***
Долгожданная тишина. Настаёт время отдать пост Сенку, так что Кохаку принимается преспокойно разглаживать простыни на койке, взбивать перьевую подушку, и после — сладко причмокивать в ожидании желанного сна, растекшись тушей по поверхности верхней койки. — Ксено. Ксено!.. — как можно тише шипит на укрытого мужчину Сенку, — если скажешь, что спишь, зараза… — Чего?.. — сонно подаёт голос из-под одеяла тот, не удосужившись высунуть и кончика пятки. Сенку на долю секунды замолкает, но потом всё же решает спросить: — У тебя всё хорошо? — Ещё раз спросишь, и плохо всё будет у тебя, — он шмыгает носом очередные несколько раз, что до этого владельца цирка и настораживало. Сенку, настороженно вытягивая шею, подсаживается к мужчине на его койку. — Я не думал, что пережить расставание с супругом тебе будет настолько нелегко, — косясь на закрывшегося товарища(?), с тяжестью на груди выдавливает из себя он. Хоть и осознаёт, что от слов, скорее, веет тонной сарказма, нежели действительно искренним сопереживанием. Ксено всё же выглядывает из своей баррикады и небрежно утирает намокшие глаза локтём. — Ты когда-нибудь зевал без остановки 6 минут подряд? — Сенку на эту фразу очень тупо моргает несколько раз. — Гена, случаем, зевота не мучила? — Нет, — он несколько потерял нить повествования. — Зевота может сопровождать сердечную недостаточность, — Ксено улыбается в темноту, сощуренными глазами продолжая извергать слезинки. — Да шутка, шутка это про Гена… Близко к сердцу-то не принимай, — продолжительный зевок. Такой, что хочется ему эту челюсть по-быстрому и грубому захлопнуть. — Знаешь, недостаточность тут у тебя. Умственная, — в лёгкой растерянности произносит Сенку, проигнорировав каламбур. — Тебе кислорода хватает? А снижения памяти не происходило? — Смущает, какой я зевака? — Вечно с открытым ртом. Муха как бы не залетела. Сенку готов поклясться, что Ксено от столь очевидной игры слов сейчас закатывает глаза. На себя бы посмотрел, каламбурщик хренов. Ксено долгое время сидит без движения. Но позже принимает сидячее положение, подобрав длинные ноги под себя. В этой голове на все сто тысяч процентов происходит оглушительный мыслительный процесс. — У меня депрессия, — говорит он сквозь стиснутые в натянутой улыбке зубы. — Если это шутка про то, что ты якобы впал в неё из-за выгона Стэнли… Ксено с силой сжимает ткань пижамных штанов на коленях. — У меня психогенная депрессия, — вносит корректив мужчина. Ишигами ожидал от человека перед ним чего угодно вплоть до кроющей материнскую плату шизофрении, но не этого. Он прекрасно осведомлён, что, вопреки стереотипам, депрессия — это не вечно грустная рожа со стекшими разводами от туши под вечным дождём. Просто не ожидал. Отчего-то. Не от Ксено. — Когда тебе её диагностировали? — Какая разница, если я уже давно так живу. Почему-то слышать это становится невероятно больно. Даже если вдруг Ксено и продолжает до сих пор для невесть каких целей раскидывать ложными сведениями. Ишигами решает поверить. — Я должен знать о чём-то? — твёрдо спрашивает Сенку. — Ответ должен подразумевать твоё участие либо неучастие в дальнейшем рабочем процессе, если что, — так и держа лицо, добавляет он. — Да не нужно ничего про меня знать, — он беззаботно отмахивается ладонью, — я особой лепты не вносил в ваш цирк и не буду. Я уже давно ничем не занимаюсь по жизни. Вся жизнь Ксено потихоньку складывается у Сенку на глазах — по маленьким кусочкам. Вроде не врёт. Да и зачем ему, в принципе? — Я могу поговорить об этом. Если нужно. — Не нужно, — Ксено, устремив мутный взор на собеседника, скрещивает указательный и средний палец в раздумьях. Взгляд на короткий промежуток загорается искрой подобно короткому замыканию. — Давно так не делал, кстати говоря… ха-ха. Правдивая биография в его личном деле? Горькое «вау». Стэнли получил травму во время участия в военных действиях Штатов, уже находясь с Уингфилдом в гражданском браке. Ксено годами. Годами ошибочно считал, что его любимый мужчина погиб. Нынешний медик писал раздирающие сердце письма в буквальное никуда и получал смертельное, мучительно убивающее его душу ничего. Ксено перебивает тишину своим прорезавшимся голосом, тем самым вырвав хозяина цирка из круговорота бесконечных мыслей. — Я увидел его живого своими глазами, — тонкие губы мужчины растягиваются в дрожащей улыбке. Сенку как будто бы подумал настолько громко, что тот аж решился ответить. — Ставлю пари, он выглядел страшнее чумы 1664-х. Но он вернулся. Ксено не звучит так, словно с минуты на минуту свернёт разговор — подальше от нежелательных воспоминаний. Скорее — как тот, кто собирается с мыслями. — Он прошёл реабилитацию. А я застрял. В этом состоянии. Надолго, — он медленно смаргивает, пялясь в одну точку. — Почему. Ксено — человек с миллионами засоряющих его мозг «почему» — вот что стало ясно. Сенку он уже давно напоминает зависший от перегруза данных компьютер. Прямо как его излюбленная лагающая «Муха» на экране. И он понятия не имеет, как тот ещё окончательно не сдвинулся по