Limited

«Это наш выбор, Гарри, который показывает, кто мы есть на самом деле, гораздо больше, чем наши способности». - Джоан Роулинг, Гарри Поттер и Тайная комната Pov:Том Он наблюдал за ней. Не потому, что она примечательна чем-то, а потому, что она хоть что-то новенькое. И после семи лет в этой школе Том Реддл больше всего интересуется новым. Она вцепилась в Гринграсс и парня Берка, как будто знала их всю свою жизнь. Ему хочется насмехаться над ней, потому что он знает, что она даже не понимает, насколько она уникальна в этом отношении. Флоренс Оллман, он думает, что ее имя перешло в нутро, понятия не имеет, что Элизабет Гринграсс и Филип Берк систематически отвергали ветви дружбы, протянутой им различными членами их факультета на протяжении многих лет, потому что они - два Рейвенкло, которые должны были быть слизеринцами - потому что они чистокровные из священных двадцати восьми, и они никогда не опускаются до обычных когтевранцев, не говоря уже о Гриффиндоре или Хаффлпаффе. Но они приняли ее, и это его бесит, потому что в ней нет ничего примечательного. Конечно, он знает о ней. Абраксас Малфой счел нужным сообщить ему о ее переводе, когда летом он узнал о связях ее отца с Департаментом магического правопорядка. Ее отец - фермер , богатый - да ладно, но все же фермер. И что еще хуже, эти два мерзавца Рэйвенкло, похоже, знали это о ней и все равно приняли ее! Он подозревал, что слух облетел все чистокровные семьи Британии, что каждая из них была осведомлена о том, что переводная студентка из Америки будет кем-то примечательным. То есть, в зависимости от определения заслуживающего внимания . Он был потомком Слизерина, и ему пришлось очень трудно, прежде чем его сокурсники сочли нужным обращаться с ним как с равным. Но теперь, конечно, они не относились к нему как к равному, они относились к нему как к своему начальнику. Потому что он был им. Во всех смыслах этого слова. Именем, интеллектом, властью . И все же он не мог не заметить, как она держалась - слегка выпрямившаяся спина, гордая и высоко поднятая челюсть, легкомысленное перебрасывание карамельных волос через плечо. Нет, ее не было в священных двадцати восьми, но она все равно была на них похожа. Статная, гордая и богатая, и, вероятно, за всю ее жизнь ей никогда не говорили «нет». Нет, в ней не было ничего примечательного, кроме того, что она американка, и это было более странно, чем что-либо еще. Он попросил Абраксаса, который работал в Департаменте международного магического сотрудничества с тех пор, как закончил университет два года назад, выяснить, что отец девушки Оллмана делал в департаменте магии. Он наблюдал за ней и на гербологии, более пристально, чем он хотел бы признавать, если быть честным с самим собой. Она закончит этот год и исчезнет обратно в Джорджию, и это будет последний раз, когда кто-либо думает о Флоренс Оллман. Он будет радушен, потому что всегда был таким, но он устал изо дня в день источать очарование для людей, а она просто не стоила того. Том наблюдал за ней на гербологии, чтобы узнать, действительно ли она дочь фермера, и она так ярко улыбалась зелени вокруг нее, что ему захотелось размазать глупой пыльцой все ее лицо. Конечно, она поймала его взгляд. Ее простые карие глаза расширились от удивления, ухоженные брови приподнялись над ее лицом, когда он бросил на нее свой самый беспристрастный взгляд, пыльные розовые губы слегка приоткрылись по мере того, как минуты тянулись. Ему хотелось увидеть ее реакцию, когда он отвел взгляд, но он делал вид, что сосредоточен на профессоре Ярроу, и поэтому пропустил все. Неохотно, но он был вынужден признать, что ее знания в гербологии были весьма приличными, но быть приличной в гербологии было все равно, что прилично ходить или читать. Это мог сделать кто угодно. В ее глазах вспыхнуло удовольствие, когда профессор Ярроу присвоил им баллы. А вчера он случайно увидел ее в библиотеке. Он возвращал книгу дополнительного чтения, которую он брал для