Часть 29
21 августа 2023 г. в 09:30
— Хочешь сходить в бассейн? — спросил Намджун, когда дом погрузился в вечернюю дремоту. Деревья за окном казались голубыми от белёсых фонариков на газоне.
— А можно? — с тихим восторгом спросил Чонгук. Даже в полумраке было видно, как вспыхнули энтузиазмом его глаза.
— Кто же нам запретит?
Они спустились в подвал, полностью отведённый под спортзал и бассейн. Чонгуку казалось, что он попал в дорогущий отель с собственным СПА-комплексом. Ким провёл их в раздевалку для гостей, где было всё, что нужно для бассейна. Махровые полотенца лежали пухлой стопкой и будто только и ждали, когда кому-нибудь понадобятся. Белые толстые халаты висели на крючках рядом с душевой. Он так и оглядывался по сторонам, подмечая всё новые детали, пока Намджун не стал раздеваться. Это зрелище захватило всё внимание Чонгука. Наклонив голову, он с удовольствием наблюдал, как Ким расстёгивает ремень, как выскальзывает из петельки пуговка, как «собачка» опускается вниз по молнии, брюки соскальзывают с талии и останавливаются на бёдрах. Полоска бронзовой кожи между резинкой трусов и футболкой была такой привлекательной, что Чонгуку хотелось прижаться к ней губами.
— Ты чего не раздеваешься? — осведомился Намджун, словно и не заметил жадного взгляда на себе.
— Да-да, уже, — пришлось отвернуться, чтобы не наброситься на него прямо посреди раздевалки. За спиной слышалось шуршание, и Чона одолевали пошлые мысли.
— Догоняй, — раздался над ухом голос, дыхание пощекотало волоски на шее, и предплечья и бёдра тут же покрылись мурашками. Чонгук чуть не застонал — каким чувствительным он стал в последнее время. Он хотел Намджуна всегда и везде, будто всю жизнь до этого голодал, а теперь попал за волшебный стол, на котором никогда не кончается еда.
Чон обернулся, но успел увидеть только крепкий зад, обтянутый чёрными плавками, и заспешил. Когда он подошёл к краю бассейна, Намджун уже неспешно рассекал воду. Перекатывание мышц под золотистой кожей, уверенные сильные движения рук и ног — и вот у Чонгука уже подкашиваются коленки.
— Привет, — Намджун подплыл и остановился, опёршись локтями на край бассейна. Чонгук потоптался на решётке, куда стекала выплеснувшаяся вода, и сел, окунув ноги в воду. От неё чуть пахло хлоркой.
— Привет.
— Ты ведь умеешь плавать? — похоже, Ким расценил его неловкость неверно. Чон кивнул и соскользнул в бассейн. Он проплыл несколько кругов, ощущая на себе чужой взгляд и стараясь не думать об этом почти обнажённом мужчине, его восхитительном теле… торсе с четырьмя кубиками… руках, на которых выступают бицепсы, когда он сжимает бёдра Чонгука, насаживая его на свой…
Чонгук окунулся с головой и проплыл несколько метров под водой, пока лёгкие не обожгло от недостатка кислорода. Он вынырнул, отфыркиваясь и тряся головой, как собака. Но это почти не помогло.
— Ты ходил в спортзал без меня? — Намджун, оказавшийся рядом, слегка сжал его плечо над локтем.
— Угу, — только и выдавил Чонгук и обнял его за шею, обвил ногами талию. Ким будто только этого и ждал, притиснул его к бортику и поцеловал, очень медленно, дразня языком. Чонгук застонал от удовольствия, тело наливалось сладкой тяжёлой истомой. Вода была прохладной, а кожа — горячей.
— Увидят… — выдохнул он между поцелуями, хотя вовсе не желал, чтобы Намджун останавливался.
