Жди меня, я приду этой осенью, когда завянут все цветы

Чонгук отступил от двери на несколько шагов и тонко заикаясь велел: — У-уходи! — он дрожал от страха и ненавидел себя за это. На шее под волосами стало мокро, будто он вошёл в разогретую сауну. Волна страха покатилась по спине холодным потом, рубашка мгновенно прилипла к коже. Чонгук нервно отдёрнул ткань. — Ну нельзя же так обращаться с гостями, — губы растянулись в хищной улыбке, Чонгуку померещился волчий оскал. Его сжатое в комок сердце колотилось так сильно, что в груди стало больно. Он, как заяц, готов был припасть к земле и прижать уши. — Это невежливо. Нужно хотя бы поздороваться. Где твои манеры? — он шагнул за порог и, казалось, заполнил собой всю маленькую прихожую. Чонгук смотрел на него снизу вверх, хотя они теперь были одного роста. Он будто подпирал макушкой потолок. — З-здрасте. А теперь уходи! — Привет… малыш, — последнее слово он специально произнёс очень интимно, намеренно искажая обычное ласковое обращение госпожи Чон к сыну. Чонгук передёрнул плечами. — Что тебе нужно? — А что, старший брат не может прийти проведать младшего, когда тот вернулся из долгой заграничной поездки? — Ты мне не брат, — чёрная густая, будто мазут, ненависть медленно затапливала сознание Чонгука, вытесняя всё, даже страх. Он готов был броситься на Убина, ударить его, растерзать. Хотелось рвать его зубами и когтями. — Да ладно тебе, младший братишка, — улыбка не сходила с тонких губ. — Разве ты не хочешь вспомнить то, как мы раньше с тобой развлекались? Убин сделал шаг вперёд, заставляя Чонгука отступить вглубь. Чатни поднялась со своей подушки около кровати и зарычала, негромко, угрожающе. — Убирайся! — выкрикнул Чон и замахнулся, но Убин перехватил его руку и больно до синяков сжал тонкое запястье. Чонгук вскрикнул и постарался вырваться, но сводный брат держал крепко. Одно движение, и хрустнут хрупкие запястные косточки. Чонгук истерично взвизгнул и впился зубами в его руку. И тут же ощутил вкус чужой крови на языке. — Сука! — Чонгука оглушила звонкая оплеуха. Он разжал зубы и полетел на пол, вся левая сторона головы будто загорелась огнём. Было так больно, словно у него вылетел глаз. Чатни в два прыжка оказалась рядом и встала между ним и Убином. Тот коротко рассмеялся и пнул собаку, она заскулила жалобно. Убин схватил Чатни за загривок и поволок по полу, Чонгук услышал, как захлопнулась дверь ванной. — Нет! Не трогай её! — он предпринял попытку подняться, но ноги не слушались, бессмысленно скользя по полу. Чатни заходилась лаем, шкрябая когтями по двери. — Твоя шавка такая же размазня, как и ты, — следующий пинок пришёлся Чону под рёбра. Он охнул и сжался в комок, баюкая живот. Внутри будто что-то взорвалось и стало растекаться обволакивающей болью по внутренностям. — Никто и никогда не встанет между нами, малыш. Ты навсегда мой! Я всегда буду приходить и брать тебя в любое время. Убин схватил его за волосы и притянул к себе. — Запомни это хорошенько, — прошипел он и резко впился в рот Чонгука, а тот протестующе замычал, отталкивая сводного брата. Убин сжал зубы на его нижней губе, кровь потекла по подбородку. — Ты просто ничтожество. Ты кусок мяса. Думал, что сможешь от меня сбежать? Тебе не сорваться с поводка, как бы ты ни брыкался, Чонгук-и. Чонгук отшатнулся одним отчаянным движением, ощущая, как деревенеют и наливаются тяжестью мышцы, и пополз прочь. Сердце стучало так быстро, словно толчками хотело протиснуться сквозь горло и сбежать. Он закашлялся, ненавистные фиолетовые лепестки склизким комком шлёпнулись на пол. Чонгук надеялся никогда больше в жизни их не видеть. Слюна стекала у него изо рта и тянулась к полу тонкой ниточкой. Чонгук прижал ладони к груди, будто это