безнадежно скучного эссе Дамблдора, когда краем глаза он увидел узкую фигуру, прижатую к одной из книжных полок ... как будто в молитве. Невербально вернув свою книгу на нужную полку, чтобы не беспокоить других людей в этом маленьком посещаемом уголке библиотеки, он подкрался ближе, пока, наконец, не узнал карамельные волны Флоренс Оллман, мягкие и сливающиеся с оленьими лужами на ее плечах. Казалось, она не дышит, на самом деле она могла быть мертвой, она стояла так неподвижно, но через несколько минут девушка наконец отстранилась и вернулась к своему столу. Подойдя к полке, Том искал название раздела, пока, наконец, не нашел его написанным тонким, петлевым почерком. Магия коренных народов Америки. Том покачал головой. Какая бессмысленная трата времени. И вот он сидит и ждет очередной бессмысленной траты времени. Или, по крайней мере, его время - поскольку, по слухам, Флоренс Оллман, ничем не примечательная Флоренс Олман, была не лучше первокурсников, когда дело доходило до колдовства. Это вызвало у него дикий восторг, если подумать. Конечно, он значительно менее обрадовался, когда вспомнил, что ее некомпетентность обременяла его этим репетиторством не только по одному, но и по двум предметам. Она, должно быть, действительно ужасна. Том проводит пальцами по своей палочке, ее черная поверхность блестит в свете факелов. Он составил план урока на сегодняшний вечер, потому что, по крайней мере, он ненавидит казаться неподготовленным. Без десяти минут семь, когда дверь открывается и входит Флоренс Оллман, закрывая за собой дверь с окончательным финальным лязгом . Ее глаза стали шире, чем он когда-либо видел, когда она замечает его прислонившимся к столу Левизора - он должен был знать, что она не потрудилась узнать, кто он такой. Однажды все его узнают. -Привет, - говорит она, ее американский голос смягчается нежными и медленными южными корнями. Неторопливо шагая между двумя рядами столов, она достигает первого ряда и опускается в один из них, кладя сумку на пол. Он видит, что ее щеки краснеют, а челюсти крепко стиснуты, но она встречает его взгляд, потому что она глупая богатая аристократка, которая не знает, с кем имеет дело. -Добрый вечер, - говорит он, не сводя с нее глаз, пытаясь определить, были ли ее радужные оболочки больше оттенком мокко или простым черным кофе. Он не мог сказать точно , с такого расстояния. Поднявшись на ноги, он направился к ней, стук его мокасин был единственным звуком в комнате. Флоренс скрещивает ногу в щиколотке, участок кожи, который он видит под юбкой, показывает, что ее ноги такие же бронзовые, как ее лицо и руки. Грязный ребенок, он хочет назвать ее так, представляя, как она бежит по американской грязи, как язычница. Вблизи он обнаруживает, что ее глаза темно-коричневого цвета, ее карамельные волосы усеяны золотыми и белыми прядями после дней на солнце, ее рот - узкая полоска, цвета пыльной розы - единственное, что нарушает различные оттенки коричневого, из которых она состоит . -Спасибо, что согласились работать со мной, я уверена, что у вас есть много других дел, - говорит Флоренс, ее улыбка слишком натянута, что не приносит комфорта. Он понимает, что она смущена , и это, а не ее благодарность, заставляет его улыбаться. Тем не менее, она поблагодарила его. То, что Элизабет Гринграсс или другие чистокровные девушки никогда бы не сделали. -С удовольствием, - говорит он ей, потому что в каком-то смысле это так. Потому что Том не может дождаться, чтобы увидеть, так ли плоха ничем не примечательная Флоренс Оллман, как говорят сплетники. -Я не знала, что ты тоже староста, - комментирует она, кивая головой в сторону золотого значка на его груди.-Левизор уверял меня, что вы лучше всех справитесь с этим заданием.