайс. Они отогреются возле тела и смогут хотя бы укусить, если к тебе подберутся вплотную.       — Но вернуться я не смогу, пока не закончится время зимы.       Это не было вопросом, Шехийях сразу понял, что нельзя рисковать и дергать его старших: он пока что не был богом Ишшилюма, на него изменение могло и вовсе не подействовать или вызвать всего лишь скачок сил, а вот на них...       Ответа тоже не требовалось. Кончики хвостов обоих нахай отстукивали не в ритм, но смотрели они спокойно, будто говоря: да, ты младший. Но ты свободен в своем выборе, мы не хотим и не будем решать за тебя. И примем любое твое решение, как приняли тебя целиком.       И потому кивнул, спокойно и твердо:       — Да, я проверю, кому там неймется. И вернусь в Храм. Заодно проверю полис, что с ним сталось и много ли придется чинить. Присмотрю за мелкотой.       — Шайс бери две, а лучше три. Не жалей их, — велел Айшала. — Подумаешь, не выспятся.       — И мечи возьми с дальней стойки, — не отставал от него Саиш.       — И...       Шехийях улыбнулся и обнял обоих.       — Все будет хорошо, эй, хватит волноваться. Я уже не маленький и не заморыш. Ну?       Саиш хмыкнул, Айшала прятал глаза, но все трое дружно уперлись руками в пружинистую стенку «шара», заставляя его покачнуться, преодолевая инерцию кислотного озера, а потом и провернуться, снова баламутя донный осадок.       — Только быстро, — предупредил Айшала. — И, заклинаю всем, смотри, куда наступаешь! С шара может натечь.       — Понял, Айши-ассиле, понял, — усмехнулся Шехийях. — Мне мои ноги дороги, как память, тем более, тобой вылеченные.       — С-с-с...       И не понять, смеется Айшала или просто прячет переживания. И времени на них нет: нужно работать хвостом, поднимать шар из озера куда сложнее, чем скатываться туда, напряженно пыхтит даже Саиш.       Когда выкатились на берег, Шехийях не понял, почему так продрало по хребту. Подумал бы, что прохладой — но оболочка шара еще не была нарушена, да и в пещерах под храмом всегда было тепло. Понял, когда Айшала негромко болезненно зашипел, а Саиш вздрогнул всем телом.       — Младший...       — Спите, весна скоро. Саиш, давай!       Прыжок получился знатный — даром, что прыгал не хвостом, ногами. Поэтому же запнулся, перекувыркнулся на камнях, прежде чем вскочить и замахать: ну же, ныряйте обратно!       Сквозь полупрозрачную оболочку видел, что обратно шар толкает только Саиш, Айшала висит у него на спине. По сердцу продрало холодом: неужели, даже такое короткое пребывание вне кислотного озера навредило саалмехе?       С этой тревогой ему предстояло прожить весь остаток зимы, и Шехийях, кутаясь в шерстяную накидку и постукивая зубами от холода, особо его не замечал, поглощенный опасениями за жизнь любимых нахай. Так, что даже не осознал никакого особого воздействия на себя. Ну, немного потянуло внутри, словно по венам побежало вдруг раза в два больше крови, чем обычно, и сердце стукнуло пару раз невпопад — но ведь выправилось все.       И стоять на голых камнях некогда и смысла особого нет: тяжело плеснуло пару раз и все. До весны. Хотя-я-я...       Окрыленный неожиданной идеей, Шехийях широко улыбнулся и побежал наверх. Он все узнает и все расскажет куда раньше весны. И теперь отвадить чужаков от Лабиринта, спася очередного беднягу, стало особенно важно.       

