Limited

Флоренс должна была знать, что заговорила слишком рано. Едва только утро среды стало ярким и ранним, когда роса все еще прилипла к оконным стеклам и изморозила землю внизу, как Флоренс изучила свое расписание и увидела, что скоро у нее будет трансфигурация и Защита от темных искусств. Со стоном она упала на кровать, протягивая Элизабет свое расписание в ответ на ее вопросительный взгляд. -Не могу дождаться, когда увижу тебя в Трансфигурации, — хихикает Элизабет, перекатываясь на бок. -Тебе придется преодолеть свое эго, дорогая Флоренс, — продолжает Элизабет, застегивая юбку на талии и надевая мантию. Она не может сдержать маниакальную ухмылку, расползающуюся по ее лицу, или это то, что Флоренс говорит себе, чтобы не ударить ее. -Как будто у тебя нет эго. -Я оказалась одной из самых умных учениц в нашем классе, и я происхожу из одной из лучших британских семей волшебников. Думаю, я бы сказала, что оправдала это. Флоренс хочет огрызнуться, что ее семья, вероятно, богаче, чем половина семей Хогвартса вместе взятых, что ее семья столь же престижна — как в Америке, так и в Великобритании, — но она прикусывает язык. Теперь она слышит свою мать. Гордость не подобает юной леди, вы не должны ходить с высоко поднятым носом, если ожидаете, что кто-то захочет узнать вас поближе. Как и многому другому, чему ее научила мать, это был разумный совет. И все же в этот момент она хочет взять эти слова, скомкать их на лишнем пергаменте и смыть в унитаз. По прибытии в класс после мучительно проведенного свободного времени, когда ей приходилось избегать встречи с Элизабет взглядом, Флоренс выбрала стол у стены и попыталась раствориться в деревянной обшивке. Профессор Дамблдор в своей темно-фиолетовой мантии и мерцающих глазах, казалось, понял, что она предпочла бы исчезнуть, и с широкой улыбкой попросил ее представиться классу. -Флоренс Оллман, сэр, — бормочет он, а едкий привкус, который она ненавидит, возвращается в горло. Она чувствует, как ее щеки горят. -Прекрасно, и директор Диппет сообщил мне, что вы из Америки. Пожалуйста, побалуйте меня, рассказав мне, откуда конкретно? — Флоренс, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. -Я из Джорджии, профессор. -Ах, какое красивое место. Я не был там так давно, но помню такие великолепные персиковые сады. Прекрасно подходит для фруктовых крошек. И снова Флоренс могла бы быть впечатлена, если бы не решимость этого солнечноглазого профессора унизить ее. Когда она наконец садится на свое место, Элизабет качает головой и тихо смеется про себя. -Он только спросил, откуда ты — постарайся не смотреть на учителя так, как будто ты хочешь убить его. Но к концу урока Флоренс думает, что она действительно может захотеть убить бодрого бородатого мужчину, который носится по комнате. Он попросил их превратить свои учебники в птиц. Превратить неодушевленный предмет в живое, дышащее, думающее существо. Это было абсурдно — и более того, он предложил десять баллов факультету тому ученику, который сможет произвести птицу с самыми экстравагантными хвостовыми перьями. К огорчению Флоренс, Элизабет это удалось к концу урока, даже если это была всего лишь черно-белая певчая птица. Она пытается, пытается и пытается снова, бормоча слово себе под нос, но она ничего не чувствует, никакого движения своей магии, даже покалывания в основании ее позвоночника, чтобы намекнуть, что, по крайней мере, ее голос работал. Ее прабабушка пела магию, научила ее танцу дождя чероки и способу вызвать жизнь из самой земли песней, нежностью и руками. Флоренс не знает, как перенести эти знания на то, что она делает сейчас. Этот урок кажется слишком жестким, слишком структурированным, а ее палочка такой бессмысленной, когда она могла просто призвать дух солнца и попросить птицу вместо книги. -Лихо, мисс Гринграсс. Пять очков Когтеврану, — тепло хвалит Дамблдор ее подругу, постукивая палочкой по голове птицы и возвращая существо к его учебной форме.-Вашей домашней работой будет двенадцать дюймов пергамента с заклинанием, что мы сейчас изучаем, пожалуйста. Сдать в понедельник в начале урока. Удачного вам дня — и мисс Оллман, останьтесь на минутку, если хотите. -Я говорил с директором Диппетом о ваших обстоятельствах, — говорит он внезапно деловым, но не менее теплым голосом, когда класс пустеет. -Очень жаль, что вам отказали в возможности изучать искусство трансфигурации, и, хотя мы не сможем исправить возможности, которые вы упустили с годами, мы можем попытаться нагнать упущенное.