Limited

«Сегодня меня охватила тысяча эмоций. Половину из них я не понимаю «.  — Кейт Шопен, Пробуждение Лиззи, как Флоренс неохотно вынуждена была признать, была весьма способной наездницей. Ее конем была массивная гнедая кобыла по имени леди Эполлин, которая, казалось, отвечала на каждую команду Лиззи. Лиззи и Эполлин вместе составляли грозную пару: черное ее седло было отполировано до совершенства, серые джодхпуры для верховой езды и черный бархатный шлем блестели рядом с аккуратно заплетенной гривой ее лошади. Флоренс было разрешено выбрать лошадей, и наконец она выбрала пятнистого серого скакуна, глаза которого расширились, когда она остановилась перед его стойлом, и стук его копыта, ударившийся о дверь, предупредил ее, что лошадь такая же дикая, как и казалась. -Конечно, ты бы выбрала Леандер, — сказала Лиззи, ступив на монтажный блок и с легкостью перекинув ногу через седло. -Это лошадь моего отца, но будь осторожна, она кусается.- Флоренс была внимательна, когда сунула кусочек ему в рот, убирая пальцы на мгновенье раньше. Они сделали два круга по полю: Лиззи одержала победу в первом, Флоренс — во втором забеге. Лиззи была резкой, уравновешенной наездницей, она твердо опустила каблуки и все мысли сосредоточились на препятствии перед ней, в то время как Флоренс была несколько безрассудна, подталкивая Леандера вперед с дикой ухмылкой и рукой, глубоко запущенной в его гриву. На утреннем солнце температура была приятной, а ветерок высушил брызги воды с их одежды, что позволило девушкам насладиться кругом по всему поместью после завершения гонок. --Итак, сначала мы обедаем, — снова поясняет Флоренс, поворачиваясь к Лиззи, которая с легкостью сидела, пока Эполлин неслась под ней. -А потом мы все выйдем на улицу на церемонию Самайн? -Да, — подтверждает Лиззи, ее летние глаза вспыхивают от возбуждения. Справа от Флоренции находится густой лес, который, как объяснила Лиззи, является домом для нескольких единорогов и редкой породы пикси, а слева от них виден дом через холмы и сады, массивный каменный фасад столь же элегантен, как и внушителен. . -Церемония огня продлится до рассвета, поэтому завтра мы все проспим до полудня. -И ты все еще не сказала мне, что собираешься поднести огонь, — безрезультатно подталкивает Флоренс. Лиззи просто качает головой. -Я не собираюсь тебе говорить, и не говори мне, что ты настаиваешь. Это должен быть секрет. Это был аспект вечера, который больше всего беспокоил Флоренс. Лиззи не раз углублялась в чудеса Самайна — пиршества, общение, полуночный костер и гала на следующий вечер. Люди приносили предметы, которые нужно было бросить в огонь, но из того, что собрала Флоренс, это превратилось — как и большая часть церемонии — в демонстрацию богатства. Самайн теперь был не более чем предлогом для самых богатых членов волшебного общества собраться и похвастаться друг перед другом, упиваться своей магией и своим богатством — не то чтобы в этом предположении было что-то строго неправильное, но было неприятно видеть что ритуал, начатый в честь духов и обновления магии, таким образом был унижен. Очарованная этой практикой, Флоренс пошла в библиотеку и провела более глубокое исследование. Это был кельтский праздник, уходящий корнями в тысячелетие, предельное время, когда граница между живыми и духовными словами была самой тонкой. Подношения предназначались для удачи в течение года и чаще всего делались от имени семьи. Конечно, Лиззи ничего из этого не упомянула, вместо этого описала ожидаемых гостей, драму, развернувшуюся в прошлые годы. Но Флоренс знала правду, как и ее прабабушка Адсила. Духов нужно было чтить, дары можно было дарить только со смыслом, с истинным намерением почтить. Как единственный присутствующий член ее семьи, Флоренс была ответственна за подношение — ответственна за умиротворение той магии, которая