***

      Орханковый коридор сработал, конечно, только слегка исказив точку выхода. Вместо внутренних покоев Лабиринта Шехийях оказался в самом Лабиринте. Подобное не имело особого значения, но он отметил себе, что обязательно нужно будет подстроить артефакт, а то это сейчас искажение мизерное, а к концу долгих дождей может и вырасти. Видимо, изменилась кривизна поверхности и расстояние, вот и вышло как вышло.       В мягких, подбитых шипастой шкурой карикса сапогах, в меховых и шерстяных одеждах было тепло и удобно: Айшала все-таки был не только в штопке шкур на живых тварях мастером, но и шил отменно. Привычные мечи оттягивали пояс, маленький лук и полный тул стрел к нему крепились за спиной. Куртку на груди стягивала перевязь с метательными ножами, а под рукавами зябко подрагивали две шайсы, отогреваясь от зимней спячки.       Коснувшись ладонью стены, Шехийях прислушался к биению магии в орханке. Тот пронизывал все стены Лабиринта, целая жила, лишь чуть меньше поддерживающей полис, ушла на создание этого чуда, творение гениев как в магии, так и в механике. Первые исказили пространство, вторые добавили ловушек, и сейчас Шехийях зло оскалился: все это сослужит совсем иную службу, чем задумывали нахай. Для них это была игра, состязание в ловкости и умении, своеобразная просьба к богам, дабы щедрее одарили младшего, если его старшие хорошо себя покажут. Для чужаков Лабиринт станет смертью. Потому что магия текла замкнуто, а значит, врата закрыты. Отряд здесь, внутри. Заперт с ним. И еще не знает об этом.       — Саиш будет мною гордиться, — тихонько пообещал Шехийях шайсам, погладил чешуйчатые головки — на удачу — и поспешил в один из коридоров пошире. Если он правильно помнил план Лабиринта, который рассматривал еще в храме, коридор опоясывает основной зал и имеет сразу несколько выходов во внутреннюю полость. Может, получится разглядеть, где сейчас идет отряд.              Стоя за одной из природных колонн, образовывающих галерею под самым потолком зала, Шехийях до боли впивался ногтями в ладони, кусал губы, чтобы не издать ни звука, не выдать бьющейся внутри злобной радости: там, внизу, на первом уровне Лабиринта, сторожко и медленно шли энэх. Бывшие сородичи. Одного из них он даже узнал: фантомно заныло горло, запястья, лодыжки, даже в ступнях, покоившихся в нежнейших меховых объятиях сапог, ощутимо закололо и запекло.       Маг. Один из тех, кто дюжину дней и ночей подряд пытал его, вбивая под кожу иглы, напитанные магической краской, запирая его магию. И тот самый, что походя сжег до обугленных костей его ноги, поленившись счистить пронизанную «вдохни-смертью» плоть чарами, не говоря уж об обезболивающих.       Это будет сладко.       Сначала он убьет разведчика. Того мелкого, кажущегося неопасным подростком, но на самом деле — самого быстрого и верткого, способного завязаться узлом и метнуть нож из любой позы или пробежаться по стене. Потом — лучников, сколько сможет подстрелить издали. Из троих, скорее всего, от внезапного нападения пострадают хотя бы двое. Один, к тому же, уже ранен — перекособочен слегка, куртка на плече разорвана. Не успел увернуться от каменного маятника чуть раньше? Так то ли еще будет.       Двоих рейнджеров, прошедших Изменение для ближнего боя, Шехийях собирался оставить напоследок. Этих можно будет заманить в ловушки у самого сердца Лабиринта, которые не тренированный нахай без потерь не пройдет.       И, наконец, маг. Мага — на десерт, в Лабиринте он почти беспомощен. Орханк глушит сильные чары, а слабые Шехийяху не страшны — защитных амулетов на нем хватает.       Медленно, словно перетекая из движения в движение, он снял лук и наложил стрелу. Шайса, выползшая из рукава, раскрыла пасть, на орханковый наконечник упала пара капель розоватой густой жидкости, они размазались по светлой меди, становясь невидимой и неощутимой пленкой.       Шехийях закрыл глаза, глубоко вдохнул. Натянул тетиву, отпустил.       Там, внизу, упал идущий по узенькой стенке над пропастью разведчик, на лету крошась на куски.       Один.       

