Жди меня, я приду этой осенью, когда завянут все цветы

Обживаться в квартире Намджуна было немного странно, но не неприятно, а по-хорошему. В ней почти ничего не было, а обставлены были только спальня и кабинет. Если кровать, торшер, письменный стол и кресло можно было назвать «обстановкой». Только гардеробная была набита под завязку одеждой и аксессуарами. Чонгука удивил целый ящик с часами, разложенными на бархатных подушечках: он раньше не замечал за Намджуном особой страсти к часам. Также были отдельные ящики под галстуки, под носки, трусы. Бесконечные полки от пола до потолка были заставлены обувью, а рядом с зеркалом во весь рост пристроилась тонкая стоечка из гнутого чёрного металла, заставленная флакончиками с туалетной водой и средствами по уходу за лицом и волосами. Ещё несколько туб Чонгук нашёл в ванной. — Охо, — тихо пробормотал он себе под нос, — какой ты, оказывается. Чон не стал разбирать вещи сразу, оставив в чемодане, потому что их банально некуда было пристроить. А что, если для него никогда не будет тут места? Чонгук тряхнул головой и отправился искать подходящий уголок для подушки Чатни — прямо под окном. Собака с подозрением отнеслась к новому месту, поэтому ходила за Чонгуком хвостом. Они прошли по пустым необжитым комнатам: Чонгук размышлял о том, что можно там сделать, а Чатни обнюхивала каждый уголок, знакомясь с новым домом. Постепенно мыслей становилось так много, что пришлось их записывать. Начать следовало с кухни, где не было ничего, кроме встроенной мебели и техники. Чонгук нашёл только пару чашек и кучу одноразовых контейнеров и палочек в мусорном ведре. Перепалка с Убином высосала из него все силы, поэтому весь день Чонгук провёл в кровати, поедая сладости и зависая в интернете, даже не услышав, как пришёл Намджун. Он ввалился в спальню серый от усталости; казалось, даже его костюм утомился производить впечатление за день. Чонгук отложил пакетик со сластями и протянул руку, Ким с усталым вздохом повалился на кровать и устроил голову у него на груди. Чужая рука тут же принялась гладить его по волосам, перебирая чуть хрустящие от геля пряди. — Прости, — пробормотал Намджун через несколько минут. — Это я должен тебя утешать. — Ничего… — Нет-нет, я же, как вошёл, сразу всё понял… Твоя рубашка в крови — куда ты, кстати, её дел? — и разгром в квартире. Мне хотелось его ударить. Впервые в жизни мне так сильно хотелось размазать кого-то по полу, как таракана. — Рубашку выбросил, а ты выбрось из головы дурные мысли. Убин в прошлом, просто пережиток. — Больно? — Намджун поднялся на колени и осторожно прикоснулся к ссадине, заклеенной пластырем у Чонгука на щеке. — Ерунда, — отмахнулся он. — Я не такой нежный цветочек, каким кажусь. Я сорняк, который не так-то просто истребить, наступи на меня, а мне и не страшно. Намджун взял его лицо в ладони и поцеловал в непострадавшую щёку, прикоснулся губами к векам и лбу. Он помассировал тонкие руки с длинными пальцами и выпирающими костяшками и долго-долго выцеловывал на них одному ему понятные узоры, будто просил прощения за всё, что было и что только могло случиться. — Прости, что пришёл так поздно, почти опоздал, — в словах Намджуна слышался страх и как будто обида на самого себя. — Ничего, — Чонгук обнял его, Ким снова пристроился у него на плече. В этот момент он походил на большого, загнанного работой пса, который даже поесть не может, только лежать и ждать, когда же это смертельное утомление отступит. — Сейчас мне сложно быть для тебя хорошим партнёром: работа… работа… Может, бросить её к чёртовой матери? — Нет, вы же так её любите, хён! — искренне возмутился Чонгук, а Намджун поймал его руку и поцеловал влажную ладошку и запястье, где быстро-быстро билась синяя венка. — Ради тебя, душа моя, что угодно… — пробормотал он, засыпая. На следующий день они не увиделись, потому что Ким рано умчался на работу, где по нему все очень сильно «соскучились». Он никак не мог оставить текущие дела. Отец Намджуна хоть и старался всё контролировать, пока сын был в долгом-долгом отпуске, всё же в силу возраста уже не мог справляться со всем, как делал