***
3 дня с катастрофы. 16:00 Всё кругом пестрит. Девушки в красочных нарядах в стразах дарят зашедшим под шатёр свои ослепительные улыбки; слышатся звуки всплесков воды в аквариуме под лёгкую атмосферную музыку; зрители радостно тычут в щебечащих дельфинов, прыгающих через обруч артистов; манеж залит ярким светом. Опоздавший Сенку, попутно извиняясь за отдавленные ботинки, занимает своё место в зале на последнем ряду. Пришёл чуть ли не к последнему выступлению. Хорошая работа, засоня Ишигами. Сенку пытается мирно выдохнуть. У него был долгий отходняк — оклематься полностью ему будет стоить многого. Парня пережитое до сих пор не отпускает, настырно ходит за обросшим тайнами и сплетнями из пахучих типографий хозяином мистического цирка по пятам. Газеты изрыгивают из себя потоки ненужных ему статей, лишь лишний раз напоминающих ему о собственной, уже сомнительной репутации. Последняя такая оказалась безжалостно примятой подошвой его ботинка. Сенку не нравится, что билеты, вероятнее всего, охотнее будут брать не фанаты цирка, а, преимущественно, — фрики, помешанные на сверхъестественном. Или люди, возомнившие себя великими детективами. Или журналисты, будь они неладны. — Факир! — раздаётся заливистый девичий возглас под ухом Сенку, — сейчас будет номер со змеями! Раздаётся оглушающий грохот барабанов, за которыми следуют приветствующие артиста бурные аплодисменты и пронизывающие присвистывания. Манеж окутывает зеленоватый дым. Через борт на сцену одним ловким прыжком перемахивает кудрявый темноволосый парень, чей костюм щедро осыпан золотом. При каждом шаге этого высокого мужчины просторные одеяния издают позвенивающий звук, словно кто-то бьёт в сотни колокольчиков. Толпа ликует, кричит ему свои сердечные слова поддержки, и артист, направив одну из ладоней к зрителям, призывает всех обратить всё своё внимание на себя. Однако, он едва ли выглядит так, словно искренне наслаждается тем, что даёт выступление более чем нескольким тысячам людей. Если подумать, Ген, хоть и говорит, что терпеть не может свою работу, выполняет её с подозрительным запалом. Сенку готов поклясться, что ещё с тех пор, как он увидел афишу этого цирка, он приметил статного факира. "И неспроста", — уверен он. С шеи мужчины, стоящего в центре манежа, обвивая широкие плечи, свисает питон. Смельчак ласково оглаживает своими окольцованными пальцами хладнокровное существо и позволяет ему ползти дальше по телу. Зрители пускают напряжённые вздохи от каждого движения выступающего. Факир одним коротким жестом призывает всех сохранять спокойствие, скромно опустив тёмные ресницы на второго скользящего вверх по руке змея. Спустя 10 минут номер кончается под разрывающие цирк восторженные крики. Сенку наклоняется ближе к задорно хлопающей девчушке и, не сводя взгляда с артиста, некогда дрессировавшего выползающих из корзины змей, спрашивает: — Как зовут человека на манеже? — Нанами Саи! — пытается перекричать цирковой шум она, — старший брат владельца цирка! Сенку, услышав нужное, отодвигается. Вот я и добрался до него. Цирк Нанами Рюсуя. «Персей». За время пребывания здесь, я так и не застал этого засранца собственной персоной, вносящего в жизнь моего отца клевету. Рюсуй воспользовался шумихой в нашем цирке и умудрился своими связями возвести её в степень. Однако, спасибо ему огромное, что взялся за опровержение теории прибывшего из ада цирка.««Цирк, в котором не обошлось без потусторонних сил»? Вы шутите? Бред! Ишигами Бьякуя — шарлатан, пропихнувший свою «заводную куклу» с примотанными к груди часами и многих других. И сын его — шарлатан, который жаждет привлечь внимание публики своей «смертью» на манеже, идентичной отцовской. Часовой малыш его спас? Это всё — один хороший маркетинговый ход! Он вас поймал на удочку!» — Нанами Рюсуй, The Daily Mirror.