***

      Шесть.       Шехийях медленно, не торопясь, извлек из того обрубка, что остался от тренированного Измененного, лезвие клинка, до последнего глядя прямо в глаза умирающего сородича. Тот булькнул кровью:       — Т-ты...       — Я. Откуда столько удивления?       Ответа так и не дождался, но ничего: оставался еще один. Маг, умудрившийся бросить остатки отряда и теперь пробивавшийся к выходу из Лабиринта. Шехийях не думал, что, оставшись в одиночку, тот сумеет запутать следы или скрыться в джунглях. За то время, что «играл» с отрядом, он успел оценить каждого из бойцов. Маг, конечно, был тренирован и натаскан на боевку, но здесь, в Ишшилюме, вся его магия ему не поможет. Скорей уж он сможет подорвать или ранить сам себя, попытавшись начаровать что-то в сторону преследователя.       Он ведь не знает, что такое «долгие дожди». Ничего, Шехийях ему объяснит.       Но сначала нужно дойти до выхода из Лабиринта самому и проверить, кого эти энэх притащили с собой. Терзали Шехийяха смутные опасения...              Через некоторое время, стоя возле Стража, он молчал. Молчал, потому что хотелось вернуться в Лабиринт, оживить уже убитых и убить их еще раз, еще более жестоко. Молчал и тот, кто послужил отряду живой отмычкой. Говорить у него не было ни сил, ни возможности: вместо рта, пусть даже и порванного, зияла сплошная рана: изувеченные, лишенные зубов десны и прижженный обрубок языка. Двигаться он тоже не мог, хотя Шехийях уже освободил его от веревок: ног ниже колен не было, только едва-едва зарубцевавшиеся ожоги. Счет к сбежавшему магу прирос вдесятеро.       С изувеченного побоями лица на Шехийяха смотрели на изумление ясные глаза, вот только разума в них было на полчешуйки, не больше. Тот, кто умирал в нежных объятиях Стража, не хотел ни жить, ни мыслить.       Все верно, просто и логично. Шехийях почти наяву видел, как парнишка-энэх, скорее всего, тоже из рабов, осознавший, куда его тащат, попытался сбежать. Кара за такое должна была последовать незамедлительно. А может, и не было попыток побега? Крупным и сильным боевикам-измененным без разницы, что нести, мешок с грузом или слабо трепыхающееся тело. Своими ногами он все равно бы за отрядом энэх не угнался — так к чему они? Лишний вес, не больше.       Бедные Саиш и Айшала. Шехийях не мог, не хотел представлять, каково это — соприкасаться с таким разумом. Искалеченным и желающим лишь одного.       — Не бойся, — он нежно погладил уцелевшую скулу. — Ты умрешь быстро и легко.       Парнишка растянул порванные губы в безумной улыбке и кивнул. Взгляда от своего избавителя-убийцы он так и не отвел и не перестал улыбаться, даже когда сердце замерло, нанизанное на один из ножей Шехийяха.       Семь.       — Я вернусь, обмою тебя и заверну в чистое полотно, уложу в корни красивого дерева, что расцветет по весне лиловыми медвяными цветами. Иди с миром в Священные Рощи, — прошептал Шехийях, снимая его с каменных колец Стража и осторожно укладывая на пол.       Слез он, скорее всего, не прольет. Не сможет. Но кровью мага земли Ишшилюма оросит охотно.       — Жди. Я вернусь.       Отерев лезвие о тряпку, в которую был кое-как замотан парнишка, Шехийях выпрямился. Потянулся, проверил остальное оружие, погладил высунувшуюся из рукава шайсу.       — Устала? Ничего, скоро поспишь спокойно, немножко осталось.       Развернувшись, Шехийях пошел прочь из зала. Там, снаружи, на заметенном тонким слоем подтаявшего снега камне четко выделялась вереница следов.       Идти было легко, несмотря на изменившиеся до неузнаваемости джунгли. Все зверье, не богатое меховыми шкурами, попряталось в норы и прочие убежища, да и богатое тоже не торопилось вылезать на холод. Под ногами хрустела прихваченная морозом палая листва и подлесок, кое-где превратившийся в настоящий бурелом — грозы и свирепые ветра калечили исполинские деревья легко, как тонкие прутики.       