Жди меня, я приду этой осенью, когда завянут все цветы

Чонгук, вздрогнув, пробудился от беспокойного, неглубокого сна и тут же почувствовал рядом с собой чужое присутствие. Он осторожно открыл глаза. В тусклом рассветном сумраке он увидел тонкую изящную руку у себя на груди. Пальцы касались кожи в распахнутом вороте пижамы. При каждом движении грудной клетки они то приподнимались, то опускались, посылая заряд мурашек по всему телу. Он видел эту руку миллион раз, он желал, чтобы рука эта касалась его, чтобы пальцы ласкали его, мяли, трогали, царапали. Чонгук мечтал проснуться рядом с обладателем этой руки, но теперь испугался. Он чувствовал себя вором и обманщиком. Сейчас Тэхён проснётся и всё поймет. Чонгук судорожно вздохнул. Тэхён что-то пробормотал во сне и придвинулся ближе, устраивая подбородок у Чона на плече. Дыхание щекотало его шею, делая момент ещё более интимным. Чонгук чувствовал биение чужого сердца рядом. Стоило только повернуть голову, чтобы коснуться губами его губ. Секунды утекали медленно. Может быть, стоило украсть всего один поцелуй? Первый и последний в жизни. Сладкий и запретный. Несколько минут счастья прежде, чем мозг Тэхёна проснётся и даст сигнал оттолкнуть его. Чон осторожно скользнул в сторону из-под руки и слез с кровати на пол. Он стремительно отполз и прислонился мокрой спиной к холодной стене. Тэхён всё так же мирно спал. Ничто его не волновало: ни чужой дом, ни чужое постельное белье, ни то, что обнимал во сне он Чонгука, не своего… любимого. Чонгук снова подался вперёд, искушение было таким сильным. Тэхён выглядел таким невинным во сне. Строгие морщинки между бровей разгладились, как и заломы у рта. В нём не было привычной холодности и надменности. Тэхён выглядел моложе. Его тёмные волнистые волосы разметались по подушке, и Чонгук невольно подумал о Хауле, владельце Ходячего замка. Намджун говорил, что он хладнокровный. Но это не так! Пусть Тэхён редко улыбался, но это ведь была самая милая улыбка в мире. Неважно, что он дарил её только своему блондину. Пусть не говорил по-английски. Наоборот, это хорошо, это означало, что Чонгук ему нужен. Хоть в чём-то Чон был для него незаменим. И он будет рядом, пока сможет. Чонгук закрыл глаза и запретил себе смотреть на Тэхёна. Нечего было воображать себе, что он так крепко спит, утомлённый ночью любви. Губы он накусал вчера, пока они искали ночлег, они не опухли от поцелуев Чонгука. Не твои пальцы взлохматили его волосы, не твои губы оставили след на шее, всего лишь ворот пижамы натёр кожу. И нет тут ничего твоего, Чонгук. И сам ты не свой, а его. До конца, без остатка, от макушки до пальцев ног Чонгук принадлежал ему — директору Киму. Теперь цветочный запах почти не оставлял его. Нужно было заставить себя встать, уйти, забыть. Чонгук, натянув старый свитер и джинсы, спустился вниз. Рэдж накормил его завтраком. Стараясь не морщиться от боли, Чонгук терпеливо отвечал на вопросы. Он даже согласился помочь по хозяйству. Утро было прохладное и пасмурное, но дождь закончился. Каменная дорожка от задней двери на хозяйственный двор была вся в лужах. Дом стоял на пригорке, и Чонгук, остановившись у невысокого заборчика, некоторое время разглядывал, как стелется по долине туман. Зелёные холмы поднимались один за другим сколько хватало глаз. У самого горизонта голубела полоска чистого неба. Над головой солнце едва-едва виднелось за облаками. Чонгук шумно втянул ноздрями морозный воздух. Может, это и неплохо, что Намджун вытащил их так далеко от дома. Чонгук взмахнул топором, и полено разлетелось на две части. Он одёрнул короткую куртку, ветер холодил поясницу, стоило поднять руки. Сухие чурки легко раскалывались под сильными ударами. Чонгук ни о чем не думал. Фуить — топор поднимался высоко в воздух, крак — очередное