могло избавить его от боли. — Фу… Так твоя недалёкая мамаша сказала правду: у тебя ханахаки. Бо-оже мой, — протянул Убин с отвращением и злой радостью, — и кто же тот неудачник, в которого ты влюбился? У нашего Чонгук-и безответная любовь. Как это мило! Что, никто не хочет тебя? Иди сюда… Чон увернулся, ногти царапнули по щеке, оставляя борозды. Но тут его согнул новый приступ. Убин потянул его за рубашку прямо в свои объятия. — … я тебя утешу. Пуговицы не выдержали такого обращения, брызнули в разные стороны, заскакали по полу. Чонгук взвыл, будто раненый зверь, колотя руками и ногами, куда только мог достать. Убин охнул и снова его выпустил. Чон не мог дышать: долбаные лепестки стояли в горле. От недостатка кислорода темнело в глазах, но он всё же попытался подняться. — Куда ты? — Убин пнул его под колено, Чонгук упал на кровать и затих, сосредоточившись на самом важном — дыхании. Он со свистом втягивал ноздрями кислород. Чонгук боролся за свою жизнь, как мог. Нельзя было умирать, только не так нелепо и глупо, не теперь, когда у него есть Намджун. Чонгук подумал о Намджуне, представил его лицо, мужественное и умное. Тонкие очки блестят всеми цветами радуги. Он улыбается. — Эй, доходяга, — вместо Намджуна над ним склонился сводный брат. Его узкое лицо выражало брезгливое любопытство. Он облизнул губы, будто волк, готовый прикончить раненую добычу. — Ох, ты плачешь? Чонгук отстранённо приложил ладони к щекам, они действительно оказались мокрыми. Он не заметил, когда слёзы полились из глаз. — Ну что ты, малыш, больно не будет… почти. Хочешь, сделаем это, как раньше, в старые добрые времена, лицом к лицу? Да? Хочу видеть твои красивые глазки, и чтобы ты не забывал лицо того, кто тебя трахает. Только я, да? Только я! — Нет! Не надо! Умоляю! — как в детстве запричитал Чонгук. Убин провёл ладонями по обнажённой груди и сжал соски, заставив Чона вскрикнуть. Сводный брат потянулся к его штанам, пуговица сдалась без боя, взвизгнула молния. — Пожалуйста, нет! — Ох, да… — протянул Убин, чуть постанывая от удовольствия. — Мне так нравится, как ты меня просишь. Давай ещё. Чонгук закрыл лицо локтем и перестал сопротивляться. Пусть он сделает своё дело, пусть возьмёт то, что хочет. В конце концов, он делал это уже не раз, и Чонгук не умер. Пусть сделает это и убирается, тогда Чонгук найдёт пузырёк с лекарствами на дне чемодана и снова сможет дышать. «Намджун поймёт…», — твердил он себе. — «Намджун поймёт…». Хотя неясно было, что именно должен понять Намджун. Чонгук слышал тяжёлое влажное дыхание, мокрый язык провёл дорожку по его шее, оставляя липкий след, будто там проползла улитка. — Эй, ты чего затих? Так неинтересно, — Убин рывком развёл его руки в стороны и прижал запястья к кровати, Чон снова затрясся от кашля, выплёвывая новую порцию окровавленных лепестков. Стало чуть легче дышать, лёгкие расправились, принимая порцию кислорода. — Вот это романтик у нас с тобой. Никогда не трахался среди цветов, а ты? — Ненавижу тебя, — процедил Чонгук ещё слышно, зубы у него порозовели. Убин рассмеялся. — Ну же, сопротивляйся. Как раньше, помнишь? «Вы больше не маленький мальчик», — будто из тумана всплыли слова доктора Энгл. — «Вы можете и должны себя защитить». Чонгук выдернул руку из-под его ладони и ударил, слабо, совсем без замаха. Но удар пришёлся куда-то под горло, Убин схватился за шею и засипел. Чон вывернулся из-под него и пнул так, что Убин скатился с кровати и ударился о стеллаж. Тот закачался, полетели с полок книги и цветочные горшки, в которых уже давно умерли все цветы. Земля попала на светлый ковёр, и это почему-то взбесило Чонгука сильнее всего. — Ты… — он поднялся на дрожащих ногах и встал над сводным братом, который только приходил