Limited

«Я любил ее против разума, против обещаний, против мира, против надежды, против счастья, против всех возможных разочарований».  — Чарльз Диккенс, Большие надежды Это все, Флоренс успела вернуться в поместье. Она медлительна, ее разум онемел между ее усилиями и вытекающей из этого какофонией дикой атакующей магии. Альбион и Филипп идут впереди нее, обсуждая свои любимые предложения, в то время как Флоренс позволяет вести себя, укутываясь в мантию, чтобы хоть немного согреться. В ранние утренние часы воздух очень холоден. Тем не менее, как бы ей не было холодно, Флоренс не может сдерживать гордость, пронизывающую ее, магию, которая стала сильнее от ее подношения. Она изменила форму Диттани — растения, предназначенного для исцеления — и предложила его часть духам, чтобы укрепить их, укрепить свою семью. Она пела эту песню много раз раньше, во время сезона посадки они танцевали, чтобы саженцы пустили корни, чтобы нашли питательные вещества в почве, но они никогда не ускоряли процесс роста, чтобы диттани созрел за один день — не говоря уже о нескольких минутах. Ритуал оставил ее истощенной и все же светящейся, потому что ее дар был получен, и огонь Самайна усилился, а магия возобновилась. Закрыв глаза, она все еще могла видеть мерцание пламени, слышать рев синего языка пламени дракона, чувствовать жар его крыльев. Том Реддл тоже получил дар Самайна — он овладел огнем, той заведомо хитрой субстанцией, которая, если оставить ее в покое или хотя бы на мгновение неправильно обработать, может поглотить все на своем пути. Он преобразил его, а это задача, с которой даже самые талантливые волшебники не могли справиться так легко, а он сделал это невербально. Флоренс почувствовала волнение в животе, зевание какого-то ужасного клыкастого монстра, угрожающего поглотить ее изнутри. Реддл был красив, пока выступал, и он был ужасен, и это заставило ее почувствовать желание. Мастер в своем деле, его руки заставляли Флоренс напрягаться. Том вызвал дракона и подарил Самайну магию, и он сделал это только своей собственной магией. Том заколдовал дракона, и Флоренс забыла о ее гневе, потому что это было чудом — его магия оставила на ее языке такой сильный привкус железа, а жжение на ее коже было настолько сильным, что ей подумалось, не был ли он божеством. Том сотворил дракона из магии, и она решила, что он будет ее. Флоренс приехала в Хогвартс изучать магию, а Том был волшебником, и она его получит. Флоренс настолько теряется в своих воспоминаниях о предложении Тома, что чуть не спотыкается по лестнице на задний балкон поместья Гринграсс. С легким вздохом она хватается за шлейф своего платья рукой, в которой держит туфли, и цепляется за перила, направляясь вверх по лестнице, ее конечности тяжелые, как валуны. Филип и Альбион пробрались в главный зал прямо перед ней, и она услышала, что они обсуждают правила квиддича — игры, до которой Флоренс нет никакого дела. В вестибюле Филип прощается с ними, пожимая руку Альбиону и целуя в щеку Флоренс, прежде чем уйти в ночь. Флоренс и Альбион задерживаются на верхней ступеньке, молча наблюдая, как участники вечеринки выходят, котлы огня горят тускло под звездами, как будто даже само пламя иссякло. — Ты хорошо поработала, Флори, — наконец говорит Альбион, поворачиваясь к ней с улыбкой. Несмотря на всю свою мужественность, он все еще может смягчиться, как масло, оставленное под палящим солнцем, и Флоренс лениво улыбается ему, потому что она слишком устала, чтобы говорить. Его слова отдаются теплом в ее груди. Ее сердце раздувается. -Папа был бы горд, Оуэн, тоже. — Ты скажешь всем, что я скучаю по ним? — спрашивает Флоренс. Слова застревают в горле, и она