Мелодия для короля

      Прислуга знала Реми с детства, а вот Микель доверия у них не вызывал. Поначалу старик просто поглядывал на него с подозрением, а вскоре и вовсе начал проявлять откровенную враждебность. Шерьер терпеливо терпел придирки, недобрые взгляды, грубые шуточки и стойко сносил провокационные вопросы. Кроме всего этого в какой-то момент Микель заметил, что старик пытается разводить их с Реми в разные части коттеджа, чтобы они как можно меньше разговаривали и вообще контактировали.       Это раздражало.       Им надо было много всего обсудить, но никак не получалось из-за назойливого старика, потому как он постоянно давал Микелю какие-то хозяйственные задания, не позволяя Реми помочь, так как это всё было «не королевским делом». И когда им даже удавалось оказаться в одном помещении, старик непременно крутился поблизости, а при нём они не могли ничего обсуждать.        Реми очень уважал пожилого дворецкого и прислушивался к его словам целый день. В конце концов, он с очень юного возраста приезжал в воларьевый коттедж и воспринимал старика почти как родного дедушку. Терпение короля закончилось в тот момент, когда вечером старик заявил, что Микель, в силу его низкого происхождения, не может спать в коттедже.       — И где же он, по-вашему, в таком случае, должен спать? — поинтересовался Реми.       — В пристройке за теплицей, разумеется, — невозмутимо ответил дворецкий. — А лучше ему и вовсе отправиться обратно в военное училище, из которого он вылез.       Это уже было слишком.       — Если он будет ночевать в пристройке, то там же будет ночевать и король Этуайи, — гордо заявил Реми, затем схватил Микеля за руку и потащил за собой.       — Ваше величество! Недопустимо, чтобы вы… — попытался возразить старик, но король одним жестом остановил его.       — Недопустимо с моей стороны было бы оказаться неблагодарной тварью. За последнюю неделю Микель несколько раз спас мне жизнь, и если я выгоню его, я сам себя уважать перестану! Я не знаю, почему вы так враждебно настроены, но если сейчас я услышу ещё хоть одно грубое слово в адрес моего шерьера, я за себя не ручаюсь!       С этими словами, он затолкал своего шерьера в спальню и захлопнул за собой дверь. Старику ничего не оставалось, кроме как оставить серьёзный разговор с королём на завтра и удалиться.       Тем временем Реми расхаживал по комнате как разгневанный лев по клетке. Распущенная копна волос добавляла сходства со зверем, так что Микель не мог перестать улыбаться, наблюдая за его праведным негодованием.       — Подумать только! Выпроводить! Тебя! Что он себе позволяет? — Реми фыркнул. — Значит, разбойник его не смущает, с разбойником я могу делить жильё. А с шерьером — ни-ни! Ты-то почему весь день терпел? Хоть бы раз возмутился!       Микель сел на кровать, устало опустив руки на колени.       — Ну, он же практически твоя семья. Не хотелось бы лишний раз пререкаться. Думаю, старик просто любит тебя, это же очевидно. Так что я, в общем-то, собирался сделать так. как он сказал, а когда он заснёт просто пробраться к тебе через окно.       — Ты совсем дурак? Да если б после вчерашнего кто-то полез ко мне в окно, я бы прикончил лазутчика, не успев разобраться!       — Ладно, ладно, — улыбнулся шерьер. — Тогда я рад, что ты вступился за меня. В самом деле, спасибо. Это было очень… мужественно.       Реми споткнулся на ровном месте.       — Это ты меня сейчас похвалил?       — Ага.       Всё ещё не остывший от накатившего не так давно возмущения, Реми вспылил:       — Н-не надо мне вот этой твоей показной вежливости. Терпеть не могу лесть, лицемерие и заискивание!       — Просто сказал, что думаю. — пожал плечами Микель, и, немного помолчав, добавил: — Ты спать собираешься?       Король начал успокаиваться. Он сел рядом и начал стягивать с себя сапоги. Шерьер тоже снял обувь, затем принялся за рубашку, зашипел и поморщился.       — Что, — усмехнулся Реми, — перетрудился, пока колол дро…       Слова так и застряли у него в горле, когда рубашка соскользнула с плеч и он увидел тело Микеля.       — Не смотри так, — попросил шерьер. — Всё нормально.       — Что это? Откуда?       