— Душа моя, это ведь мой дом, поэтому ни о чём не волнуйся. Все наши секреты останутся нашими, — он аккуратно заправил мокрую прядь Чонгуку за ухо и провёл рукой по щеке. — Какой ты…
— Какой? — самодовольно улыбнулся тот, а Намджун наклонился к нему и сказал, глядя в глаза и ничуть не смущаясь:
— Я хочу тебя в любое время в любом месте, — розовый язык пробежал по губам, и Чонгук покраснел, кажется, всем телом разом. Было даже странно, что вода в бассейне не закипела и не стала выплёскиваться за борта. Намджун опустил руку в воду и сжал член Чонгука через плавки. Понизив голос, сказал: — Жаль, что твоя попка не выдержит ещё одного раунда на сегодня… В отличие от моей.
Он сделал быстрое движение, и по воде поплыли его чёрные плавки. Чонгук ухмыльнулся, а Намджун уже подплыл к бортику, подтянулся и сел, поджав колени к груди. Затем он лёг и широко развёл ноги, завёл обе руки под себя и раздвинул ягодицы. В отличие от Чонгука, Намджун не любил волосы в паху, поэтому там было всё гладко и открыто. Чон видел всё: мошонку, стоящий член и тёмное колечко мышц. Эта поза одновременно была такой развратной, откровенной, но подчинённой и уязвимой. Он провёл ладонями по чужим бёдрам, ощущая, какие они твёрдые от напряжения, словно отлитые из металла. Кончиком языка Чонгук прикоснулся к отверстию и тут же отпрянул, Намджун едва заметно дёрнулся и тихо, резко выдохнул.
— Что?
— Продолжай… Я просто немного от всего этого отвык.
На этот раз Чонгук начал издалека: провёл языком по члену, опустился к мошонке, без стеснения слизал с неё капли, пахнущие хлоркой. Он положил ладони на ладони Намджуна и вновь нежно лизнул напряжённый сфинктер. Дыхание Кима стало тяжёлым и шумным, будто он пробежал спринт и теперь силился отдышаться.
— Глубже…
Чонгук обвёл языком вокруг колечка мышц — на ощупь было даже приятно. Затем нажал языком на отверстие, и тот чуть-чуть провалился внутрь, вызвав ещё один негромкий вздох. Чон отстранился и пролепетал:
— Я ведь ничего такого не умею, хён.
— Всё отлично, добавь немного пальцев, как я делал…
Чонгук обслюнявил указательный палец и осторожно на полногтя просунул его в Намджуна. Внутри было горячо и узко. Намджун не протестовал, а Чонгук медленно пропихнул палец глубже и тут же вынул.
— Милый, тебе необязательно быть со мной нежным, немного боли только сделает удовольствие острее.
— Ты сексуальный маньяк, — хихикнул Чонгук, просовывая лицо между разведённых ног. Он обхватил губами член и одновременно погрузил в Намджуна сразу два пальца, наблюдая за реакцией. Ким застонал, впиваясь ногтями в собственные ягодицы. Чонгук подождал несколько секунд, позволяя ему привыкнуть. Вынул пальцы и погладил покрасневшую дырочку. И вставил вновь на всю длину. От каждого движения сфинктер постепенно расслаблялся, пальцы проникали внутрь всё легче.
Чонгук провёл по гладкой головке языком в последний раз и спросил:
— Думаешь, достаточно?
— Ну давай проверим, — ухмыльнулся Намджун. — Залезай.
Он отодвинулся, встал на колени и подал Чону руку, помогая выбраться из бассейна. Чонгук тут же покрылся мурашками, но не отступил, стянул с себя плавки и кинул мокрый ком на лежак. Намджун притянул его к себе и поцеловал, грубо раздвинув губы языком и нападая на чужой. Чонгук схватился за его локти, чтобы не упасть.
— Готов меня поиметь? — мурлыкнул ему прямо в губы Намджун, заставляя Чона в очередной раз покраснеть, хотя казалось, что он уже ко всему привык. Соображать было сложно, когда тебе в бедро упирается чужой твёрдый член и задевает твой собственный, ставший болезненно чувствительным. Он уткнулся лицом Киму в шею и оттуда пробормотал:
— А как же презервативы?
