someone with someone

      Оказывается, пять плюшевых медведей, три хомяка, один заяц, четыре авокадо, пять акул и два волчонка были не просто горой игрушек, а огромной мягкой кучей, которую еле-еле удалось запихать в машину. В машину! А ещё тяжелее было это делать под недоуменные взгляды прохожих. Кто-то улыбался, восхищался, показывал пальцем, в общем, все они жутко отвлекали. Укай готов был убить любого, кто следующим подойдёт и спросит, в какой детский дом он повезёт эти игрушки. С одной стороны, все эти люди были правы, он повезёт их в один дом. В дурдом. Именно так Кейшин называет свою бывшую холостяцкую квартиру, которая являлась таковой, пока в ней не поселился один конкретный ребёнок, надоедливая прилипала, приехавшая и не желающая уезжать обратно. Т/и Т/ф. Ну вообще-то, тренер сам предложил ей съехаться, а девушка и согласилась.       Т/и была совершенно не приспособлена к проживанию в одной квартире с кем-то. Например, с парнем. Она имела слишком своеобразный характер и привычки, приспособиться к которым было выше сил Укая. Когда в детстве отец разрешал ему бездельничать, ведь будущая невестка должна была быть хозяюшкой и умницей, он не представлял, насколько сильно ошибался. Конечно, Т/и многое умела: и готовить, и убираться, но она абсолютно не хотела этого делать. Лишь иногда на неё находили припадки чистоты, и она вылизывала весь дом до блеска, в остальное же время квартира становилась похожей на свалку. Разбросанные вещи, оставленная грязная посуда, слои пыли и мусора нисколько её не волновали. — Зачем убираться, если потом всё равно намусорим? — спрашивала она и без зазрения совести оставляла очередную кружку за рабочим столом. За день их могло появиться около десяти.       И да, она вот вообще никак не удивлялась тому, что они волшебным образом попадают в раковину и сами моются. Чудесная посудная фея в фартуке каждый день их очищает магией. Фее Укаю такой порядок не нравился от слова совсем.       А Т/ф преспокойно жила в таком хаосе и не беспокоилась. Настоящей магией было то, что она всегда знала, в какой именно куче из книг, учебников, кремов, косметики и прочей ерунды — их можно встретить хоть на полу, хоть на зеркале, хоть на столе — лежит нужный предмет. Спустя несколько попыток изменить как-то своё положение, Кейшин принял решение оставить всё так, как есть и попробовать вписаться в этот хаос.       Ещё одной проблемой был режим Т/и. Совершенно заброшенный режим. Ложимся в три, встаем в семь, если повезёт, то в восемь. И если с беспорядком Укай готов был смириться, то после двух недель такого режима под его глазами залегли огромные синяки, желудок начал отказывать от количества выпитого кофе, а на тренировках он начал засыпать на лавочке. — Хочешь спать? — спрашивала она. — Так иди, я документы доделаю и приду. Шуметь не буду.       И она действительно не шумела, но Кейшин предложил ей жить вместе, чтобы избавиться от холодного одиночества, а тут его меняли на какие-то рабочие дела. Приоритеты Т/и расставлять совсем не умеет. Поэтому в очередной раз, когда глаза не открываются от усталости, а уснуть он не может, потому что обнимать ему некого, Укай встаёт, громко вздыхает и, тяжело топая, идёт за своей девушкой. Т/и сидит в наушниках и что-то пишет, рядом опять кружек пять-шесть от выпитого кофе, она широко зевает, но спать не собирается идти. Девушка ничего не слышит из-за орущей музыки потому пугается и вздрагивает, когда Кейшин неожиданно берёт её к себе на руки и тащит в спальню. Т/и вытаскивает устройства из своих маленьких ушек, что вечно краснеют, особенно, когда мужчина целует её. В этот раз они тоже приобретают розовый оттенок. — Эй, что ты делаешь? Я же работаю! Отпусти меня! — Нет. Я спать хочу, — отвечают ей, укладывая на кровать. — Ну так иди, а мне надо работать! — девушка не успокаивается и продолжает вырываться.       Укай находит выход: он берёт одеяло, в которое заворачивает Т/и, и прижимает её к себе, крепко сжимая в объятиях хрупкое тело. Ц/в некоторое время ворочается и активно сопротивляется, продолжая вырываться из крепкой хватки. — Успокойся, я тебя не выпущу. Ты со своими бумажками себе всё здоровье испортишь, а мне потом лечить тебя, нет уж. Пора спать. — Нет, не пора! Мне завтра сдавать документы, а я ничего не успеваю! Мне сделаю выговор! — Не сделают. Почему? С завтрашнего дня ты там больше не работаешь. — Как это? — в голосе девушки слышится отчаяние. — Меня уволили? Кто тебе сказал? Директор звонил?       