это ещё десять лет назад. Последние пару лет, проведённые дома в компании любящей супруги, заставили его размякнуть и позабыть, что значит всё время держать руку на пульсе. Чонгук чувствовал себя призраком, который неприкаянно бродит по замку среди пустых комнат и коридоров. В квартире Намджуна всё было белым или светло-серым с редкими бежевыми вставками — Чонгуку хотелось привнести в этот дом цвета, ярких акцентов. Но трудно было поверить, что теперь он и вправду будет тут жить. Что, если Намджун передумает? Чон представил, как разбирает вещи, кладёт в стаканчик в ванной свою щётку, вешает полотенце, но Ким вдруг говорит, что всё это ему мешает, что они возможно поторопились. Будто кто-то дыхнул холодом прямо Чонгуку в грудь. Нет, Намджун ни за что так не сделает. Чонгук не сможет пережить такого унижения, не сможет вернуться в ту квартиру. На третий день Намджун, наконец, смог вырваться с работы раньше полуночи. Он нашёл Чонгука в спальне свернувшимся в калачик и листающим бесконечные интернет-магазины. — Привет, — Намджун поцеловал его в макушку и, скидывая пиджак, ушёл в гардеробную. — Ты так весь день провёл? Чего так и не разобрал чемоданы? Они будут в коридоре жить? Я, конечно, не против, но ходить не очень удобно. — Я… — Чонгук смущённо похлопал глазами и сел, прижав коленки к груди. Мягкое плюшевое покрывало тёмно-серого цвета собралось под ним волнами. — Что? — Намджун, уже скинувший рубашку, выглянул из гардеробной. Чон вперился взглядом в обнажённую грудь и покраснел от шеи до корней волос. Невольно вжал ногти в руку, оставляя на коже розовые полумесяцы. — Я… ну я… Намджун скрылся снова, а потом появился уже в мягких бледно-зелёных домашних брюках и футболке в цвет. Он присел на корточки у кровати и заглянул Чону в лицо. Тот завалился на бок, так и поджимая ноги к животу. — Ты можешь сказать мне что угодно, я пойму и не обижусь. Чонгук уткнулся лицом в подушку и что-то неразборчиво пробубнил. Намджун ткнул его длинным пальцем в щёку и сказал: — Буп! Поговори со мной. Правда, пойму. Разве я могу тебя обидеть, душа моя? Что тебя смущает? Расстраивает? Это из-за Убина? Тебя это очень… задело? Хочешь, я… — Что? — чуть приподняв пунцовое лицо, спросил Чонгук. — Хочешь, я что-нибудь ему сделаю, у меня есть связи. Не то чтобы я предлагаю переломать ему ноги, но… Он больше не сможет появиться в твоей жизни, никогда, понимаешь? Я виртуозно умею портить людям жизнь. — Верю, — кивнул Чонгук. — Но не надо. Не хочу, чтобы это… эта история вас касалась. Я хочу просто всё забыть. Ни вспоминать, ни думать, будто ничего и не было. Пусть он станет призраком из прошлого, как детский кошмар о монстрах под кроватью. Намджун забрался на кровать и прижал Чонгука к груди, уткнулся носом ему в волосы. Большая рука погладила плечо, предплечье, кисть Чонгука, выпирающую тазовую кость и живот под футболкой. — Тогда, — прошептал Ким, чуть прихватывая губами мочку, провёл кончиком языка по раковине, — в чём проблема? Что тебя тревожит, душа моя? — Мне правда можно здесь жить, вы не передумаете? Намджун от удивления даже приподнялся на локтях, чтобы заглянуть Чонгуку в лицо. Тот закрыл его локтями, обхватив ладонями плечи. — Ты думаешь, я могу тебя… — Ким поискал нужное слово, будто не мог поверить происходящему, — выгнать? — Вдруг я вам надоем? Может, для меня тут нет места… — дрожащим голосом ответил Чонгук и совсем тихо добавил: — И в вашей жизни тоже. Мы уехали из Британии, вернулись к прежней жизни, теперь вы опомнитесь и захотите жить, как раньше. — Ты говоришь какие-то глупости, — недоумённо сказал Намджун. — Неужели я давал тебе повод так думать? Мы же обо всём договорились: живи тут, долечивайся, обставляй квартиру. Кстати, ты записался на приём? Чон покачал головой. — Зря. Запишись и забудь все эти дурацкие мысли, что я якобы… смогу возвращаться в дом, где тебя нет. — Мне можно остаться? — Теперь это твой дом. Хочешь, перепишу его на тебя, чтобы ты не сомневался? — Нет! — испуганно воскликнул Чонгук. Слишком громко, Намджун даже поморщился. А потом рассмеялся, до того у Чона было нелепое лицо: смесь страха и