***
Мужчина зажмурился от прошивающей насквозь боли. Голова раскалывалась как будто по ней били секирой, надеясь пробить череп. Все мышцы тянуло и заворачивало в неведомые узлы, затягивая так, чтобы точно не распутались. Простонав, он попробовал подняться с пола, но потерпел поражение, упав и приложившись многострадальной головой об пол. Рядом кто-то, точно издеваясь, протяжно затянул противным голосом какую-то иностранную песню:— Новый год к нам мчится, скоро всё случится, сбудется что снится,
Что опять нас обманут, ничего не дадут
Ждать уже недолго, скоро будет елка, только мало толка
Если Дед Морозу песню дети не запоют!
Мужской, глубокий голос старался подражать какому-то певцу, но получалось не очень, поэтому незнакомец плюнул на затею и решил заунывно тянуть гласные, как в народных песнях. Блэка передернуло, и появилось желание завыть бездомной собакой. — Кто там такой громкий, — цыкнул под нос Сириус и уже громче сказал: — Замолчи, кто бы ты ни был! — Ооо, ты не представляешь, как долго я тебя ждал! — возвестили его с противоположной стороны стены. — И вот ты наконец здесь, шиза! А то пойми, скучно одному, все разговаривают сами с собой, а я как-то отстаю. Не хочу быть в последних рядах! Эй, ты вообще слушаешь? Блэк этого уже не услышал: боль и вина снова поглотили его с головой. Почему он не предвидел этого? Он должен был согласиться со собственной кандидатурой или хотя бы за Хвостом следить, чтобы из него информацию не вытянули! Так он смог бы предотвратить предательство Питера, мерзкой крысы! Сириус резко, зло зарычал. Голова уже не так сильно болела, и мышцы немного расслабились. Неожиданно из соседней камеры раздалось: — Какой же Новый год без стихотворений?! Нужно непременно рассказать стих! Но я не помню ни одного, — за стеной замолчали, раздумывая. — Эй, шиза, знаешь какое-нибудь новогоднее стихотворение? Кстати, давай хоть познакомимся! Я Антонин. А ты? Анимаг сжал кулак и промолчал. Этот ненормальный сосед был словно злой шуткой Судьбы. Кто в здравом уме будет так вести себя в Азкабане? Какого черта он такой радостный? У Блэка не было настроения шутить и развлекаться. Слышал бы об этом Джеймс, не поверил бы и посоветовал человеку, рассказавшему эту плоскую шутку, прогуляться к Снеггу и прихватить его с собой в психушку. Воспоминания о лучшем друге, почти брате, всколыхнули океан горечи от потери и жгучую ненависть к предателю. Так ненавидеть умели только Блэки, отдавая всю душу, вкладывая все силы в это чувство. Если Сириус выберется отсюда, первое, что он сделает это — убьет крысу, потом обязательно заберет Гарри к себе, да хоть бы и на Гриммо. Матушка не выставит за дверь с ребенком. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться. Антонину, видно, надоело молчание, потому он начал упражняться в стихосложении. Это было явно не его. Единственное, что он смог из себя выдавить, так это: — Скоро в гости к нам придет… эмм… Ультравеселый Новый год! И подарков целый… экипаж Приготовит Санта Клаус! По голосу можно было сказать, что сосед был очень даже доволен собой. Блэк лишь вздохнул и подумал, как сильно он хочет, чтобы поехавший в соседней камере заткнулся. Стихотворение было ужасным даже на его непритязательный вкус. — Приходите к нам маленькие звери Приносите нам игрушки Будем елку одевать! Будем праздник притягивать! — О, как, — закончил Долохов. — Шиза, ну как тебе? Я прямо-таки второй Пушкин! — Хотя нет, ничего не говори! — воскликнул через пару секунд Антонин. — Я недостоин этого звания! Драматическая пауза длилась недолго. — Солнце у русской поэзии может только одно, но