полено пополам. Мышцы ныли от непривычной работы, но Чонгук слышал только: фуить и крак, фуить и крак. Размеренный ритм помогал упорядочивать мысли. Гора дров росла у его ног. Хлопнула дверь, послышались шаги на дорожке. Чонгук обернулся. На Тэхёне не было привычного строгого чёрного костюма. Он выбрал песочного цвета слаксы и бежевую водолазку. Плечи были укутаны в уютный клетчатый плед с кисточками. Чонгука чуть повело от того, каким домашним, каким близким Тэхён казался. — Доброе утро, — он зачесал пятернёй растрёпанные волосы, Чонгук кашлянул. — Доброе утро, директор Ким, — Чон привычно склонил голову. — Ого, — Тэхён оглядел его работу. — Не знал о таких твоих скрытых талантах. Чонгук лёгким движением руки воткнул топор в одну из чурок. Он расстегнул куртку и утёр футболкой пот со лба. Тэхён поддёрнул на плечах плед и вдруг потрепал Чонгука по плечу. Тот замер, в глазах застыло удивление. — Тот человек, — медленно сказал Тэхён, будто собираясь с силами. — Тот человек, которого ты любишь, наверное, просто идиот. Ты красивый, умный и добрый. Ты всё умеешь и всё можешь. Ты, блин, даже дрова рубишь. Ты достоин всей возможной любви, Чонгук. Сердце Чонгука бешено забилось, он невольно сжал руки в кулаки и закусил нижнюю губу. — О… о чём вы? — Намджун рассказал мне… о ханахаки. Я никогда не видел следов, но если какой-то дурак тебя не любит, то хватит себя изводить. Он просто не достоин, чтобы ты тратил себя на него. — Я… — растерянно пролепетал Чонгук. Рука Тэхёна на плече жгла ему кожу. Будто водяные волдыри взрывались от его прикосновения. — Я себя не извожу. — Вот и хорошо, — Тэхён вдруг улыбнулся. — Не стоит губить себя из-за кого-то, кто скорее всего тебя не достоин. Ты очень нужен мне. Чонгук выдохнул через рот, и лепестки вырвались наружу. Они медленно закружились в воздухе. Фиолетовые и розовые лепестки упали в жидкую грязь. Чонгук покачнулся. Он не сдержался, не смог. Теперь Тэхён всё поймёт, теперь он узнает и… — Так это правда, — удивлённо произнёс тот. — Знаешь, это даже немного красиво. Похоже на фокус… если не думать о смерти, конечно. Он протянул руку и вдруг погладил Чонгука по щеке. — Эти цветы совсем как ты, ранимые, яркие. — Директор Ким, — пальцы Тэхёна были мягкие и нежные, совсем как в мечтах. Чонгук невольно прикрыл глаза. Видение поцелуя вновь возникло перед ним. — Вот именно, я — твой директор, поэтому приказываю забыть о подонке, который заставляет тебя страдать. Он не тот, из-за кого тебе стоит умирать. — Почему? — прошептал Чонгук. — Может, он лучше всех? Он — мой единственный человек… — Тогда бы он точно тебя полюбил, ведь невозможно, чтобы он тебя не заметил. Ты уникальный, Чонгук… Не успел он договорить, как лепестки вырвались из горла Чонгука. Он закашлялся, судорожно втягивая носом воздух, но они не заканчивались. Лепестки сыпались и сыпались всех возможных цветов и оттенков. Разноцветный ковёр покрыл землю, дрова и даже Тэхёна. В него будто выстрелили конфетти из пушки. Лепестки легли на его плечи, волосы, даже ресницы, как цветной снег. Он ошарашенно застыл, лепесток приклеился к губе. — Чонгук! — крикнул он, выходя из оцепенения и стряхивая остро пахнущий покров. — Директор Ким, — простонал Чонгук и повалился навзничь. Лепестки кружились над ним, почти закрывая пасмурное небо. Он слышал крики, но уже не понимал, что они означают. Чонгук открыл глаза и увидел белый потолок. Он услышал какое-то размеренное пикание над ухом. Через кислородную маску в лёгкие поступал чистый влажный О2. Чонгук потянулся, чтобы её снять, но услышал: — Не надо. Он скосил глаза, Намджун сидел на стуле рядом. Очки были сдвинуты на самый кончик носа, на коленях планшет, а в руке стилус. Похоже, Намджун не переставал работать даже в больнице, но выглядел он встревоженным