— Ах да! Я забыл, — Намджун отстранился и немного кривой походкой потрусил в раздевалку. Вернулся через пару минут и кинул в Чонгука двумя тёмно-фиолетовыми фольгированными пакетиками.
— Откуда?
— Душа моя, — Ким погладил его по щеке и нежно заправил мокрую прядь за ухо. — Я же сказал, что теперь без конца думаю о сексе, как подросток. Вот и таскаю презервативы повсюду с собой. Однажды на собрании буду искать платок, и они посыпятся из всех карманов. Опозорюсь навсегда.
Он запустил пальцы Чонгуку в волосы и притянул к себе его голову. Поцеловал нежно, словно согревая тёплым какао после холодной прогулки. Чонгуку чудилось, что они плывут среди облаков, лёгких, разноцветных и похрустывающих, как сахарная вата. Намджун провёл языком по его губе, будто слизывал сливки.
— Теперь готов?
Чонгук поджал губы и решительно кивнул. Намджун опустился на колени, развернулся к нему задом и, невероятно прогнувшись в спине, опустил на пол голову.
— Ты не хочешь на меня смотреть?
— Глупости, — Намджун взглянул на него из-за плеча и улыбнулся. — Мне нравится менять позы. Необязательно всегда быть нежным. Необязательно мне всегда доминировать. Трахни меня уже… Или мне стоит сказать: «Пожалуйста»?
— Ты невыносим! — по-детски скорчил рожицу Чонгук и тут же шлёпнул Кима по оттопыренной заднице. Звонкое эхо прокатилось по всему помещению, на коже остался розоватый след. Чонгук погладил вспыхнувшую ягодицу, наклонился и поцеловал Намджуна между лопаток. — Как ты можешь позволять мне делать с собой такое?
— Но я ведь сам этого хочу. Давай… хватит сомневаться!
Член вошёл внутрь медленно, сантиметр за сантиметром. Нежная кожа на сфинктере разгладилась и покраснела. Чонгуку хотелось снова вылизать это чувствительное, чуть опухшее местечко. Он провёл руками по талии Кима, собственное удовольствие сейчас казалось даже не второстепенным, а вообще ни капельки не важным.
— Если ты сейчас остановишься и начнёшь меня жалеть, как маленького, я тебя укушу, — словно прочитав его мысли, сказал Намджун.
Ничего не ответив, Чонгук задвигался, так и не протолкнув член до самого конца. Ким тихо застонал, но это был не стон боли, а стон удовольствия. Он просунул руку под себя, лаская свой член синхронно с толчками Чонгука. Намджун давно этого не делал, давно не бывал снизу, но именно с Чонгуком ему хотелось почувствовать всё заново. Эти ощущения не походили ни на что в его жизни. Болезненные и одновременно сладкие, от которых тело становилось податливым и расслабленным, будто желе. Он был уязвимым и покорным, стоя вот так на коленях, прижавшись щекой к холодной и мокрой кафельной плитке. Он стонал и двигал бёдрами, чтобы насадиться глубже. Но не мог перестать отдавать приказы.
— Жёстче, душа моя, жёстче, — хриплым от возбуждения голосом велел Намджун и завёл обе руки за спину. Чонгук взял его за запястья и потянул на себя, не переставая быстро и резко входить. Плечи, вывернутые назад, заныли; жилы натянулись, как верёвки; Намджун сжал зубы, шумно и со свистом дыша через рот. Болезненная бешеная гонка отдавалась в теле взрывами адреналина. Боль прорезала позвоночник до самой головы, но он был словно пьян от удовольствия. Шлепки бёдер о бёдра были будто возбуждающий барабанный бой.