была как отдельной, так и такой же, как и ее собственная. Когда они, наконец, снова добрались до сарая, из конюшни выбежали две рабочие и забрали у них лошадей, в то время как девушки сняли шлемы и пошли через аккуратно подстриженные сады на заднюю террасу, где ждал Пинки, домашний эльф семьи Гринграсс, тарелка бутербродов и стаканы свежевыжатого лимонада. Они ели в относительной тишине, вскоре к ним присоединилась Лотти, которая, казалось, не могла держаться дальше от сестры больше, чем на мгновение. Объяснение девочке, что она не сможет кататься со старшими, почти довело Лотти до слез. -Ты из Штатов, Флоренс? — спрашивает девочка, ее глаза расширяются, открывая оттенок синего, такой же, как у ее сестры. -Да, Джорджия, — улыбается она, откусывая еще кусок от бутерброда с огурцом в руке. Пинки даже приложила усилия и удалила корку. -Ничего себе, — восклицает Лотти, затаив дыхание, как будто Флоренция родом из Антарктиды, а не просто с другой стороны Атлантики. -А теперь ты в Хогвартсе. Не могу дождаться, когда поеду в Хогвартс. --Не забывай, Лотти, если ты попадёшь в Хаффлпафф, я отрекусь от тебя. -Я не собираюсь быть в Хаффлпаффе. Десятилетней девочке удается бросить на сестру взгляд, который пристыдит их мать или заставит ее неизменно гордиться. Флоренция не может определить, что именно. -О, Хаффлпафф не так уж и плох, Лотти. -Может быть, для тебя, — фыркает Лиззи. -Мы, Гринграсс, должны поддерживать репутацию. После еще нескольких бутербродов и стаканов лимонада они уходят в свои комнаты, чтобы искупаться и подготовиться к вечеру. Ванная в ее покоях сделана из белого мрамора, ванна уже наполнена дымящейся водой и насыщенным ароматом трав и масел. Выскальзывая из потной одежды для верховой езды, Флоренс скользит в воду, подавляя стон, когда вода скользит по ее коже, окутывая ее жаром. За те два месяца, что она провела в Хогвартсе, она не имела роскоши валяться в ванне. Она погружает голову под воду, намереваясь насладиться ею. Почти час спустя Лиззи врывается в комнату Флоренс и обнаруживает, что она закутана в белый халат, волосы завязаны полотенцем, она устроилась на диване, потягивает кофе и читает книгу. Отрываясь от страницы об организационном очаровании, Флоренс замечает мантию Лиззи — нежного желтого оттенка, подходящего к ее золотой комнате. -Я здесь, чтобы преобразовать тебя, — объявляет Лиззи, и ухмылка, которую она одаривает Флоренс, является чистым злом. Вытащив книгу из рук, она берет Флоренс за руку и ведет ее в ванную комнату, где она задается задачей украсить волосы легкими локонами, которые блестят, как будто при свете звезд. Она также наносит тонкий слой макияжа на щеки, пудрит ее веки, пока глаза Флоренс не становятся подобны дыму и огню. Когда, наконец, Лиззи довольна, она приступает к работе над собой, прося бутылку вина для них двоих, пока они решают, следует ли ей собрать волосы в низкий пучок или завить их, как у Флоренс. Это глупый, свободный от стресса разговор, который Флоренс обожает, довольствуясь тем, что пьёт вино и смотрит, как её и без того потрясающая подруга превращается в самое красивое, что она когда-либо видела. Они обе были одеты в простые элегантные черные платья. У Флоренс был тонкий шелк, который обнимал ее узкую фигуру и стекал на пол у ее ног. У Лиззи же, платье было с глубоким вырезом и пышной юбкой, которая кружилась при движении. Убедившись, что больше ничего не могут сделать со своим внешним видом, Флоренс схватила длинную меховую шаль, которую она упаковала, и последовала за Лиззи к двери ее комнаты. Снова двигаясь к центру поместья, Флоренс почувствовала болезненное ощущение страха, накатывающего в ее груди. Она была на бесчисленных торжествах и вечеринках — на дебютантках, свадьбах, праздниках или даже просто на вечеринке, — но в тех обстоятельствах она знала всех. Теперь