я ещё могу стать её звездой! — послышался удар об стену. Сириус понадеялся, что тот расшиб себе голову. Ко второму раунду безвкусицы он был не готов. Но всё тот же голос разверзнул под ним Ад. — Милая, скажу тебе прямо Ты не Мадонна даже близко не Светило этого мира. — Ой, это уже пародия Шекспира, — на минуту все затихло, давая безумному соседу обдумать новую гениальную идею. — Шиза, мне срочно требуется твоя помощь! Кого скопировать на выбор: Лермонтов, Блок, Уайльд, Байрон, Хитс или незабвенный Маяковский? Забудьте, это был ещё не Ад, потому что тот наступил именно сейчас, когда Блэк подумал, что легче его проигнорировать, и тот сам замолчит. Так Сириус ещё ни разу не просчитывался. Долохов громко скандировал все известные стихотворения перечисленных выше поэтов, изменяя их как душе захочется, заодно пытаясь найти сердцем то самое, близкое. — Заткнись, — прошипел анимаг в сторону стены на десятой пародии на Маяковского. — Твои стихи ужасны. Исчезни. — Ну чего ты! — жизнерадостно отозвался Долохов. — Я, конечно, знаю, что стихосложение — это не моё, но это было так грубо. Ты разбиваешь мне сердце! Блэк выдохнул сквозь зубы и развернулся, падая на койку. За стеной наступила долгожданная, полная тишина. Такой никогда не было в гриффиндорской гостиной. Там постоянно что-то взрывалось, будь то приступы смеха или очередная попытка Джеймса сварить что-нибудь креативное. Спецами по зельям у них были Римус и Лили, которая согласилась им иногда помогать под умоляющими, «щенячьими» глазами Джея. «Мародеры» — не лучшее название для шутников, но тогда была мода на плохих парней, поэтому предложенное Сириусом слово всем понравилось. Первое время учителя, да и некоторые ученики шипели и плевались ядом так, что Джеймс заподозрил групповое змеиное помешательство, однако вскоре негативный оттенок растворился, и слово стало ассоциироваться только с Джеймсом, его компанией и их проделками. Но началась война, и школьные деньки показались такие далекими и нереальными. Воспоминания выматывали и душу, и тело. Анимаг провалился в восстанавливающий сон.***
Следующее пробуждение Сириуса было не лучше предыдущих: глубокий голос Антонина возвещал о том, что необходимо провести тренировку, в противном случае кости заржавеют, а мышцы атрофируются. — Ужас! — воскликнул невольный сосед. — Я думал, что ваша тюрьма типа пятизвездочного отеля на островах, а здесь ни тренажерного зала, ни белого песочка с лазурным морем или океаном, ни, на худой конец, бассейна! Мне срочно нужна книга жалоб, чтобы я смог оставить свой гневный отзыв. Блэк подавил гневное шипение на корню. Этот… человек уже начал раздражать намного больше, чем Нюниус за годы, проведенные вместе. И снова воспоминания всколыхнулись, как потревоженная гладь прекрасного моря. Вот, кажется, улыбающийся Джеймс совсем рядом, протяни руку и сможешь встрепать его жесткое гнездо на голове. А в метре Лили смеётся и зовет ужинать определенно самой вкусной рыбой, которую ни Джей, ни Сири не любят. Кроватка Гарри аккуратно качается, умные глазки следят за каждым действием взрослых, и детский лепет: «Сили» — ласкает слух. «Они мертвы.» — твердит жестокий разум, замораживая остатки сердца. Анимаг больше не может сдерживаться и воет, как раненный зверь, ревёт, как мальчишка, уши которого выдрала мать за разбитую вазу. Рев переходит в шепот и хохот сумасшедшего. — Хей, шиза, — остатки марева боли тонут в голосе Антонина. — ты как там? Слышишь меня? — Да, — хрипит Блэк, начиная их невольное общение. — Я Сириус.***