Всё тело шерьера покрывали мелкие красноватые язвы. Некоторые уже успели зарасти коричневой коркой, другие напротив опухли и загноились. Когда он успел так страшно пораниться? Они же всё время были вместе.       Жуткая догадка пришла в голову Реми. Он бухнулся на колени и принялся поспешно стягивать с парня штаны.       — Стой, стой, ты чего творишь? — заволновался Микель.       — Молчи уж, герой на пять минут.       Он ловко стянул с шерьера брюки, оставив того сидеть полностью обнажённым и принялся тщательно осматривать каждый сантиметр его тела. Наконец, грубо раздвинув в стороны колени шерьера, он облегчённо выдохнул и провёл по внутренней стороне бёдер.       — Ну вот кто тебя просил соваться к этим хорькам? Хорошо хоть они не добрались сюда, — Реми беззастенчиво ткнул пальцем в кончик члена Микеля. — Хоть и были близки. Можно сказать повезло.       Реми достал из прикроватного столика какую-то мазь и принялся аккуратно смазывать ранки. Шерьер морщился, но терпел.       — Если бы я к ним не сунулся, мы бы не смогли сбежать от тех типов. — Он ойкнул, когда король задел особенно густо покусанный участок кожи. — К тому же, ты так хотел его…       — Кого? — не понял юноша.       — Тот шар. Ты такими глазами на него смотрел…       Реми зарделся. Он вспомнил, что на миг действительно уставился на шар очень пристально. В тот момент он представил, что бы делал, родись он не в королевской семье. Он бы мог сам выбирать, куда ему двигаться, кем стать и чем заниматься. Он смотрел на воздушный шар и думал, куда бы отправился на нём, какие бы страны повидал, что бы посмотрел. Его взбудоражило ощущение полной свободы.       А потом он вспомнил обещание, данное отцу, и сразу пришёл в себя.       Реми поднял глаза на Микеля.       — Это… Я же всего на секунду… Когда ты успел заметить?       В глазах шерьера заплясали озорные искорки, однако, сохранив невозмутимый вид, он торжественно произнёс:       — Я же твой личный шерьер, замечать и исполнять каждое желание моего короля — мой долг, — он слегка поклонился.       Опешивший было король от такого наигранного пафоса невольно улыбнулся, взгляд его потеплел.       — В таком случае, как твой король я желаю, чтобы ты не подвергал больше свои жизнь и здоровье опасности. Уж будь любезен, исполни это моё скромное желание, это ж твой долг.       Покончив с обработкой ран, они начали готовиться ко сну. Свечи были погашены, окно плотно закрыто, сквозь шторы пробивался едва различимый свет луны. Шерьер уже улёгся на своей половине и закрыл глаза, когда услышал тихий вопрос.       — Почему они не зажили?       — Что?       В наступившей тишине голос Реми прозвучал словно гонг.       — Твои раны. Ты же вылечил меня тогда, в пещере. Твоё тело… Оно больше не работает?       — А-а-а, — понял шерьер. — Тут всё просто: на меня его целебные свойства не распространяются.       — В каком смысле? — растерялся Реми.       Микель вздохнул и повернулся на бок, всматриваясь в темное лицо юноши, пытаясь представить с каким выражением его глаза сейчас глядят на него.       — Морской народ, судя по всему, обладает силой самолечения. Их раны затягиваются сами собой, но окружающим они помочь не могут. У меня же всё наоборот. Я могу залечить самые тяжёлые раны других людей, но на самом себе даже царапину не заживлю. Не знаю, у всех ли полукровок это так работает, никогда не встречал других, однако я рад, что могу помочь кому-то. Это гораздо лучше, чем иметь способность вылечивать себя одного.       Реми притих на мгновение, а затем задал новый вопрос.       — Но как же ты? Получается, что ты так же, как и любой обычный человек, можешь заболеть, получить рану, сломать ногу? Ты так же как и мы испытываешь боль?..       Вдруг Реми вспомнил тот пустой взгляд Микеля. Взгляд, что напугал его до лёгкой паники. Он некоторое время колебался, а затем всё же произнёс:       — Расскажешь, что было в училище?       Вздохнув, Микель подумал, что как бы ему ни хотелось оставить этот момент в прошлом и никогда больше о нём не вспоминать, король не успокоится, пока не выяснит правду.       — Это началось примерно через полгода после моего поступления. Там был один педагог… старой закалки. Он считал, что телесные наказания — наилучший способ воспитания детей. Если ему казалось, что ученик прилагает недостаточно много усердия, или не проявляет к нему должного почтения, мы… нас удостаивали наказания. Там была специальная комната. Нас отводили туда, привязывали и… воспитывали.       Реми вздрогнул. Его самого никогда не подвергали наказаниям. Откровенно говоря, с него наоборот всегда пылинки сдували. Наследник престола, любимый сын, достойный король. Слушая Микеля, он ощущал всю ничтожность своих проблем.       — Тот человек находил слабые места каждого и раз за разом причинял такую боль, что некоторые не выдерживали. После его воспитательных уроков дети ломались и становились непохожими на себя. Иногда он перегибал палку.       Это и в самом деле пугало. Сунув нос не в своё дело, юноша и представить себе не мог, до чего он докопается.       — Почему ты не дал сдачи?       — В самый первый раз, когда он удостоил меня чести посетить ту комнату, мне было десять. В тот день я разорвал верёвку и попытался сбежать. Наказание оказалось чудовищным. Никогда больше я не предпринимал попыток к бегству. Я ещё не знал, на что способен, а тот человек уже понял, что я могу выдержать больше боли, чем другие его ученики. Тогда он начал выискивать поводы для наказаний. В каждом моём слове, в каждом поступке он находил что-то, идущее вразрез с уставом академии. Всякий раз он придумывал новые способы истязать меня.       — В прошлый раз я не заметил на твоём теле каких-то шрамов.       — Ты просто не знал, где искать.       Микель услышал возню, а затем Реми прильнул к его плечу и затих. Он чувствовал, что должен что-то сказать, подобрать какие-то правильные слова, но понятия не имел, какие. Ему не хотелось проявлять сочувствие, оно было тут неуместно. Всё это происходило с шерьером много лет назад и давно осталось в прошлом. Оно сформировало Микеля как личность, сделало тем, кем он являлся сейчас.       — Ну, а потом? Когда ты вырос, ты отомстил?       — Потом я… привык. Я настолько привык его бояться, что не мог заставить себя хоть что-то предпринять. Чтобы выдерживать все пытки, которые он изобретал, мне пришлось научиться отключать все чувства. Иначе я бы просто сошёл с ума. А потом в моей жизни появился Генри.       Сердце короля дрогнуло. Опять всплывал этот Генри, загадочный друг, который всё изменил. Юноша затаил дыхание, опасаясь спугнуть разоткровенничавшегося шерьера.       — Мы с Генри подолгу говорили обо всём и очень скоро начали доверять друг другу. Когда я рассказал ему об особенностях моего тела, он ничуть не удивился. Мне кажется, к тому времени Генри уже давно о чём-то догадывался, но из чувства такта не поднимал эту тему. — Микель перевёл дыхание и продолжил. — И вот однажды я пришёл к нему сразу после посещения комнаты наказаний. Тот раз был самым жестоким из всех. Боль была настолько нестерпимой, что пробилась даже сквозь мою защитную стену. Когда мой мучитель отошёл на минуту, чтобы сменить орудие пыток на более изощрённое, я понял, что больше не вынесу. Не помня себя от страха, я вырвался из сдерживающих меня цепей и сбежал. Я не мог вернуться в свою комнату, в первую очередь он пришёл бы за мной именно туда. Кое-как приведя себя в божеский вид, я доковылял до мастерской Генри, потому что не знал, где мне ещё спрятаться. Он всегда был очень внимателен, потому тотчас заметил, что со мной что-то не так. Голова у него всегда работала хорошо. Он не стал в чём-то меня убеждать или уговаривать и ничего не обещал, просто молча выслушал, пока обрабатывал раны. Затем накормил и велел ложиться спать. А на следующее утро, пока я отлёживался и приходил в себя, Генри ушёл и не возвращался несколько часов. Как я узнал позднее, ходил он к руководству нашей академии. Понятия не имею, о чем он с ними говорил, но на следующий день наш мучитель бесследно исчез. С тех пор я больше никогда о нём не слышал.       — Надеюсь, он сгнил где-нибудь в очень страшном месте, — прорычал Реми, — помирая долго и мучительно.       Микель провёл ладонью по волосам короля и нежно поцеловал его в лоб.       — Всё хорошо, Реми. Я это пережил.       Юноша осторожно обнял своего шерьера и шепнул:       — Спасибо, что рассказал мне.       — Спасибо, что выслушал.