Когда цирковое выступление подходит к концу, Сенку перехватывает Сая у входа в гримёрную. Внимательные глаза Сая опознают в белобрысом парне конкурента брата. — Господин Акация? — слегка удивлённо спрашивает факир, избавляясь от тканного тюрбана с головы. Он трясёт тёмной копной волос, устало заглаживает пряди на одну сторону и вновь обращает сощуренный взор на господина в шляпе. — «Акация»? — Мой брат Вас так называет, — скромно отвечает тот. Его слова звучат мягко — так, словно в конце каждого должно было быть «извини», но каждый раз он передумывал. — Ну да, — посмеивается Сенку, почесывая локоть, — эта Акация… — И насчёт отца… Наши соболезнования, — и вновь эта интонация. И вновь этот взгляд. Ишигами убеждает Нанами старшего в том, что всё в порядке и просит отвести к младшему. Саи, на удивление, почти сразу согласившись, разворачивается и показывает дорогу к нужной двери. Обычно Рюсуй так легко своим фейсом не светит. Перед своими-то конкурентами. В большинстве случаев Саи берёт ответственность за ведение шоу в свои руки. С утонченных пальцев факира легко соскальзывают золотые перстни с увесистыми камнями. Саи, невзирая на смертельную усталость, переодевается на ходу быстро, не сбавляя шага, скидывая с плеч шелковую накидку и набрасывая на взмокшее тело белую рубашку. Оглянувшись по сторонам, он стучится к брату.***
Сенку ещё никогда не видел такой огромной карты мира прежде. Она занимает буквально всю стену — подробная до мелочей, исчерченная неаккуратными красными стрелками, «сшивающими» континенты сквозь необъятные воды вместе. Так Рюсуй обозначил маршрут гастролей. На полках красуется множество отполированных трофеев, кубков — всевозможных наград за выступления. В коллекционных бутылках — модели парусных кораблей. И в самом центре всего этого, спинкой стула к настенной карте, за столом из светлого дерева, сидит он — владелец цирка «Персей». — Здравствуйте, — бросает Сенку слегка неуверенно, глядя на медленно поднимающуюся с места сильную фигуру. — Доброго дня, — парень выпрямляется в весь свой высокий рост и подаёт руку для рукопожатия. — Вот мы и перехлестнулись. — Просто непринуждённая встреча, — бурчит под нос Ишигами, крепко пожимая чужую ладонь. Рубиновые глаза по привычке изучают периметр, цепляясь за детали оформления интерьера. Всё выдержано в стиле их хозяина, лишь изредка напоминая о том, что они всё ещё в цирке. Рюсуй трепетно обхаживает привезенное с собой, не ленится и каждый раз как в первый раскладывает всё на новом месте пребывания. Каждый раз рядом со своим рабочим уголком он вешает афиши со своей труппой, портреты работников и просто фанатские картины. Сенку видит разные лики, невольно засматриваясь на самые импозантные образы. Но фотографий со старым составом, до того, как прошлый цирк сгорел, у Нанами младшего на общем обозрении не имеется. — Мои соболезнования, — отчеканивает Рюсуй внезапно. — Всё уже в норме, — как бы привирает, но не совсем Сенку, — я думаю, кипиш в скором времени уляжется. Владелец «Персея» принимает несколько напряженную позу, заставив стул под собой неприятно закряхтеть. — И ещё. Ты на газеты внимания не обращай, салага, — палец парня резким движением запускает стоящий на столе глобус вокруг своей оси. — В вашем цирке, ещё при твоём отце, происходила неведомая чертовщина. Не знаю, что конкретно у вас там происходит… И произошло на том выступлении, но будь осторожен. Не хочу просрать свою мотивацию для работы, — даёт небрежный совет он и останавливает глобус где-то на Португалии. Рюсуй меня от тех кричащих о мистике издательств отмазывал. Ошалеть можно. — На самом деле, я явился сюда не чтобы возмутиться по поводу статей, — начинает хозяин цирка «Под звёздным небом», налегая локтями на поверхность стола, — Стэнли и Ксено. Могу я узнать о них подробнее? «Персеец» смотрит на Сенку почти не моргая. — Они примкнули к нашему коллективу