Limited

«Все крайности чувств связаны с безумием».  — Вирджиния Вульф, Орландо -Реддл смотрит на тебя, — комментирует Лиззи за дымящейся чашкой чая, глядя через плечо Флоренс и через Большой зал в сторону слизеринского стола. Ее летние голубые глаза — это все, что Флоренс может видеть, когда пытается оценить, сужаются ли они, расширяются или остаются совершенно безразличными. Это безнадежное дело. -Он смотрит на тебя с тех пор, как ты села. -Вероятно, хочет проклясть меня как справедливость за все уроки, которые он вынужден преподавать мне. На этих занятиях он как диктатор, и становится только хуже, потому что я не учусь так быстро, как ему хотелось бы.- Слова, кажется, могут прожечь дыру в ее животе, но это правда, и это лучше, чем признать, что Флоренс любит внимание. Все ее тело болело от множества ошеломляющих заклинаний, которые он наложил на нее всего за несколько дней до этого, поскольку Флоренс снова и снова не могла должным образом наложить чары щита. -И это то, что вы обсуждаете, когда ссоритесь в библиотеке? — Брови Лиззи приподняты, пряди светлых волос колышутся, когда над головой пролетает сова. Флоренс краснеет. Так что, если Том, казалось, все чаще и чаще ищет ее в библиотеке с их первой встречи? Они не делали ничего плохого, даже если казалось, что ее тело медленно сгорает каждый раз, когда он обращался к ней. -Он просто способствует хорошему обсуждению, вот и все, Лиззи. -Флоренс пытается отыграться, закатывая глаза и откидываясь на спинку стула. -Что вы обсуждаете? -Школа, уроки, в основном Превращение. -Ты ужасна в Трансфигурации, — отмечает Лиззи, ее губы подергиваются в улыбке, как будто она только что выиграла очко. -Раделла помогала мне с моими эссе, и я значительно преуспела с тех пор, как Дамблдор стал обучать меня.- На этот раз закатывает глаза Лиззи. -Эта девчонка совершенно не подходит для седьмого курса Трансфигурации, и даже если она так тебе помогла, и даже если ты получаешь дополнительные уроки, я буду впечатлена, когда что-то увижу. Сейчас ты сидишь в классе и размахиваешь палочкой, но ничего не происходит. -Очевидно, мы обсуждаем магическую теорию, поскольку, как ты отметила, мне еще предстоит освоить трансфигурацию более высокого уровня. Слова срываются с ее губ. В такие времена она больше всего презирает британскую чувствительность Элизабет. -Тебе следует быть осторожнее с Реддлом. -Почему? -Если ты не можешь этого понять, значит, ты глупее, чем я думала, — двусмысленно отвечает Лиззи, переводя взгляд через холл туда, где сидели учителя, вместо того, чтобы встретиться с пытливым взглядом Флоренс. В ее предупреждении есть доля правды: мерцание глаз Реддла, когда он в ярости, кажущиеся произвольными колебания настроения, соблазнительная мелодия его голоса, которая делает конечности Флоренс бесполезными. -Доброе утро, дамы, — прерывает ее размышления веселый голос Филипа, садящегося рядом с Лиззи. -Что вы обсуждали? -Отец Флоренс разрешил ей приехать ко мне на празднование Самайна, — плавно говорит Лиззи. Филипп сияет. -Отлично, тебе понравится, Флоренс.- Филипп протыкает две сосиски и кладет их на тарелку, одновременно постукивая по кубку и чаша наполняется апельсиновым соком. -Гринграссы могут устроить вечеринку — это может быть все, что они могут сделать, но…- Он уклоняется, когда Элизабет пытается ударить его по голове. -Кто еще там будет? — спрашивает Флоренс, пытаясь вести себя беспечно, но один стальной взгляд подруги говорит ей, что эта попытка провалилась. -Надеешься на кого-то конкретного? -Все обычные люди, да? — предполагает Филип, полностью игнорируя намек Элизабет. -Моя семья приезжает целую вечность. Семьи Лестрейнджей, Эйвери, Малфои, может быть, несколько семей из Франции. Премьер-министр может прийти, верно, Лиззи? Реддл, может быть, Поттеры? Священные двадцать восемь и знатные люди.