восторга, будто он подарил ему невероятно дорогой подарок, о котором и мечтать невозможно было, но вот он перед ним. — Ну что, больше не страшно? Чонгук пожал плечами, снова зарываясь лицом в подушку. Намджун чмокнул его в шею прямо под волосами, обхватывая руками за плечи. Чон хихикнул и пробормотал: — Щекотно, хён. Намджун чмокнул ещё раз и ещё, заставляя Чонгука залиться смехом. Руки скользнули ниже и пощекотали выпирающие рёбра, он всё ещё был слишком худым, как стиральная доска. И всё же он был красив. Красив по-мужски, худой и жилистый, будто хорошо выделанная кожа. Никакой хрустальной звонкости, жеманно заломанных ручек и подёрнутых поволокой глаз. Намджун запустил ладонь под футболку и провёл снизу вверх. Чонгук посмотрел на него изумлённо, на губах застыла широкая улыбка. Большой палец коснулся мгновенно затвердевшего соска. Чон чуть приоткрыл рот и протяжно вздохнул; кончик языка, будто испуганный зверёк, скользнул по зубам. Намджун качнулся вперёд и приник к его губам. Чонгук напрягся, отвечая, словно даже перестал дышать. Ким ощутил, как задеревенел его позвоночник, напряглись длинные мышцы, но через мгновение Чонгук расслабился, чуть обмяк. Он отстранился и потёрся о посиневшую от щетины чужую щёку своей. Ничего теперь не стояло между ними: ни прошлое, ни будущее. — Красивый, — хрипло прорычал Намджун Чонгуку в губы. — Ты не представляешь, какой ты красивый. Он ещё мог себя контролировать, хотя пылающая, горькая, похожая на бензин страсть проникла в кровь, смешалась с ней и почти заменила. Осталось только поднести спичку, чтобы он вспыхнул. Намджун заторопился, снова зашарил руками по Чонгуку, поддевая футболку и отбрасывая её куда-то в сторону. Он помнил осколком сознания, что хотя бы для первого раза нужна какая-то тонкая долгая игра-прелюдия. Чонгук не должен подумать, что он нетерпеливый мальчишка, который хочет только поскорее кончить. Наверняка он ждёт каких-то шаманских танцев, которые Намджун терпеливо должен исполнить. Но Чонгук был такой красивый, что у Кима ехала крыша и срывало все заклёпки, будто на борту подводной лодки. Тонкие домашние штаны не скрывали его возбуждения, и Чон снова захихикал, когда что-то твёрдое упёрлось ему в бедро. Намджун наклонился и поцеловал его в плечо и ключицу. Не поцеловал, укусил, оставляя розовый след. Он прихватывал зубами кожу, опускаясь всё ниже и ниже, а потом возвращаясь вверх и заново, заново, заново. Кожа Чонгука была такой гладкой, вовсе без изъянов, точно компенсировала все душевные раны, исполосованное шрамами нутро. Это было так неправильно — приставать к нему после всего, что случилось, но Чонгук не сопротивлялся, не отталкивал. Наоборот, прижимался теснее, постанывал сквозь неплотно сжатые губы, тёрся об его пах. В конце концов, они оба взрослые, и не могут не понимать, к чему всё идёт. А Чонгуку казалось, что кожа его пылает и разрывается, и только руки Намджуна приносили облегчение. Он даже огляделся, будто удивившись, что постель под ними ещё не обуглилась. Чон шумно дышал через рот и вновь чуял ненавистный сладкий запах петуний. Неужели он теперь никогда не исчезнет? Намджун опустился ещё ниже, съехал по кровати так, что его ступни почти касались пола, и медленно, заставляя Чонгука краснеть и прятать глаза, расстегнул ширинку на его широких чёрных джинсах. Он погладил костяшкой указательного пальца член через трусы, ощущая, какой он твёрдый. У Намджуна давно никого не было, может быть, год, он и сам уже не помнил. Мысли о долгой прелюдии стремительно покинули голову. Кажется, в ней вообще ничего не осталось, кроме гулкого стука крови в висках. Он сорвал с Чонгука остатки одежды и замер между его разведённых ног. Член был темнее мраморно-белых бёдер и впалого живота. Узкая дорожка волос тянулась от пупка к паху, словно намекая, куда именно нужно стремиться. Намджун облизал губы и наклонился, чуть не стукнувшись о коленку. Чонгук смущённо свёл бёдра и запрокинул голову так, чтобы не встречаться с Кимом взглядом. Намджун усмехнулся, прополз по кровати и лёг рядом с ним. Он подсунул руку Чону под поясницу, притянул к себе и чмокнул в острое