По сипению и шепоту за соседней стенкой наследник Блэк сразу понял, что чудной сосед что-то затевает, и уже на ранних стадиях можно сказать, что это не обойдется без потерь, особенно для Сириуса. Тот уже подготовился, и заинтересованный голос наконец прозвучал: — Слушай, шиза по имени Сириус, а ты откуда? У тебя довольно интересное имя для англичанина. Блэк напрягся: звездное имя и здесь не давало покоя. Ведь таким могла похвастаться только одна семья на всю Англию. — Я итальянец, — холодно бросил заключенный. — Не тянешь ты на жителя солнечной Италии, — экспертно протянул собеседник. — Как это? — обиделся Сириус, — послушай: ciao, mio Dio, ti amo. — А вот с этим поаккуратнее, — раздался возмущенный голос. — Я консерватор, и ценности у меня сугубо консервативные. Анимаг в долгу не остался. — А сам-то ты откуда такой консервативный взялся? — Я гордый сын горной страны! — громко заявил сосед, для пущей убедительности то ли топнув, то ли ударив кулаком по стене. — Шотландец что ли? — недоверчиво прищурился Блэк, вспоминая Макгонагалл и пытаясь совместить установившийся образ собеседника и декана. Получалось отвратительно. — У тебя речь какая-то странная. — У вас, англосаксов, весь мир на вас сошелся? — проворчали за стенкой. — Попрошу, я итальянец, — решил поддерживать легенду Сириус. — Вернемся к именам, — не отставал упрямый сосед, — я знаю одну группу людей, у которых мания давать своим звездные имена. Ты случайно не из них? «Красиво семью обозвал» — подумалось Блэку. — Если ты про Блэков, то да, я из итальянской ветви, — вернул себе самообладание анимаг. — Допустим, — снизошел собеседник, — но ты промахнулся, я не из Шотландии. — Так откуда же? — почесал затылок Сириус, силясь не думать, что по выходу он станет не величественным и несгибаемым Гриммом, а вшивой подзаборной псиной, как в шутку обзывал его Джеймс. Наступило молчание. Каждый погрузился в свои мысли. Блэк вернулся с воспоминаниями в счастливое детство и не менее безоблачную юность, забываясь в них. Долохов же затих, придумывая очередную пакость. Безрадостные мысли Сириуса снова взяли над ним верх. Как же он теперь будет жить без них? Какой мир без Сохатого, придумывающего очередную шутку, Лили, смотрящей на него взглядом из разряда: «Только попробуй, Поттер!», Римуса, который беззлобно смеется над её попыткой предотвратить воплощение задумки Джея, так как он пробовал это сделать каждый из семи лет в Хогвартсе, Питера, поддерживающего любую идею Джеймса, для других обыкновенного, почти незаметного паренька, но для них такого важного члена их команды. Побегов в Хогсмид под покровом ночи, которые они, скрываясь от Филча под мантией-невидимкой, проделывали бесчисленное количество раз. Подшучивания над всем Хогвартсом и пакости слизеринцам, в частности Снеггу, которые вносили разнообразие в скучную школьную жизнь. Их работы в Аврорате, где Грозный глаз Грюм лютовал, пытаясь спасти как можно больше людей от Пожирателей. А субботних вечеров с посиделками около камина с бутылкой сливочного пива под воспоминания о проделках и шутках? Игр с крестником, за которыми они с Джеем могли проводить многие часы? Шутливых подколов Лили, что её муж любит сына больше жены? Дуэлей, проводившихся на работе для оттачивания навыков, в которых Джеймс практически всегда выигрывал, а Сириус вырывал победу у него из-под носа? Визитов Бродяги после рождения Гарри обязательно с подарком для маленького человечка, уже любимого и обожаемого абсолютно всеми членами необычной семьи, которая состояла из четырех безрассудных мужчин и одной здравомыслящей женщины? Жалоб декана Гриффиндора, что она не готова к очередному пришествию Поттера