- Он пожимает плечами и возвращается к своей еде. -Да, это действительно приглашение, так что нам придется подарить тебе что-нибудь подходящее, чтобы одеться в Хогсмиде в эти выходные, — говорит Лиззи, и ее улыбка превращается в полную ухмылку. -Я не могу допустить, чтобы ты заставила меня краснеть. -И вы уверены, что это не вы будете меня смущать? — Флоренс возражает, но не может не улыбнуться. -Ты никогда не видела меня на гала-вечере — ты, возможно, еще пожалеешь, что пригласила американку, Лиззи. -Я думаю, что уже пожалела. *** -Вы не должны думать о западной магии в том же ключе, что и о своей прабабушке, — сообщает ей Дамблдор, мчась по территории с удивительной грацией для человека его возраста. Они пытались выполнить заклинание Агуаменти. Проще говоря, Флоренс провалилась. Они стояли на берегу озера, где любые струи воды, которые могли бы попасть в осечку, не причинили бы чрезмерного ущерба, хотя до этого момента урока не о чем беспокоиться. Небо было золотым, солнце уже село за горы, поверхность черного озера блестела последними остатками света. Это могло бы быть прекрасно, если бы Флоренс не была так расстроена. -Почему это так сложно! -Флоренс стонет после того, что кажется ее тысячной неудачной попыткой, ее желанием указывать на озеро без контрольной струи воды, вырывающейся из конца. -Если постараться, — заступается Дамблдор, его обычно спокойный голос задевает каждый нерв в ее теле, как крики гарпии. -Вы традиционно связали элементальную магию с магией, которой вас учили в детстве, что, возможно, делает такие заклинания более трудными, поскольку вы пытаетесь использовать только магические резервы внутри себя. -Это, конечно, здравое предположение, но Флоренс уже хорошо осведомлена о своих склонностях. -И сегодня полнолуние, — огрызается она, как будто это Дамблдор виноват в том, что вращение планет привело к уроку наставничества в один из дней, когда она больше всего связана с магией своей прабабушки. Она чувствует покалывание на коже, знакомое покалывание других желаний, почти давящих на нее. -Любопытно. Что твоя прабабушка говорила о лунных сценах в родной магии? -У луны и солнца есть свой собственный дух, как и у всех других элементов, точно так же, как язык и имена, — шипит Флоренс, не разочарованная его просьбой, потому что Дамблдор, которого она по сути знает, является единственным человеком, которому она может свободно доверять эту информацию. -Их магию можно собрать, но Луна сильнее — она ​​ближе к Земле. В полнолуние лунный дух усиливает всю остальную магию. --Может быть, вам будет полезно попробовать некоторые из учений Адсилы, чтобы еще раз познакомиться с этим чувством, прежде чем вернуться к намеченному нами заклинанию на вечер? Кажется, что время на мгновение замирает, когда его слова доходят до нее, а затем она движется. Не задумываясь, она бросает палочку в траву рядом с собой, вытянув руки, ладони обращены к небу, как будто воздух — это бремя, которое она должна нести, потому что не этого ли ждала она этого с тех пор, как прибыла в Хогвартс? Шанс продемонстрировать, на что способна? Чтобы доказать, что она не такая некомпетентная, как о ней думают? Флоренс чувствует себя живой: каждое дуновение ветра на ее коже заставляет волосы встать дыбом, каждое биение ее сердца становится ритмом, который она должна поддерживать. Когда она говорит, она забывает о Дамблдоре, о Хогвартсе. Слова доходят до нее легко, скатываются с ее языка, как учила ее Адсила, когда она была достаточно взрослой, чтобы ходить. Язык чероки подобен самому дыханию, врожденному, божественному и важному. -Лунный дух, светоносец, я вызываю тебя, тайна ночи, дух прихода-и-уход, который наблюдает за