и подавленным. — Всё нормально? — Намджун отложил планшет и придвинулся. — Позвать врача? — Не… надо… — с трудом выговорил Чонгук и поморщился от боли в оцарапанном горле. Сквозь него будто протащили кусок наждачной бумаги. — Что… сл… сл…? — Ты упал в обморок. Врачи сказали, что лепестки почти перекрыли дыхательные пути. Тэхён вызвал скорую, тебя привезли в Эллискинн. Палата была маленькая и сумрачная. Единственная лампа под потолком, жужжа, проливала белёсый свет на небогатую обстановку: кровать, тумбочка, стул и вешалка для одежды. Единственное достоинство — отсутствие соседей. Чонгук сглотнул и болезненно сморщился. — Хочешь пить? Он кивнул и позволил Намджуну чуть приподнять маску и просунуть трубочку между потрескавшихся губ. Струйка воды стекла с уголка рта, и Намджун аккуратно стер её пальцем. — Врачи говорят, ты здесь задержишься. Дай номер, я позвоню твоим родным, скажу, чтобы не беспокоились. Наверное, они волнуются. — Нет. Чонгук вздохнул и прикрыл глаза. Обезболивающее проникало в тело через капельницу, но дозы не хватало, чтобы окончательно заглушить боль. — Вы… ему рас… рассказали? Зачем? — Думал, так будет лучше, — Намджун опустил голову и перелистал книгу, будто в ней могли быть какие-то правильные, нужные слова. — Мне казалось, Тэхён задумается… или ты в нём разочаруешься. Но, очевидно, рядом с ним тебе стало только хуже. — Могло быть иначе? — голос Чонгука почти не отличался от шёпота. Он сглатывал после каждого слова. Казалось, в горло раз за разом проталкивали небольшой шершавый камень. — Я правда так думал. Похоже, ошибался. Прости, — он потёр пальцами переносицу и посмотрел на Чонгука с почти отеческой заботой. — Не хочу, чтобы ты умер. — Не вам… решать. — В Британии есть исследовательский институт, они изучают ханахаки. Я могу договориться, чтобы тебя перевезли туда. Говорят, у них есть какое-то экспериментальное лечение. Тебе там помогут. — Не… надо, — равнодушно отозвался Чонгук. — Ничего… мне… не надо. — Я бы организовал всё за несколько дней. Долетели бы вертолётом за пару часов. — Не хочу. — А я не хочу, чтобы ты умер! — Уходите, — Чонгук отвернулся к стене. Намджун посмотрел на него с сочувствием, дёрнул рукой, будто собирался прикоснуться, но передумал. — Позову врача, — только и сказал он и вышел. Молодой врач бегло осмотрел Чонгука и сказал то, что тот и так знал: болезнь близка к последней стадии, когда последствия станут необратимы. Врачи больше ничего не могут сделать, кроме как выписать обезболивающие и поддерживающие препараты. — Господин Ким сказал, что хочет увезти вас в Британию, — врач сделал несколько записей в карте и сунул ручку в нагрудный карман халата. — Советую согласиться. Говорят, они проводят экспериментальное лечение. Возможно, там у вам будет шанс на выздоровление. Чонгук кивнул. Разумеется, ему лучше было бы убраться отсюда, больнице не нужен лишний труп. — Отдыхайте, — велел врач, и Чонгук послушно закрыл глаза. — К нему можно? — услышал он слова из коридора. Врач перебросился несколькими фразами с Намджуном. Всё сводилось к тому же: забирайте своего умирающего и не портите мне статистику. Чонгук стал погружаться в дрёму, ему не хотелось никого видеть. Но внезапно он услышал ещё один знакомый голос, который уже не рассчитывал услышать никогда. Чонгук напряг слух, чтобы не пропустить ни слова. — Как ты тут оказался? — Прилетел. — Как? Примчался на крыльях любви? — Тэхён явно был не в духе. — Всего лишь на вертолёте, он летает и без любви, — спокойно ответил Намджун. — Ясно, значит, бросил свой тимбилдинг. — Команда без меня не умрёт, а Чонгук… — Намджун замолчал. — Зачем ты только мне рассказал? — Да, не надо было. Ты сделал только хуже. — Я?! Я сделал хуже? — А кто? Почему он, по-твоему, попал в больницу? — Потому что болен, потому