до моего прихода. После случая с вашим пожаром, — поясняет Ишигами при виде всё ближе и ближе сдвигающихся к переносице густых бровей на чужом лице. Рюсуй вскакивает со стула и приземляется на ноги с громким хлопком. Он принимается с огромным рвением разгребать ящики, чуть ли не «с мясом» выдирая их из деревянной мебели. Тяжёлые папки летят наземь одна за другой, досье пролетают перед носом Сенку с невероятной скоростью. Рюсуй выкидывает скрепку, скрепляющую фотографии вместе, перебирает их словно пересчитывает обожаемые купюры и тоже отправляет бумажному свалу. В кабинете царит срач. Он перебрал всё. — Не знаю таких! — задыхаясь, выпаливает Рюсуй. Его грудь бешено вздымается, а модный маллет стоит торчком, так что он принимается оторопело приводить себя в порядок, заправлять края просторной рубашки обратно в брюки. — Фух, я уж подумал, совсем заработался! — Может, сценическое имя другое взяли? — Сенку, в это же время, тяжело верится в происходящее. Он покрывается гусиной кожей от одной лишь мысли о том, что они работали с самозванцами без биографий на руках. С кем мы, чёрт возьми, работали?! — По описанию внешности опознать сможешь? — он старается не паниковать. — Смогу, естественно! Валяй, юнга. — Ксено Хьюстон Уингфилд — белый мужчина средних лет, европеоидной внешности, с крестообразным шрамом на весь высокий лоб. Не особо фактурное лицо, худощавый, волосы — выгоревший блонд… — Достаточно, — выставляет ладонь перед Сенку Рюсуй, — точно не знаю. Вот чего я точно не ожидал. Сенку с шумом сглатывает и, собравшись с силами, продолжает: — Стэнли Снайдер. Внешними приметами смахивает, скорее, на северного американца. Бледнолицый. Пепельный блондин. Тонкий нос, шрамы-полосы на лице. Спортивно… — Спасибо, можешь не продолжать, — Нанами лениво откидывается на спинку стула, вальяжно закинув скрещенные ноги в сапогах на стол. — А что с ними? Подозрительные типы? — Можно и так сказать. — Вместе, что ли, пришли? — Должны одновременно. Не удивительно, в таком случае, — задумчиво говорит Сенку, сам удивляясь этим двум, — замужем, как-никак. — Во дают, — усмехается Рюсуй, постукивая угловатыми костяшками рук по столу. — На самом деле, Стэнли я знаю. Он работал у меня не так долго — ушёл так же быстро, как появился. — Он взял псевдоним? — Нет. Сейчас я просто хотел узнать, что за перец он у тебя в цирке и зачем тебе это. Ладно. Рюсуя можно понять. Сенку изнуренно прикрывает глаза. Но что поражает ещё больше — так это то, что только один из них действительно работал на «Персей». Я думал, они с Ксено… неразделяемые. Почти как Кинро с Гинро. Кто такой Ксено? Как его ложная биография попала в сведения моего отца, если доступ к этой папке есть только у покойного него и его правой руки — Гена? Кто переписал данные? Зачем отцу это? — И чем занимался мистер Снайдер? В моём деле написано, что огонь выдувал. — Ну, он действительно этим занимался, — нервно смеётся Рюсуй. — Могу я поинтересоваться, как сгорел твой прошлый цирк? Это… — Боже правый, не из-за Стэнли! — кричит он, отмахиваясь, но на некоторое время замолкает, потому что мысли вытесняют другие — более интересные. — Как твоему отцу вообще пришло в голову собирать уродов? — Они не уроды, — с чувством жгучей обиды исправляет собеседника Сенку, заглядывая в глаза напротив. Почему-то он никогда не привыкнет к этому слову. Сколько бы раз он ни услышал это обращение по отношению к труппе. — Извини, — честно говорит мужчина и опускает глаза, виновато приподняв уголки губ. Я был неверного мнения о своём сопернике. — И ещё вопрос, пожалуйста. — Да, конечно, — уже открыто улыбается Рюсуй. Его миловидные клыки обнажены среди ровного верхнего ряда зубов. — У твоих работников имеется цирковое клеймо? Нанами сначала раскатисто хохочет, чуть ли не катаясь по полу, но позже, когда понимает, что Ишигами был предельно серьёзен, застывает на месте от услышанного. Улыбка сползает с его лица постепенно, как если бы её у него кто-то стянул. Он до последнего думает, что у его собеседника просто специфическое чувство юмора. — Прямо выжженное? — Прямо выжженное. — Это… Прошлый век какой-то, — еле выдавливает из себя он. — Можешь у Стэнли глянуть — никакого клейма нашего цирка… А если и есть какое-то, это не я. Встреча с Рюсуем кончается на более-менее позитивной ноте. Сенку получает от «коллеги» в подарок маленький кривоватый саженец — «уродливую» акацию.***