нами с полным лицом, затем полу лицом, затем пустым лицом. Услышь меня сейчас, — зовет Флоренс, и она сразу же ощущает воздействие, энергию вокруг нее, давление вдоль позвоночника, застывающее, как ток в ее кишечнике. Это все равно, что вернуться домой и сразу же получить свободу, и она знает, что какой бы маленькой магии она ни планировала, ее недостаточно для этого воссоединения с духами прошлого. — Дух воды, я взываю к тебе, я называю тебя несущим жизнь, вызванное яростью, всезнающий путь реки, ручья и ручья к морю. Я называю вас потоком, водоворотом и гладким речным камнем, шумом дождя, очищающим. -Глаза Флоренс закрылись по собственной воле, ее руки были подняты над ней, тело покачивалось вместе с биением сердца в груди, танцем ее ног по траве. Каждый уголок тела бодрствует, ее душа вибрирует, когда магия внутри нее встречается и сливается с магией, которую она призывает. Прилив энергии поглощает, сладко пробегая по ее языку, легкое ощущение кислородного голодания в мозгу. -Дух воды, эта вечная сила, воплощенная в течение времени, дай мне дождь! Слышен раскат грома, сотрясающий саму землю, на которой они стоят, и когда Флоренс открывает глаза, она видит, что небо больше не желтое, а темно-серое. Ветер кружит над ними, притягивая облака издалека. Она усмехается, чувствуя, как прядки ее волос скользят по ее коже, нематериальное электричество магии гудит в воздухе. В этот момент она больше, больше, чем ученица, женщина или ведьма, сила солнца и звезд, ветра и дождя так же важны для нее, как и дышать. — Дух воздуха, формирователь скал и дыхание жизни, я вызываю тебя. Пыль на ветру и ветер на море, принеси мне дождь. Снова потрескивает гром, с ревом и резким рывком в ее животе, который проносится вниз по ее конечностям, когда магия вокруг нее пронизывает каждую клеточку ее существа, с неба падают водные слои, окутывая ее и Дамблдора в прохладе. , проливной ливень. Руки Флоренс падают на бок, измученные, магия, которая все еще колеблется по ее коже, выщипывает магию внутри нее, ища направление, следующее действие. -А теперь попробуйте еще раз, — звучит голос Дамблдора, и, глядя через ее плечо, он тоже стоит под дождем, протягивая ей ее собственную палочку. В его глазах вспыхивает блеск, на морщинистом лице появляется дикая улыбка, которая, она уверена, совпадает с ее собственной. Взяв свою палочку, на этот раз нет никаких сомнений в том, добьется ли она успеха. Она только что обуздала стихию, что это за заклинание, чтобы удержать ее? Она может чувствовать искру в самих молекулах вокруг себя, но и теперь она может чувствовать водоворот своей собственной магии. Быстро подняв руку вверх, она шепчет это слово, почти беззвучно под грохотом грома и проливным дождем, и с быстрым рывком этот волшебный усик прожигает ее руку, поток тепла от ее тела вниз через ее руку к палочке, и ее улыбка, если возможно, становится шире. Из куска дерева льется поток воды, падающий на Землю и смешивающийся с непрерывным стуком дождя. Она это сделала. -Отличная работа, Флоренс, — кричит Дамблдор, чтобы его было слышно из-за шума. Она вызвала потоп, дождь, который затопит берега озера и сотрясет землю, и все же Дамблдор хвалит. Флоренс блокирует поток магии к своей палочке и поворачивается к нему лицом, вытирая волосы, прилипшие к ее лицу, накидывая мантию вокруг себя, чтобы хоть немного согреться, несмотря на то, что он пропитан водой. Усилия утомили ее, но тепло в ее груди является достаточным доказательством того, что оно того стоило. -Кажется необъективным вознаграждать вас за работу, выполненную вне класса, но я считаю, что благодарность за полив лужайки вполне разумна — тогда двадцать баллов Когтеврану.