не может больше ничего сказать. — Конечно, и я скажу им, что тебе удалось хорошо провести вечер в компании меня и выпивки. — Мама будет в ужасе. — Мама всегда в ужасе. Она будет так расстроена, что пропустила это, — подтверждает Альбион. Они замолкают, поскольку оба считают эти слова правдой. — Удачи с международным портключом, — наконец отвечает Флоренс. — Да, он активируется в восемь часов утра, так что мне, наверное, лучше поспать несколько часов, прежде чем отправиться в министерство, — говорит ей Альбион. — Не могу дождаться встречи с тобой на праздниках и пригласить своих новых друзей. Особенно Гринграсс. Флоренс закатывает глаза, но у нее нет сил злиться на Альбиона. Вместо этого они обнимаются, сжимая друг друга в удушающем захвате, и затем Альбион уходит, его мускулистое тело несется вниз по лестнице с неоспоримой энергией даже в такой поздний час. Флоренция стоит на ступеньках, наблюдая за ним, пока не слышит, что он ушел. На этот раз она рада истощению, ведь ее тело слишком устало сдерживать слезы. В коридорах пусто, ее босые ноги бесшумно ступают по камню, когда она идет спать. Выскользнув из платья и залезая под одеяло в одном нижнем белье, Флоренс засыпает еще до того, как ее голова коснулась подушки, ее сны уже улетали на спине синего дракона с голосом, подобным грому, и полуночными глазами, которые обжигают. *** На следующий день, когда она просыпается, свет льется сквозь большие французские окна, мягко слепя ее глаза и согревая ее обнаженную кожу. Матрас мягкий, как облако, прикосновение простыни к ее коже — нежные ласки, и Флоренс задается вопросом, почему ей вообще пришлось просыпаться от этого небесного блаженства. Через мгновение, когда ее сознание начинает обостряться, она слышит легкий топот ног по мраморному полу и, перекатываясь на спину, она замечает крошечную лысую голову, которая толкает золотую тележку к краю кровати. На ней стоят серебряные блюда. В животе Флоренс урчит, она улыбается и приподнимается на локте, когда домашний эльф останавливается у кровати. — Миссис Гармония послала Пинки, чтобы доставить вам завтрак, — сообщает ей домашний эльф, делая легкий поклон. — Спасибо, Пинки, милая, — воркует Флоренс, поднимая крышку с тарелки, чтобы увидеть фрукты, тосты и джемы из всех возможных ягод. Есть пустая кружка и дымящийся кувшин кофе, а рядом еще один кувшин с ледяной водой. — Кофе, — стонет Флоренс, садится и тянется за напитком. — Ты просто ангел, Пинки. Домовой эльф заметно краснеет, еще раз кланяется, а затем с хлопком исчезает, оставляя Флоренс одну. Кажется, что ее желудок ест сам себя, несмотря на множество еды, которую она съела накануне. Она с удовольствием пробует все, что разложено перед ней. Кофе согревает ее до самых кончиков пальцев. Как только она заканчивает свой последний кусок тоста, двери распахиваются, и появляется Лиззи, закутанная в плюшевый желтый халат, с волосами, еще влажными от воды. — Доброе утро, лентяйка, — протягивает Лиззи, но ее глаза добрые, и она улыбается Флоренс через всю комнату. — Я вижу, Пинки была здесь. — Да, — подтверждает Флоренс, похлопывая по кровати рядом с собой, приглашая Лиззи присоединиться к ней. — Этот эльф — ангел. — Не делай ей слишком много комплиментов — это вскружит ей голову, — предупреждает Лиззи, лежа на синем одеяле. — Который сейчас час? — спрашивает Флоренс, доливая кофе и разбавляя его сливками. — Почти час. Лотти разбудила меня около часа назад, чтобы обсудить со мной сегодняшний график. — И? — Семейная фотосессия в гостиной в четыре тридцать, обед в пять, а гости начнут приходить в шесть. Тебе не нужно быть готовой раньше шести, так как ты не будешь принимать участия в фотосессии. — Ты