- Том не может решить, пытается ли она сделать ему комплимент, перевести разговор на удобную почву, или она так же злится, как и он, из-за того, что в этот час в будний день находится в классе Чар. -Левизор и Меррихотт были добры, считая меня способным справиться с этой задачей», - бормочет он наконец, слегка прищурившись. Он понятия не имеет, как читать ее прямолинейный характер. От этого ему хочется выхватить палочку и что-нибудь взорвать, чтобы растоптать ее уверенный взгляд. -Вы из Штатов? - спрашивает он, изображая безразличие. Он уже знает ответ и многое другое о ней, но не нужно ее внешне пугать. По крайней мере, пока. -Да, вообще-то из Джорджии. Хотя, наверное, вы не знаете, где находится Джорджия? У тебя тоже не было бы причин, я имею в виду ... Это на юге ... - она ​​замолкает, внезапно расцепляя и перекрещивая ноги, переплетая пальцы на коленях. -Ты был в Америке? -Я еще не удостоился чести там побывать. -Честь, - фыркает она, ее улыбка становится шире так, что она занимает половину ее лица и большие карие глаза морщатся в углу. Он считает странным, что ей так комфортно рядом с ним. Он привык к холодному почтению со стороны слизеринцев или тихому трепету со стороны других учеников Хогвартса. Староста, самый умный в школе и спаситель замка - этот легкий стеб ему непривычен и не знаком. -Каждый человек, которого я встречала с тех пор, как приехала сюда, был в ужасе от того, что я из Америки. Я не могу решить, последствия ли это революции или они просто ненавидят мой акцент. -Революции?- спрашивает Том, потому что он понятия не имеет, о чем она говорит, и его раздражает поначалу мысль о том, что эта обычная девушка знает что-то, чего не знает он. Он ненавидит какого-либо незнания - вот почему строгая социальная структура священных двадцати восьми привела его в такую ​​ярость по прибытии в Хогвартс. Вы можете найти любую форму магии под солнцем. Изучите это, овладейте этим. Но нет книг, в которых рассказывается, как получить домашнего эльфа или какие семьи могут вступить в брак, и стоит ли выучить французский вместо немецкого. У Флоренс отвисла челюсть, а затем, к его величайшему ужасу, она смеется. Смеется над ним. Его пальцы тянутся к палочке, его магия бьется внутри него, умоляя об освобождении. -Американская революция? Разве вы не знали об этом? -Мне очень жаль, но я все еще не понимаю о чем вы говорите, - почти выплевывает Том сквозь зубы. Улыбка Флоренс дрожит, а затем полностью исчезает. -Нет, я думаю, ты бы не стал, - бормочет она, и Том чувствует удивление в ее словах и намек на разочарование. Она смотрит на свои руки, сложенные на коленях, ее голос снова такой же напряженный, каким был, когда она вошла в комнату.-Это произошло сотни лет назад между семьями Номай. Полагаю у вас не было бы никаких причин изучать американскую революцию. - В Америке вас учат истории маглов? -Что ж, это сделала моя гувернантка. Но теперь, когда я думаю об этом, я не знаю, изучали ли мои братья об этом в Ильверморни. -Вы не посещали Ильвермонри?- Он спрашивает, пораженный, потому что он понятия не имел, что в Штатах существует домашнее обучение или что она никогда не была в школе. Ему в голову приходит тридцать вопросов, и, не задумываясь, он садится на край ее стола, наклоняясь вперед, чтобы услышать ответы на них. Флоренс кажется бесстрастной из-за его близости, несмотря на то, что это неприлично. -Нет, мои родители настаивали на том, чтобы все респектабельные южные дамы получали образование в руках гувернанток, - говорит она, закатывая глаза. -Вы даже представить себе не можете, как я была зла, когда Таллула Блаунт прислала мне орла, чтобы сказать, что ее родители отпускают ее в Ильверморни. -Я и представить не могу, - говорит он с ухмылкой, буря в ее каштановых глазах ясно говорит о том, что ей было что сказать о неравенстве. Он понятия не имеет, почему она говорит ему эти вещи, но она новенькая, и внезапно он отчаянно нуждается в дополнительной информации, потому что, по крайней мере, если он должен быть рядом с ней, она не должна заставлять его скучать.