в себя. — Ты никогда больше ко мне не прикоснёшься! Ты никогда не войдёшь в мой дом! — Да что ты говоришь… — Убин усмехнулся и сделал попытку встать, но Чонгук поставил ему ногу на грудь. — Это какие-то сексуальные игры? Извини, я такое не люблю. Будь хорошим мальчиком, ложись на кровать. Тебе ведь недолго осталось, с ханахаки не живут, поэтому можно и потрахаться напоследок. Лучше я, чем какой-то незнакомец. — Замолчи, — процедил Чонгук и потянул с полки устоявший цветочный горшок с засохшим стебельком розы. Он поднял его трясущимися руками. — Убирайся! — Ты чего? Спятил? — Убин перестал улыбаться, на его лице читалось недоверие. — Я сказал тебе уйти, — с пугающим спокойствием повторил Чон, но горшок ходил ходуном. Он отступил на пару шагов, давая Убину место подняться. Разодранную щёку саднило, рубашка покрылась красными пятнами, но он больше не боялся. Он больше не маленький мальчик, не слабый подросток, которого запугал сводный брат. Он мужчина, и может справиться сам. — Малыш… — у Убина под глазом наливался цветом синяк, одна из книг его всё же задела. Потасовка и для него не прошла без последствий. Волосы торчали в стороны, на руке след от укуса, одежда была помята и испачкана в земле. — Ты, — Чонгук ткнул его в грудь горшком, — уходишь. Навсегда. Вон из моей жизни, ясно? — Мне нравится твоя наивность. Неужели думаешь, что я вот так просто уйду? Когда ты такой решительный, это ещё больше заводит. Мне так нравится тебя наказывать, — он потянулся к ремню на поясе, дёрнул пряжку. — Я больше не буду молчать. — Что? — Я не боюсь огласки, а ты? Твоя жена, твой отец… Что будет, когда они узнают обо всём? — Малыш Чонгук-и хочет секс-скандала? — рассмеялся Убин, но губы у него немного побелели. Чонгук презрительно скривил губы. — А что мне терять? У меня жены нет, работы тоже. Ханахаки рано или поздно меня убьёт, так какое мне дело до того, что скажут люди. — Но как же твоя безответная любовь? — Я просто хочу утопить тебя… хён. Убин сжал зубы, будто собирался зарычать, и снова замахнулся. — Ах ты, мелкая мразь! Чонгук отшатнулся и швырнул горшок, тот прошёл по касательной. Убин покачнулся и схватился за многострадальный стеллаж, оставшиеся книги тоже встретились с полом. По виску мужчины засочилась кровь, капая на белую сорочку. Пискнул электронный замок на двери, Чонгук и Убин обернулись ко входу. — Чонгук, ты что, лёг обратно и заснул? — Намджун застыл в прихожей, а потом, быстро окинув взглядом всю комнату, негромко спросил: — Что тут происходит? От его ледяного голоса температура ощутимо понизилась на несколько градусов. Чонгук сглотнул и сделал шаг в сторону, словно собирался защитить Намджуна. Убин, наоборот, снова растянул губы в улыбке, позабыв о ране. Его довольное лицо, с одной стороны залитое кровью, выглядело сюрреалистично и жутко. — Ого, а кто же у нас тут? Может быть, Мистер Безответная любовь? Он вспомнил старые приёмы. Давным-давно, когда Чонгук время от времени стал впадать в апатию, когда он переставал сопротивляться, Убин всегда находил новые способы его задеть: через друзей, маму или вещи, которые ему нравились. Он всегда мог опошлить, испортить всё самое лучшее, что появлялось в жизни Чонгука. Чон ничего не смог от него защитить. И теперь он собирался проделать то же самое с Намджуном. — Замолчи, — зашипел Чонгук, растопыривая пальцы, будто собирался вцепиться сводному брату в лицо. — Не смей даже смотреть на него… — Значит, так и есть, мой брат умирает из-за вас? Мне так любопытно, каково это, стать причиной чьей-то смерти? Приятно, наверное. — Брат? — Намджун вскинул брови. — Сводный брат? Убин, так? У него был очень спокойный вид, но по залёгшей между бровей морщинке, по напряжению губ Чонгук ясно видел, насколько