Девушка почти плачет. Укай чувствует это по мелкой дрожи, которая пробирает её тело. Наверное, он поступает неправильно. Он знает, с каким трудом Т/ф удалось найти эту должность, сколько сил она вкладывала в неё. Эй не нравилась эта работа, но деньги были нужны. А ещё начальник оказался полнейшим козлом. Он скидывал на секретаршу всю работу, всю бумажную волокиту, которую сдать надо было в срок, то есть — на следующий день. Это и была причина, по которой Т/и каждый день без сил приходила домой с работы, а по утрам замазывала следы от недосыпа под глазами. Т/и больше всего боялась остаться без средств к существованию. Помощи попросить ей было не у кого: друзей нет, родители — пьяницы, у которых и у самих нет ни гроша в кармане. Нет денег — нечем платить за квартиру, не на что купить продукты. И эта ничтожная должность, на которой об неё вытирали ноги, была спасительной соломинкой, лишение которой означало расставание с жизнью. — Нет, что ты. Ты сама завтра увольняешься. Посмотри на себя. Ещё пару лет такой жизни и ты превратишься в скелет, восставшего мертвеца. Вот умрёшь ты от усталости и недосыпа, от отвратительного растворимого кофе, которое ты в себя заливаешь, а мне что делать? — Я не буду увольняться. Ты же знаешь, у меня образования нет, куда я пойду?       Т/и не повезло родиться в бедной семье. У неё не было возможности получать образование, она школу-то не окончила. Единственным, что она имела, был диплом об окончании курсов секретаря. И то с ним везде отказывали. Непрестижно это, чтобы в крупной компании работал непонятно кто, получивший образование на курсах за пять тысяч. До нелепого смешно. — Я не договорил, не перебивай, — Кейшин плотнее прижимает к себе девушку, чувствуя, как плечи той начинают подрагивать. — Понимаешь, не могу я смотреть на то, как ты себя изводишь. Ну нельзя же так издеваться над собой. Ты и так — одни кости да кожа, а дальше что будет? Ты с такой жизнью к старости не то что внуков, детей не заведёшь. Подумай, нужно оно тебе? — А что я сделаю?! — девушка со всей присущей ей силой вырывается из плена и садится на кровать. Она кричит в истерике. — На трассу предлагаешь мне идти? Или в бордель? Ну уж нет, я лучше буду горбатиться на этой работе, чем пойду продавать своё тело, козёл!       Она встаёт и собирается уходить, но Укай её перехватывает и усаживает к себе на колени. Т/и бьёт его в грудь своими маленькими кулочками и пытается вырваться: — Отвал от меня, отпусти! — Да подожди ты! Опять перебиваешь! Какая трасса? Какой бордель? Свихнулась? Ты настолько сволочью меня считаешь, что я могу любимую отправить торговать собой? Глупенькая, — Кейшин берёт её лицо в руки и сцеловывает с него слёзы. — Я бы никогда так не поступил. Люблю я тебя, что сделать? А ты сразу…       В комнате абсолютно темно, разглядеть что-то невозможно, но Укай может представить себе бурю эмоций в глазах девушки. Она уже не вырывается, но её всхлипы всё ещё разрушают ночную тишину. — И что ты предлагаешь? — Смотри, будешь работать у меня в магазине. Продавцом со мной по сменам. Я когда ухожу на тренировки, на соревнования езжу, он ведь просто так стоит, а так ты меня будешь заменять. Я — платить тебе зарплату. Не скажу, что больше, чем тебе в этой канторе шарашкиной платят, но не придётся до трёх ночи не спать да и бумажек меньше намного. Ну, как тебе идея?        После некоторого молчания ему дают ответ: — Я совершенно не умею считать. — Не думаю, что это проблема. Я тебя быстро научу всему. Договорились? — Я подумаю.

***

      Кейшин винит себя за то, что не смог сдержаться и всё-таки накричал на девушку, а та обиделась. Поэтому, собственно, он и везёт сейчас домой эту кучу игрушек. Просить прощения он не умел, поэтому пришлось просить совета у Такеды, превозмогая невыносимый стыд.       Т/и должны понравиться купленные игрушки. Она его обязательно простит. И он готов будет продать магазин и купить на эти деньги всё, что только пожелает его принцесса, чтобы в её прекрасных глазах никогда не гасла радость, а щёчки не переставали покрываться очаровательным румянцем.       Весь мир он положит к её ногам.