фазе. — Когда ты стал осознавать, что с тобой не всё в порядке? — Не стало напрасных амбиций, — чёрные глаза медленно плывут к зашторенному окну. — Иногда я чувствую словно внутри меня что-то загорается. Я подумал — может, это мой выход? — короткая пауза. — Хрен там, а не выход, — голос под конец окончательно затухает. Резкие перепады настроения. Сенку вспоминается первая встреча с ним, когда он бинтовал Гена. Ксено тогда выглядел как псих в его глазах. Повесил на него ярлык безумца, потому что застал его за просмотром самого обыкновенного научного ужаса? Или всё началось с того, что я счёл его восприятие происходящего неадекватным? У Ксено местами заторможенная реакция. Общая физическая медлительность. И нестабильные мысленные потоки. Всего-то. Большего не знаю, но наверняка это лишь верхушка айсберга. Я в любом случае не менее псих чем он. — Стэн сделает всё, чтобы мои желания воплотились в реальность. Какая жалость, что я не могу ничего дать ему. Почти никакого желания для исполнения. Сенку считает своим долгом выслушать и пронести эту историю до конца. Даже если Ксено окажется убийцей его отца, он будет дорожить моментом откровения от странного мужчины перед ним. — Я считал психологию, психиатрию и все её ветви полнейшей туфтой. — Я тоже так считал, — Сенку через силу поднимает глаза на собеседника. Боится увидеть истинный образ, что вот-вот предстанет в его восприятии. — Я столкнулся со слишком сильным врагом, — Ксено прикрывает светлыми ресницами дрожащие красные веки. — Я не понимал этого и не хотел, когда мелочи жизни по-предательски перестали приносить былое удовольствие. Или когда стал заставлять себя насильно испытывать ложную радость. Когда стал терять самоуважение прямо пропорционально аппетиту и весу. Даже когда стала подводить сраная концентрация. Сенку знает, каким будет заключение. — Я осознал масштаб, когда стал тупеть, — Ксено с закрытыми глазами прислоняется виском к стене. — Кем ты был до работы в цирке? — Сенку сосредоточенно кладёт руку на чужое плечо в неумелом жесте поддержки. Если он сейчас так умело пытается вывести меня на эмоции подобно гению лжи — Гену, я… — Сейчас я — хвост Стэнли, шатающийся из точки в точку за ним. — А до этого? — нет, он добьётся ответа. Каких бы исходов это ни стоило. Ген возможно отдал за эту историю свою жизнь. — Ученый. Хватка на мужском плече становится значительно крепче. — Ракетостроение, — бесжалостно разбивает в дребезги ожидания Сенку Ксено. — В смыс… — Ксено резко закрывает рот Сенку ладонью. — Кохаку и Суйка спят, — криво ухмыляется он. — Сенку, — и плавно убирает ладонь с губ. — Что? — не понимаю его. Не понимаю, что за хрень происходит. — Ты потерял Гена, но остаёшься стабилен телом, душой и мозгом, — руки сами расходятся в лёгких, с нотками злодейства аплодисментах. — Я под впечатлением. — А что мне делать? Ведь я не видел мёртвого тела Гена. — Более того, ты его этой опасности и подверг, — наклоняет голову вбок Ксено, максимально расширив глаза до чуть ли не светящихся в темноте белых глазных яблок. — Не испытываешь муки души? Какова дерзость во плоти. Какое элегантное хладнокровие… — В такие моменты ты меня напрягаешь. Ксено ощутимо меняется в мимике, когда темень решает зловеще залечь в едва виднеющиеся морщинки на его бледной коже. Сенку думает, что будет лучше, если он отсядет от него обратно. Но его руку резко, со всем остервенением перехватывают ледяные пальцы. — Неприличный вопросик, — пугающий, лезущий под кожу, низкий шёпот. — Задавай, — холодно говорит Ишигами, не позволяя страху поселиться внутри. — Мне правда нужно спрашивать у тебя разрешения, если мне нужно, например, в уборную? — издевается? Издевается. — Придётся, — с наигранным сожалением качает головой Сенку. Задолбали его закидоны. — Более того, я разбужу Кохаку после того, как ты выйдешь. — Думаешь, я тебя убью, наивный? — Не наивный. — Глупый мальчишка, — Ксено поочередно отрывает пальцы от чужого сжатого в захвате запястья, так и продолжая неотрывно глядеть на силуэт Сенку исподлобья. Почему мне кажется, что он даже не моргает? Да пошёл он на хрен. Запугивание — тоже тактика? Отдающие холодом пальцы медленно тянутся из темноты к лицу Сенку. Табун неприятных мурашек бежит по его телу после их лёгкого прикосновения к волосам. Ксено неожиданно ласково убирает белобрысую чёлку с юного лба. — Если б у меня был такой светлый ум, я бы оставил ему себя без остатка. Кровь приливает к вискам. Тревога. На душе тревога. Но не из-за странностей Уингфилда. — Что же, — медленно пятится к выходу из купе Ксено, — выйду, мой господин? — Не ёрничай, — вверх по телу поднимается леденящее беспокойство. Сенку вытаскивает из-под подушки лезвие. Параноично. Неправильно. Ненормально. Но он пока не будит Кохаку. Ксено мне ничего не сделает. Даже после всего, что произошло. Не сделает. Точно. Но сделают ли что-то ему? Ксено открывает дверь купе и, постояв немного в тёмном проёме, осторожно, словно проверяя температуру воды пальцами ног, проникает носком обуви в беспросветное пространство. Его