Ким зол. Чонгук кинул взгляд на лицо Убина, презрительное и чуть насмешливое. Ему вдруг снова стало страшно, не за себя, за Намджуна. Что, если Убин попытается оскорбить его, изваляет его в той же грязи, в которой они оба уже завязли по самые уши? Или попытается его ударить? Намджуну придётся уворачиваться или драться с ним. Будет тогда совсем некрасиво и неловко. Чонгук не мог представить Намджуна в банальной потасовке, где все мутузят друг друга куда придётся. — Я-то брат, а ты, крендель, кто такой? — Слышал, вы работаете на SBM. Неужели не узнаёте? Нехорошо, некоторых людей нужно знать в лицо, чтобы не ошибиться ненароком. Убин посмотрел на него внимательнее, побледнел и отступил на шаг. Он автоматически вытянул руки по швам и склонился в поклоне. Губы у него прыгали, белое лицо покрылось неровными красными пятнами. Чонгук даже забеспокоился, как бы у сводного брата не случился удар. — В-вы… вы Ким Намджун — глава медиа-холдинга…? — голос окончательно подвёл Убина, в глазах плескался ужас, будто Ким был не человеком, а удавом, кольцо которого уже его сдавливает. — Душа моя, — негромко обратился Намджун к Чонгуку. — Ты что-то ещё хочешь сказать этому господину? Он так произнёс «этот господин», что сразу было ясно, что он вовсе не испытывает к нему никакого уважения, считая его даже не человеком, а скорее червяком или насекомым. Чонгук мимолётно позавидовал такому умению оскорблять, не используя никаких бранных слов, даже голос не повышая. Одного взгляда было бы достаточно для того, чтобы осознать полную свою никчёмность, несостоятельность по сравнению с этим хозяином жизни. Хамство высшего порядка, как будто даже и обидеться не на что, но при этом очень обидно. — Я только хочу, чтобы он ушёл, — негромко отозвался Чонгук, пряча перемазанные землёй и кровью руки за спину. — Вы слышали, уходите. Или вас проводить? Убин переводил взгляд с одного на другого, будто всё ещё не мог поверить своим глазам. — Вы… вы, господин президент… и этот? — сипло спросил он и в следующий миг перешёл на фальцет. — Да вы знаете, кто он? Он же шлюха! Проститутка! Он просто тупая подстилка! Да ему место на помойке! Намджун неприязненно скривил губы и вытащил из кармана телефон. Он не глядя набрал номер и проговорил в трубку: — Господин Нам, поднимитесь, пожалуйста. — Вы просто не знаете, какой он! — продолжал надрываться Убин, обличающе тыча в Чонгука пальцем. — Просто мусор. Он рассказал вам о себе?! Он же под каждого готов лечь. Мы в семье делаем вид, что его не существует, потому что нам стыдно! Не боитесь ЗППП, господин президент? Неизвестно, кто побывал в этой растраханной заднице. — Замолчи! — не выдержал Чонгук, сжимая руки в кулаки. — Замолчи! Замолчи! — Тише, — велел Намджун, притягивая его к себе и обнимая одной рукой. Чонгук уткнулся носом ему в шею, будто спрятался. — Видите, всё правда! Мелкая сучка знает свои грехи. Кто тебя имел, пока ты был в Гонконге? Много китайских членов успел отсосать? Дверь позади распахнулась, Намджун даже не обернулся, продолжая легонько поглаживать Чонгука по дрожащим плечам. Высокий крепкий человек в чёрном костюме остановился у Кима за плечом, чуть наклонив голову. — Я думаю, на этом мы закончили. Господин Нам, этот человек уходит, проводите. Надеюсь, господин Пак Убин, вы забудете сюда дорогу, иначе мне придётся принять меры посерьёзнее, чем просто слова. Мы друг друга поняли? Господин Нам взял Убина под локоть и повёл к выходу, тот только открывал и закрывал рот, словно внезапно онемел. Когда дверь за ними закрылась, Намджун отстранил от себя Чонгука и заглянул ему в лицо. — Солнце моё… — нежно позвал он, стирая большими пальцами мокрые дорожки с его щёк. — Сильно расстроился? — Хё-ён… — провыл Чонгук