Мелодия для короля

      К огромному облегчению Микеля, учитель не дал конкретных указаний. Поэтому, не долго думая, парень затянул самую похабную песенку, какую знал:              — Жил на свете кроль морской!        Жил он со своей женой!        Был он груб и нелюдим!        Трам-тирлим, тудум-тирлим!              Лицо учителя вытянулось. Сначала на нём отразилось недоумение, потом раздражение, а после откровенная злоба. Микель едва допел последний куплет, как тело его обожгла нестерпимая боль от удара шипованным хлыстом, и с губ сорвался крик.       — Решил посмеяться надо мной? — процедил сквозь зубы учитель. — Не могу понять, чего ты этим пытаешься добиться. Думаешь, такая отвратная песня спасёт тебя? Единственное, что ты получишь за эту выходку — ещё одно наказание. Я хотел отложить использование этой игрушки, но ты меня прямо-таки вынудил воткнуть её в тебя прямо сейчас, — он достал из сундука тот самый металлический цветок с четырьмя лепестками. — Знаю, ты искусен в обращении с фьютией. Эта вещица работает примерно по тому же принципу, — он нажал скрытую кнопку на рукояти, и лепестки закрылись, словно образовав бутон. — Но есть одно отличие: этой малышкой обычно не делают новых дыр в теле.       Никогда ещё Микель не испытывал настолько сильного отвращения, как в тот момент, когда осознал, что ему предстоит вытерпеть в ближайшие часы. Он готов был извиняться, умолять, спеть любую песню, пообещать что угодно, но понял, что всё это только раззадорит мучителя, обожающего страдания своих жертв и ужас в их глазах.       Он всё ещё помнил своё обещание, данное Реми, но прямо сейчас, глядя на омерзительный инструмент в руках приближающегося человека, сомневался, что сможет остаться в сознании и не провалится в успокаивающую пустоту небытия, возможно, навсегда.       — Не могу дождаться момента, когда всажу её в тебя, богомерзкая тварь! — в предвкушении облизнулся учитель.       Зажмурившись, Микель представил себе Реми: его медовые кудряшки, изящные аристократические пальчики, лёгкий румянец на светлой шее. Вспомнил его сердитый голос, отчитывающий шерьера за очередную мелкую провинность. Пришло время прощаться. Он предал своего короля, своего любимого. Реми больше никогда его не простит. Микель и сам не простил бы себя.       — Сам ты богомерзкая тварь! — разнёсся по пыточной звонкий голос. — Ты, чёртов садист, просто наслаждаешься чужими страданиями!       Микель не понял, откуда выскочил Реми. Когда шерьер распахнул глаза, его мучитель валялся на полу в паре метров от него, и от головы его по полу растекалась тёмная лужица. А прямо перед Микелем стоял его король с обломком ржавой металлической трубы в руках. Он тяжело дышал, стиснув зубы, и полу-испуганно полу-свирепо смотрел на лежащего в стороне человека.       — Какой приятный сон… — выдохнул Микель, подозревая, что случилось то, чего он боялся: не вынеся ужаса, он впал в забытие.       Король перевёл на него взгляд, труба жалобно лязгнула об пол и откатилась в сторону. Ледяные руки схватили щёки шерьера и привели его в чувства.       — Кретин! Я так за тебя переживал! — воскликнул Реми и накрыл его губы своими.       Поцелуй показался Микелю непозволительно коротким, и прервался слишком неожиданно. Они смотрели друг на друга несколько мгновений, прежде чем шерьер пришёл в себя и взволнованно спросил:       — Что с твоими волосами?       Нахмурив брови, Реми отошёл на пару шагов:       — А что, без них я тебе уже не так нравлюсь?       — С ума сошёл? — вскинулся Микель. — Да я только из-за тебя ещё в сознании!       Лицо Реми смягчилось. Он больше всего боялся обнаружить своего шерьера в том пугающем отстранённом состоянии, и не иметь возможности достучаться до него. Парень подёргал цепи.       — Подожди, сейчас попробуем тебя освободить.       Подозревая, что ключ от оков Микеля находится у старика, Реми склонился к его телу, и вдруг получил тяжёлый удар цепью по голове. В следующую секунду его ногу обхватил обруч, и прежде чем юноша успел опомниться, он оказался прикован к стене. Учитель же, вытирая с лица растекающуюся кровь, хохотнул и произнёс:       — Надо же, теперь кроме мышонка у меня есть ещё и птичка! Игра становится веселее!       — Сейчас же отпусти его! — воскликнул Микель. — Он твой король!       — Я не принадлежу к числу подданных этого мальчишки, — скривился учитель. — Я аппареец.       Оглушённый Реми, сквозь багровую пелену, увидел как старик всё ближе подходит к Микелю. Кровь закипела в его жилах, он дёрнулся, но цепь лишь жалобно звякнула, натянувшись, а металлический обруч ободрал кожу на ноге. Боль обожгла лодыжку, но почти сразу начала отступать. Из стены в месте стыка с цепью, посыпалась каменная крошка. Плюнув на неприятные ощущения, Реми, бормоча ругательства, продолжил дёргать цепь, в надежде выдернуть её и освободиться. Старик же тем временем подошёл к Микелю вплотную и выдал:       — Твоя птичка нам не помешает, лишь добавит остроты ощущений. Но из-за её появления мне бы хотелось поторопиться с закреплением нашей связи. Не будем ходить вокруг да около, скажи, что ты на самом деле думаешь обо мне?       Микель презрительно усмехнулся и выплюнул:       — Ты отвратителен!       — Значит, наши чувства взаимны, тварь, — гаркнул учитель и ударил шерьера в солнечное сплетение. — На самом деле, Антуан сказал, что нет никакой разницы, что за песню споёт мне шелки. И что за чувства мы испытываем друг к другу - тоже не важно, главное что они совпадают. Как бы то ни было, пришло время нам стать единым целым.       Мучительно задыхаясь, Микель скривился:       — Трахнешь богомерзкое существо? Какие-то стандарты у тебя двойные.       — О, нет, ты не знал, что достаточно укуса? Ты всё ещё такой ребёнок! — С этими словами он впился зубами в подреберье Микеля.       Парень взвыл как раз в тот момент, когда Реми дёрнул посильнее, и цепь вылетела из стены.       — Не тронь моего мужчину! — вскричал он, накидываясь старика.       Мучитель Микеля оказался на удивление сильным. Тогда как ведомый внутренними противоречиями король не мог заставить себя лишний раз наподдать пожилому человеку, тот буквально рвал его на куски. Лишённый сострадания, не сдерживаемый никакими моральными принципами, он в полную силу наносил удар за ударом. Улучив момент, старик воткнул в бок своего противника невесть откуда выуженный кинжал, перехватил руку юноши и со всего размаху приложил её об колено. Раздался тошнотворный хруст, вопль боли, и рука Реми безжизненно повисла, словно переваренная сосиска.       — Реми! — дёрнулся Микель.       Цепь выдержала, как и потолок, а вот скоба, опоясывающая запястье шерьера, лопнула и разогнулась. Освободив одну руку, Микель тут же принялся за вторую.       — Не смей касаться меня! — воскликнул старик. — Вы, мелкие твари, — от затрясся от злобы и ненависти. — Я ненавижу боль, а вы отважились ранить моё тело? Вы поплатитесь за это!       Учитель шагнул к сидящему на полу Реми, баюкающему свою покалеченную руку.       — Оставь его в покое! — крикнул Микель. — Можешь отыгрываться на мне сколько угодно, я всё вытерплю, только не тронь Реми!       — Скучно, — ответил старик. — Лучше я буду отрезать ему одну конечность за другой, и смотреть, как ты бессильно бьёшься в агонии, не в силах что-либо предпринять. Ведь твоя шкурка всё ещё у меня, — его лицо озарила внезапная улыбка. — А может, приказать тебе самому это сделать? Конечно, тогда я не получу удовольствия от разрезания человеческой плоти, зато смогу насладиться твоими истинными муками. Так и поступим!       Мучитель достал из кармана ключ и освободил от оков ноги и вторую руку Микеля. Затем вложил в его ладонь тяжёлый крючковатый зубчатый нож и приказал:       — А теперь иди и отпили своему корольку ногу пониже колена.       Он упивался своей идеей, он трясся от предвкушения зрелища, которое вот вот должно было предстать его взору. Словно творец, создавший гениальную пьесу, он жаждал видеть, как обученные им актёры отыграют её. И для того, чтобы наблюдать за своим произведением с лучших мест, он сделал пару шагов назад.       