в стены Хогвартса и её надежд, что характером Гарри пойдет в маму, а также треска, с которым они рассыпались, когда Джеймс с гордостью рассказал, что его мальчик уже умеет летать на метле и аппарировать на руки отца? Юному Поттеру, к огромнейшему сожалению всех преподавателей обители знаний, от матери достались только колдовские зеленые глаза и лучезарная улыбка, которая освещала даже самый ужасный или пасмурный день. Собраний Ордена Феникса, где они задерживались допоздна, продумывая очередную облаву на штаб Пожирателей до мельчайших деталей? Сражений против Пожирателей, где они прикрывали спины друг друга, бились до последнего, яростно сражаясь за равенство волшебников? Несмотря на доброту и благородие, ни один прислужник Темного Лорда не выживал после таких битв против отряда, состоявшего из Поттеров, Блэка и Лонгботтомов. Иногда хождений на грани жизни и смерти из-за особенно сильных противников. Джеймс любил утверждать, что проживет с Лили до глубокой старости, имея мантию-невидимку, под которой можно скрыться от самой Смерти. Блэк истерически рассмеялся. Глупый, глупый Джей. Скрылся он от Смерти. Она нашла его и забрала вместе с любовью всей его жизни, пощадив только укрытого заботой и жертвой обоих родителей ребенка. Почему он, не владея артефактом, жив, а его удачливый до безумия друг сейчас лежит в гробу в холодной земле? Отросшие ногти впились в кожу головы. Сириус прижал колени к груди, в который раз оплакивая погибших друзей. — Сириус, — послышался обеспокоенный голос соседа, — ты в порядке? Дементоры нескоро должны прийти, вроде часа три ещё, — бурчание притихло. — Сири, ты меня слышишь? Знакомое детское прозвище резануло слух. Джеймс любил его так называть, да и Блэку нравилось такие братские отношения. Создавалось ощущение принадлежности к семье Поттеров, такое близкой, дорогой, но, к сожалению, не родной семьи. Она стала ближе, чем Блэки, всего за какие-то месяца против одиннадцати лет. Семейные посиделки с Джеем и Лили давали такой уют, который он не мог почувствовать нигде. Обьятия Лили и Гарри, похлопывание по спине или плечу Джеймса — всё это давало ощущение семьи и принятия. — Не смей называть меня так, — прошипел Сириус, с ненавистью уставившись в стену. — Я… — замялся. Несмотря на не такие уж и близкие отношения, терять собеседника, человека, который помог ему, не хотелось. — Не парься, — фыркнул Антонин. — Я понимаю. Вы англичане такие чопорные, может мне тебя ещё мистером Блэком величать? Хотя я не готов на такой подвиг, навевает воспоминания. Хогвартс — хорошая школа, но наказания совершенно глупые. Вот чему я научусь, натирая кубки в Большом Зале? Все эти достижения только разогреют моё желание сделать какую-нибудь пакость, — Долохов раскастисто засмеялся. — Эй, псевдо-итальянец, а ты чистил кубки? — Ещё бы! — фыркнул анимаг. — Мы с друзьями проводили там часы на выходных. Декан любила говорить, что труд сделал из обезьяны человека. Она искренне надеялась, что из нас он сделает отличников, но увы. — Так ты что с Пуффендуя? — изумление так и перло из соседа. — С чего ты это взял? — нахмурился Блэк. — Так только мадам Стебль декан Пуффендуя. Остальные же мужчины! — уверенно воскликнул Долохов. Блэк промолчал на это заявление, задумываясь о разнице в возрасте. Вскоре плюнув на это дело, бросил в стенку: — Я спать. Будь потише, — принял удобное положение на хлипком одеяле и уснул, не услышав тихие размышления. — Старину Слизнорта не заменишь, Флитвик только недавно занял пост декана. Неужели Дамблдор? Наверное, стал директором. Надеюсь, что так львята остались без своего покровителя. Интересно, — закинул ногу на ногу Антонин, — а я, оказывается, так отстал от жизни!***