силуэт растворяется в нём плавно, что даже Сенку начинает казаться, что паника была разведена зря. Хозяин цирка сощуривает глаза, всматриваясь. И беззвучно привстаёт с койки. — Ксено?.. — голос идёт эхом по коридору поезда через оставленную открытой дверь. — Ксено! — повторяет он уже громче. Пол уходит из-под неуверенных ног из-за сильной тряски поезда. Сенку, водя рукой по бортику верхней койки, доходит до выхода из купе как годовалый ребёнок. Кохаку подле него замечает движение и кладёт ладонь уходящему парню на плечо. — Ты же не в одиночку собрался? — девушка, судя по звукам, уже группируется для спуска вниз по лестнице. — Я вообще никуда не иду. Просто хочу выглянуть из купе. — Хммм, — неопределённо, ещё слегка сонно мычит Кохаку, — ладненько. Если что, ори. Но только головёшкой проверяй, понял? Сам не высовывайся! Сенку кратко кивает. Слегка наклонившись, он выглядывает в коридор. Стоящий скалой в метрах слева от двери Ксено как-то странно отшатывается назад. Ксено принимается подозрительно быстро пятиться, водя ладонями по стенам вагона. Что это был за звук? Дверь вагона захлопнулась?! Ксено падает спиной в руки Сенку. — Ксено, всё в порядке? — Ишигами, вздрогнув плечами, затаскивает мужчину за локти обратно в купе. Но тот, забарахтавшись, выскальзывает из чужой хватки и, всем весом потянув за ручку двери, с грохотом её захлопывает. Ксено налегает на неё телом, пока не соскальзывает по гладкому металлу вниз. Медлительно — сначала оседая на колени и остервенело вцепившись в ткань рубашки, а затем и рухнув на пол, сложившись надвое. Кохаку реагирует мгновенно — она пролетает всю лестницу с верхней койки и сразу после звучного приземления хватает Ксено за шкирку, встряхивая. Сенку уже, в свою очередь, оттаскивает его и кладёт на койку. — Блядь, я… Почему так?! — приходит в себя Хьюстон, ощупывая тело. — О, нет… Так вообще не должно было быть… Сенку, с силой сощурив глаза, всматривается в очертания своих ладоней. Подносит собственные пальцы к носу. Делает пару коротких вдохов. Кровь. Вспыхивает мягкий огонёк свечи. Ксено, тяжело дыша, придерживает краснеющую простыню у живота. — Кто-то реально… — он с шумом сглатывает, бегая бешеным взглядом по периметру, — реально хочет убить! Что за херня? Я думал, это прикол какой! — как давно ты выпал из реальности?! — Кто?! — хочет взять мужчину за грудки Кохаку, но вовремя одумывается. — Я найду его! — выкрикивает она, будучи уже на полпути к быстрому старту. — Ночного зрения не имею. Не видел, — с этим словами Ксено откидывается на постель. — Удачи в поимке. Кохаку пулей выбегает из купе, заставив всё вокруг идти ходуном. Не растерявшийся Сенку, тем временем, вытащил из-под своей койки медицинскую аптечку. Под притупившимся взглядом Ксено он тянется к стеклянной бутылке подозрительного происхождения, громко отхлёбывает с горла и, поморщившись, начинает обрабатывать ладони, держа их над горящей свечой. — А может, ты пойдёшь с Кохаку ловить возможного убийцу? — Нет, — сухо отрезает Сенку. — Ты сдохнуть решил? — С тобой вот я точно повидаю тот свет… Я, конечно, не против смерти, но дай мне зеркало и я сам себя подлатаю, — Ксено внезапно болезненно закряхтел. — Или нет. — У тебя проникающее ранение брюшной полости, — констатирует факт парень в надежде, что новый союзник перестанет ломаться. Ксено задумчиво поднимает затуманенные болью глаза к потолку. — Кажется, мимо органов. Давай забьём. Но не мимо серого вещества. — Если ты вдруг помрёшь от внутреннего кровоизлияния, твой призрак сам принесёт Стэнли «счастливый» чёрный конвертик, — Сенку, не дожидаясь ответа, принимается за осмотр. Ксено пытается наблюдать. И делает это с неким трепетом. — Кстати, — внезапно озаряется мужчина, — почему мы не спали со светом? Так было бы безопаснее. — Подачу прекратили, — голос хозяина цирка сурово надламывается. — Я отправил Укио поработать над этим. И понял, что убийца очухался. — Странный этот ваш — «убийца». — Почему? — Сенку аж приостанавливает процесс. Ксено жестом голосует ему, ради всего святого, продолжать, раз уж начал. — Насколько осведомлён, преступник сначала хотел грохнуть тебя определённым способом, но потом забил и захотел быстро порешать, оттащив тебя за пределы цирка. И там уже точно убить. — Верно. — А теперь вообще вздумал убить в поезде, — взгляд Ксено убито падает на наглухо закрытое окно. — Он бы твой элегантнейше заколотый труп сбросил с поезда. Таково моё видение. — Ты намекаешь на то, что этот человек теперь не хочет, чтобы мою мёртвую тушку нашли остальные цирковые? И в чём соль? — Может, беднягу совесть замучает? — лукаво улыбается одними глазами тот. Пффф. «Беднягу». Раз такой сентиментальный, зачем меня вообще трогать? Хотел убить по красоте — чтоб я закончил как мой отец, но что-то пошло не по плану и стал испытывать угрызения совести, но убить по-прежнему надо? Что за бред? Какая революция должна произойти в голове, чтобы изменить своим первоначальным принципам? Умного убийцу, что так интриговал, как будто бы подменили. Хочу уничтожать. Ломать. Рушить. Раз