- Но вашим братьям разрешили обучаться? -Да, Альбион и Оуэн оба пошли. Вот почему я такой промах в практической магии, моя милая, милая гувернантка, похоже, не считала необходимым учить этому девушку. Идиотизм на самом деле. -И чему она сочла необходимым научить вас? - спрашивает ее Том, потому что ему искренне любопытно, несмотря на все его намерения презирать эту ничем не примечательную девушку перед ним. Это заставляет его чувствовать себя несправедливо самодовольным из-за того, что этой богатой, привилегированной девушке не было предоставлено такое же качественное образование, как у него, несмотря на то, что она имела все преимущества перед жалким маггловским воспитанием Тома. -О, знаешь, - говорит она, откидываясь на спинку стула и закидывая волосы через плечо, по-видимому, не задумываясь.-Арифмантика, история магии, как американская, так и европейская, древние руны, зелья, все языки - и я имею в виду все, а именно норвежский, французский, египетский, русский и староанглийский. Но, честно говоря, кому сейчас нужен старый английский? Том старается не показывать свое удивление, когда она перечисляет языки, на которых бегло говорит. Хогвартс не преподает языки - только чистокровные семьи могут позволить себе летних репетиторов, чтобы учить своих детей французскому. Но даже они не могли говорить на семи языках. Ясно, что она была умной, всего лишь продуктом системы, лишившей ее равных возможностей. Еще одна волна магии проходит через него, когда он борется с несправедливостью всего этого. В другой жизни он говорил бы на таком же количестве языков, а может, и на большем, как ничем не примечательная Флоренс Оллман. -Но никакого прикладного использования магии? Чары? Превращения? -ему нужно знать, сколько им нужно будет изучить вместе с ней. С волнением и раздражением он понимает, что времени это займет много. -Ну, немного чар, но ничего в защите или трансфигурации. Моя прабабушка дала мне много практических уроков, но моя гувернантка их ненавидела. -Прабабушка?-каждое следующее ее предложение удивляет больше, чем предыдущее. Ее глаза, наконец, поднимаются от волокон дерева, на которые она пристально смотрела, чтобы встретиться с ним, и он был ошеломлен размером ее улыбки, глубиной ее взгляда. -Она была потрясающей. Ее магия была совсем не похожа на ту жестокую чушь, которая у вас здесь, - говорит она, опершись локтем о стол , немигающе глядя на него. Том чувствует, как краснеет под ее взглядом, и после ее слов решает, что ненавидит ее больше, чем любого человека, которого он когда-либо встречал. Бред какой то? Он был могущественнее любого волшебника в Хогвартсе, за исключением, возможно, Дамблдора, а у нее хватило наглости назвать его волшебство чушью? Взгляд Тома засиял красным. Его магия не знала себе равных - Флоренс Оллман скоро это обнаружит. -Это так?- он почти мурлычет и видит, что ее щеки снова покраснели, слишком поздно понимая, что ее слова обидели его. -Не могли бы вы подробнее рассказать, чему она вас научила? -Ну, это не палочка, - бормочет Флоренс, ее щеки настолько красные, что он задается вопросом, не горит ли ее кожа. -Она была чероки, так что, называя магию и магию земли… Она корчится под его взглядом. В конце концов , она начинает вести себя рядом с ним , как любой нормальный человек- кротко,послушно. -Магия земли…- бормочет Том, любуясь румянцем ее кожи, когда он позволил своему вездесущему характеру остыть. Он хочет попросить ее показать ему свою ублюдочную магию - поднимать камни или сеять семена, или что-то еще, что она делает со своей прабабушкой, но решает приберечь это на другой раз. Сначала ему нужно проверить ее способности. Он позволяет ей посидеть в тишине еще на мгновение, прежде чем перестанет казаться, что Флоренс может взорваться от дискомфорта, если заговорит. -Я думал, мы начнем с чар. Может быть, вы могли бы показать мне, чему вас научила ваша гувернантка? Может быть, чары левитации? Лицо Флоренс побледнело, но она кивает, поднимаясь на ноги. Она проскальзывает мимо него, и когда она встает, он понимает, что она высокая, по крайней мере, для девушки. Вероятно, это результат ее американских