Боясь упустить даже мгновение происходящего, мучитель не удосужился глянуть под ноги, а между тем как раз в двух шагах позади него спокойно лежало оброненное им пыточное орудие, тот самый металлический бутон. Наступив на него, старик поскользнулся, не удержал равновесие и ухнул вниз. Стоящий рядом Микель на инстинктах протянул было руку, чтобы поймать его. И он мог бы успеть, но в голове отчётливо стукнул недавний приказ: “не смей касаться меня”. Рука парня бессильно сжалась в паре сантиметров от ладони учителя, в кулаке остался лишь воздух.       Никто даже понять ничего не успел, как всё уже было кончено. Громкий всплеск, треск раскалённого масла, волна горячего воздуха, и запах жареного, пробирающий до костей. Старик не кричал, он просто исчез в пузырящемся котле, и через мгновение его обгорелое тело уже всплыло на поверхность.       Шерьер словно в трансе повернулся к Реми. Взгляд его казался пустым и потерянным.       — Микель?       Сердце Реми ухнуло вниз. Он знал, что будучи наполовину шелки Микель никак не мог ослушаться приказа человека, владеющего его вьевией. Как работает этот закон в случае, если хозяин умер, король не знал. Судя по тому, что Микель, сжимая нож, устремился к нему, последний приказ хозяина должен был выполняться.       — Микель, приди в себя! — в отчаянии воскликнул Реми. — Ты сильнее, помнишь? Ты сможешь побороть это проклятие! Ты же сам себя не простишь, если сейчас сделаешь это! Остановись! Не подходи ближе! — видя, что шерьер и не думает останавливаться, Реми решился использовать последнее средство, — Если не остановишься, я повернусь к тебе бабочкой!       Парень замер, и в его безжизненных глазах король вдруг распознал лукавые искорки.       — Ах, ты, скотина! — накинулся он на Микеля, — Перепугал меня до чёртиков! Я думал, что лишусь ноги! И кто её знает, приросла бы она обратно или нет!       — Ты в порядке? — Микель отбросил нож и рухнул на колени рядом с Реми, осматривая его раны. — Как твоя рука?       — С рукой всё будет хорошо. Ты на себя посмотри: разгуливаешь тут в чём мать родила перед чужими мужиками. Хоть бы прикрылся.       Микель обессиленно повис на нём, и до короля донеслись сдержанные рыдания.       — Ну, чего ты? Всё закончилось, Микель. Теперь ты свободен.       — Если всё, что рассказывал в тот раз Мальтруй, и всё, что говорил учитель, правда, то мы с ним теперь связаны.       Реми мягко улыбнулся и бережно обнял своего горемычного возлюбленного, поглаживая его по спине, желаю успокоить.       — Насчёт этого можешь не переживать. Мы с тобой были связаны гораздо раньше.       — Ч-чего? — не понял Микель, отстраняясь и с недоверием уставившись на Реми. — Не может быть! Мы же не признавались…       Тогда король продемонстрировал ему уже практически полностью восстановившуюся руку, а затем задрал рубашку и приложил ладонь шерьера к тому месту, куда совсем недавно старик вонзил кинжал.       — Не знаю, в какой момент это случилось, но есть одно предположение, — в ответ на недоуменный взгляд, король ухмыльнулся от души. — Я тебя ненавижу.       Микель вытаращил глаза, а спустя пару секунд расхохотался. Лицо его озарилось счастьем, какого Реми в жизни ни у кого не видел.       — Я тебя тоже! — шерьер обнял любимого и поцеловал.       Наконец, вдоволь насладившись поцелуем, Микель сунул руку под рубашку Реми, собираясь продолжить, но вместо ответных ласк схлопотал звонкую пощёчину.       — С ума сошёл? Хочешь заняться этим прямо здесь? Сейчас? — возмутился юноша.       — А почему нет? — ничуть не смутился Микель.       Реми встал и принялся сердито поправлять беспорядок в одежде. Рубашка была безнадёжно испорчена, но остальное как будто можно было ещё носить.       — Во-первых, это место отвратительно. Кругом грязь, вонь, мертвячина… — король покосился на яму с маслом. — Я, наверное, больше никогда не смогу есть жареное мясо…       — А во-вторых?       — А во-вторых, у нас нет на это времени. Прямо сейчас я бы хотел найти твою вьевию и как можно скорее отправляться на встречу с Антуаном, чтобы спасти мою мать! — Реми заозирался по сторонам. — Так, есть идеи, где этот старый извращенец мог её спрятать?       Микель не понял половины, но мог примерно догадаться, как всё докатилось до такого состояния.       — К чёрту вьевию, — отмахнулся шерьер. — Потом вернёмся, поищем. Поспешим, по дороге всё расскажешь.       Через несколько минут они уже во весь опор скакали к Этуайе.