плечо. Тихо сказал: — Мы никуда не торопимся, так? — Угу, — отозвался тот, обращаясь к спинке кровати. Горячая, как раскалённая сковорода, рука легла ему на живот, погладила напряжённые мышцы, пальцы обвели пупок и проскользили по кромке жёстких коротких волос. Чонгук передёрнул плечами, ноги его покрылись гусиной кожей, и не от холода. — Я хочу тебя… но готов ли ты? — Угу, — повторил Чонгук и широко развёл ноги, уперев подъёмы стоп в матрас, отчего бёдра подались вверх. Намджун мягко коснулся члена. Он почти забыл, какая там нежная, точно бархатная, кожа. Хотелось поскорее взять его в рот, но он медлил, давая Чонгуку немного привыкнуть. Намджун провёл кольцом из пальцев по стволу, губами ловя тихий вздох Чона. Он неторопливо, будто мозг не взрывался от возбуждения, со вкусом целовал Чонгука, распаляя его, дразня языком, пока рука ходила вверх-вниз. — Можно, — Намджун облизал губы, — можно мне тебя коснуться? Ртом? — Угу… — не разжимая губ, ответил Чонгук. — Ты не против? Чон быстро помотал головой, так что волосы взметнулись и закрыли лицо. Намджун с грацией медведя сполз вниз и устроился между чужих бёдер. Он высунул язык и самым кончиком, как ребёнок, пробующий леденец, провёл по члену от основания к уздечке, чуть пощекотал дырочку на самом верху. Чонгук заскулил, член дёрнулся. Намджун взял его в рот, крепко обхватывая губами, намеренно касаясь нёбом головки. Чон закинул руки за голову и потянул себя за волосы. Намджун вновь и вновь опускался и поднимался губами по члену, помогая себе руками. Когда он чуть царапал нижними зубами чувствительную кожу, Чонгук ахал и выгибался. — Не… не останавливайтесь… — просипел он, — не останавливайтесь. Намджун с чпокающим звуком отодвинулся. — По-моему, мы перешли грань, когда можно перестать говорить «вы», тебе не кажется? Я уже сосу твой пенис, ты определённо можешь говорить «ты». Чонгук чуть нервно хихикнул и через мгновение охнул, Намджун сжал в ладони его яйца и поиграл ими, как металлическими шариками баодинг. Ким действовал умело, напоминая себе не спешить, хотя это было очень трудно. Стоны и вздохи Чонгука сводили с ума, заставляя всё его тело ныть и требовать разрядки. Но он давно перерос мальчишек, которые кончают от одной мысли о сексе. Намджун свесился с кровати и выдвинул ящик для белья. — Что? Что такое? — растерянно пробормотал Чонгук и замер, приподнявшись на локтях. На щеках распустились алые маки, по груди ползли неровные красные пятна. Но выглядел он всё равно потрясающе: очень развратно, но в то же время невинно. Намджун невольно залюбовался стоящим членом, сильными руками и ногами, яркими сосками, которые хотелось облизать. Огромные глаза смотрели на него с простодушием и лукавым любопытством, будто глаза мальчишки, который ждёт какого-то хитрого фокуса. — Ты ведь сегодня ничего не ел? — Нет, я как-то про это вообще забыл. — Тогда нам повезло. Это для тебя, — Намджун тряхнул тёмно-синим тюбиком смазки. — С лидокаином. И для меня. Безопасность превыше всего. Между пальцев он зажал коробочку с презервативами. Чонгук откинулся на подушки, закрыл глаза и тихо сказал: — Я готов. — Говори, если будет неприятно или больно, — велел Намджун, нажимая на дозатор и выдавливая смазку. Он приставил палец к напряжённому сфинктеру и провёл по кольцу мышц. Чонгук пискнул, но не отодвинулся. — Извини, она холодная, чуть-чуть потерпи, — Чон кивнул, а Ким чуть надавил, проталкивая в него палец и тут же вынимая. — Больно? — Нет. Когда так делаешь, даже приятно, — послушно отрапортовал Чонгук, держась за спинку кровати. Намджун добавил ещё палец, не погружая их глубже двух фаланг. Он прервался на несколько секунд, чтобы стянуть штаны и с себя и зашвырнуть их в дальний угол. Его бронзовые бёдра казались ещё темнее на фоне белых простыней и снежной кожи Чонгука. — Ооо, — восхищённо протянул Чон, поднимаясь на колени и проводя растопыренными ладонями по его рельефной груди. Его взгляд опустился ниже, а рот невольно приоткрылся. — Ой… Намджун рассмеялся и расцеловал его в обе щёки, а потом жадно поцеловал в губы, держа лицо в ладонях, пачкая кожу смазкой, пахнущей горьким