- Сквозь размытые капли дождя она видит, что он все еще улыбается. Флоренс прячет палочку в кармане, она следует за ним вверх по склону и в Вестибюль, ее кожа все еще жива от ощущений магии вокруг нее, с очищающим дождем. С ней Великий Дух — он путешествовал через океан, покоряя время и пространство для тех, кто его помнит. *** Ее мускулы дрожат, руки подобны свинцу, когда она упирается пятками в пол и пытается удержать мерцающий перед ней щит, только тонкая серебряная стена между ней и струей синего пламени, которая угрожает поглотить ее. Они занимались этим уже более часа, Реддл в любой момент посылал очереди огня, парализаторы или множество других заклинаний в направлении Флоренции, прерывая разговоры, которые он заводил между раундами, одним лишь движением руки в качестве резкого удара, предупреждение перед тем, как она должна наложить протего, иначе будет поражена. У нее уже есть несколько ожогов в результате ее медленных рефлексов, две ноющие точки на ее груди, где ее поразило оглушающее заклинание, затрудняют ей дыхание. Наконец он отступает, и Флоренс позволяет своему щиту упасть, рухнув на ближайший к ней стол и позволяя своей палочке с грохотом упасть на пол. Она измучена и, упираясь лбом в руки, не замечает эмоции, что вспыхивают на лице Тома Реддла, когда он приближается, и хмурого взгляда, который тянет уголки его рта. -Почему ты так устала? Даже ты обычно не такая слабая. -Том оскорбляет ее, как будто он обсуждает кого-то еще, его голос резкий и зловещий, и каким-то образом ему все же удается найти отклик в ее утомленном теле. Флоренс отрывает голову от стола, чтобы встретиться с ним взглядом, с удивлением обнаружив, что он навис над ней, а не стоит там, где она в последний раз видела его. Она хочет сказать ему, что всего несколько дней назад она вызвала бурю, потрясшую самые основы замка, которая вызвала ливень, но она решает не говорить этого. Он все еще не переставал пристально наблюдать за ней, пытаясь найти примеры ее магии, и подобное заявление могло свести его с ума. И она устала — она ​​забыла, насколько изматывающим может быть подобное выступление. Действительно, глупо. -Ты всегда такой обаятельный? — Флоренс вздыхает, улыбаясь ему, несмотря на дрожь в конечностях. Это уравновешивает его, и она наслаждается блеском в его глазах, малейшим намеком на румянец на его щеках. -Ты всегда так расстраиваешься? -Да, — говорит Флоренс, вставая на ноги, чтобы он не мог наклониться, заполнить ее пространство, отвлечь ее своим отчетливо чистым ароматом, как будто все, что он носит, включая его самого, только что вернулось из стирки. -Мы практиковали это заклинание в течение трех недель, мы должны идти дальше. -А ты когда-нибудь задумывался, что я продвинулась дальше? Что ты значительно сильнее меня, что ты потратил большую часть этого вечера, нападая на меня без предупреждения, и что я, не имея предварительной подготовки до этого года, сумела заблокировать большинство этих атак? Пустое выражение на его лице превращается в ухмылку, когда она делает ему комплимент. -Тем не менее, тебе следует идти дальше, — сообщает он ей, но его ухмылка не исчезает. Когда он поворачивается лицом к классу, Флоренс позволяет себе полюбоваться его формой, когда легким взмахом палочки парты вокруг него взмывают в воздух и снова превращаются в аккуратные колонны. Том закатал рукава до локтя, открывая большую часть его фарфоровой кожи, которую Флоренс когда-либо видела раньше, снятие мантии, которую он отбросил в начале урока, освещая то, как его брюки сидели низко на его бедрах. Когда они начали, это сильно отвлекало, вероятно, объясняя, почему первый парализатор с такой легкостью поразил ее. Наблюдать, как он колдует, отвлекало еще больше. Безмолвная, стальная, как какой-то древний колдун, она чувствовала пульс его магии, его силу, настолько грубую, что