Лиззи была девушкой, которую нужно было знать, ее мать была хозяйкой, а она была не более чем загородной диковинкой. Флоренс не знала, как себя вести, кроме как расправить плечи и позволить черной меховой шали свисать с изгиба ее локтей. Как бы она ни была напугана, Флоренс скорее умрет, чем покажет это. Их каблуки были единственным звуком, биение ее сердца совпадало с эхом вокруг них, но когда они, наконец, подошли к грандиозному мраморному холлу, послышался грохот голосов. Он раздулся, нежное жужжание квартета из четырех частей фрезеровало на заднем фоне, пока звук не стал почти оглушительным. -Ты прекрасно выглядишь, — бормочет Лиззи, поворачиваясь к Флоренс, прежде чем они достигнут парадной лестницы. Это одна из необычных вспышек тепла от типично подавленной девушки, которая только усилила ее любовь к Флоренции, улыбка, расплывшаяся на ее лице настолько искренняя, что Флоренс почувствовала потребность обнять ее. Зная о своих волосах, она взяла руку Лиззи и сжала ее, возвращая улыбку. -Если ты нервничаешь, не беспокойся. Ты будешь здесь самой востребованной девушкой — ты новенькая, важная и красивая. -Небеса, все это исходит от тебя! — Флоренс смеется. -Это может быть так, но когда они заметят тебя рядом со мной, они забудут свои мысли, я уверена. — Что ж, — говорит Лиззи, ее улыбка превращается в ухмылку, еще более похожую на лисицу из-за дымности ее глаз и красных губ. -Мне придется сидеть с родителями во время еды, я уверена, ты поймешь, но я уже сказал Филиппу, что ему строго приказано найти тебя и поужинать вместе. -Ты обо всем подумала, — хрипит Флоренс, потому что, несмотря на холодное поведение Лиззи, она действительно могла быть внимательной, когда желала этого. -Да, — соглашается она. — И я сказал Филиппу, что мы спустимся по лестнице около половины седьмого, что было десять минут назад, так что мы не должны заставлять его ждать. -Тебе нравится скопление народу? -Ну, это моя вечеринка. Две девушки, взявшись за руки, выходят на балкон с видом на черно-белый клетчатый пол, но Флоренс не видит плиток, потому как внизу куча людей. Есть женщины, старые и молодые, каждая в прекрасных черных платьях, некоторые в шляпах, чтобы выделиться, в то время как мужчины в простых, черных мантиях, которые падают на пол и кружатся, как дым, вокруг их форм. Парадные двери были распахнуты, и шесть котлов с огнем — по одному на каждый шаг — освещают путь гостям, попадающим в дом парами или группами. Это хаос, величие и магия, и Флоренс нравится все это. Их вход в грандиозный холл не остался незамеченным, почти все головы повернулись к двум девушкам, когда они смотрели на гостей, шепот только для двух черных закутанных фигур, черты которых мерцали в свете люстры свечей. Флоренс чувствует, что краснеет, но она натягивает шаль вокруг себя и начинает править ей лицом, как учила ее мать. Она Олман, и она будет чтить свой народ. -Пирр с Филиппом, — шепчет Лиззи на ухо Флоренс и, кивнув головой, Флоренс обнаруживает небольшую группу молодых людей, собравшихся у подножия лестницы. Филип сумел сбалансировать линию чистой и уравновешенной, сохраняя при этом свою характерную мягкость, его обычная улыбка появилась на лице, когда он поймал взгляд Лиззи. Тем не менее, черные мантии позади него только подчеркивали красоту Пирра — ширину его плеч, почти платиновый оттенок его волос. Он тоже улыбается, но не так, как Филип, и Флоренс чувствует, как дрожь пробегает по ее спине, едва она видит эту улыбку. Рядом с ней Лиззи опирается на перила, слегка помахав собравшимся мальчишкам. Леонид закатывает глаза — девушка Шафик и Преветт решительно смотрят куда угодно, только не на двух девушек, привлекающих столько внимания. А затем, как будто ее взглядом движет какая-то другая сила, голова Флоренс поворачивается к главному входу, и он там. Том Реддл — воплощение