Чонгук в последний раз дёрнул его руки на себя, точно поводья норовистого жеребца, и на секунду замер. Затем обхватил Намджуна за талию и прижался лбом к мокрой спине, пока его член дёргался, изливая сперму. Это было необычно и невероятно приятно — кончить, ощущая туго обхватившие член мышцы. Чонгук сгорбился, как будто испугался бури, кружившихся у него внутри эмоций. Он пережидал. Никогда ещё оргазм не накрывал его такой сокрушительной волной. Чонгук оглох и ослеп на несколько секунд.
— Ну как? — поинтересовался Намджун, соскальзывая с члена и садясь на пол. Кафель приятно холодил кожу. Чонгук снял презерватив и аккуратно завязал, не торопясь отвечать. Он подполз к Киму и, опёршись на его бёдра, поцеловал.
— Спасибо, что уговорил меня, — сказал он с улыбкой. Глаза у него были блестящие и немного безумные. Чонгук снова приник к губам Кима, а рука сжала его всё ещё стоящий член. Стон Намджуна потерялся где-то между их губами. А Чон, чуя его скорый пик, соскользнул вниз и накрыл головку ртом. Бёдра Намджуна закаменели, а пальцы на ногах поджались. Чонгук даже не заметил, как проглотил сперму, лишь в горле осталось лёгкое жжение.
Он улёгся Намджуну на плечо, кончиком пальца рисуя узоры на его мокром животе.
— Это какое-то безумие, — тихо рассмеялся Чон.
— О чём ты?
— О том, что происходит. О том, что ты заставляешь меня чувствовать… Я никогда бы не подумал, что смогу полюбить кого-то так сильно, как тебя. Мне тебя всё время мало. Я скучаю по тебе, даже когда ты уходишь на работу. Наверное, мне тоже пора заняться чем-нибудь.
— Чем же?
— Пока не знаю.
Они оставались в поместье ещё четыре дня, дольше не позволила работа Намджуна. Но и на это короткое время госпожа Ким устроила им целую культурную программу. Они действительно катались на лошадях, играли в гольф и теннис, проводили семейные ужины. Намджуна она не могла заставить взяться за грабли, но Чонгук не мог ей отказать. Да и не хотел: ему нравилось проводить с ней время. Он с удивлением открывал для себя то, как можно проводить время с женщиной, которая относится к тебе с материнской заботой. Чонгук увидел, что такое улыбка мамы, за которой не скрывается ничего подлого, в которой нет какого-то скрытого смысла или манипуляции. Она возвращала его в детство, когда он ещё не искал подвоха в каждом слове.
Прощаясь на ступеньках перед главным входом, Чонгук искренне звал её обязательно навестить их в городе и признался, что будет скучать. Госпожа Ким обняла его на прощание и тихо прошептала, чтобы остальные не услышали:
— Спасибо, я вижу, как сильно ты любишь Намджуна. Позаботься о нём, он ведь только кажется самым сильным на свете.
Дни медленно подкатывались к середине лета, и каждый день солнце зажаривало город на раскалённом асфальте. Ремонт в квартире окончился, и Чонгук заскучал. Ему нравилось то, что он придумал. Сочетания цветов, мебель, картины, которые Намджун помогал ему подбирать. Книги, громоздившиеся стопками по всем углам, тоже нашли своё место на стеллаже, который Чон придумал сам. Ему нравилось, что теперь все их вещи перемешались, встроились друг в друга. Этот дом стал и его домом тоже.
Произошло то, чего Чонгук так боялся — жизнь стала крутиться вокруг Намджуна. Он ощущал себя не лучше, чем Чатни. Они оба радовались и «оживали», когда Намджун возвращался с работы, и «впадали в спячку», как только он выходил за порог.
Однажды шатаясь по городу в компании одной лишь Чатни, Чонгук обратил внимание на замысловатую вывеску: на стене вместо рисунка или надписи был фонарь и горизонтальная металлическая полоса. Когда фонарь горел, на стене появлялась тень с названием места и стрелкой-указателем. Чонгуку это показалось похожим на приглашение в тайное общество.