повеселилась прошлой ночью? — О да, — хмыкнула Лиззи. — За исключением того, что во время обеда Гектор Фоли не скрывал своих надежд на переизбрание министром. Я собиралась пробить себе голову… Флоренс слушает в тишине, время от времени вздыхая или хихикая в подходящий момент, пока Лиззи описывает различные драмы, развернувшиеся накануне вечером, которые сама Флоренс пропустила. — Ты и Реддл по-настоящему превзошли всех своей магией, — заявляет Лиззи после почти получаса монолога. — Мой отец был очень впечатлен, он сказал, что демонстрации на какое-то время вышли из моды, но он подозревает, что вы двое установите новый стандарт на следующий год. — Жалко, что меня не будет здесь для повторного выступления, — суетится Флоренс. — Уже хочешь выбраться из Англии? — Просто скучаю по дому, — признается Флоренс и берет Лиззи за руку. — И спасибо, что пригласили Альбиона. Было так приятно увидеть его, даже несмотря на то, что он идиот. — Он красивый идиот, — смеется Лиззи, ее губы изгибаются в ухмылке. — Да, он тоже очень высокого мнения о твоей внешности, — подстрекает Флоренс. — Но он собирается обручиться, так что тебе придется присмотреться к кому-нибудь другому. Лиззи смотрит в окно, прежде чем ответить. — Ему что — двадцать пять? Разве это не поздно, чтобы обручиться? — спрашивает Лиззи, и в ее голосе звучит напускное безразличие. — Нет. Девочки обычно дебютируют на Юге в семнадцать или восемнадцать, но они ждут, чтобы увидеть, как мальчики станут надежными молодыми людьми, прежде чем начнут поступать предложения. — Лиззи кивает. — Значит, ты получишь право на вступление в брак после дебюта этой весной, но какое-то время не сможешь выйти замуж? — Я так полагаю. Кроме того, тот, за кого я хочу выйти замуж, должен сначала расположить к себе моего отца, и это будет кошмар, благослови его Мерлин. — Флоренс качает головой, улыбаясь про себя, когда она представляет безликого мужчину, дрожащего перед высокой фигурой Клиффорда Оллмана. — Альбион собирается попросить возлюбленную его детства Маргарет Калхун выйти за него замуж в конце этого месяца, как я подозреваю. На самом деле она на год старше его. Они старая семья Джорджии. — Что ж, я приглашена на свадьбу?. — Очевидно, ты станешь моим спутником, Лиззи. Их разговор продолжился в ванной, Флоренс лежит в воде, а Лиззи отдыхает на диване. Вода обжигающая и свежая, и Флоренс оттирает грязь на ногах, слой грязи, накопившейся за ночь из-за пепла, пота и магии. Здесь очень много самых разных ароматов, но Лиззи предлагает нежный цветочный флакон, и Флоренс соглашается, приправляя парфюмом кожу и волосы. К тому времени, как она будет заканчивает, Лиззи уходит, чтобы собраться, а у Флоренс есть время посидеть у огня и почитать. Пинки возвращается, чтобы зажечь огонь в комнате Флоренс, неся еще один поднос с бутербродами и газированной водой. *** В тот вечер Флимонт Поттер наблюдает, как Флоренс спускается по лестнице, и на его лице появляется кривая ухмылка, когда они замечают друг друга в толпе. Он одет в ярко-пурпурные мантии, которые ужасно сочетаются с его лохматыми черными волосами, но, судя по другим ярким цветам и узорам, которые носят мужчины, Флимонт кажется почти незаметным в этой разноцветной толпе. — Ты прекрасно выглядишь, Флоренс, — говорит он, взяв обе ее руки в свои и целуя ее в обе щеки, от чего она краснеет. Флоренс мило улыбается ему, но и не может отрицать, что поцелуй ей приятен. Ее платье выполнено из тонкого серебристого материала с вырезом на груди, тонкими бретелями, пересекающими плечи и доходящими до талии, оставляя обнаженной спину. Юбка пышная и многослойная, а на самой первой ткани тонкие линии и звезды — созвездия, вшитые в само платье. Флоренс долго выпрямляла волосы различными зельями, подстригая их по обе стороны лица, так что пряди карамельных волос щекотали ей плечи с каждым шагом. На лицо она нанесла полупрозрачные тени вокруг век и скул, пока ее глаза не стали казаться больше, как луна, а лицо стало кошачьим и угловатым. Она чувствует себя ледяной нимфой или Артемидой, богиней охоты, и уже хочет выйти на танцпол, плыть под звуки музыки. — Спасибо, Флимонт. Ты тоже, — говорит она, поправляя его лиловую галстук-бабочку. — Твоя семья здесь? — Да, они ушли в бар, в который, кстати, направлялся я, пока не заметил тебя. Не хочешь присоединиться ко мне? Флоренс берет его за руку, и они вместе проходят в главный зал. Если предыдущая ночь была мягкой, то сегодня комната поразительна. На возвышении, находится целый оркестр менестрелей, одетых в прекрасные черные мантии, а перед ними на стопке книг стоит морщинистый гоблин, который умело дирижирует оркестром. С потолка и люстр свисают ледяные сталактиты, и каждое пламя, освещающее комнату, мерцает синим и серым, наполняя пространство лунным светом. — Вау, — выдыхает Флоренс, наслаждаясь потоком ветра из открытых дверей, который охлаждает ее покрасневшую кожу. — Гринграсс никогда не разочаровывают. Каждый из них берет бокал вина перед тем, как обойти комнату, рука Флоренс все еще переплетена с рукой Флимонта. Напиток прохладный и освежающий, и Флоренс уже чувствует, как алкоголь кружит голову. — Твоя магия прошлой ночью была весьма впечатляюща, — продолжает Флимонт, наблюдая, как несколько пожилых пар выходят на танцпол. — Я никогда не видел ничего подобного. — О, я узнала это от моей прабабушки Адсилы, — говорит ему Флоренс, делая еще один глоток. Флимонт кажется совершенно милым, но ее опыт общения с Лиззи и Филипом заставляет ее не решаться погрузиться в тонкости местной и наземной магии. — Хотелось бы, чтобы мы тоже сделали что-нибудь полезное. Мой отец недавно продал гоночную метлу, в ограниченном экземпляре. — Антиквариат имеет ценность. — Да, я надеялся унаследовать именно этот антиквариат, — мрачно говорит Флимонт. Они обошли комнату по кругу, когда перед Флоренс появилась Лиззи, одетая в темно-красное платье, а ее волосы были высоко зачесаны в подобие хвоста. Она привлекает внимание, как олицетворение рубина, ее голубые глаза сочетаются с красными губами, с белым цветом ее кожи. — Лиззи! — кричит Флоренс, опуская руку Флимонта, чтобы заключить подругу в объятия. — Ты прекрасно выглядишь. — Не так уж и плохо. Я знала, что это платье лучший вариант, — говорит она, девушки держатся на расстоянии вытянутой руки и кружатся, любуясь тем, как свет падает на их платья. — Мама только что послала меня найти тебя и посмотреть, есть ли молодые люди, которых мы можем заставить танцевать. Она говорит, что если мы не начнем, то танцевать будут одни старики. — Думаю, я могу помочь, если ты согласна, Флоренс? — спрашивает Флимонт, еще раз предлагая ей руку. — Да, конечно, — лучезарно улыбается она. Она всегда любила танцевать, даже с юных лет, когда ей ничего не оставалось, кроме как кружиться на руках у отца. Теперь, когда она стала старше, торжества стали возможностью показать свою женственность. — И я тоже, — прерывает знакомый тон, Филип оказывается рядом с ними, протягивая руку Лиззи. Он одет в королевскую синюю мантию, его песочные волосы, зачесаны аккуратными линиями за уши. — Филипп! Ты выглядишь потрясающе, — фыркает Флоренс, снова прижимаясь к боку Флимонта Поттера. Филип коротко ей улыбается, прежде чем снова взглянуть на Лиззи, их глаза полны искренности. — Как насчет танца, Гринграсс? — О, хорошо, но не смей тратить мое время, как