Шехийях шел по следам, не скрываясь, хотя мог пройти тише самой смерти. Незачем было — он хотел, чтобы последняя жертва его слышала. Шел и тихо насвистывал узнаваемый мотив: торжественную оду в честь Королевы.       Мага он тоже слышал: тот ломился сквозь подлесок, как ашари в гоне. Шехийях различал его сорванное дыхание, видел по следам, что тот хромает, и потому не торопился. Загонял добычу по всем правилам охоты, выученным у Саиша. Мясо загнанной дичи всегда сочнее, говорил бог-воин, потому что напитывается кровью. Есть мага Шехийях, конечно, не собирался — он же не зверь. Но тем, кто придет на кровавый пир после, будет вкуснее.       А они придут — он оставит достаточно приглашений на трапезу. Но сначала поговорит.       Они бегали по вымерзшим джунглям почти до самого заката. Облитые алым светом, деревья молча высились вокруг, когда Шехийях вышел на склон. Запрокинул голову, глядя в искаженное лицо добычи. Предложил:       — Спускайся?       Он ждал этого. Ждал, когда маг вспомнит о чарах — и с наслаждением зажмурился, когда по ушам резануло диким воем: рука мага буквально взорвалась изнутри, разлетелась облаком кровавых брызг, оставив огрызок рукава.       — Ну тогда я сам поднимусь.       И правда, надо перетянуть культю. И прижечь. Иначе разговора не получится: истечет же кровью слишком быстро.       Он почти ждал, что маг попытается выплести чары уцелевшей рукой, но тот схватился за клинок. Правда, ненадолго: выбить оружие из неумелой хватки оказалось проще простого. Вот что значит — полагаться только на одну руку. Тандор, помнится, тоже левой магичил едва-едва. А вот Шехийяха Саиш гонял до кровавого пота, заставляя тренировать обе руки, затем и парные клинки сковал.       — Поговорим? — ласково оскалился Шехийях в лицо своей добыче.       — Мне не о чем говорить с рабом, — процедил маг.       Вот этому Шехийях всегда поражался, с детства: ладно держать лицо, но вот это презрение — как оно у старших получается так легко и естественно? У него при всем старании не выходило.       — Ты видишь где-то раба? — он деловито осмотрелся, вернее, сделал вид: загнанная в угол крыса может напоследок укусить, а расстраивать Айшалу подобной глупостью не было пределом мечтаний Шехийяха.       — Перед собой.       — Надо же, — Шехийях почесал шею, нарочито оттянув ворот. — Возможно, у тебя проблемы с глазами? Хочешь, помогу?       Высверк лезвия перед самым лицом мага не впечатлил. А вот отсутствие татуировки сбило маску невозмутимости.       — Как?.. Невозможно!       Шехийях засмеялся, легко и свободно. Ну правда, это было смешно: так просто рухнула последняя линия обороны этого высокомерного засранца!       — Как видишь, оказывается, возможно.       Он неторопливо приподнял один рукав, потом второй, показывая совершенно чистые предплечья и запястья.       — Так все же — поговорим? Или предпочтешь гордо и молча истечь кровью?       Он знал, на что давить: маг еще надеялся. Узнать и спастись, унести тайну с собой, положить к ногам тех, кто его послал. «Я хороший, я правда хороший, я перевыполнил приказ. Наградите меня».       Шехийях наградил: огнем, послушно расцветшим над ладонью — маг так и не узнал, что дело в орханковых бусинах, нашитых по краю рукава. Он много чего не узнал, этот маг, но о многом рассказал сам. Шехийях ведь не зря столько времени провел, выспрашивая у Айшалы и впитывая, как сухой мох воду, его знания. А целитель на них не скупился, особенно на те, что касались самого Шехийяха. Ну, вот и пригодилось. И знания Саиша, который учил его свежевать дичь так, чтобы после шкуре требовалась минимальная обработка, а дичь не выглядела ободранной, как в шкуродере. И как выпотрошить белолоба, оставив его живым до того самого момента, как обвалянная в мелко толченых орешках тушка скользнет в кипящее масло.       