и разрыдался ещё пуще прежнего. — Ну что ты? — сюсюкая, пожурил его Ким. — Всё уже закончилось, он ушёл. Мы просто вышвырнем Убина из нашей жизни вместе со всеми дурными воспоминаниями, хорошо? Не надо больше страдать. Хочешь… Он снова стал знакомым Намджуном, который от неловкости и смущения плохо подбирал слова и запинался. Тот злой человек, который, кажется, мог переломить чей-то хребет одним взглядом, испарился. Большие тёплые руки гладили Чонгука по щекам, шее и плечам, и он улыбнулся сквозь слёзы, хрусталём блестевшие в солнечных лучах. — Что? — Давай уедем из этой квартиры, а? Хочешь, переезжай ко мне, или найдём другую, которую Убин не знает и не найдёт. Не хочу, чтобы ты жил в страхе. — Я… — Чонгук тряхнул длинными волосами. — Я больше не боюсь, хён. Я могу справиться с Убином и не буду жертвой. Больше не буду. Но… — Что «но…»? Чонгук, неловко пожевав губу, отвёл глаза и отступил от Намджуна. — Могу я принять предложение насчёт квартиры, — сказал он и дальше заговорил быстро, сбивчиво, будто боялся, что его прервут. — Только я… я не хочу быть содержанкой, вы и так для меня очень много сделали, хён. Знаю, что вы заплатили за всё моё пребывание в больнице, а ещё вертолёт и перелёт обратно… Я, наверное, задолжал вам целое состояние. Поэтому не беспокойтесь, я устроюсь на работу и всё-всё отдам. И я… хочу платить половину аренды. Не хочу сидеть у вас на шее, хён. Намджун пожал плечами: — Я думаю, моя шея выдержит сотню нахлебников, если понадобится, — Чонгук поднял на него виноватый взгляд. — Извини. Это не значит, что ты нахлебник! Я не это имел в виду, а только то, что тебе не стоит беспокоиться о деньгах. Твоё здоровье гораздо-гораздо важнее. — И всё же… Я взрослый человек, я хочу сам за себя отвечать. Мне очень хочется… снова быть с вами под одной крышей, но не знаю, как это будет. — Послушай, — Намджун взял его за руку и усадил рядом с собой на кровать. — У меня квартира в городе, но… Как бы сказать? У меня никогда не было сил, желания и, главное, времени, чтобы её обставлять. Там почти пусто. Если у меня выдаётся побольше времени, я уезжаю к родителям за город. Мы можем обосноваться в ней, она будет наша. Станет нашей общей. Обставь её, как пожелаешь, ремонтируй, крась и переделывай, как хочешь. Хочешь? — Я сам оплачу ремонт, хорошо? — Хм, может, я побуду твоим банкиром и выдам ссуду, чтобы ты мог ни в чём себя не ограничивать и сразу начать, а потом ты постепенно всё мне вернёшь? — предложил Намджун, втайне надеясь, что Чонгук, в конце концов, просто «забудет» отдать ему деньги. К тому же ему было очень важно увезти Чона туда, где никто из родственников его не достанет. А тот сощурился, словно видел в предложении какой-то подвох, и потом кивнул. — Вот и отлично. Собирайся, мне пора ехать, а тебя отвезёт господин Нам. Он знает, куда. — Кстати, кто он? — Всего лишь мой водитель. Видишь, как удачно, что сегодня мне не хотелось садиться за руль. Давай, солнце, собирай чемоданы и вообще всё, что хочешь отсюда взять, господин Нам заберёт тебя и организует перевоз всего остального. Намджун поднялся, хлопнув себя по коленям, у него был довольный вид, будто он разрешил какую-то сложную задачку, которая долго не давала покоя. Чонгук подскочил следом. Намджун чмокнул его в щёку на прощание. — Увидимся дома, — сказал он, махнул рукой и стремительно ушёл. Чон потёр щёку ладонью и улыбнулся. «Увидимся дома», — прозвучало так, будто они уже миллион лет живут вместе и для них это нормально, привычно. «Увидимся дома». В их общем доме, где здорово проводить вечера, ужиная и валяясь перед телевизором. «Увидимся дома». В груди разливалось тепло, словно он выпил подогретого вина. Чонгук прикрыл глаза и еле слышно повторил: — Увидимся дома…