ночи, суровые плоскости его лица танцуют в свете костра, полночь его глаз — не более чем черные ямы, в которых Флоренс чувствует себя на такой высоте, в которую ей ничего не остается, кроме как упасть. Поднимаясь по лестнице во время кратковременного затишья, его необычная грация хищна, а его скулы — острие ножа. Даже с такого расстояния он смотрит на нее, и Флоренс знает, что его зрачки шире, чем когда-либо, и она, должно быть, краснеет или падает в обморок, или, возможно, все сразу, потому что он выглядит как воплощенный грех, и она чувствует неконтролируемое желание броситься ему, и это заставляет ее чувствовать себя неистово. Его волосы были причесаны, его кожа стала восковой под желтым сиянием пламени. Где-то внизу живота Флоренс ощущается напряжение, по ее коже проходит волна энергии. Нет никого, подобного ему, резкого, сдержанного и в то же время мутного, как самые темные воды. Он поразительный, одетый в черное, возвышается над среднестатистическими волшебниками, как если бы они были не более чем детьми. Назвать его красивым означало бы оказать ему медвежью услугу, и Флоренс хочет ненавидеть его за то, что он делает с ее разумом, и за то, как он заставляет ее забыть обо всем. -Я имею в виду, честно говоря, учитывая то, как вы двое смотрите друг на друга, вам нужно просто снять комнату, — шепчет Лиззи. Флоренс несколько раз моргает, чтобы вспомнить, где и кто она — что она не падает в колодец вечности в глазах Тома Реддла — и отрывает глаза от загадочной фигуры, которая теперь мелькает по полу, чтобы взглянуть на Лиззи. -Да, ну, я не та, что у подножия лестницы ждет куча мальчишек. -Я думаю, ты можешь быть удивлена, — говорит Лиззи, ее ухмылка возвращается на ее лицо, а затем, как если бы ее слова были своего рода призывом, голос громкий, как выстрелы из пушек, раздающиеся по всей комнате. — Флори! Если ты заставишь меня ждать дольше, маленькая шалунья, я тебя прокляну! Флоренс движется, прежде чем успевает даже подумать, сжимая свое платье в кулаке и цепляясь за перила, чтобы не сводить глаз с мужчины прямо перед ней. Она знает это лицо — это ее лицо. Кожа, обветренная солнцем, созвездие веснушек под тающими темно-коричневыми глазами, карамельные волосы взлохмачены на его лбу, как будто он не потрудился причесать их после душа. И Флоренс знает, что он не причесал их, потому что это Альбион, и он сияет ей, заложив руки за спину. Южная, семья и самое долгожданное зрелище, которое она когда-либо видела. Когда, наконец, она доходит до него, он поднимает ее с земли, вращая по кругу, пока она не закричит, чтобы ее отпустили. -Альб, что ты здесь делаешь! — Она требует, но не может перестать смеяться, чувствуя загар его кожи, запах земли — их земли — который цепляется за него даже сейчас на другой стороне земного шара. -Очевидно, это благодаря мне, — заступается холодным голосом Элизабет Гринграсс, белокурая девушка подходит и протягивает руку. Альбион берет его и прижимает костяшки пальцев к губам, и Флоренс думает, что в этот момент она может взорваться, потому что он здесь, и Лиззи сделала это для нее. Тоска по дому кажется далекой, глупое выражение менее значительных людей. -Флори, ты не сказала мне, что твоя подруга настолько потрясающая, — интонирует Альбион, позволяя поцелую затянуться дольше, чем это, возможно, необходимо, но его улыбка добродушна, и он уже повернулся к Флоренс лицом. Лиззи прижимает руку к животу, по ее щекам пробегает розовый румянец. Британские чувства. Она привыкла к тому, что ее друзья восхищаются Альбионом — он был силен после нескольких дней в поле, резкий, мужские черты составляли его лицо, и он обладал безрассудной энергией, которая проявлялась почти во всем, что он делал. Вот почему он был в Вампусе во время своего пребывания в Ильверморни: доме воина. -Ты грешен. -Да, мама так думает. -Как ты сюда попал — спрашивает Флоренс, потому что ее разум не переставал кружиться. -Думаю, мне нужно выпить. -Боги, мне тоже, — соглашается Альбион. -Пойдем, соберем остальных, а потом перейдем в главный зал. Ненавижу стоять у входа, — командует Лиззи. Они охотно следуют за ней, пока она несется по полу своего владения к тому месту, где у подножия другого лестничного пролета все еще собирается группа слизеринских семикурсников. Флоренс отстает поговорить с братом. -Так как ты сюда попал? — снова надоедает она. -Что ж, твоя подруга Лиззи написала нам и сказала, что отец отклонил приглашение в Самайн из-за урожая, но что приглашение было открыто для любого другого члена семьи как сюрприз для тебя, — рассказывает Альбион, его улыбка становится шире, когда он поворачивает голову, глядя на комнату, приподняв лоб и хищно сияя. -Ну, ты знаешь, маму, она обезумела от мысли, что отец оскорбил какую-то замечательную семью, поэтому она убедила Клиффа позволить мне приехать сегодня вечером. -Никогда не думала, что скажу спасибо Богу за маму, но слава Богу, — смеется Флоренс. -Да, она так разозлилась, что пропустила это, — говорит он, оглядывая фигуру женщины справа от него. Флоренс игриво хлопает его по животу, возвращая его внимание к себе. Они прибывают к собравшимся, все еще разговаривая, Флоренс упивается присутствием кого-то с медленным протяжным южным акцентом. --Флори, — кричит Филип, делая шаг вперед и обнимая ее. -Филипп! Ты прекрасно выглядишь, — говорит она, обнимая его за шею. -Это мой старший брат Альбион, тот, что работает с котлами- Двое мужчин пожимают друг другу руки, оба добродушно улыбаются друг другу, признавая общую связь через Флоренцию. Альбион на целую голову выше Филиппа, но, учитывая, что он выше большинства людей, в этом нет ничего необычного. Однако Эйвери выглядит недовольным тем, что принимает новичка, который бросает ему вызов как внешностью, так и ростом. -А это Пирр и Леонид, — продолжает Флоренс, двигаясь по кругу к двум слизеринцам, которые смотрят на Альбион с явным отвращением. Его улыбка становится шире, а коричневые глаза сужаются. -Приятно познакомиться, мальчики, — напевает он, выжимая последнее слово. Флоренс заставляет себя не закатить глаза, когда они пытаются раздавить друг другу пальцы в рукопожатии. Двигаясь дальше, она поспешно представляет Друэллу и Терезу, которые яростно краснеют от сурового вида Альбиона, а затем появляется Том, который незаметно подкрался к Флоренс и встал рядом с ней. -А это Том Реддл, — говорит она, кладя руку Тому на плечо, прежде чем успевает подумать, его глаза встречаются с ее глазами с тем широким, пустым выражением, которое он давал ей весь вечер, и это заставляет ее чувствовать, что она падает. Даже сквозь его парадную мантию тело Тома похоже на огонь, и она отдергивает руку, словно потрясенная, потому что нарушила какой-то кодекс, которому они следовали до сих пор. Раньше она никогда к нему не прикасалась. Он никогда не касался ее. Они не разговаривали три недели, а теперь она прикоснулась к нему. Что-то в ее груди, кажется, воспламеняется. -Том, это мой брат Альбион. Они хладнокровно приветствуют друг друга, Альбион на мгновение переводит взгляд между Флоренс и Реддлом, прежде чем схватить сестру за руку и объявить группе, что собирается выпить, утащив ее, прежде чем она сможет по-настоящему осознать, что она сделала, закон Вселенной, который она переписала. Лиззи сердечно соглашается, берет Эйвери за руку и вслед за Альбионом входит в бальный зал. Флоренс чувствует особый взгляд на голой коже спины, когда они идут вперед. Она прикоснулась к нему. Комната была волшебным образом улучшена, чтобы вместить четыре длинных стола, каждый из которых покрыт белыми скатертями и фарфором в золотой оправе, который блестит на свету. Повсюду расставлены композиции из роз, белые, как утверждала