— Ты уверен, что сможешь выступить? — спрашивает Ген строго, косясь на стоящего в дверях Укио через отражение в зеркале. — Такого больше не повторится. Можете быть спокойны. — Гарантия? — он поднимает левую бровь в вопросе, повернувшись уже всем корпусом к коллеге. — Просто чувствую, что в этот раз всё будет в порядке. Я попросил Хрома убрать одну мишень из аквариума, и мы ещё вместе перепроверим замки перед выступлением, — уверяет фокусника Укио. — В тот день я чувствовал себя странно. Завтра я вас не подведу, — парень убеждающе стучит себя в грудь кулаком три раза. — Ты нас и не подводил, — говорит Ген устало, массируя пульсирующие виски. Хочется перестать жить в этой необъяснимой кутерьме. — Тем не менее… — Тогда нас подвели, но не ты, — прерывает разговор он, вновь вернувшись к собственному отражению. Укио смотрит на прихорашивающегося иллюзиониста в лёгком шоке на протяжении минут пяти и по каким-то причинам не сдвигается с места. — Что-то еще? — в невесомом раздражении спрашивает Асагири, не выдержав. — Ты так долго смотришься в зеркало, — с очевидным облегчением вздыхает Сайонджи. Он медленным шагом приближается к начищенному серебру, смотря на двух глядящих оттуда мужчин, посвятивших свои жизни цирку уродов. Непроизвольно обводит пальцами висящую рядом с зеркалом мишень для дартса, поправляет накренившуюся стопку психологических книг. — Красивый? — спрашивает фокусник с усмешкой. — Нормальный, — возвращает взгляд на Гена Укио. Ген выгоняет коллегу к себе, в шутку надувшись. Укио покидает комнату спешно, но, оказавшись на пороге, врезается носом в заходящего внутрь Сенку. Ойкнув, он бурчит своё "Простите" и убегает. — О чём болтали? — интересуется хозяин цирка, стоит подошве его туфли едва коснуться пола гримерной, — или снова тебе память отшибло и уже не помнишь? — Очень смешно, — максимально закатывает глаза Ген. — Укио сказал, что во что бы то ни стало даст выступление. — Это прекрасно. А он сам-то как? — Говорит, что всё хорошо, — легко пожимает плечами Асагири. — Я решил, что буду держать Стэнли и Ксено на замене. Вдруг что-то пойдёт не по плану. Тонкие руки тянутся к хозяину цирка безмолвно. Ген поднимает их ладонями вверх, как бы открываясь, зазывая к себе, и Сенку позволяет иллюзионисту в очередной раз притянуть себя и получить порцию человеческого тепла. "Он начинает вести себя так ласково, стоит мне заговорить про расследование", — назойливо стучит мысль в лохматой голове. Он эту непрошеную мысль как можно скорее выгоняет. Сенку вальяжно усаживается к Гену на колени, вглядываясь в пасмурные глаза — словно выискивая в них толику правды. — Вау, — сдавленно выдыхает Ген. — А откуда взялся Ксено? — спрашивает Ишигами, слегка наклонив голову вбок. Его руки в это время располагаются на чужих, вздрогнувших от неожиданности, плечах. Подействуют ли против Гена его же манипуляции? — Пришёл следом за Стэнли, — отвечает Асагири неожиданно честно, не теряя зрительного контакта. — Они со Снайдером примкнули к цирку последними. С этим были кое-какие сложности, но такова была воля Бьякуи. Если память не подводит, — в конце добавляет он. Конечная его фраза звучит так, будто это — его щит, защищающий от возможных обвинений во вранье. Меня беспокоит факт подмены данных в деле каждого работника. На каждого написано что-то мистическое, что я, как понял, правдой не является. Есть ли Бьякуе вообще