генов. Она ужасно, к его разочарованию, просто ужасно отстала. Ее левитация и парящие чары работают, но очень шатко. Когда они доходят до чар призыва, она полностью терпит неудачу. Том может сказать, что у нее проблемы с направлением магии через палочку, по тому, как она всегда корректирует хватку, но он исправит это позже, теперь, когда он более уверен в их отправной точке. Он заставляет ее попробовать еще раз, повторяя заклинание, пока ее произношение не станет столь же ясным, как у любой уважающей себя англичанки. -Тьфу, ты это сделать,- шипит она после сотой неудачной попытки. -Хорошо, - соглашается Том, подходя к ней. Вращая палочкой на мгновение, он ловит ее и легким движением руки, произносит Акцио и книга покорно летит по воздуху в ее протянутые руки. Взгляд Флоренс становится глубже, и Том улыбается, зная, что невербальное зрелище не является строго необходимым, но, черт возьми, было приятно, когда она тряслась от собственной некомпетентности. -Ты делаешь это так просто. -Ее плечи слегка опущены. Это уже третий раз, когда она просит его выступить, и после каждого выступления делает ему такой комплимент. И если это не повлияло на его эго ... -Ты не сосредотачиваешься на заклинании, я вижу, как ты нервничаешь. Просто расслабься, - повторяет он уже в пятидесятый раз, стиснув зубы. -Если только это было так просто. -Это так, - прерывает он снова стальным голосом. Смутно, в глубине души он впечатлен ее способностью спорить с ним. Никто не продержался так долго, это могло бы развлечь его, если бы они не провели столько времени впустую. Он знал второкурсников, которые умели использовать заклинания вызова. Как бы то ни было, он чувствовал урчание в животе, потому что он пропустил ужин, чтобы составить план урока, и ему предстояло несколько часов патрулирования этим вечером. Пора было закончить этот урок. -Я думаю, здесь мы можем закончить, - говорит он, продолжая вращать палочкой между пальцами, глядя на нее.-Я хочу, чтобы ты практиковала заклинания вызова каждую ночь перед сном, пока мы не встретимся в следующий четверг, а затем я буду заново оценивать твои успехи. -Обернувшись, чтобы взглянуть на нее, Том видит ярость в каждой линии ее тела, в том, как белеют ее костяшки вокруг книги, которую она держит. -Ты поручаешь мне домашнее задание? -Да, и если я не увижу улучшений на следующей неделе, я также поручу тебе сочинение.- Это всего лишь легчайшее проявление его силы, но он все равно испытывает волнение от ее покрасневшей кожи, от дрожи в ее голосе. -Нереально, - бормочет она себе под нос, запихивая учебник обратно в сумку и перекидывая через руку свою кофту, которую она выбросила во время практики. -Если бы ты позволила мне, я бы проводил тебя в гостиную, - предлагает он. Это не доброта - это просто то, что нужно делать и ожидать от него , как от старосты. К его удивлению, она смеется. Он не может вспомнить, когда кто-то в последний раз смеялся над ним, но эта девочка - Оллман сделала это несколько раз за вечер. -О, моей маме понравятся твои манеры. Идеальный джентльмен, не так ли?- Том не знает, что отличает южного джентльмена, но она, похоже, не оскорбляет его, поэтому он позволяет медленной ухмылке появиться на его лице. -Если ты хочешь, чтобы я им был, - бормочет он, и его голос становится тише, когда он говорит, его взгляд впивается в ее. На этот раз, когда ее щеки краснеют, он знает, что это не имеет ничего общего с ее собственным смущением или ее проклятой гордостью, из-за которой ее палочка размахивала так неуверенно. Ему сказали, что он достаточно красив, во время, чтобы поверить в это, он увидел, как глаза девушек следили за ним даже в первый год его обучения. Он видел, как она смотрела на него на Гербологии, и, наблюдая, как ее вес слегка переходит от бедра к бедру, он знал, что даже Флоренс Оллман, американская наследница, не застрахована от него. Волна удовольствия, которую он почувствовал, была вязкой. -Ты неисправим, - говорит она и снова смеется. -Я