Как только Сириус проснулся, его настигли воспоминания, наверное, вчерашнего дня. Пуффендуй означал теплицы, а те всегда ассоциировались с уроками Стебль и мандрагорами. Самое первое занятие забыть было не возможно. После подписания всех техник безопасности они прошли в святыню декана Пуффендуя. Помона лично проверила наличие наушников и обьяснила, что нужно было делать. Это было одно из самых смешных занятий во всей школьной жизни Мародеров. Мандрагоры так визжали, что уши закладывало даже через наушники. А вырывалось это… растение ещё хлеще. Блэк имел достаточно силы, чтобы удерживать её на весу и, конечно, сразу захотел познакомить Питера с живностью. Тот не был в восторге от его идеи и принял «подружку» на свой счет, поэтому отпихивался вовсю. Результат был незамедлительным: Мандрагора упала и больно укусила за ногу стоявшего рядом Снегга, из-за чего потом пришлось, под грозным взглядом подкаблучника Поттера, обьясняться перед Эванс. Но на этом приключение не закончилось, Сириусу пришлось ловить это изворотливое создание. Святой Мерлин, к концу занятия Блэк был уверен, что это не растение, а чертово создание Мордреда. Пролезать под столами было ужасно неудобно и мокро, но Сириус схватил эту тварь и прицельным броском попал прямо в горшок под ненавидящие взгляды однокурсников, которые уже сняли наушники. Позже он узнает, что этот бросок сыграл не последнюю роль в его принятии в команду по квиддичу. Макгонагал была действительно удивлена его внешним видом на трансфигурации. Наверное, её изумленное лицо того стоило, если бы не все последующие года. За то время они повидали практически все её лица от недовольного до шока. Мародеры были уверены: «Для Макгонагал я — горе, ведь учусь на Гриффиндоре». Такие приятные и далекие воспоминания прошедших дней вызывали лишь холод Смерти, приходивший из глубин самого Ада и приносивший с собой страдания и муки. Сириус в который раз не смог не кинуться в эту бездну. Тяжелыми камнями на его груди висели вина и самоуничежение, которые тянули его на дно. Но оно было так далеко, что чувство падения не пропадало даже спустя дни и недели, растягивая пытку на годы, а то и десятилетия. Мучения Сириуса продолжались, удерживая его в сознании, прокручивая самый болезненный момент — смерть его друзей. То воспоминание, та картина выжглась на обратной стороне навек. Калитка аккуратно прикрыта, и в ключе нет никакой необходимости. Сад с подрезанными кустиками радует глаз своей красотой, но сердце заходится в страхе. Отчаяние топит и сознание, и душу. Входная дверь распахнута, рассыпанные конфеты трещат под ногами. Джеймс лежит на полу, уставившись вверх стеклянными глазами. У Блэка руки дрожат, ноги заплетаются, а в голове ни одной связанной мысли. Крик вырывается из груди, рвет мышцы, ломает вдребезги ребра, и Сириус дает ему волю. Он обнимает холодное тело, поливая его слезами, выплескивая все отчаяние. Он трясет его, зовет, дает себе надежду и обрывает её, не успев насладиться лучиком света в потоке тьмы. Поднимается на трясущихся ногах и шагает по лестнице, боясь издать даже звук, отказываясь принять тот факт, что Лили с ребенком, скорее всего, тоже мертвы. С порога его встречает ещё немного теплое тело Лили, взгляд которой даже после смерти направлен на дитя. Труп тут же оказывается на руках крестного её ребенка. Блэк прижимает женщину к себе, пытаясь услышать хотя бы лёгкое дыхание, но тишина давит со всех сторон. Вдруг плач ребенка режет её, как раскаленный нож — масло. Тот