сейчас по-прежнему идёт охота за моей головой, значит, я выгнал, как минимум, одного не того. Так. Время зашивать товарища. Думаю, Стэнли не уйдёт от мужа, если тот станет похож на штопаный носок. Могу я, нахрен, прижечь его свечой? — Хьюстон, приём! — Сенку даёт мужчине оздоровительную пощёчину, — не теряй сознание, а то я тебе маркером усы французские пририсую и багет в задницу засуну. — Что?! — вот в глазах и появился живой блеск! В таких случаях надо обращаться к специалистам. Но мы в движущемся поезде. И ранен кто? Медик, будь он неладен. — Сегодня я помогу тебе, — шепчет хозяин цирка, смотря из-под насупившихся бровей на перекошеное лицо Ксено. Мужик. Стерпел нож в пузе. И мою отвратительную помощь. — А потом поможешь мне ты. Как оклемаешься. — Ладно, ладно, — Уингфилд, стиснув зубы, часто задышал. — Повезло, что убийца — лох полный, — он неожиданно для самого себя пускает лёгкую саркастическую улыбку. — А тебе повезло, что я прохожу через такие муки не впервые в жизни. Пальцы Ксено сжимают ткань простыней с остервенением. Суйка, проснувшаяся ещё в самом начале кипиша, старательно сохраняет вид спящей. Умная девочка. Не надо ей в это лезть. О. Говорю как Бьякуя. — А ты знал о причастности Стэнли к выбиванию ламп ночью? — хрен с ним. Задам вопрос сейчас. Может, на туманную голову у него язык развяжется. В глазах напротив — сожаление. — Я вообще… ничего не знаю, — тяжело вздыхает Ксено и устало отворачивает лицо к стене, поддаваясь собственному потоку мыслей. — Но я знаю, что вместо меня ранен должен был быть ты. — Тебя перепутали со мной. Интересно выходит, — губы Сенку складываются в сдержанную улыбку. Ксено чует грядущий мозговынос. — У убийцы нет ночного зрения? Это и есть этот третий, который открыл мне дверь? Или он из тех самых «страховщиков»? Как думаешь? — Я думаю, что иди на хрен. Этот тупица был так уверен, что я — это ты, что, кажется, сам впал в шок, когда осознал, что пырнул не того. — Еще и мимо органов нож прошмыгнул. Какая жалость, — Ксено на это полное иронии высказывание ворчит невнятное «ненавижу». Сенку наклоняется к Ксено вплотную. — Слушай сюда, докторишка, и вычисляй потенциального убийцу из данных. — А?.. — Цукаса. Укио. Хром. Кинро. — Кинро вычеркивай. Напал один человек, а не два сцепленных вместе, — он замирает в ожидании продолжения умозаключения. — Я, как бы невзначай, сказал этому «отряду», что спит вместе в одной части поезда, что ночевать буду только с Суйкой. Тайджу и Юдзуриха же знают правду. — Мда. Если бы кто-то из них знал, что ты ночуешь хотя бы с Кохаку, вряд ли бы сюда сунулся. — Кохаку, кстати, тоже приврала, что будет спать в части Юдзурихи и Тайджу, — полный облегчения вздох. — Рад, что хотя бы эти двоим я могу доверять. Суйка всё же спускается с койки. Она пугливо обнимает хозяина цирка со спины, вцепившись пальчиками в чужую пижамную ткань. С расследованием нельзя затягивать. Кохаку прибывает ни с чем.***
Понедельник. ??? 09:15? — Уооооо! Кинро! Продолжай в том же духе! Не сдавайся! — А что насчёт меня?! Я не понимаю даже… — Ты тоже молодец, Гинро! Я вижу успехи! У Кинро из рукава фрака выпадают все спрятанные карты. Гинро в попытках выпендриться прокрутить волшебную палочку так же красиво, как это обычно делал Ген, запуливает её в глаз как всегда энергичному, от души поддерживающему двух братьев Тайджу. Ксено, закутанный в чёрное пальто в пол, недовольно дохрамывает до источника его утренней мигрени. — Разорались. Два парня поднимают свои слегка испуганные глаза на угрюмого мужчину. Оки продолжает тереть ушиб и сдавленно выть. — «Разорался». Тайджу, — исправляет медика Гинро, но мигом получает от Кинро оздоровительный подзатыльник. — Извините… — Вас так давно не было видно! — Тайджу, кажется, только повысил громкость, стоило боли отступить. — Мы уже подумали, что вы… Кинро максимально угрожающе шипит на воздушного акробата, строго приложив указательный палец к губам. Тайджу звонко ойкает. — Что я «что?» — пиши пропало. Если товарищ Ксено докопался, то это надолго. — Э-э-э… — карие глаза в растерянности забегали. — Только соврите мне, Тайджу, и я выжгу Вам, милейший, Ваши прекрасные гланды. — Опять….страшно захворали… На фоне выгона мужа… — Ясно, — он ожидал более впечатляющего ответа. Проходит ещё несколько минут наблюдений Ксено за жалкими попытками склеенных братьев повторить один из наипримитивнейших фокусов Гена. Уже в n-ный раз Тайджу ныряет под магический столик, чтобы собрать с пола рассыпавшуюся колоду. И уже в n-ный раз Кинро отбирает у безалаберного младшего брата настрадавшуюся волшебную палочку, что, по факту, является халтурной пародией на волшебную палочку Гена. — Могу я спросить, чем вы, идиоты, занимаетесь?! — в конце концов не выдерживает Ксено и шлёпает ладонью по засранному «снаряжением юного иллюзиониста» столу, — Кинро, не Вам ли лучше знать, что время лучше уделить дрессировкам?! — Гена теперь с нами нет, — Кинро, поправив очки, с тяжестью сглатывает. — Программа урезалась. Фокусы показывать некому. — А цирк без фокусника — порнография какая-то! — поддерживает старшего брата Гинро. — А вы тут при каких делах? Марш, марш к вольерам, — мужчина элегантно машет пальцами в сторону грузового отсека, — алле-опайте! Тайджу принимается рьяно загораживать друзей от выгоняющего их циркового медика, широко расставив разлинеенные конечности в разные стороны. Ксено в этот момент замечает, что Тайджу от сплошных эмоциональных качелей чуть ли не плачет. Эмоциональный малый. — Да тут!.. Понимаете, это приказ свыше! — в чувствах задыхается воздушный гимнаст, громко шмыгая носом, — Сенку строго-настрого наказал Кинро и Гинро освоить хотя бы азы фокусов! — А их карьера дрессировщиков? — светлая бровь выгибается в искреннем непонимании. — Зверинец остаётся в программе? — Нет, его не будет. — Не понял. — По прибытии о них подобающе позаботятся специалисты, — Тайджу солнечно улыбается, сверкнув по-прежнему блестящими от выступивших слёз глазами. — Отныне на нашем манеже не будет места животным! Ксено смотрит на троих исподлобья. Речь вдохновляющая, но не пробило. Не его чернь. — Не понял. С чего такая внезапность? Сенку не в курсе, что его цирк и так переживает отнюдь не самые лучшие времена? Чем я занимаюсь? Мне должно быть критически наплевать на их уродский цирк. Кинро внезапно ловким движением ботинка поддевает уроненную им несколько минут назад на пол шляпу-котелок и аккуратно закидывает её себе на макушку. Они с Гинро встают во всеми известную статную позу их иллюзиониста с афиши. — Таков был приказ Сенку! Такова была последняя воля Гена! Ах, вон оно что. — Точня-як… — хлопает себя по лбу Тайджу, — Вас же Сенку просил к нему привести, как только выберетесь из своего логова! — Зачем? — «логово?» Прав Стэнли — в край охреневшие детишки. — Ну, вместо Гена теперь Кинро и Гинро, то есть, дрессировщиков нет… — задумчиво загибает пальцы акробат, — Цукаса не в состоянии провести грузовик… У Укио минус одна мишень… — Сценарий сократился, — хмуро заключает Кинро. — И от меня он чего хочет? Гинро и Тайджу отчего-то от уха до уха довольно заулыбались. Даже «лицо кирпичом» Кинро в эту секунду дало слабину. — Забейте пробел в шоу своим наверняка элегантнейшим выступлением. Дайте всем зрелище! — звучат они в унисон. — Будет вам зрелище, — Ксено в ответ болезненно улыбается. Ему срочно нужно обкашлять этот вопрос с Сенку.***
Первое, что слышит Ксено, когда входит в комнатушку — это звуки очень быстрой писанины по бумаге. Затем он слышит звуки ударов печати, шелест листов и раздражённое невнятное бурчание, доносящееся из-за талмуд. Как стол ещё не разломился надвое под их весом? — Присаживайся, — не особо приветливо выглядывает усталое лицо Сенку. Ксено невозмутимо раздвигает высокие стопки книг и папок руками в стороны, чтобы те не загораживали собеседника. Он аккуратно занимает место напротив Сенку. — Тебя проинформировали о твоём выступлении? — Поэтому я и здесь, — пальцы медика нервно оттарабанивают мелодию по поверхности стола. — Чем я, по-твоему, буду людей развлекать? — Как Стэнли огонь выдувать не умеешь? — Нет. Сенку раздосадованно качает головой, так и не подняв глаз на говорящего. Его рука в невероятном темпе продолжает что-то написывать на листках. — Теперь? — Ксено скользит взглядом по захламленному столу. — Ты же умный. Вот и придумай что-то. «Срачельник на рабочем столе. И посреди него…» — Ксено крепко задумался. Да это же самый настоящий свет электрической лампочки в пещере! — Harmonic pendulum! Я сделаю его! — вскрикивает мужчина с безумным блеском в глазах. — Что? — Сенку от неожиданности отрывается от кипы бумаг. — Я вижу тут только маятник Ньютона. Ксено, умиляясь, запускает металлический шарик на палке с одной стороны конструкции. Стук. И с любопытством наблюдает за тем, как последний шарик с другого конца, после удара, отлетает и, прямо идентично первому, обратно стучит по ровному ряду, заставив первый шарик вновь метнуться. Стук. И так из раза в раз. Стук. Стук. Стук. Стук. А Сенку и Ксено сидят и следят за этим цикличным процессом. — Да-да, у меня есть эта штука, — Ишигами переводит слегка задолбанный взгляд на мужчину. — Любимая игрушка моя, — улыбается в слова Ксено и важно выводит что-то в уголке бумажки, высунув кончик языка. — Ну-ка, а вот это? Знаешь, что это? Это легко.T=2π√(l/g)
— Период математического маятника?.. — наклоняет голову вбок Сенку. — А это мне зачем? — Садись, пять. Ни за чем. Просто проверка. На самом деле, мы будем говорить немного о другом — о гармонических колебаниях, — Ксено, тем временем, продолжает расписывать нечто, уходя от уголка листа в его полноценное начало. Сенку всматривается в чужие круглые буковки и чёртовы цифры с лёгкими закорючками. — Ты хочешь построить… огромный маятник?.. Я правильно понял этот бред сумасшедшего? Тоже мне, Корнелиус. — О, да. Поможешь? — лицо мужчины заиграло зловещими красками, а вот Сенку напротив — пополз пятнами, — поможешь ведь! Я и материалы расписал! — Ну, а что там у нас имеется? Гири одинакового размера… Нерастяжимую нить — хрен с ним, добудем. — Парочку крепеньких неглупых мальчиков мне. — Укио да Хром тебе в помощь. Или Цукасу попробуй завербуй, — Сенку не менее по-злодейски посмеивается в нос, — с кем коннект произойдёт, того и эксплуатируй. — О’кей, я тогда пошёл, — под продолжительное «ээээй» Ксено берет в охапку листы бумаг, ручку и хозяйский маятник. Самому хозяину он оставляет только одну бумажку с возможным реквизитом для номера. — Я устрою тебе элегантнейшее зажигательное шоу! — незамедлительный хлопок двери. Сенку не знает, заинтригован он больше или напуган. Но Ксено хотя бы на вид ожил.***