алоэ. Поцелуй был сладким, как летнее вино, и остался острым на языке, как чили. — Ты такой милый… — Неправда, — возразил Чонгук, прижавшись грудью к груди, и больно куснул в плечо. Намджун толкнул его обратно на кровать, ласково провёл руками по икрам, коленям и бёдрам. Чонгук улыбнулся и дразняще потёрся ягодицами о его пах. Намджун разорвал упаковку презерватива. Помогая рукой, приставил член к блестящему от смазки отверстию и надавил. Мышцы сфинктера разгладились, обхватывая головку. Чонгук вдруг дёрнулся вверх, стукнулся затылком о спинку кровати и вцепился в одеяло, натягивая его на себя. Намджун вскинул голову и посмотрел в расширенные, полные ужаса глаза. — Что? Что такое? — Н-ничего… — побелевшими губами проблеял Чонгук и тут же упёрся руками Намджуну в бёдра, оттолкнул и откатился в сторону. Он сел, прижался мокрой спиной к холодной спинке кровати и подтянул колени к груди. — Чонгук, — Намджун сделал движение, чтобы приблизиться, а Чон зажмурился, сжался в комок, словно ждал удара. Ким быстро отодвинулся, невольно морщась от боли в паху. Там всё упало, но отголоски невыплеснутого возбуждения отдавались резью, будто кто-то выкручивал ему жилы от живота до икр. — Поговори со мной, — очень мягко сказал он, прикрывая свои голые ноги одеялом. Дрожащий, как от холода, Чонгук завернулся в простынь, точно в паранджу. — Пожалуйста… — Хён, я… я хочу… Ты не думай, я очень тебя хочу… — Но ты меня боишься, — он сидел на краю кровати спиной к Чонгуку, сгорбившись, упёршись локтями в колени и свесив руки. — Не хочу, чтобы ты меня боялся. — Я не боюсь, — тонко воскликнул Чонгук и снова дёрнулся, ударившись затылком в стену, когда Намджун обернулся. — Прости, — Ким медленно, скользя по кровати, протянул ему руку раскрытой ладонью вверх, словно пытался приручить маленького дикого зверька. — Смотри, я тебя не трогаю, можешь сам прикоснуться, если захочешь. Только продолжай со мной говорить, хорошо? Не бойся, я ведь не животное и хорошо себя контролирую. Хочешь остановиться здесь? — Я… я… — пролепетал Чон, протянул к нему ногу, осторожно касаясь пальцев пальцами ноги. — Я не знаю. Я правда этого хотел… но когда… там… Он натянул простынь на голову и продолжил говорить. — Когда вы там касаетесь, это как он… Понимаете? — Да, — просто ответил Намджун, поглаживая большим пальцем подъём стопы. Чонгук запрокинул голову, вытягивая и вторую ногу, Ким обнял его стопы ладонями. Острый край спинки впился в шею Чону, отрезвляя. Бешено колотящееся сердце медленно возвращалось к спокойному ритму. — Я понимаю, какую рану он тебе нанёс, поэтому и остановился. Значит, ты просто не готов. — Мы можем попробовать снова? Я буду стараться, хён. Правда, очень постараюсь, я этого хочу! Намджун покачал головой, Чонгук закрыл глаза, чувствуя, как наворачиваются слёзы, нервно дёрнул бровями. Внутри у него всё тряслось, будто кто-то запихал его душу в блендер и хорошенько прокрутил. Хотелось плакать, хотелось уползти куда-нибудь в темноту. Убин прав — он теперь навсегда сломан. Кому нужен такой порченый товар, с которым и сексом толком заняться нельзя? Кому нужен парень, который впадает в истерику при виде члена? — Простите меня, хён, пожалуйста. Я исправлюсь, правда! Я буду так стараться! — он метнулся к Киму и повис у него на шее. — Не бросай меня! Только не бросай меня, я сделаю всё, как ты захочешь! Я буду терпеть! Давай попробуем ещё раз, я не буду сопротивляться! — Тише, тише, зайчик, — Намджун ласково погладил его затылок, шею, напряжённые плечи. — Я никуда не ухожу. Это всё глупости, душа моя! Я только не хочу видеть, как ты в ужасе забиваешься в угол и всё. Ты — самое важное, понимаешь? Ни секс, ни проникновение, а ты! Мне вовсе не важно, могу я сунуть в тебя член или нет. Я люблю тебя так сильно, что весь этот секс не имеет никакого значения, понимаешь? — Л-любишь? — Чонгук отстранился, близко-близко оказались его по-кроличьи красные опухшие глаза. Тёмные пряди прилипли к мокрым вискам, змеясь по коже, будто диковинные племенные орнаменты. — Ну конечно, я тебя люблю, — улыбнулся Намджун, вытирая от слёз его щёки. — Люблю тебя. Поверь мне, в