в прошлом году, Берк, — ругает она с улыбкой, ее рука скользит по его руке. — В конце концов, я же хозяйка праздника. Они выходят на танцпол, готовясь к следующей песне. Флимонт обнимает ее за талию, их руки сцеплены вместе. Гоблин-дирижер два раза стучит палочкой по нотам, а затем начинается музыка — быстрый вальс, в котором они кружатся по танцполу. Шаги Флимонта устойчивы, если не слишком энергичны, но они оба смеются над промахами, когда наступают друг другу на цыпочки, добродушно критикуя друг друга. — Я думал, это я должен вести, — отчитывает он, заворачивая Флоренс под мышкой, а затем втягивая ее обратно, пока пары кружатся по полу. — Для меня зависимость от других не является чем-то естественным, — смеется Флоренс, и он смеется вместе с ней. — Почему-то меня это не удивляет. Песня заканчивается, и Флимонт прижимает ее руку к своим губам, прежде чем идти по коридору туда, где исчезли Филип и Лиззи. Выпив еще один бокал вина, Флимонт, чтобы найти свою семью, хотя Флоренс заметила, как гриффиндорец всю ночь следил за девушкой, одетой в зеленое, и что он вышел из комнаты, вскоре после нее. Филип находит ее следующей, и они танцуют одну песню, затем другую. Его плечо твердо под рукой Флоренс, и когда он поднимает ее, его руки обнимают ее за талию, как будто она что-то драгоценное. Он говорит ей, что она прекрасно выглядит, они обсуждают ее брата, и она приглашает его в Джорджию на каникулы, прежде чем она понимает, что алкоголь начал делать свое. Рядом с ними Лиззи и Пирр танцуют так близко друг к другу, что между ними нет места для воздуха. Лицо Филиппа бледнеет, но Флоренс ведет его дальше по комнате, и он не жалуется. После своего третьего танца с Филиппом Флоренс оказывается на заднем балконе, потягивая из стакана бурбон, который мужчина оставил без присмотра, позволяя ночи охладить ее, а напиток течет по ее венам. Звезды почти не видны на небе, но луна почти полная, чего она не заметила прошлой ночью во всей суматохе. Даже когда в ее организме течет вино, она может чувствовать лунный дух, лучи света, похожие на ласки на своей коже. «Сегодня мы сестры», — думает она, и эта мысль вызывает у нее улыбку. — Флоренс, — зовет голос, тихий и мелодичный, и она знает, кто это, не поворачиваясь, потому что никто никогда раньше не произносил ее имя так, как будто это песня. Она хочет услышать это снова. — Том, — шепчет она, ее голос, казалось, сел, когда она оглядывается через плечо и видит, что он стоит позади нее. Он выглядит так же, как прошлой ночью, одет в черные мантии и с аккуратно уложенными волосами, но в свете луны он полупрозрачный и небесный, ее губы сохнут, а сердце дрожит. Она поворачивается к нему лицом, его губы дрожат, как будто он пытается ухмыльнуться, но его зрачки расширились до такого размера, что почти занимают всю радужку глаз. Его взгляд пленительный, греховный и голодный, и она знает, что он должен соответствовать взгляду на ее собственном лице, потому что зверь внутри нее рычит, желая поглотить его. — Почему ты здесь? — спрашивает он, не отводя взгляда, указывая на пустую террасу. Он подходит ближе. Флоренс сглатывает. — Сделала перерыв в танцах, — объясняет она. — Почему ты стараешься вести светскую беседу? Обычно это не твоя сильная сторона. — Его глаза сужаются. — Ты избегала меня, — заявляет он гравийным тоном, похожим на эхо грома. — Да. — Но больше нет? — Я не знаю, — признается она. Он по-прежнему ценит жизни людей не больше, чем собак, и, тем не менее, глядя на него сейчас, она не может почувствовать своего прежнего отвращения. — Флоренс, — повторяет он и подходит ближе, так что подол его мантии встречается со шлейфом ее платья. Ее глаза находятся