Лотти, — по центру столов, на пьедесталах в каждом углу, лепестки даже падают с потолка, как снежинки. Это похоже на суровую зиму без холода, огонь горит в каждом из массивных очагов, две люстры отбрасывают на потолок картины Олимпа и Аида в танцующем свете. -О, напитки, — восклицает Альбион, шагая вперед и хватая огневиски для себя и бокал шампанского для Флоренции. -До дна! — кричит он, переворачивая стакан и глотая янтарную жидкость одним большим глотком. Дрожа и улыбаясь, он ставит пустую чашу на поднос и многозначительно смотрит на напиток Флоренс, который все еще остается нетронутым. -Не оставляй меня здесь одного, — говорит он. -Я никого не знаю. -Ну, ты познакомился со всеми, кого я знаю, — фыркает Флоренс, но она все равно улыбается и делает большой глоток. -О, вот моя мама, давай, Пирр, тебе нужно поздороваться, — говорит Лиззи, держа свой бокал шампанского и таща за собой белокурого гиганта. Флоренс смотрит им вслед, оборачиваясь и обнаруживая Филипа, смотрящего им вслед, его обычно солнечное выражение лица несколько потускнело. — Так ты тоже в Когтевране? — спрашивает Альбион у Филиппа, привлекая его к ним, когда они начинают кружить по комнате. Леонид и Том исчезли вместе с другими слизеринцами, что стало долгожданным облегчением для разума Флоренс, которая все еще пытается осознать все сюрпризы, которым она подверглась за такой короткий промежуток времени, а именно физический шок, который изобиловал ее телом, когда она вошла в контакт с Томом. -Да, мне приходилось присматривать за твоей сестрой весь семестр. -Она —ужас, нельзя отрицать это, — поддразнивает Альбион, беря еще один напиток у проходящего мимо домового эльфа — на этот раз одного из черных с пурпурным пламенем. -Ты уже видел, как она творила какое-нибудь волшебство? -Несколько недель назад Флоренс попросила меня попрактиковаться в обезоруживающих заклинаниях, но я сказал ей, что слишком дорожу своими конечностями, чтобы быть ее тренировочным манекеном. -Мудрое решение, — говорит Альбион, и они делают большие глотки своих напитков. Флоренс чувствует, как ее лицо краснеет. -Надо ли мне напоминать тебе, Альбион, что это ты, а не я, в прошлом году поджег все поля Диттани, несмотря на то, что у тебя есть полные семь лет магического образования, — шипит она, допивая свой стакан. Глаза Филиппа расширяются, Альбион так громко хохочет, что несколько голов поворачиваются, чтобы посмотреть. -О, я забыл об этом, — говорит он между смехом, его напиток грозит пролиться. -Я тестировал некоторые конструкции котлов, когда был дома, и на этапе термостойкости я немного увлекся. Папа был так зол. --Эй, вот и мой отец, пошли сюда, — внезапно кричит Филип, и они без всяких вопросов следуют за ними, когда он ведет их на задний двор, где несколько котлов, полных огня, посылают искры в ночной воздух. Флоренс едва успевает мельком увидеть пожилого джентльмена с редеющими песочными волосами и суровым массивным лбом, прежде чем они остаются одни, и позади них доносится грохот голосов. Прислонившись к балкону, Флоренс позволяет себе увлечься разговором между Филипом и Альбионом, добродушным и искренним. В течение почти часа они обсуждают людей, которых могут видеть, оценивают платья и шляпы и количество напитков, которые, по их мнению, допил каждый муж, исходя из пота на его верхней губе, покраснения его губ или щеки. -О, он пьет наверное уже пятый бокал! — ревет Альбион, когда мимо проходит человек с вишневым лицом, допивая свой пятый бокал без заботы на свете. Он всегда употреблял алкоголь как бык, не заботясь о своем теле, своем уме или ситуации. Альбион обычно достаточно крепок, чтобы справиться с таким. -О боже, его жена носит на голове мертвого фазана. -Филип изобразил, как Флоренс хихикает между ними, и по ее венам струится приятное сияние алкоголя. Она ловила взгляды незнакомых