Он проследовал в указанном направлении, а вечером Намджун, заметив плёнку у него на плече, спросил:
— Что это?
— Это? Тату… — ответил Чонгук, словно для него внезапно набить татуировку было чем-то обычным.
— Это цветок? — удивлённо поднял брови Намджун.
— Да, но не петунья, а тигровая лилия. Не нравится?
— Нет, почему? Красиво. К тому же это твоё тело, поэтому главное, чтобы нравилось тебе.
— Я тут подумал… — Чонгук замялся, крутя в ладонях чашку с кофе. Они сидели в их новой уютной кухне, где теперь был не только кухонный гарнитур и техника, а ещё и маленький обеденный стол только для них двоих, а на стульях лежали подушки с кисточками. — Может, мне тоже заняться тату?
— Я всегда говорю, что ты можешь делать всё, что захочешь. Не бойся упасть, потому что я тебя подстрахую.
— За это я тебя и люблю, — Чонгук обвил его талию руками и чмокнул в щёку. — Ты — лучшее, что могло со мной случиться.
Чимин вошёл в вестибюль СанСин Групп, когда солнце уже опустилось за здания и улицы погрузились в ненастоящие сумерки. Кое-где ещё пробивались золотые лучики, было душновато, но воздух уже не обжигал носовые пазухи при каждом вдохе.
Он оттянул ворот рубашки, позволяя кондиционеру загнать прохладу под ткань. Пак так часто бывал здесь, что Тэхён сделал ему постоянный пропуск. Не пришлось тратить время на разговоры на ресепшене, Чимин сразу направился к лифтам. По дороге его обогнала женщина в белом костюме: юбка-карандаш и приталенный пиджак. Тёмные волосы были забраны в высокую причёску. Она так неистово нажимала на кнопку «вызова», что Чимин немного опешил. Хотя, впрочем, какое ему дело было до всех неуравновешенных дамочек на свете. Он ведь шёл к Тэхёну.
Отношения — это компромисс, и именно этого Пак намеревался добиться. Чимин не хотел потерять отношения длиною в десять лет только лишь из-за одного ослиного упрямства. В то же время он не намеревался просто сдаться, прогнувшись под Тэхёна на все сто процентов.
Лифт звякнул, женщина влетела внутрь и прожгла Чимина таким взглядом, словно он оскорблял её одним своим присутствием. Может, всему виной волосы, которые он выкрасил в розовый, или маленький радужный флажок-значок, приколотый к груди? Чимин мысленно пожал плечами: «Плевать».
Пак был уверен, что женщина сойдёт гораздо раньше него, но лифт остановился на «директорском» этаже, а женщина, похоже, собиралась выше. Чимин вышел, мимолетно удивившись, что у Намджуна могут быть такие посетители.
Госпожа Пак проводила пёстрого, как попугай, парня недовольным взглядом. Откуда только такие берутся? Двери лифта снова разошлись с мелодичным звоном. Заблудиться было невозможно, она оказалась прямо в минималистично обставленной приёмной. Тёмно-серые полы, светло-серые стены со светильниками-полосами, источающими мягкий молочно-белый свет. Из-за стола поднялась девушка, но госпожа Пак не дала ей заговорить:
— Меня уже ждут.
— Конечно, госпожа, — с вежливым поклоном она открыла дверь в кабинет. — Проходите.
Он сидел за столом, под пальцами быстро трещала клавиатура. Она отметила и тёмную водолазку с высоким горлом, и очки в тонкой оправе, и пиджак, висящий на спинке кресла. Госпожа Пак поморщилась: «Воображает, что он Джобс?».
— Добрый вечер, — он поднялся и жестом предложил ей место за столом переговоров, словно они равны, словно нет никакой разницы между хозяином кабинета и гостем. На секунду на губах промелькнула ухмылка, но тут же исчезла.