??? Предполагаемый день выступления? 12:00. Всё пугающе идёт по плану. Даже слишком. Напрягает. Сенку открывает шоу самостоятельно — демонстрирует некое подобие танца, как положено, расхаживая с зонтом под бешеные ритмы японской музыки. Его некую пассивность, благо, разбавляет невероятной энергетики подтанцовка. Всё идёт как по маслу. Как обычно. Но уже без Гена. Сенку хладно ждёт, когда свет затухнет, и толпы танцоров рассеятся в разные стороны, оставив его на манеже одного. В исполнении Гена это выглядело особенно завораживающе. Некогда накрытый огромным чёрным зонтом Сенку встаёт на ноги. Закрывает его. Окидывает пустым взглядом довольных зрителей, лики которых — один хрен — смазаны и однотипны в его глазах. Не может перестать с детской надеждой на сердце выискивать его. — Цирк «Под звёздным небом» приветствует вас, наши дорогие зрители! — он старается заглотнуть больше воздуха, но понимает, что дышать полной грудью не получится уже никогда. — Сегодня для вас и только для вас выступят лучшие из лучших воздушные акробаты, опытный канатоходец, фокусники, клоун и многие другие! Сенку властно стучит по полу манежа отцовской тростью. Кинро в последний раз выпускает белых ручных голубей пролететь под шатром. Зрители восторженно охают, когда выпорхнувшие из рукавов нового иллюзиониста птички нарезают огромные круги над их головами. Хозяину цирка захотелось, так сказать, напоследок в этот раз выпустить голубей. Больше они ведь не будут использовать в цирке ни животных, ни птиц. Да и Ксено одобрил голубей. Говорит — символизм, мать его. — И помните — съёмка во время выступления запрещена! — Сенку озаряет манеж своей ослепительной натренированной улыбкой. Свист, аплодисменты, довольные вскрики. Ну вот. Остаётся только надеяться на удачу и опыт моих работников. Вот Кинро с Гинро уже идут показывать фокусы. Кажется, поражённым французам, судя по их вытянутым лицам, хватает и одного вида сцепленных братьев в строгом костюме и в шляпах. И… они справляются с картами, меняющими цвет. При чём, работа проделана просто великолепно. Они даже умудрились шустро поменять костюм на другой, пока делали вид, что уронили карту за стол. Они замахнулись на номер самого Асагири Гена вместо предложенных им банальных трюков с запоминанием карт — уму не постижимо. Красавцы. И не сомневался, что они справятся. А если и нет, значит, лузер тут я. Да иллюзионистам из нашего цирка уродов хватит и примитивного фокуса с «оторванным пальцем», чтобы восхитить… Ладно, хорош. Но представление в самом начале их фокуса с прокручиванием трости и перекидыванием её друг другу удивило и меня. Кто бы знал, что они умеют так мастерски работать с палками. Хах. Копейщиков напомнили. Вот Хром идёт по канату. Кохаку его по-своему заботливо страхует — правда, уже не так дерзко и импровизационно ведя себя, в сравнении с прошлыми разами, потому что уже без опасных подколов. С Кохаку этот-то точно не помрёт. А вот Укио… Даже с облегчённой программой тревожно за него становится. Чёрт. Про Ксено вообще думать не хочу. Что учудит этот типсон — одному Стэнли известно. Я много думал о поведении убийцы и словах Ксено по этому поводу. Реально странно. Я предполагал, что Ксено может пострадать вместо меня. И его действительно пырнули ножом. Что удивительно — в живот и мимо органов! И когда меня когда-то ударили по голове в целях оттащить далеко за пределы цирка и уже там расправиться. Словно я нужен убийце живым на некоторый промежуток времени. Хочет выведать что-то перед тем, как прикончить? Или хочет, чтобы я переписал цирк на его глазах? Понятно одно — не убивает сразу. И это идёт в разрез с тактикой «страховщиков», что хотели моей красивой смерти под вагой. Это действуют… разные люди? Кто? Или всего лишь их третий, который открыл дверь? Второй человек, которому повезло, что вместо него я выгнал не того? А может, это вообще левый чувак? Какой-то неопытный и спонтанный. — Ну, как я тебе? Сенку монотонно переводит взгляд на говорящего. — Мужик как мужик. — И ты, по итогу, прав, — Ксено аккуратно проводит ладонью по зализанным волосам. — Я просил не делать из меня прямо циркового. Длинный фрак и бабочка. Сойду за вашего? — Сойдёшь, потому что тонна грима на роже. Один крест как звезда во лбу горит. — Ох, — с явным драматизмом вздыхает мужчина, — с белым гримом я стал ещё страшнее… — Был бы страшилкой, Стэн не делал бы тебе предложение, — Сенку в этот момент в ужасе замолкает. Я что, сказал ему доброе слово?! — Шляпу