молодых людей в окна, и это заставляло ее чувствовать себя легкой и могущественной, и Альбион здесь, и Филипп тоже, и мир на мгновение становится ярким и маленьким, чудеса магии, товарищества и семьи сияют в этом едином пространстве. Когда звонит колокол к обеду, они выбирают столик наугад, Альбион садится напротив нее и Филиппа, где он может удобно завязать разговор с потрясающей рыжеволосой ведьмой рядом с ним. К его чести, ведьма, похоже, так же довольна таким поворотом событий, как и Альбион. Когда Филип отодвигает для нее стул, чтобы Флоренс могла сесть, она бегло осматривает стол. Не то чтобы ища кого-нибудь, но возникает чувство пустоты, когда она не находит где-нибудь поблизости шоколадные волны на голове Тома Реддла. Это похоже на то, как будто он поджег ее, а затем снова исчез в ночи, жестокость, примененная к ней в отместку за ее молчали. Эта мысль возвращает знакомую боль, к которой она тоже привыкла за последние недели. -Привет, — говорит веселый голос рядом с ней, и, обернувшись, Флоренс видит мальчика-гриффиндорца, с которым Филип сидел рядом на вечеринке Слизнорта, теперь тот рядом с ней. У него узкое лицо и темные лохматые волосы, закрывающие лоб, а рот искривлен в кривой ухмылке. -Флимонт Поттер, приятно познакомиться.- Они чокаются бокалами в знак приветствия. -Приятно познакомиться. Я Флоренс Оллман. -Да, я знаю. Слизнорт не стал замалчивать ни вас, ни вашего отца после того, как вы покинули его вечеринку. Ты сделала хорошее дело для Раделлы, — добавляет он, беря свой бокал с огневиски. -О, это не было проблемой. Она мой хороший друг. -Мой тоже. Если бы ты не позаботилась о ней, я планировал заклинать Эйвери в следующем мае, — признается он с мрачным взглядом ни на кого конкретно. Флоренс сразу же решает, как и в случае с Раделлой, что он ей нравится. -Да ну, Эйвери идиот. -Не могу с этим согласиться. -Раделла здесь? — спрашивает Флоренс, вытягивая голову, чтобы еще раз осмотреть комнату, на этот раз в поисках спутанных кудрявых волос. Рядом с ней смеется Флимонт. -На этом собрании чистой крови? Мерлин, нет. Я удивлен, что мы даже получаем приглашение, не являющееся священным двадцатью восьми. Флимонт пожимает плечами и наклоняется вперед. -Берк, ты уже просил своего отца добавить нас в список? -Флоренс поворачивается к рыжеволосому мальчику и обнаруживает, что его лицо темно-красное. — Ох, заткнись, Поттер, — ворчит он, делая большой глоток огневиски. -Простите, вы можете объяснить? — спрашивает Флоренс, потерянно переводя взгляд с мальчика на мальчика. -Филипп тебе не сказал? Его отец Карактак и чокнутый Нотт составили список двадцати восьми, — усмехается Флимонт. -Но пусть это не отговаривает тебя от дружбы с ним — он не виноват, что его отец уродливый и подлый. Флоренс смотрит на Филиппа, который натянуто улыбается, и просовывает руку под стол, чтобы положить ее ему на бедро. Она вспоминает ту ограниченную информацию, которая у нее есть о его отце, о том, как он стыдился упоминания лавку, которой они управляли. Сжимая его ногу, она возвращается к своей выпивке и допивает. Еда переходит в непринужденную беседу после того, как ее начало несколько шатать. Здесь больше блюд, чем Флоренс могла попробовать, отдельные сырные тарелки и салат с обжаренной рыбой и тарелки сочного французского лукового супа, который обжигает ей небо. Домашние эльфы появляются перед каждой сменой блюд, наливая новые вина: красное, белое, розовое или игристое, подчеркивая качества, которые теоретически дополняют еду, но все, что может заботить Флоренс, — это аромат, взрывной на ее языке. Их основное блюдо — дикий кабан, за ним следует лимонный шербет и хрустальные миски с водой, чтобы вымыть пальцы. Во время десерта прибывает труппа танцоров огня, дышащих пламенем и красными глазами от дикой энергии, которая, кажется, резонирует с толпой.