беру свои слова обратно, моей матери не понравились бы такие манеры. --Том пожимает плечами, не обращая внимания на то, какими манерами вышеупомянутая миссис Оллман не обрадуется. -А не туда ли нам? - спрашивает он, кивая головой в сторону двери. Они идут в ногу друг с другом, каждый потерял свои мысли. Краем глаза он наблюдает за ней, на легкую уверенность, с которой она, кажется, скользит по полу, на греческий профиль ее носа - узкий и прямой. Эйвери уже указала Тому и всем, кто будет слушать во время ее трехдневного зачисления в Хогвартс, насколько привлекательной он находит Флоренс. Том считал, что она достаточно хороша, но ей нужно научиться сдерживать свой язык. Никто в Англии просто не ходил, говоря все, что пришло им в голову, и это навлекло бы на нее неприятности. Наверное. Его рука с палочкой чесалась при этой мысли. -Я действительно ценю то, что ты мне помогаешь, - слышит он ее слова, и тот факт, что она поблагодарила его не один, а два раза, заставляет его шататься. Для девушки, у которой достаточно денег и престижа, чтобы никогда не разговаривать с ним, она, кажется, настаивает на вежливости. Он задается вопросом, знает ли она, насколько это странно. -Это не проблема, Оллман, - говорит он, практически мурлыкая под ее похвалу. В конце концов, она понятия не имеет, насколько ей повезло. Он самый одаренный ученик, который за сотни лет ходил по коридорам Хогвартса - ей следовало бы стоять на коленях. Через два шага она снова говорит. --Реддл. -его фамилия срывается с ее губ, как сахар, медленно и струится, как мед. По его коже танцует электрический разряд, и он ненавидит ее за это еще больше. -Я знаю, что ты делаешь мне одолжение, и это несправедливо с моей стороны просить, но пожалуйста, - говорит она, и его кожа, кажется, загорается, потому что она умоляет его, и это самый опьяняющий, восхитительный, соблазнительный звук, который он когда-либо слышал. - Пожалуйста , не говори никому, что я ужасна в колдовстве. Думаю, я бы умерла, если бы все знали. -он может сказать, что эти слова вертелись у нее на языке с тех самых пор, как они покинули класс чар, ее лицо стало бледным, поскольку она выражает свой самый большой страх. То, как она смотрит на него широко раскрытыми глазами, когда она умоляет, заставляет его голову кружиться от силы. -Тебе не о чем беспокоиться, Олман. Клянусь честью, - ухмыляется он, и от переполнявшего ее облегчения ему хочется запрокинуть голову и смеяться от победы. Любой знает, что лучше не доверять. -Спасибо, - выдыхает она и на мгновение закрывает глаза, словно собираясь с силами. Остаток пути они идут молча, каждый погружен в свои мысли. Когда они наконец достигают общей комнаты Когтеврана, настойчивая птица вздрагивает, нарушая покой замка. - Смерть невидима, но только увидев ее, я смогу увидеть. Что я? - каркнул ворон. -Фестрал, - говорит Том, не отрывая глаз от стоящей рядом с ним Флоренс. - Молодец!- Птица прохрипела, и дверь распахнулась. Флоренс остановилась на мгновение, ровно настолько, чтобы вызвать у него улыбку шире, чем сама река Нил, прежде чем она исчезла во вспышке карамели, и дверь захлопнулась, оставив Тома одного в коридоре. По возвращению он задумался. Нет, она ничем не примечательна - теперь он в этом уверен. Но она… неожиданная. Она говорила о местной магии и котильонах на одном дыхании, как будто они каким-то образом составили одно целое. Он никогда не видел никого подобного, и уж тем более такой девушки, как она. Он привык к чопорным послушным британкам, а не к откровенным американцам, имеющим привычку говорить о чем угодно. Том чувствует, как его грудь трепещет от восхищения, словно она - загадка, которую он может разгадать по частям. Он хочет знать каждую ее часть , хочет слышать, как она умоляет его снова и снова. Улыбаясь про себя, он предлагает пароль от общей комнаты Слизерина и проскальзывает внутрь. Флоренс Оллман, скорее всего, пожалеет о своем знакомстве с Томом. Эта мысль вызывает у него головокружение.