чувствует ужасную тьму, что сгущается вокруг него, зовет маму, папу и «Сили». Сириус дрожащими руками берет юного Поттера, укутывая его в кокон своих рук и одеяла. Спуск длится вечность, плач стихает, но ребенок все ещё зовет родителей. Блэк держится за дитя, как за последний якорь, который удерживает его в сознании. Великан появляется из ниоткуда, аккуратно забирает у него крестника, обещая, что в Ордене тому будет безопаснее. Наследник древнего рода его уже не слышит. Безумие затапливает его с головой. Красная пелена затягивает глаза. Родовое проклятие берёт верх, отключая сознание, оставляя лишь одно самое сильное чувство — ненависть к предателю. Сириус срывается с места как гончая, взявшая след, преследующая свою добычу. Дальше были только тень крысы, взрыв и забытие, встретившее его с распростертыми обьятиями. Выжить ему удалось лишь чудом, Питер умер. Другого выхода нет. Несмотря на предательство, Бродяга не желал своему уже бывшему другу такой судьбы. Он хотел спросить, почему? За что он предал всех их? Прибытие авроров и заключение прошло мимо его воспаленного сознания. Сейчас он здесь, а его драгоценный крестник находится в месте, где витает запах смерти. Безумие охватило Блэка. Сумасшедший хохот перерос в истерику. Та тоже вскоре затихла. Заключенный обнаружился в дальнем углу камеры в состоянии, близкому к овощу. — Сириус, ты… — голос доносился как через слой ваты, — не отвлекайся. Слушай мой голос, — четко проговорили за стеной. — Знаешь, я многих потерял на этой войне, можно сказать, почти всю свою семью. Я не люблю это слово, но любое другое просто не подойдет. Это случилось, когда мы после очередной вылазки столкнулись с непредвиденным противником. Всех их порешали за каких-то пять минут, а меня отправили сюда. Что-то внутри меня умерло вместе с семьей, но остальной я остался жить. В тот момент я осознал, что проживать эту жизнь нужно полностью, наслаждаясь каждым её моментом. Не так важно, радостный он или грустный, одинок ты или вокруг тебя друзья. Живи моментом. Я ни в коем случае не предлагаю все забыть и предаваться безумию, ведь ты никогда не избавишься от прошлого, не закроешь глаза на настоящее, не убежишь от будущего. Жизнь в прошлом тяготит нас, жизнь в будущем ужасает. Ты не сможешь ничего исправить или полностью предугадать события. Так живи настоящим! Наслаждайся каждым мгновением! Послушай моего совета! Я знаю, о чем говорю. Блэк чувствовал, как его понемногу отпускают жуткие щупальца безумия. — Спасибо, Антонин, — тихо прошептал он, обращаясь к соседу. И вдруг поддавшись какому-то непонятному чувству, подсел поближе к стене, облокачиваясь на неё спиной. Намек на тепло расшевелил что-то в душе Сириуса. — Не за что, — фыркает тот и позволяет Блэку переварить информацию в тишине. А подумать есть о чём: слова о почти семье отзываются чем-то знакомым и теплым в груди. Если задуматься, они чем-то похожи.***
В определенных моментах можно было сказать, что Блэк благодарен своему неожиданному соседу, так как тот не давал ему возможности скатиться в депрессию и окончательно свихнуться. Но всегда было «но». Антонин был бы замечательным принцем, если бы не его говорливость и упрямство. Он совершенно не понимал намеков или хорошо прикидывался. Полное отсутствие понятия «личное пространство» бесило до чертиков перед глазами. А желание втянуть его, Сириуса, в любую активность доводило до ручки. Но больше всего поражало то, что Блэк переставал сознавать себя в тюрьме как таковой, переставал чувствовать себя виноватым за смерть своих друзей — это и пугало, и раздражало одновременно.