бы тебе, да мешать будет, верно? — он несколько переводит тему. — Умный мальчик, — Ксено неуверенно улыбается. — И ещё. Юдзуриха мне пропихивала обувь на платформе, чтобы визуально приумножить величие, но я отказался… — Потому что тебе и гномом норм… — Мы с ней чуть не рассорились. Извинись перед ней за меня. Я что-то совсем наплевал на это, — игнорирует подкол от хозяина цирка мужчина. — Я выступаю перед воздушными гимнастами? — Если точнее, минут через пя… — Сенку осекается. Забыл, что уже давно не носит наручных часов. — А мне кажется, что уже мой выход, — в своей манере заторможенно произносит Ксено и начинает очень медленно шагать к выходу. В конце он всем корпусом разворачивается к парню. — Если умру, передай Стэну, что любил его больше жизни. — Не передам нифига. Ты, я смотрю, совсем жить расхотел?! — последние слова он кричит пустоте. В смысле «умру»?! У нас что, снова экстремальный номер в шоу?!***
Чёрт! Это что?! Сенку чихнул что-то невнятное на манеже вместо привычных громких представлений артиста на ломаном английском. Потому что шоку нет предела. Потому что не ожидал, что маятник будет настолько огромен. Ксено учёл неосведомленность Сенку, поэтому взял ведение своего номера в собственные руки. — Леди и джентлмены! — громко произносит он, широко разведя руки в стороны, — фокусы элегантны, не правда ли? — и блуждает заинтересованным взглядом по лицам зрителей, — но знаете, что ещё элегантнее?! Наука. — Наука! — Ксено хищно блестит глазами и принимается вальяжно расхаживать по манежу, расположив руки в перчатках за спиной. — Всему в этом мире есть своё объяснение. Любое явление или событие возможно охарактеризовать. Удача? Удачу оставьте фокусникам. Я покажу, что такое настоящий расчёт. Я покажу, что такое настоящий контроль времени! — на этих словах Ксено звучно топает каблуком ботинка и с шелестом рукавов возводит ладони к куполу. Цукаса со свеже построенной махины снимает полотно. У Сенку перехватывает дыхание. Ксено пробегает по огромному металлическому шару маятника пальцами и кидает лукавый взгляд на аудиторию. — Выглядит тяжёлым, не так ли? Господин тягач, не подмастите?! Цукаса послушно выкатывает на манеж точно такой же, не входящий в конструкцию шар и поднимает его на уровне груди. Ксено, приближаясь, ногой отпинывает в его сторону стоявший подле арбуз. Тягач бросает на плод свой тяжёлый снаряд. Шмяк! Цукаса в арбузных брызгах. — А ведь это может быть моя кровь. Моя голова, — стучит несколько раз по виску Ксено и снова бежит трусцой к своему гигантскому детищу. — Вы готовы?! Зрители во всё горло кричат своё «Да!», и Уингфилд с удовольствием его принимает, лёгким кивком вбок подавая парням из труппы знак. Сенку обречённо кричит «Нет!». Мужчина на манеже словно из ниоткуда выуживает гигантский чёрный мешок. Он подзывает к себе одного из юных зрителей, чтобы тот подтвердил, что в нём не видно ничего. — Не видно! — восторгается мальчишка, и Ксено заботливо снимает с головы юнца мешок. Он провожает зрителя обратно на его место и встаёт на свое положеное. Ксено поднимает гордый знак «окей» над головой. К огромному устройству подносят зажженный факел. Уже несколько людей начинают в ужасе визжать, но медик призывает всех сохранять тишину, приложив указательный палец к губам. Гири одна за другой начинают качаться, образуя безумный волнообразный огненный танец. От чёрных глаз Ксено отражается самое настоящее пламя. То самое, которого его когда-то лишила жизнь. Все шары приходят в движение. Сенку понимает, о чём будет номер этого воистину интеллигентного психа. — Я пройду между этими раскачивающимися гирями, — твёрдо сообщает Ксено, водружая на собственную голову мешок. Сенку впервые слышит как звучит быстро мечущийся в сторону огонь. Ужасающее «вууууш!», что может повлечь за собой трагические события. Ксено стоит словно вкопанный, когда первый снаряд пролетает перед его закрытым лицом. Но ещё не идёт. Боится ли он? Волнуется? Нет. Он преспокойно ведёт расчёт. — Пора, — беззвучно выдаёт Сенку. И Ксено действительно начинает идти. У зрителей, в это время, кажется, отказали лёгкие. Не слышно ни вздоха, хотя понятно, что все на пределе. Первые шаги по тропинке смерти. Ксено, как думали многие из труппы, не бежит, а напротив — идёт спокойно, шаг за шагом преодолевая расстояние. За его спиной пролетают горящие гири, а следующие — грозятся размазать столь способные мозги по манежу. И только Сенку знает, что идущего мужчину это чувство будоражит. Этот мерзавец Ксено довольствуется тем, что сохранённые секунды в его извилинах на его стороне. Ксено уверен в своей победе. Раздаются звуки оглушающих аплодисментов, временами даже плач. Артист снимает трясущимися руками со своей головы мешок и судорожно вздыхает. Он медленно поворачивает лицо к маятнику и с силой зажмуривает глаза, потому что теперь ему стало реально не понятно, как он сдался этому монстру в лапы добровольцем. Кохаку шустрым зайцем выбегает на манеж, чтобы вывести «страдальца», но тот ещё на эмоциях одергивает локоть, заставив девушку в