нужда заниматься этим? Для кого нужно было это шоу? Для меня? Кто-то хотел, чтобы я принял видоизменения в телах артистов за фантастику. Такой мотив предельно ясен для доктора. — Я выведал, что Ксено на самом деле не выступал в цирке господина Нанами. Ген смотрит на Сенку немигающим взглядом выпытывающе долго, широко раскрыв свои серые реснитчатые глаза. В такие моменты иллюзионист умел пугать. — Ксено… Ах, Ксено!.. — вскрикивает Асагири на всю громкость, театрально прижав руки к груди и откидываясь назад, — даже тебя до сих пор подозревает друг моего сердца! Ген на долю секунды стреляет глазами в сторону Сенку. — Хотя о чем речь, если друг моего сердца по сей день подозревает меня! — Успокойся… — слегка напуганно шепчет хозяин цирка, — то, что Ксено припёрся в цирк недавно, ещё не значит, что он не причастен к убийству. И то, что ты меня так старательно совращаешь, тоже тебе дополнительных баллов не накидывает. — Разве? — он звучит несколько разочарованно. — Точно тебе говорю, — с болью на сердце говорит Сенку. Убийцы хотели запугать меня несуществующей мистикой. Убийцы хотели, чтобы я в страхе покинул стены цирка по собственной воле. На крайний случай они хотели убить. Чем я им мешаю? Ставить опыты? — Я хочу показать тебе свою находку, — говорит Сенку, с силой вцепившись в ладонь Гена, — я хочу спросить у тебя про золотую клетку, — его нутро предчувствует грядущий апокалипсис. Если бы Ген умел выворачиваться наизнанку, Ишигами бы предстала его дрожащая в холодном ужасе душа.***
— Сенку-чан, куда ты меня ведёшь?!.. — отбрыкивается иллюзионист, когда владелец цирка волочит его за собой, чуть ли не выворачивая его руку из плеча. — Я хочу найти ответы на свои вопросы! — Нет, ты, судя по всему, хочешь потерять меня! — Ген готов разбрасываться любыми словами, если это даст ему шанс жить спокойно. "Ты сам роешь себе могилу!" — хочет вырваться из горла Гена громкая фраза, но задерживается где-то у дергающегося кадыка. Сенку вцепляется пальцами в позолоченные прутья и кидает твёрдый взгляд на своего всего в мандраже фокусника. — Это просто клетка, не так ли? Я знаю, что могу спровоцировать у Гена приступ своими действиями. Я знаю, что его амнезия может углубиться. Он смотрит на Асагири, что стоит за несколько метров от клетки, не подходя и на шаг ближе, подобно привязанной к столбу собаке. И всё же, может, на самом деле он всё помнит и зачем-то продолжает играть дурачка. Он лгал слишком много. Его словам вообще хотя бы иногда можно верить? — Вы с Кохаку лучшие друзья? — говорит Сенку, чувствуя, как обида вновь застилает глаза, а желчь предательски подступает к горлу. — Я думал, ты делишься со мной всем, что знаешь сам. И делишься тем, что потихоньку вспоминаешь. — Я думаю, тебе уже ничего не надо объяснять, Сенку, — тихо выдаёт Ген, поднимая уроненный пасмурный взгляд с пола и плотно поселяя его в рубиновых глазах напротив. — Ты и сам всё понимаешь. — Ты… — задыхаясь от эмоций, хватает за рукав Гена Сенку, — да кто же ты такой?!.. — Тот, кто не может жить без тебя, конечно же, — он отдирает чужую руку от своей и располагает её на часах в груди. — Сколько раз тебе повторять: хочу жить. Не хочу быть подозреваемым. — Знал, что буду допытывать тебя больше всех. — Знал. — Играл гонимого и игнорируемого, чтобы урвать место под солнцем. — Играл, — твёрдо подаёт голос Ген. Он делает мощный вдох, потому что чувствует, что взорвётся. — Играл. Играл? Да! Можешь себе представить?! Вот такой вот я — хочу просто любить тебя, Сенку! Я отдал тебе всё, что у меня есть, но получаю в ответ «а не убийца ли ты часом?»