что сраные цветы лезут у него из горла. Вот почему! Чонгук готов был закрыть уши руками и ничего не слышать, но не мог пошевелить и пальцем. Тэхён и Намджун почти кричали друг на друга. Почему же никто из персонала не попросил их уйти. Неужели там, в коридоре, никого нет? Чонгук застонал сквозь зубы. Ему хотелось вырвать капельницу из руки, чтобы запищали приборы, чтобы прибежали медсёстры, неважно как, хоть зубами. Только бы они замолчали! — Цветы?! — между тем бушевал Намджун. — Да при чём тут цветы? Ты что, не понимаешь? Это всё психосоматика! У цветов нет своего разума, они ничего не хотят. Они вылезают, потому что Чонгук сам не хочет жить. Он любит тебя так сильно, что готов умереть! — Меня?! — Петуньи, Тэхён! — по голосу казалось, что Намджун готов придушить своего подчинённого. — Чёртовы петуньи! Твои любимые цветы! Чонгук услышал звук, будто кто-то рухнул на стул. Железные ножки скрипнули по кафелю. Он почувствовал знакомое першение в горле, но ему вкололи лошадиную дозу лекарств. Лепестки так и осели обратно в лёгкие. — Замолчи! Замолчи! — закричал Чонгук, но изо рта вырвался только слабый шёпот. — Он… — голос Тэхёна стал тише и приблизился, похоже, он стоял у самой двери. — Он любит меня? — Угу. — И ты оставил нас одних? Ты хотел, чтобы мы остались наедине, так? — Угу. — Зачем? — хрипло спросил Тэхён. У него бывал такой голос, когда он отчитывал сотрудника, который совершил нечто невероятно, невообразимо глупое. — Потому… — ответил Намджун несчастным голосом. — Потому что надеялся. Я так надеялся, что ты увидишь в нём человека. Ты должен был, наконец, разглядеть, какой он хороший, добрый… наивный. Чонгука надо любить! — Я знаю, что он — человек, и что? Я вообще теперь многое узнал и что же? Он всё ещё умирает, вот что! — Вот именно! И ты виноват! Он умирает от любви к тебе. — Я виноват? Нет, вот уж нет! Не надо вешать на меня всех собак, Намджун. Он умирает не из-за меня, а и из-за себя. — Он так сильно тебя любит, а ты… — в голосе Намджуна была такая боль, что Чонгук невольно сжал зубы. Невозможно было слушать, как без него решают, кто он и что он, но невозможно было и не слушать. Маленькая, едва видимая надежда всё ещё теплилась в его душе. А что, если Намджун достучится до Тэхёна? Что будет, если он вдруг поймёт, что не надо искать судьбу где-то далеко? Потому что вот она, только руку протяни. — А что я? Что я должен сделать? — Тэхён вздохнул. — Притвориться, что тоже его люблю? Это поможет? Я ведь не просил его любить меня, понимаешь? — И всё же… — голос Намджуна покрылся льдом. — Он любит. Тэхён снова вздохнул устало и тяжело и сказал очень спокойно: — Не делай из меня виноватого, пожалуйста, потому что я не виноват. Если бы это было в моих силах, я бы не дал ему умереть. Если бы хоть какие-то мои слова имели силу. — Ты даже не попытался. — Я не могу. — Из-за Чимина? — спросил Намджун и, видимо, получил кивок в ответ, потому что продолжил. — Вы не видитесь неделями. Что это за отношения такие? Ты там, в Корее, а он сегодня в Париже, завтра на Фиджи, послезавтра в Варшаве. Ты уверен, что он не изменяет тебе, пока мечется по всему миру? — Ни в чём я не могу быть уверен, — с досадой откликнулся Тэхён. — Но возвращается он всегда ко мне. Всегда. — Я не понимаю. — И не надо. Я люблю его с самого университета. И всегда буду любить только его. Что-то внутри Чонгука будто порвалось, какая-то тоненькая ниточка, которая помогала ему держаться. Казалось, сердце сорвалось с обрыва и куда-то покатилось. Стало так больно в груди. Прибор над головой взвыл. В палату тут же вбежали люди в халатах, будто все они дежурили под дверью. Сердце забилось неровно, то сильно расталкивая рёбра, то почти затихая. — Дефибриллятор! — услышал он прежде, чем погрузиться в бесконечную темноту.