Шехийях никуда не торопился, и тем более некуда было торопиться его пленнику. В промерзшую землю тонкие зазубренные колышки пришлось вбивать с помощью чар, да и освежеванную тушу, обездвиженную только так, чтобы сильно не дергалась, на эти колышки возлагать было проще именно чарами — вышло аккуратно и красиво. Хотя и громко, но язык магу Шехийях сразу вырезать не стал: был шанс услышать еще что-нибудь занятное.       Что ж, как минимум запас ругани на родном языке он пополнил знатно. На людском — чуть меньше, но тоже прилично.       Уже заканчивая приготовления, Шехийях поймал себя на том, что просто делает запланированную работу, сам при этом задумчиво размышляя совершенно о другом. Вот отряд энэх явился пусть не в самое сердце Ишшлюма, но подошел непростительно близко к бывшим землям нахай. А ведь, не напади Шехийях так неожиданно, не будь энэх сосредоточены на Лабиринте, не случись, в конце концов, долгие дожди — все обернулось бы далеко не так радужно.       А если не один отряд? А если ма-аленькое такое войско?       А даже маленькое войско Измененных — это больше чем целая людская армия. И два с половиной бога ему противостоять, конечно, могут, но... какими усилиями?       Об этом следовало подумать совместно с Саишем и Айшалой.       Мысли текли ровно, и сопровождение уже просто криками, без слов, им не мешало, как не мешали Шехийяху и слабые подергивания тела мага. Надрезы, отделяющие мышцы от костей и сухожилий, выходили ровными, четкими. Закончив с уцелевшей рукой, он отошел полюбоваться. Да, получилось очень похоже на ветку алолиста. Жаль, из-за потери правой руки будет несимметрично, ну да ладно. Звери — они в искусстве мало что понимают. Чары надежно запирали кровь, снег оставался более-менее чистым, хоть и истоптанным. Сойдет. Проживет ровно сколько надо — еще успеет почувствовать, как его жрут заживо. Шехийях сомневался, что это продлится хоть малую часть времени, которое мучался тот мальчик-раб, но тут уж он был бессилен.       — Отдыхай, — ласково посоветовал он магу. — Скоро они появятся. А мне пора. Дела.       Последним штрихом все-таки вытянул и вырезал язык, прижег старательно рану: не захлебнулся бы кровью, было бы обидно. В последний раз осмотрел получившуюся композицию: распятое над землей тело со вспоротым животом, внутренности аккуратно разложены, как блюда на столе; вот сердце бьется, вот легкие сокращаются, вот подергиваются расправленные петли кишечника. Рука и ноги — как изысканная свежая нарезка. Ах, да, забыл совсем: вернулся, под корень отрезал толстую белесую косу. Будет чем перевязать погребальный кокон того парнишки, который ждал рядом со Стражем. Первое дело, кстати. Хотя нет, есть еще одно, первее.       Старательно оттерев руки снежком, Шехийях обернулся, пристально всматриваясь, стараясь во всех красках запомнить картину. Сгущавшиеся сумерки его не смущали, темнота уже давно не была для него, полубога, проблемой.       Кивнув сам себе, он проверил, не замерзли ли шайсы, и легко зашагал к Лабиринту. Там ждал «страж», и кто сказал, что нельзя просто сесть на каменные кольца его хвоста, пообщаться с любимыми? Не переживать же им, действительно, до весны.       Он уже давно не думал о мести, не хотел ее — Айшала, еще когда выхаживал его, слабого как щенок варга, объяснил: месть выжигает разум, оставляя от всей будущей жизни только пепел. И то, что он сделал с этим магом, местью было не за давно умершего раба по имени Этьяль, а за того безымянного мальчишку, за изувеченное «мясо».