! — Если бы не тот случай, долго бы ещё Кохаку играла твоего личного забияку? — выплевывает хозяин цирка не в силах угомониться. Как же его выбешивает, что ему без конца заговаривают зубы и при этом что-то от него требуют. — Выходит, либо ты, Ген, знал, что убийц двое и пытался быть одиночкой, чтобы я тебя не трогал. Либо… С самого начала заимел цель соблазнить меня, потому что жалость вкупе с сочувствием — твоя протоптанная дорожка на пути к принятию. — Сомневаешься в неподдельности моих чувств? — тяжело дышит Асагири, отодвигая парня от себя. — В таком случае, лови эксклюзивный материал! Сенку от неожиданности отшатывается. Вскрикнув проклятие, он теряет равновесие и падает на пол. Парень сосредоточенно фиксирует плывущий взгляд на клетке. — Знаешь, где моё место? — слышит родной голос он. Ген смотрит на владельца цирка злыми глазами, находясь за золотыми прутьями. По две разные стороны. — Моё место здесь, — произносит он, приближая лицо к пространству между прутьями и с силой в них вжавшись. — Оно было здесь до тех пор, пока сюда не пришёл ты. У Сенку, тем временем, не выходит из головы разнесённый вагон с битыми зеркалами. Его рука в тряске касается погнутого железа. Проводит по заточению ладонью, пока не добирается до чужого прислоненного к нему лица. — И я до сих пор не имею права говорить, что заслуживаю места рядом с тобой. «Мы все тут как в золотой клетке». — Впредь ты мне не врёшь, Асагири, — Сенку просовывает пальцы между прутьями, хватается за шелковую ткань одежды и резко дёргает на себя, заставив фокусника с силой врезаться в металл. — Говори, кто тебя туда посадил. Говори, зачем ты, если знаешь, кто убийца, так усиленно его защищаешь. — Я не помню!.. Не помню, чест… Ишигами! Помилуй! — взмаливается Ген внезапно, рухнув на колени и обхватив металлические прутья руками. — Пожалуйста, не спрашивай у меня ничего… Просто не спрашивай. — Ты помнишь, для каких целей ты находился внутри заточения? Серые глаза Гена ошарашенно ползут вверх — к слишком родному для такой ужасающей ситуации лицу Сенку. — Объект опыта, — сглатывает вязнующую слюну он, — я. Я главный объект опыта. Я хотел сбежать отсюда, но меня посадили сюда, — Ген схватывает голову двумя руками, потому что мозг разрывает от потока воспоминаний. — Меня хотели презентовать публике в таком виде. Наука… Учёные… я не знаю. Сенку пережидает привычное ему чувство для Гена "хочу пожалеть". Слишком тяжело. — У вас всех есть клеймо, — говорит уже чуть мягче хозяин цирка, — "att 1" у тебя, "att 78" у Цукасы, "att 35" у Хрома и так далее. — У Кохаку нет, — выпаливает Асагири, но быстро опускает макушку обратно к полу. — Допустим. Меня временами пугают его слова. — Что значит ваше клеймо, Ген? — А сам как думаешь? — Во-первых, вопросы здесь задаю я, — говорит Сенку с яростью, но при виде чужого замученного личика пытается сдержать поднимающийся поток желчи. — "Att" — сокращение от какого-то слова. — Какого? — "Attack"? "Attended"? — в извилинах возникают кучи образов: модификации тел цирковых, цифра "1" в клейме Гена, его случай с часами. — "Attempt", — в осознании произносит он. Подтверждения так и не прозвучало. Ген рвётся из клетки наружу, дрожащими руками отворяя злополучную дверцу. Он стартует оттуда как тогда — когда вытолкнул Сенку с манежа — и прыгает на него, но не чтобы сбить с ног — он виснет на шее того, крепко обнимая. — Боже, Сенку, — горько вздыхает иллюзионист, опаляя чужое плечо собственным дыханием. Сенку не может не прижаться к чёртовому вечному лжецу в ответ. — Подумать только. В первый раз мы с тобой так обнимаемся, — улыбается Ген в шею владельцу цирка. — Что? Много раз же, — он тихо посмеивается, — вспомни хотя бы как я свалился к тебе в объятия той ужасной ночью. До тебя пока достучишься. Будьте прокляты, "страховщики". — «Достучишься»? — касаясь мужской щеки тыльной стороной ладони, переспрашивает фокусник. От того мерзкого ощущения в клетке его до сих пор штормит, как если бы он сошёл с карнавальной карусели. — Буквально отрубился у тебя на руках. — Точно-точно! — спустя несколько секунд Ген неестественно лучезарно улыбается. У Сенку закрадываются сомнения, что дверь в ту ночь ему открыл Ген.