сексе проникновение далеко не самое важное, и даже если ты никогда не сможешь… Ну и что? Это всё совсем не важно. Мне нравится тебя гладить… Он провёл ладонью по твёрдому боку с выпирающими рёбрами. Чон смущённо улыбнулся и сильнее прижался к Киму, словно пытался спрятать свою наготу в его широком теле. — Целовать, — лёгкий чмок в лоб, в щёку, в губы. — Меня интересуешь весь ты, всё твоё тело. Твоя шея. Твои плечи и руки. Твои грудь и ноги. Намджун говорил и осторожно, мягко, как крылышком бабочки, касался пальцами названных мест. Чонгук судорожно выдохнул через рот, теперь ему хотелось плакать от счастья. Через тело будто натянули электрические сети, потому что он ощущал разряды, бегущие от кончиков пальцев ног в макушку и обратно. Намджун уложил его снова на кровать, продолжая обнимать и поглаживать. Чонгук устроил голову ему на плечо; испуганное, трепетавшее, как будто в шторме, сердце успокоилось. Он рисовал на безволосой тёмной груди Кима узоры, время от времени задевая ногтями соски. — В конце концов, — прошептал Намджун ему в макушку, — я… могу быть снизу. — Хён! — возмутился Чонгук. — Что? Я без предрассудков. Если я старше, то это не значит, что мы не можем меняться. Давай не будем относиться к сексу как к обязанности. Пусть это будет приключение или путешествие, где можно всякое попробовать. В новой стране ты ведь не всегда ешь привычную еду, а стараешься попробовать новое. Мы успеем провести ещё много экспериментов в постели. Чонгук прижался бёдрами к его боку и слегка потёрся чуть затвердевшим членом. — Хорошо, — ответил он и на секунду закусил губу. Тёмные глаза смотрели доверчиво, с надеждой. — Ты правда… любишь меня? — Я… Телефон зазвонил так резко, что они оба вздрогнули и посмотрели в сторону гардеробной, где надрывался мобильный. Было в этом что-то зловещее — в звонке после наступления темноты. Никто не звонит так поздно, чтобы поделиться радостью. Намджун поднялся, накинул на оставшегося в кровати Чонгука одеяло и вышел. Он взял в руки телефон и прочитал имя на экране, внутри всё похолодело. Звонил Хосок. Что-то с Юнги? Наверняка что-то случилось с Юнги. Не может быть, чтобы снова случилось что-то плохое. Так не бывает, чтобы всё время судьба окрашивала жизнь только чёрным цветом. Намджун выдохнул прежде, чем ответить. На самом деле, нет никакого лимита на несчастья, нет никакой гарантии, что после темноты обязательно будет свет. — Да, — сказал Ким резче, чем собирался. — Что случилось? — Случилось? — удивлённо спросил Хосок из трубки. — А что случилось? Ничего. Нельзя просто позвонить? Намджун выругался от облегчения и опустился на белую банкетку. Он чувствовал себя глупо, что так перенервничал из-за простого звонка телефона. Теперь Ким сидел посреди собственной гардеробной, прилипнув голым задом к кожаной поверхности скамеечки на кованых чёрных ножках, увитых металлическими листьями. Свет падал только из спальни, и в зеркале виден был лишь сгорбленный силуэт. — Я думал, что-то случилось. Кто вообще звонит в… — он глянул на часы на телефоне, — … полдевятого вечера? Казалось, что с тех пор, как он вернулся домой, прошла целая вечность. Но для всего остального мира едва ли минуло больше полутора часов. — А ты что, спишь? — Хён, — в проёме появился белый, как призрак, и к тому же завёрнутый в одеяло Чонгук. В расходящихся полах виднелись его худые ноги, бледные до синевы, с голубыми венами. — Кто там? — Хосок, — одними губами ответил Намджун. — Всё нормально. — Ты что, не один? — с подозрением спросил Хосок. — Не может быть, что вы с Чонгуком так и не разъехались. Что, ни одной ночи друг без друга провести не можете, любовнички? — Заткнись, — велел Намджун, поднялся и прижал к себе Чонгука свободной рукой. Тот укрыл одеялом их обоих. Касание его обнажённой кожи вновь заставило кровь бежать быстрее, устремляясь от головы к низу живота. Намджун облизал губу и провёл ладонью по спине Чонгука, сжал ягодицу. Чон пискнул и рассмеялся ему в плечо. От этого щекочущего движения у Кима мурашки побежали по всему телу. — Хосок-а, если ты чего-то хотел, то говори прямо, а если звонишь просто поболтать, то