на уровне его груди, и она может видеть, как он делает несколько глубоких вдохов, его плечи расправляются. Обычный чистый запах Тома окутывает ее, и она на мгновение закрывает глаза, потому что, должно быть, грех пахнуть возвращением домой. — Мне нравится, как ты произносишь мое имя, — шепчет она, прежде чем успевает остановиться, и когда она открывает глаза, он улыбается своей необыкновенно широкой ухмылкой, которая, кажется, передает величие тысячи звезд. Она тоже улыбается, потому что никакой другой реакции нет, потому что этот загадочный мальчик двигает ее, как самые сильные волны посреди океана, и она не знает, как это контролировать. — Ты покраснела. — Не очень-то по-джентельменски с твоей стороны указывать на это, — отвечает она, чувствуя, как ее лицо пылает еще сильнее. Улыбка Тома только становится шире. Флоренс приходится облизать губы, потому что они очень сухие. — Мне нравится, что я могу заставить тебя покраснеть.- Его честность настолько завораживает, он поднимает руку, и она знает что, когда он прикасается к ней, она забудет про все, будто в этом мире нет ничего, кроме Тома Реддла. Длинные нежные пальцы тянут шпильку в ее волосах, позволяя волосам упасть на плечи, он гладит кожу головы, другая его рука повторяет то же движение с другой стороны. Она смотрит на его лицо, пока он занят ее волосами, на легкую морщинку на его лбу, ухмылку на губах, от которой ее живот сжимается от восхитительного тепла. Взяв булавки в одну руку, Том засовывает их в карман, его свободная рука возвращается к ее волосам. Он закручивает прядь у основания ее шеи вокруг своего пальца, как будто он привязывает к себе Флоренс. — Прошлой ночью в твоих волосах была молния, — бормочет он, и его лицо так близко к ее лицу, что Флоренс задерживает дыхание. — Да, Альбион любит дразнить меня за это. — Это было прекрасно, — говорит Том и продолжает, прежде чем Флоренс успевает уловить то, что он сказал, — Ты красивая. — уточняет Том. Она не знает, что с ней происходит. Рука в ее волосах замирает, когда она тянется к ней, обхватив ее ладонями, и, не задумываясь, Флоренс прижимает его ладонь к своим губам, чувствуя тепло его кожи, волну его магии в ее венах, потому что Том и есть магия. — Прошлой ночью мне снился синий дракон, — говорит она ему, проводя указательным пальцем по линиям его ладони, а затем смеется — громко и беззаботно, потому что ей кажется, что она упала в колодец, а он — вода на дне, которая ловит ее. Он улыбается и берет ее за руку, как будто они достигли какого-то соглашения. — Потанцуй со мной. Это не вопрос. Флоренс улыбается и позволяет ему увести ее обратно на в бальный зал, его рука скользит по ее талии, его пальцы двигаются от ее предплечья к руке, где их пальцы переплетаются. Рука Флоренс обнимает его за шею, их тела так близко, что она чувствует тепло, которое он излучает через их одежду. Прижимаясь к нему, каждая злая мысль, которую она когда-либо вынашивала, пронизывает ее сознание, и только полночь глаз Тома заставляет ее замолчать, улыбка, которая снова появляется на его лице. Она не знает, начинается ли музыка, но в один момент они плывут, а в следующий — танцуют. Легко быть унесенной Томом, хоть раз не заботясь о правильных шагах, довольствуясь тем, что другой берет на себя управление, чтобы вести ее. Они созданы друг для друга: его губы касаются ее уха, а дыхание теплое и восхитительное на ее шее. — Я все еще не изменила своего мнения, — бормочет Флоренс, прижимаясь щекой к его груди, пока они двигаются. Она чувствует, как он улыбается ей в волосы. — Я тоже. — Так мы в тупике? — спрашивает Флоренс, отрываясь от него, чтобы их глаза встретились, чтобы она могла облегчить