она действительно исходила из его тела, когда он произносил заклинание. Каждое движение было решающим, как дирижер, ведущий оркестр, состоящий из тысяч людей, каждое поворот и чистка языка внутри себя. Когда он поворачивается к ней лицом, стеклянный профиль его лица отражает свет из окна. Ужасно, какой он красивый. -Ты собираешься рассказать мне, что вы с Дамблдором делали под дождем в тот вечер? — спрашивает Том, его голос грохочет, когда он снова подходит к ней, возможно, слишком близко, чтобы считаться полностью приличным. Это второй раз, когда он спрашивает ее. Первый раз, она отказалась сказать ему, когда он загнал ее в угол в библиотеке в свободное время. Он был в вестибюле, когда она и Дамблдор снова появились, был свидетелем высушивающих чар, который их профессор наложил на Флоренс, прежде чем исчезнуть. Она видела, как его полуночные глаза потемнели, его челюсти напряглись, руки сжались в кулаки, как будто он хотел оторвать ее конечность от конечности. Флоренс знала, что, если бы она еще не ослабела из-за своего контроля над погодой, она бы, вероятно, захныкала от внезапной вспышки жара, которая охватила ее -Нет, не думаю, — фыркает она, создавая ухмылку, похожую на его собственную. Флоренс не может вспомнить, когда их разговоры переходили границу между допросом и, если не ошибаюсь, флиртом, но это кажется второй раз, как будто так и должно было быть всегда. Стоя перед ним, она снова подавляет это глупое желание залезть под его кожу и устроиться там. -О, но я могу показать тебе это! — восклицает Флоренс, потому что вызов дождя был не единственным ее достижением в понедельник вечером, но из-за своей усталости она все забыла до сих пор. Она проскользнула через стол к окну и распахнула его, так что прохладные струйки ночного воздуха просачивались в комнату. Обернувшись через плечо, она видит, как Том плетется за ней со странным выражением лица, как будто она — какая-то загадка, которую ему еще предстоит разгадать. Флоренс уже в сотый раз игнорирует трепет в груди. — Агуаменти, — шепчет она, и струя воды льется из конца ее палочки прямо в окно. Она попыталась это сделать впервые с момента своего первого успеха. Том подходит к ней, вторгаясь в ее периферическое зрение, и внезапно он оказывается так близко, что она может почувствовать исходящее от него тепло, сосчитать пуговицы на его рубашке. Глубоко вздохнув, она заканчивает заклинание, потому что сразу стало очень трудно дышать, зажатой между стеной и статуеобразной фигурой Тома Реддла. Том пытается перехватить ее взгляд. Флоренс дает его ему. Она не разочарована — его фасад резкий и контрастный, светлый и темный, гипнотизирующий до последней веснушки. -Я действительно старалась выполнить его, — признается она, слишком подавленная, чтобы смущаться. -И в конце концов у меня получилось. -Я полагаю, что есть много вещей, которых ты можешь достичь, если задумаешься. -Это редкий комплимент, тот, который наполняет Флоренс теплом от пальцев ног до кончика черепа. Она смотрит на его подбородок, потому что уверена, что если она посмотрит ему в глаза, то совершит глупость. К ее полному ужасу, Том улыбается, и это не одна из его болезненных ухмылок, которые он предлагает профессорам или толпе слизеринцев, преследующих его повсюду, а блестящая, всеобъемлющая ухмылка, раскалывающая его лицо. -Чувствуешь себя щедрым? -Я не верю в ложные похвалы, Флоренс. Он все еще улыбается ей, и, черт возьми, почему ее сердце хочет проскользнуть между ребрами и упасть на пол между ними? -В таком случае спасибо, — выдыхает она. Когда Том отходит, это похоже на облегчение, тиски, сдавливающие ее грудь, исчезают, позволяя воздуху вернуться в ее легкие. Флоренс неуверенно тянется к сумке, вытаскивает концентрат Диттани и наносит его на