— Добрый вечер, — ответила госпожа Пак, хотя её тон намекал, что она с гораздо большим удовольствием плюнула бы ему в лицо. Она присела на край стула, сжав в пальцах ручку крохотной белой сумочки.
— Кофе? Чай?
Она покачала головой. Мужчина сел напротив, положив руки на стол и сцепив пальцы в замок.
— Тогда чего же вы хотите?
— А вы не знаете? — ехидно поинтересовалась госпожа Пак.
— Просветите меня, — спокойно ответил он.
Хотелось ударить его, размазать по самодовольной роже какую-нибудь грязь, которую чонгукова псина вечно находит на улице, и посмотреть, как потеряет самообладание, начнёт кричать, может, даже топать ногами. Она еле удержала улыбку, только кончики губ дёрнулись, представив, как у него глаза вылезут из орбит, красные и безумные.
— Я хочу, чтобы вы отпустили моего сына.
— Но я его не держу…
— Не надо, — холодно прервала госпожа Пак. — Не надо играть со мной в эти словесные игры. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Чонгук очень болен, ему нужен особый уход, а вы пользуетесь тем, что он не может за себя постоять. Никогда не мог. Ему нужно лечение.
— Нет, не нужно. Он уже здоров.
— Но ханахаки…! Убин сам видел цветы. Я знаю, что вы его убиваете.
— Нет, — повторил он. — Я его спас.
— Я вам не верю.
Он равнодушно пожал плечами, как бы говоря «Ваше право», а вслух сказал:
— Со мной он счастлив.
— Ему кажется, что он с вами счастлив. Вы просто пудрите мальчику мозги.
— Откуда вы знаете?
— Я — мать, я всегда знаю.
— И про Убина вы тоже знали?
— Откуда мне было знать? — возмутилась она, кривя своё красивое ухоженное лицо. — Он ведь его брат…
— Нет, не брат и никогда не был. Они всегда были чужими, а вы должны были помешать ему, увидеть, что с Чонгуком что-то не так.
— Вы обвиняете меня?!
— Да, — жёстко сказал он и передразнил: — Вы ведь мать. Я всегда буду винить вас. Психологи советуют прощать, и Чонгук, возможно, простит вас, но не я. Я никогда вас не прощу, потому что вы его не защитили.
— Да как вы…
— Вы были так заняты собой, что ничего не заметили. А может, и хуже того: не хотели замечать. Видели косвенные признаки, но успокаивали себя, что это только переходный возраст, сепарация от родителей, не более.
— Замолчите, — прошипела госпожа Пак, поднимаясь и упираясь руками в стол. Это не помогло. Этот мерзкий человек смотрел на неё всё так же спокойно и даже с брезгливостью, как смотрят на пьяниц, которые уснули на улице, не дойдя до дома.
— Вы должны понять, что виноваты не меньше, чем Убин.
— А вы должны знать, что я всё ещё сомневаюсь во всей этой истории. Но в чём я ни капельки не сомневаюсь, так это в том, что Чонгуку с вами не по пути. Вы отвратительный, самовлюблённый извращенец! Вы заставили его думать, что между вами может быть какая-то там «любовь».
— Так зачем же вы пришли? Зачем искали встречи со мной? Чтобы оскорблять меня?
— Чтобы заставить вас отпустить моего сына! Он думает, что любит вас, но он ещё мальчишка. Перестаньте делать вид, что у вас есть какое-то будущее. Я прекрасно знаю, что такие, как вы, делают с такими мальчиками, как он.
— И какой же я? — усмехнулся мужчина, откинувшись на спинку кресла и окидывая госпожу Пак взглядом. Она невольно передёрнула плечами. У него был взгляд победителя, человека, который полностью управляет этой жизнью.
— Вам просто нравится, когда вами восхищаются, когда вас обожают. Но, как только он поймёт, что вы за человек, как только его глаза откроются, вы тут же выкинете его на улицу, как надоевшего щенка. Оставьте Чонгука в покое сейчас.