трепет от связи. Том уклончиво кивает головой. — Мы танцуем, не так ли? — Как будто это своего рода ответ на их моральную дилемму. Флоренс не настаивает, снова прижимая лицо к его груди, закрывая глаза и позволяя унести себя. Она может слышать биение его сердца, грохот воздуха в его легких — чувствовать магию, которая пронизывает само его существо. В любой момент они могут уплыть в облака и никогда не вернуться на Землю, вальсируя среди небес. Когда песня заканчивается, Том не отстраняется, а только подносит руку, чтобы заправить прядь волос ей за ухо, его глаза останавливаются на ее глазах, как будто они были созданы для этого. Он снова улыбается, и Флоренс чувствует, как что-то внутри нее начинает трепетать, потому что он красив, и почему-то этот момент кажется украденным, как будто вы стоите перед великим произведением искусства прямо перед закрытием музея. — Может нам выпить? — хрипит она, потому что сразу же замечает взгляды на них, Лиззи и Пирра, стоящих в углу, Филиппа и стайку других студентов, наблюдающих за ними из-за оркестра. Том кивает в знак согласия и через мгновение предлагает ей руку, прежде чем они двинутся сквозь толпу. Флоренс никогда не чувствовала себя такой заметной, когда она движется рядом с Томом, и количество глаз, наблюдающих за их парой, не сосчитать. Потому что Том — нечто редкое и невидимое, и все же он что-то уловил в ней, и от этого у Флоренс кружится голова от силы — или от алкоголя, она не знает. В коридоре, ведущем из фойе, стоят Друэлла и Тереза, холодно глядя на них. Флоренс требуется вся сдержанность, чтобы не ухмыльнуться двум несчастным девушкам. — Я беспокоюсь о твоем фан-клубе, — говорит Флоренс, все еще глядя на двух девушек. Рядом с ней Том фыркает. Он не отвечает, вместо этого тащит Флоренс за собой, пока они входят в меньший зал, где бармен свободен. Поднятая бровь Тома — единственное, что он делает, чтобы спросить, что она хотела бы выпить. — Огневиски, пожалуйста, — говорит Флоренс, перегнувшись через стойку, чтобы улыбнуться мужчине за стойкой. — И ему тоже. Мужчина подчиняется, прежде чем Том успевает оспорить просьбу Флоренс, и с особенно кислым видом принимает бокал. — Ты пьяна, — заявляет он, его голос стал менее мелодичным, а рука, за которую она цепляется, более жесткой. — Просто живи настоящим моментом, Том. У нас его больше никогда не будет, — отвечает Флоренс. — Это то, как ты живешь свою жизнь? — Я стараюсь, — говорит ему Флоренс, улыбнувшись так широко, что Том не может не ответить ей тем же. Они оба наслаждаются обществом друг друга. — Можно пойти послушать оркестр? Я люблю музыку. Взяв его за руку, она потянула его, прежде чем он успел ответить. Они выскальзывают через небольшую боковую дверь и Флоренс за мгновение осознает, что они в боковом саду. — Мы не услышим музыку отсюда. — Да. — Флоренс ведет Тома к скамейке за углом, прямо под балконом, где музыка доносится через открытые двери. Сидя, Флоренс прислоняется к каменной стене, ее глаза закрываются, а уши заполняет звучание скрипки. Том садится рядом с ней, его рука все еще сжимает ее руку. Некоторое время они сидят в тишине. Это знак того, как далеко они продвинулись — что Флоренс может быть рядом с ним, не желая доводить его до безумия, и дрожать от ярости. Или это все действие алкоголя, но, тем не менее, она чувствует себя спокойнее, чем с тех пор, как приехала в Хогвартс. Воздух вокруг них вибрирует в непрерывном подъеме и падении песни, магия в нем мягкая, как объятия старого друга. — Почему ты плакала прошлой ночью? — спрашивает Том после того, как финальный аккорд давно растворился в тишине. Флоренс открывает глаза, отрывает голову от стены и видит, что Том