я занят. — Слышу я, чем ты там занят: развращаешь невинную душу, старый извращенец. Губы Чонгука оставили след на шее Кима, затем под ключицей и на груди. У Намджуна слегка помутилось в голове, будто он перепил шампанского. Ещё немного, и он готов был бросить телефон в стену и зацеловать, заласкать Чонгука до того, чтобы тот забыл все свои страхи. — Не… — он с трудом подбирал слова. — Не твоё… дело. Я в ваши постельные дела не лезу, и ты не лезь. Кстати, как у тебя с Юнги? Намджун с трудом отлепился от Чонгука и покачал головой, когда тот вопросительно вскинул брови. Он кивнул Чону в сторону кровати, а сам распахнул балконную дверь и вышел — нужно было остудить голову. Ноги и руки мгновенно покрылись гусиной кожей, но ночи в Сеуле уже были по-летнему тёплые и влажные. Намджун опёрся на перила, оглядывая панораму города, на их последнем этаже высотки его наверняка никто бы не увидел. — Хорошо, — задумчиво отозвался Хосок, становясь серьёзным. — Мы… вернулись в Сеул… сегодня. — Я думал, вы хотите задержаться дома, — желание курить всё ещё было слишком сильно в нём, и Намджун по привычке поискал пачку, оставленную где-нибудь на столике или брошенную на деревянном шезлонге. Но ничего не было: то ли Чонгук похозяйничал, то ли приходящая домработница. — Мы тоже так думали, но там теперь для нас ничего нет. Лучше быстрее вернуться к обычной жизни. Найти квартиру, ходить на работу и всё такое, понимаешь? — Да, может, так будет лучше. Где вы остановились? — У моего дяди. Места мало, но несколько недель, пока ищем квартиру, перекантуемся. Юнги собирается вернуться к своей работе, за ним сохранили место. А я… ну найду, чем заняться. Намджун поёжился, переступил с ноги на ногу. Всё это было для него в новинку — забота о ком-то, кто не является частью семьи. Он никогда не думал, что ему чего-то в жизни не хватает, но теперь ясно осознал, что без Хосока, Юнги и особенно Чонгука жизнь была бы… не хуже, не грустнее. Намджун не мог подобрать слова. Более пустой, возможно. — У компании есть квартиры для сотрудников; если нужно, вы можете пожить там. Они полностью меблированы, насколько я знаю. — Да ну, это, наверное, дорого? Совсем не для тех, кто только ищет работу. — Компания всё равно за них платит, так что аренда минимальная. Да и какой я президент, если не могу помочь своим друзьям. С тобой свяжется мой секретарь, она всё устроит. Хватит уже ютиться где попало, двух лет более чем достаточно. — Ты просто волшебник страны Оз, — неловко от смущения пошутил Хосок. — Не бери в голову, однажды и мне может понадобиться помощь, так? Намджун отвернулся от города и, опёршись локтями на перила, разглядывал сквозь панорамные окна свою спальню. Тяжёлые тёмно-коричневые шторы скрывали только изголовье кровати, на которой валялся, будто в витрине магазина, Чонгук, подсвеченный уютным жёлтым светом торшера. Намджун улыбнулся: как же ему повезло. Он никогда не любил мальчиков, похожих на девочек, но и канадские лесорубы не были пределом мечтаний. Чонгук был гибким и сильным, иногда по-детски наивным, но в то же время храбрым и стойким, как ива, которую ветер гнёт, но не ломает. Намджун, поддавшись порыву, послал ему воздушный поцелуй, Чон игриво поймал его в ладонь, но тут же застеснялся и укрылся одеялом с головой. Кажется, Хосок всё ещё что-то стрекотал в ухо. — Я хотел тебе кое-что рассказать, но по телефону это будет не слишком удобно. Когда… Одеяло упало на пол, Чонгук резко схватился за горло одной рукой, другой опираясь на кровать. Он резко выгнулся спиной вверх так, что показалась вся цепочка позвонков под натянутой кожей. Намджун, всё ещё сжимая телефон в руке, бросился внутрь. Чонгук с трудом втянул воздух через нос, пронзительный свистящий звук заставил Кима в страхе замереть на пороге, и закашлялся. Даже в полумраке было видно, как посерело его лицо, а глаза покрылись кровавой сеткой рваных капилляров. — Чонгук! — Намджун отбросил телефон и оказался рядом с Чоном. Тот поднял на него глаза, полные страха и отчаяния, и вновь через силу втянул воздух. Кадык ходил вверх-вниз по шее, жилы проступили, как туго натянутые