— Хотите, чтобы я его бросил? Разбил сердце?
— Да! Он молод и быстро это переживёт. Лучше сейчас, чем потом, когда ваши жизни окончательно переплетутся, когда ему придётся отдирать свою жизнь от вашей с мясом и кровью. Пусть уйдёт сейчас, когда ещё не успел до конца прикипеть к вам. Обойдёмся малой кровью.
— Вот так просто?
— Чонгук вернётся ко мне. Поплачет и успокоится. Если болезни больше нет, то разбитое сердце — это ничто, со всеми бывает. Вы взрослый человек, должны понимать.
— Да, — он опустил глаза, а госпожа Пак на секунду ощутила тихое ликование: враг повержен, он сдался. — Да, я взрослый человек, много понимаю. Понимаю, что Чонгуку лучше бы никогда с вами не видеться. Но это невозможно. Мама всегда для ребёнка будет мамой, что бы она ни делала. Я хочу, чтобы у вас оставался шанс всё наладить.
— Не понимаю… — она опустилась обратно на стул.
— По мне, так вам бы остаток жизни просидеть в яме за то, что бросили собственного ребёнка. Но Чонгук, несмотря на все раны, всё ещё вас любит. Он говорит, что ему всё равно, но это не так. И я его люблю и не хочу, чтобы он мучился.
— К чему вы клоните?
— Если вы захотите помириться, то приходите к нам домой, — он прошёл к столу и на маленьком квадратике белой бумаги быстро что-то написал. Протянув записку ей, пояснил: — Адрес. Когда… вернее, если захотите снова увидеть сына, приходите. Но помните, что даже вам я не позволю его обидеть. Если этот адрес узнает Убин, не только его карьера будет разрушена. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Госпожа Пак сглотнула — в горле было до боли сухо — и кивнула.
— Отлично. Приходите, когда поймёте, что Чонгук — жертва, а вы и Убин — агрессоры. Приходите, когда готовы будете всё исправить. И надейтесь получить прощение.
— Я вас ненавижу, — процедила она.
— Я знаю, и мне всё равно.
— Без вас у нас всё было хорошо. Я не знаю, что именно вы внушили моему мальчику, но я никогда не перестану за него бороться. Я его люблю.
— Я тоже, — он холодно улыбнулся, тёмные глаза казались двумя неживыми кусочками оникса. — Поэтому давайте действовать из любви. Помните, что вы мать. Чонгук ничего не придумал — поверьте и примите это. Он ведь рассказал мне, как это было. Такое не придумаешь. Приходите, когда готовы будете услышать.
Она посмотрела на свою дрожащую руку и сжала ладонь в кулак.
— Хотите сказать, что я плохая мать?
— Ещё есть время исправиться, — он присел на край своего стола и скрестил руки. Госпожа Пак посмотрела не него с неприязнью.
— Лучше бы вас не было.
Он стойко принял её взгляд, тряхнул запястьем и демонстративно взглянул на часы, скользнувшие по руке.
— Чонгук ждёт меня на ужин, а вас наверняка уже ждут дома.
— Просите меня уйти?
— Не прошу, — он забрал пиджак и смартфон. — Только говорю, что ухожу, а вы вольны делать, что пожелаете.
Он вышел, не забыв щёлкнуть выключателем. Госпожа Пак услышала голоса в приёмной: попрощался с секретарём. Она осталась сидеть в полумраке за столом для переговоров, через неплотно прикрытую дверь на пол падала полоса света. Её посетило почти забытое чувство детской беспомощности: когда взрослые уходят, а ты не знаешь, что делать и к кому обращаться. Запрокинула голову, не давая непрошеным слезам пролиться. Где же она ошиблась?
— Дорогой, — прошептала она, сквозь время обращаясь к отцу Чонгука. — Прости, я не уследила за нашим мальчиком.