- Флоренс почувствовала, как ее рот открывается и закрывается. Наконец она кивает, ее горло сжалось. --Профессор Левизор сообщил мне, что вы будете получать уроки от сокурсника по чарам, не так ли? -Да, сэр, меня должен учить семикурсник по имени Реддл. -Она снова улыбается, но после многих лет наблюдения за своей матерью Флоренс понимает, что это не так легко. Она не может понять почему. -Я считаю, что это будет лучший вариант для вас. Я счастлив назначить кого-нибудь к вам, но я подумал, что и сам могу справиться с вашим обучением. Учиться у сверстников может быть унизительно в лучшем случае, а в худшем — это может просто надоесть. Я действительно верю, что смогу ускорить ваш процесс обучения в более индивидуальной манере, — предлагает Дамблдор, его голос свежий и теплый, с корицей и перцем. Голова Флоренс склоняется еще до того, как он договаривает, и профессор Дамблдор усмехается. -Я подумал, — говорит он, и его глаза мерцают еще ярче, — тебе может показаться, что это предпочтительнее. Предлагаю встретиться после уроков трансфигурации по понедельникам в пять часов, так будет удобно? -Да, спасибо, профессор, — говорит Флоренс, как бы наполовину поклонившись ему. В его присутствии есть что-то притягательное, гул в воздухе, как будто его окутывают вязаным одеялом. -Отлично. Я больше не буду занимать ваше время, я понимаю, что ваша подруга мисс Гринграсс ждет вас за дверью. Затем Флоренс улыбается, потому что это единственное хорошее, что случилось с ней сегодня, и потому, что профессор Дамблдор, несмотря на все его настойчивые попытки заставить ее постоянно терпеть неудачу в классе, кажется, понимает ее ситуацию. -О, и мисс Оллман, — кричит ей вслед Дамблдор, когда она почти подходит к двери. Обернувшись через плечо, она видит, что он сцепил перед собой пальцы вместе, упираясь локтями в стол.-Я очень рад, что вы присоединились к нам в этом году. Мне всегда нравится узнавать о новых перспективах. Защита от темных искусств, оказалась даже хуже. Профессор Меррихотт заставила ее представиться всему классу еще раз, а затем, словно из кошмара, сообщила ей, что этот Том Реддл, имя которого теперь начинает звучать для Флоренс как проклятие, также будет обучать ее защите. У нее даже не было возможности взять свою палочку, прежде чем весь класс подумал, что она вообще неспособна использовать ее. К тому времени, когда урок закончился и Элизабет воссоединилась с ней и Филиппом после Защиты, Флоренс в ярости и рассеянно потирала руку, вспоминая плохо наложенное колющее заклинание, которое идиот-гриффиндорский мальчик выстрелил в нее. --У нашего маленького первокурсника плохой день, — говорит Филип Элизабет, когда они спускаются в Большой зал на обед. -Я понятия не имею, как пользоваться магией, — говорит она им, когда они садятся за стол. -Флоренс, мы понимаем, что твое воспитание сильно отличалось от нашего, но не могла бы ты объяснить? — говорит Элизабет, явно пытаясь не закатить глаза. Несмотря на всю свою теплоту по отношению к Флоренс, она подозревает, что Элизабет может быть очень холодна по отношению к тем, кто не заслуживает усилий. -Ну, поскольку все остальные в моей семье посещали Ильверморни, они используют свои палочки точно так же, как и ты, в качестве проводника своей магии. Моя гувернантка научила меня основам, как вызывать мою магию для маленьких вещей, как управлять ею для маленьких чар и заклинаний, но ничего подобного тому, что мы пытались сделать сегодня на Трансфигурации, — объясняет она, записывая свой кубок и думая о текущей реке через ее землю дома в Джорджии. -Но я изучала и другую магию. Магия земли, имени. Моя прабабушка научила меня этому, танцам, песням и духу народа чероки — ее народа и моего народа. Это намного менее точно, чем то, что вы делаете здесь, ничего особенного, кроме как чувствовать. Мой отец тоже знает эту магию, но мои братья усвоили вашу важную европейскую чепуху, и они изо всех сил пытались понять, чему их могла научить моя бабушка, но меня не учили пользоваться палочкой, так что я думаю, что мне это далось легче. — говорит Флоренс, заметив складку между глазами Филиппа. -Есть другие виды магии? -Конечно, есть, Филип, — говорит