смотрит перед собой с твердостью во взгляде, которой раньше не было. Этот невинный вопрос, от которого во Флоренции что-то болит. — Потому что рост прекрасен, потому что я выращивала дерево, чтобы оно умерло, — признается Флоренс, глядя на его бледное лицо. — Полагаю, это меня тронуло. — Я все еще не понимаю. — Тогда не думаю, что смогу это объяснить. Снова тишина, музыка, которая начинается медленно и сказочно. Это произведение она знает по поездкам в выставочные залы Нью-Йорка. Она вспоминает, как вращалась на танцполе в руках гениального светловолосого волшебника под этим произведением. Фортепиано навязчиво, но ярко, пальцы на клавишах то оплакивают, то танцуют. Это история, за которой Флоренс не может уследить, но она заставляет ее еще больше осознавать жар Тома рядом с ней, открывая вихрь воспоминаний в ее разуме. — Пой, о богиня, о гневе Ахилла … — бормочет она, ее мысли блуждают по словам, которые она читала сотни раз раньше. — Это заклинание? — спрашивает Том. — Это начало «Илиады » — «Илиада»? — Том поворачивается к ней лицом, складка на его лбу такая привлекательная и что-то во Флоренции трепещет, глядя на него. — Это старинное греческое стихотворение. Мой отец читал мне его вслух — это моя любимая история, — признается Флоренс. Она снова смотрит на их руки, двигает своей так, чтобы она могла провести пальцем по линиям на его руке, по выпуклости его суставов, по тонким венам на его запястье. Музыка пианистки словно движется сквозь нее, как будто где-то над ними в бальном зале артист занимается любовью со своим инструментом. — Я пытаюсь решить, на кого из персонажей ты больше всего похож. — Думаешь, я похож на одного из персонажей? — Том говорит так, будто никогда раньше не читал рассказов, как будто концепция человечности в художественной литературе слишком велика даже для его ума. — Ты похожа на персонажа сказки? Ее палец нащупал черный перстень, который носит Том, но она так потерялась в мелодии, присутствии Тома, его слов, что не замечает страха, сочащегося из самого камня, его почти холодной температуры, несмотря на тепло Тома. — Я не знаю, — снова говорит Флоренс, а затем встает, разворачиваясь, чтобы оказаться перед ним, так что луна находится позади нее. Ему приходится смотреть вверх, и его странное пустое выражение лица возвращается, но Флоренс берет его вторую руку в свою, так что теперь она держит обе. Флоренс следит за вспышкой тепла, которая пробегает по его глазам. Когда она это видит, все внутри поет. — Ни одна из женщин в «Илиаде «в конце концов не станет счастливой, а я намерена быть безумно счастливой. — Ее руки на мгновение сжимают его пальцы. — Давай танцевать. Лунный Дух улыбается нам, но мы просто сидим здесь, как идиоты. — Том поднимается на ноги, и Флоренс на мгновение задается вопросом, устанет ли она когда-нибудь смотреть на него. Эта мысль кажется абсурдной — Том был ее пленником последний час, и, несмотря на смятение, кружащееся внутри нее, она смогла без смущения смотреть на его черты. Он, в свою очередь, делал тоже самое с ней. — Флоренс, — шепчет он, и она замирает, потому что ей нравится это слышать. У нее возникает странное чувство, что в этот момент она сделает для него все, что угодно. — Мы можем танцевать здесь? Флоренс не спрашивает, почему, она просто кивает, на этот раз обе ее руки переплетаются за его шеей. Том обхватывает ее за талию, их тела, как две части пазла, сомкнутые в месте. Когда они раскачиваются, подбородок Тома прижимается к ее макушке. Флоренс чувствует тепло и насыщение, от магии, которая все еще гудит в воздухе, или от магии Тома в ее руках или от алкоголя в ее организме. Но сейчас Флоренс не желает думать об этом