несколько ожогов, прежде чем схватить мантию и натянуть ее на накрахмаленную рубашку и юбку. Том наблюдает за ней, как она движется, его маска снова на его лице, никаких следов эмоций, которые смогли бы намекнуть, что он живой, дышащий человек. Флоренс чувствует, как что-то капает по ее затылку, иррациональное, девчачье беспокойство, что, возможно, он не чувствовал тока между ними всего несколько минут назад, что тяга была односторонней. Том идет к двери, прежде чем она смогла выдержать боль. -Я хочу, чтобы ты на этой неделе попрактиковалась в обезоруживающих и оглушающих заклинаниях, — наставляет он стальным голосом, наученным и хриплым. Флоренс снова чувствует желание дать ему пощечину, возмездие за игры, в которые он играет с ней, за его контроль, за его способность оставаться незатронутым. -Думаешь, я справляюсь? — Его рука замирает на дверном косяке, когда он поворачивается к ней лицом. -Я уже говорил, что не верю в ложные похвалы, — повторяет он холодно и отстраненно, совсем не похожий на того человека, которым он был всего несколько мгновений назад. Ее сердце содрогается, и она ненавидит себя за то, как он может разжечь ее эмоции. -Как насчет двух заклинаний? Эти уроки — обуза, и мне становится скучно. Дверь закрывается за ним со щелчком. *** Это один из первых по-настоящему холодных дней с тех пор, как Флоренс побывала в Хогвартсе, ветер резал, воздух, казалось, вытягивал тепло прямо из ее горла. Заправляясь глубже в пальто, Флоренс поправляет меховой капюшон, чтобы лучше изолировать уши. В Джорджии бывает так холодно только изредка, в разгар зимы, но здесь только октябрь. -Гладрагс не за горами, — объясняет Лиззи, указывая тонким пальцем на темно-красную витрину магазина, где манекены крутятся и бросают пригоршни конфетти. -Мы можем купить тебе там что-нибудь для Самайна, а затем пойти в» Три метлы «за сливочным пивом. -Какого цвета твое платье? — спрашивает Флоренс, глядя на подругу. Ветер сотворил чудеса с лицом Лиззи, розовые пятна на ее скулах подчеркнули летнюю голубизну ее глаз. Флоренс задается вопросом, знает ли она, что она красивая, или Лиззи слишком безразлична, потому что это было бы не удивительно. С улыбкой про себя, она следует за другим студентом из Когтеврана через дверь, в тускло освещенный магазин. -Я говорю тебе только потому, что я была бы в ужасе, если бы мы были одеты в один цвет, но это красивый гранатовый цвет. -Хорошо, я ужасно выгляжу в темно-красных тонах, — говорит Флоренс, сморщивая нос, чтобы увидеть хмурое выражение лица Лиззи. -Как ты относишься к фиолетовому цвету? — спрашивает Лиззи, проводя пальцами по вешалкам с такой уверенностью, что даже Флоренс, знающая свой путь в магазине, на мгновение смущается. У них есть один магазин последней женской моды, но чаще всего мать Флоренс нанимает швею из Нью-Йорка, которая заходит в магазин за нестандартной фурнитурой, тем самым избавляя от необходимости выходить из дома. Это своего рода достаток, но из-за того, что покупки в магазинах редкость, кажется, что это излишество, и Флоренс обнаруживает, что не может перестать улыбаться. -Ненавижу его. -Хорошо, а что ты предпочитаешь? -Это, — говорит Флоренс, ее глаза не видят ничего, кроме платья, которое она теперь показала Лиззи для осмотра. Если судить по ухмылке ее подруги, то она была довольна. -Я знаю одного человека, который не сможет отвести от тебя глаз в этом, — подталкивает Лиззи. -Ты грешница, ты знала об этом? Но Флоренс прикусывает щеку изнутри, пока швея прикалывает и поправляет платье, уверяя ее все время, что оно будет закончено в течение следующей недели, потому что она уже знает, как его глаза потемнеют в чернильную черноту, когда он увидит ее. И разве это неправильно, что она этого хочет? Если это так, ей все равно.