верёвки. Каждое движение отражалось болью на лице. — Что? Что мне сделать? Чон указал на своё горло и широко открыл рот. Намджун отпрянул, воспоминания о том случае в больнице ещё были свежи. Тогда он не успел испугаться, но теперь был на грани паники. Ким посмотрел на свои дрожащие руки, а потом на задыхающегося, давящегося кашлем Чонгука. Тот вцепился ногтями ему в бедро, будто надеялся отдать часть боли. Намджун не мог позволить себе медлить. Он тряхнул головой, зафиксировал голову Чона одной рукой, а пальцы другой запустил ему в рот. Острый, покрытый шишками кончик ткнулся ему в ладонь, словно только этого и ждал. Намджун потянул вверх, не заметив, как на ноге под ногтями Чонгука выступила кровь. Чонгук замычал, но не отвернулся и даже головой не дёрнул. Намджун ожидал увидеть очередной зелёный стебель, покрытый листьями и цветами. Но вместо этого в желтоватом свете ночника вытащил комок грязно-серых корней. Они казались верёвкой из ведьминских волос, которые вытащили из стока в ванной. Тонкие корешки тянулись и тянулись за основной массой. Намджун заставлял себя не торопиться, чтобы не оборвать и не оставить ничего внутри. Когда последние ниточки прошли через горло и оказались на одеяле, Чонгук оттолкнул его руку, отшатнулся и глубоко вдохнул раз, другой, третий. Он перегнулся через край кровати и его вырвало на пол. Тощее тело содрогалось, изрыгая воду, желчь и остатки страха. Намджун осторожно погладил его по спине, но Чонгук покачал головой и жестом велел себя не трогать. Киму хотелось закрыть уши руками и отвернуться, отгородиться от этих спазматических звуков. Он вышел, а вернулся со шваброй, тазом и бутылкой воды. Чонгук лежал на краю постели, бока у него вздымались как у больной дворняги в обжигающе жаркий полдень. Намджун приложил прохладную бутылочку к покрытой испариной шее, Чон посмотрел на него с благодарностью. Глаза были пугающе воспалёнными, но в них исчезла мутнота, будто он вот-вот потеряет сознание. — Спасибо, — прохрипел Чонгук, позволяя себя напоить. Намджун мягко зачесал пятернёй его растрёпанные волосы. — Прости, я запаниковал… — негромко признался он, а Чон, делая длинные паузы между словами, ответил: — Ты… прекрасно… справился, хён. — Нет, я ужасно испугался. Тебе было больно и страшно в десять раз сильнее, чем мне, а я… Прости. Чонгук покачал головой и закрыл глаза. Он будто долго-долго работал где-то, где не бывает солнечного света. Черты казались острее, нос — длиннее, а губы — уже. Намджун поцеловал его в голое плечо, унёс грязное одеяло в ванную и принёс из гардеробной новое, накрыл Чонгука. Он убрал рвоту с пола и оставил у кровати таз на всякий случай. Чон не спал, наблюдал за старшим из-под полуопущенных век. — Нужно показаться врачу, — сказал Намджун, пристраиваясь рядом и обнимая его. Чонгук только протестующе что-то промычал. — Можно не сейчас, но обещай мне, что завтра поедешь в больницу. Или я брошу все дела и отведу тебя сам, как маленького. Доктор Энгл ведь дала тебе контакты доктора? — Он… психо… терапевт, — прохрипел Чон и придвинулся к Намджуну так, чтобы касаться спиной его груди. — Уверен, он сможет направить тебя на все анализы. А если нет, то позвони мне, я договорюсь с нашим семейным доктором. У него практика в больнице К*. Обещай мне, душа моя. Чонгук уже не удивлялся, что Намджун привык лечиться в одной из самых дорогих клиник города. Он только кивнул и погладил его по руке, как бы говоря, что согласен. — Ты думаешь… это конец? — осторожно, будто боясь спугнуть удачу, спросил Ким. — В смысле? — Это ведь были корни, так? Ты теперь окончательно здоров? — Может… быть. — Пусть будет так. Пусть теперь тебе ничто не будет угрожать. Я никому не дам тебя в обиду, сердце моё. Я не мог защитить тебя от болезни, но ты справился сам. А уж об остальном позабочусь. Они уже засыпали, когда звонок сыграл короткую мелодию. Намджун посмотрел на часы — теперь на самом деле было довольно поздно. Он вылез из постели, накинул плотный халат с широкими рукавами и кистями на кушаке и прошлепал босыми ногами в прихожую. — Какого хрена? — спросил Ким, распахивая дверь. — Ты мне скажи!