Элизабет, наконец позволяя себе закатить глаза. -Подумай о домашних эльфах или гоблинах — их магия отличается от нашей. По-разному обращаются, по-разному используют. Законы их магии не подчиняются нашим законам. --Слава богу, Лиззи, или я уверена, что Филип сочтет меня сумасшедшей и у меня не будет друзей в этой школе, — вздыхает Флоренс, кусая яблоко. Элизабет улыбается. -Ну, я все еще думаю, что ты сумасшедшая и все, что ты только что сказала, — тарабарщина, но я готова не обращать на это внимания, чтобы иметь еще одного друга, который не заставит меня рвать волосы — говорит она, лениво прихлебывая чай. -Кроме того, моя сестра зовет меня Лиззи. -Я не знала, что у тебя есть сестра? — говорит Флоренс. -Ну, конечно, ты не знала, мы знакомы три дня, — парирует Элизабет, но ее летние голубые глаза не сердятся. -Ее зовут Лотти, ей всего десять. -У тебя есть братья и сестры, Филипп? Она задается вопросом, было ли правильно то, что она спросила, потому что впервые лицо Филипа темнеет. -Двое, оба старше. Герберту почти 30, а моей сестре Ионе двадцать четыре — нет, двадцать пять. Оба были в Слизерине. -Твои родители действительно разошлись, ни один из вас не очень близок по возрасту к своим братьям и сестрам, не так ли? — Флоренс задается вопросом, не ошиблась ли она снова, глядя на них. Они оба смотрят друг на друга, безмолвно общаясь, как когда-то Флоренс со своими братьями. -Флоренс, тебе следует просто знать это, чтобы больше не упомянуть об этом случайно. В наши дни это немного больная тема, — начинает Элизабет, поворачиваясь к ней лицом, ее голос спокойный, а глаза холодные. -Многие из чистокровных семей не могут иметь детей в наше время. Чистокровные семьи Великобритании сталкиваются с гораздо большей угрозой, о которой они не могут говорить открыто. -Хорошо, — соглашается она. -Спасибо, что рассказала мне, Лиззи. -Блондинка кивает и возвращается к своей тарелке с бисквитом. -Должны ли мы работать над нашим эссе по преображению сегодня днем? Это сочинение, которое назначил нам Дамблдор, займет много времени, — предлагает Филип, отталкивая свою пустую тарелку и тянясь за стаканом с водой. --Отличный план, Филип, — соглашается Элизабет, и вскоре они направляются к библиотеке, тихо споря о том, какой урок будет сложнее в этом году — Трансфигурация или Зелья. Экспансивный — это единственное слово, которое может придумать Флоренция, когда они наконец придут. Стены по обе стороны от нее незаметны за рядами полок. Фактически, единственный раз, когда она видела такое множество рядов одного и того же, было на их полях Диттани, и почему-то эта мысль заставляет ее стоять перед хранилищем знаний. Затаив дыхание, она следует за своими сверстниками, которые направляются к дальнему левому углу на большое открытое пространство с несколькими столами. Филип хватает нужные книги, и они приступают к работе, каждый достает свои учебники по трансфигурации и смиряется с унылым часом чтения. Но уже через несколько страниц нога Флоренс начинает подпрыгивать под столом. Здесь так много всего, что нужно исследовать, так много знаний, к которым она никогда не имела доступа в своей жизни до этого самого момента. Решив хотя бы увидеть библиотеку, Флоренс молча закрывает книгу и начинает бродить между полок, с любопытством читая названия разделов. Средневековье шестнадцатого века. Древние скандинавские басни. Современная теория Преображения: с 1845 г. по настоящее время. Она останавливается, натыкаясь на нечто интересное. Магия коренных народов Америки. Возможно, это потому, что она устала, или потому, что она буквально никогда не проводила так долго без какого-либо члена своей семьи, даже если это всего три дня, но глаза Флоренс наполняются слезами. Она тут же отмахивается от них, краснея от смущения, но это не мешает ей прижать ладони к корешкам книг, провести пальцами по двум скудным полкам в этой, казалось бы, бесконечной гробнице. Она может чувствовать магию в них, знакомую, как ожог энергии, который она получает, когда поет в полях для силы и хорошего урожая. Спустя неопределенное время Флоренс отрывается от книг и возвращается на свое место, чувствуя себя гораздо лучше, чем она имеет право быть. Это всего лишь книги, которыми она сама себя наказывает, но это не только книги, и она это знает. Это то, что подтверждает ее магический опыт, каким бы маленьким он ни был. Сочинение, каким бы добрым ни казался профессор Дамблдор, столь же скучно и тупо, как предупреждал Филип. Ей требуется больше часа, чтобы просто прочитать нужную информацию, а затем еще половину следующего часа, чтобы обобщить свои мысли. Превращение на самом низком уровне было сложным, чтобы превратить одно в другое, нужно понимать как начальный, так и конечный результат. То, как она должна была понимать предназначение птицы, было ошеломляющим, и от этого у нее начинало стучать в висках. -Эй, не взрывай там свои мозговые клетки, — бормочет Филип, отрывая взгляд от пергамента, туда, где Флоренс впилась взглядом в свой чистый лист бумаги, как будто она могла бы загореться, если бы ей дали возможность. Она вздыхает. -Я просто не понимаю прочитанного. — Ты же в Рейвенкло. -Я не виновата, что мои родители решили дать мне незаконченное магическое образование, — ноет Флоренс себе под нос, зная, что ни Филип, ни Элизабет не хотят выслушивать ее оправдания. Элизабет уже почти наполовину закончила свои двенадцать дюймов. -Просто напиши что-нибудь на бумаге. Профессор Дамблдор уже знает твои возможности, — предлагает Филип, возвращаясь к своему письму, его перо с легким шорохом царапает пергамент. В этом совете есть смысл. В конце концов, Дамблдор в тот день сообщил ей, что приветствует новые перспективы. Что ж, я надеюсь, он готов к этой перспективе, — размышляет она, вытаскивая перо и чернила, и успокаивается, чтобы записать самые спорадические мысли, изложенные на бумаге. Она заканчивает через два часа. И Филип, и Элизабет вернулись в гостиную, и, когда чернила высохли, с некоторым трепетом она сворачивает свой свиток и отправляется на поиски башни Рейвенкло. Выросшая на большом участке земли, Флоренс всегда гордилась своим врожденным чувством направления, но в коридорах Хогвартса по ночам нет ничего теплого и манящего, нет ветра сквозь деревья, чтобы поговорить с ней, только изредка появляются звуки, факелы в скобах нарушают монотонность ее шагов. Прошло всего три дня с тех пор, как она видела своего отца, но кажется, что прошло столетие, может быть, два, если она закроет глаза. Это было совсем другое — домашнее обучение. Они были разделены сушей, поэтому, хотя у Флоренции был широкий круг молодых друзей из других состоятельных южных магических аристократов, к соседям или случайным общественным сборищам не приходилось заглядывать. Конечно, можно было просто попасть в их дом, но сделать это без предупреждения было верхом неприличия и грубости. Это означало, что каждый раз, когда она была рядом с другими детьми ее возраста, это было формальным событием в колдовской жизни. Они были одеты в свои оперные перчатки из телячьей кожи, которые тянулись до локтей, волосы были заколоты, а тела втиснуты в воздушные хлопчатобумажные платья из вуали. Но вокруг ее семьи, по крайней мере днем, в поле или во время езды на лошадях, жизнь была более расслабленной, чем во время встреч с другими членами их общества. Альбион и Оуэн, двадцати пяти и двадцати лет соответственно, взяли ее с собой в приключения, помогли взобраться на ее первое дерево, бросили в реку и показали ей, как ездить на английском, западном и даже боковом седле. И когда они отдали ее в школу, всегда были ее мама и папа и какое-то время ее прабабушка. Ее семья всегда была с ней, постоянная, которая была подобна фазам луны или пути звезд, всегда в движении, но предсказуемая и стабильная. Семья значила для нее все. Тем не менее, каким-то образом она здесь, блуждает по залам Хогвартса в одиночестве, думая об океане между ними. Она задается вопросом, думают ли Альбион и Оуэн тоже о ней, или о ее матери, или даже о ее гувернантке, которая вернулась в Вирджинию теперь, когда ее время с Оллманами закончилось. На мгновение Флоренс останавливается, потрясенная тем выбором, который она сделала, и тем, как далеко они зашли, но затем она вспоминает, что Элизабет и Филипп ждут ее в общей гостиной и что она собирается изучать магию, которую никогда не изучала до этого и, несмотря на боль, которая пронизывала ее до самых костей за ее семью, она не может сожалеть о своих решениях. Менее чем через год она будет готова к замужеству, и не было смысла желать этого года из-за тоски по дому. Возможно, это последний шанс быть самой собой — по-настоящему жить.