удивлении отшатнуться. Мужчина обращает свой всё более и более наглеющий взор к зрителям. — А теперь господин хозяин цирка продемонстрирует то же самое! — Что?! — Кохаку за шкирку ведёт Хьюстона на выход, призывая Сенку игнорировать это дерьмо, но Ксено оказывается на удивление буйным. — Ксено, у тебя адреналин в голову ударил?! — испуганно выкрикивает Сенку, когда его хватают за локоть. Ксено ведёт его за собой на манеж. — Я не пойду! Ты совсем… из ума выжил?! — он отталкивает от себя мужчину. Цирковой медик медленно оборачивается. Тёплые тёмно-карие глаза, что смотрят прямо в душу подобно чёрной всепоглощающей дыре западают не в сердце — так в разум. — Я хочу, чтобы ты прошёл, — он неуверенно опускает ресницы. Уголки его губ пугающе ползут вверх. — Докажи себе, что ты способен. — Издеваешься? У меня ни смелости, ни образования… — Ген говорил, что ты до невозможности умён. Только ты сам этим не довольствуешься. Я возмущён, Сенку. — Да когда Ген тебе вообще это сказал?.. — парень, сжав зубы, стискивает кулаки в перчатках. Чувствует очевидное давление. Толпа ждёт. — Ааа, ладно! Я пойду! Зрители снова звонко кричат, всячески подбадривая. Сенку скидывает с макушки отцовскую шляпу-цилиндр и поднимает свои огненные глаза на адский маятник. В горле пересохло, а на лбу вновь холодная испарина. Ксено еле слышно советует ему считать доли секунд до последней и ни в коем, ни в коем случае не останавливаться. Зрение перекрыто накинутым мешком. 1.2.3.4.5. Снаряд! Сенку чувствует обжигающее тепло перед тканью, с шумом пролетающее мимо. Колени подкашиваются, но и Сенку ещё не начал идти. Ничего. Всё будет пучком. Гадство! Идти уже поздно. Просрал. Не беда. Дождусь новой волны движения маятника. Лицо Ишигами озаряет никому не видный оскал. Сейчас! Первая череда на вид уверенных шагов. Один снаряд миновал, шаг замедлять нельзя. Черт! Следующий! Ускориться тоже нельзя! Успокойся и просто считай! Все звуки в мире в миг словно исчезли. Пустота. Вакуум. Нужно поддаться счёту. Время течёт подобно патоке сквозь беспросветную ткань мешка. Крики, доносящиеся до его ушей, звучат словно поставленные на замедленную скорость. Среди них он слышит сбивающее с толку «Сенку, ты сможешь!». Не ведись. Сенку просто держит путь вперёд.***
— Ну и что это было?! Тайджу, держи его, я втащу деду! — Эээээ, ну он же смог!.. — Ксено пинает ногами невпопад. Тайджу всё-таки схватил его. Кохаку на это лишь самодовольно хмыкает и ловким движением пальцев щипает брыкающегося мужчину за бок. — Аааааай! Зараза, ты же помнишь, что я был ранен! — Ещё хочешь? А мне не жалко, дорогуша! — Нет! — Чтобы раздолбался челом об пол у ножек Сенку, усек? — она незамедлительно даёт Ксено три чётких шалбана, что аж Хром подле начинает непроизвольно тереть лоб. Уж он-то знает, какие шишки набивают эти сильные пальчики. — Между прочим, своим номером я спас всех!.. И вообще, ты же клоун, так иди развлекай толпу! Что ты здесь стоишь? — Мистер умник не выучил сценарий? У нас антра-акт! — Кохаку 2 раза хлопает ладонью Ксено по щеке. И затем больно щипает за нее. — Докопалась! Надо было не Сенку, а тебя потащить идти между снарядами! — ему безумно хочется потереть больное, наверняка уже красное, место. — Прости, ты такой приятный на ощупь, — наигранно игриво двумя глазами подмигивает девушка, — теперь я понимаю Снайдера, ммм. Так и хочется потискать. Ксено пополз трупными пятнами. — Лучше б я сдох в 70-х… — Ха-ха-ха, у кого тут у нас такие щёчки? — Кохаку, у него сейчас пена изо рта пойдёт, — Сенку входит в гримерную как ни в чем не бывало, ковыряясь мизинцем в ухе. — Тайджу, ты его сразу не отпускай, а то он бешеный, потом ещё уколы будем тебе ставить. — Сенку, — поднимает круглые глаза на хозяина цирка Ксено, — они меня поймали и теперь… — Заслужено. — Да чтоб тебя вагой ушатало! — Мы её сняли, дурилка, ты даже этого не знаешь? — девушка сводит щёки мужчины вместе, заставив чужие губки выпирать уточкой. — Сейчас посмотрим, за какие такие красоты тебя взял замуж этот статный солдатик. — Домогаешься до замужнего мужчины? Нынешняя молодёжь совершенно не знает границ, — с максимальной неприязнью шипит медик сквозь сдавленные губы, — позаботься лучше о Хроме, а не то слюной от зависти подавится. — Не думаю, что ты нравишься Хрому, Ксено! — Кохаку заливисто хохочет, но под невозмутимым взглядом Сенку перестаёт. Укио смущённо стучит по стене несколько раз, призывая обратить на себя внимание. Ксено, Сенку, Кохаку, Тайджу и Хром синхронно поворачивают свои головы к парнишке. — Сенку, тебе твой... тайный поклонник просил передать вот это. — Кто? Что? — несколько раз в непонятках моргает Сенку и принимает свёрток. — Не знаю, — пожимает плечами тот, — говорит, твой тайный поклонник. Настаивает сейчас на встрече. Кохаку, чуть ли не задыхаясь, пихает Сенку в лопатки. — Сенку, иди! Иди! Вдруг это… — Тихо, — Ишигами не хочет давать себе ложных надежд. Он просто выходит на манеж, попутно разворачивая подарочную бумагу.***
— "В некотором отношении деньги подобны огню: они превосходный слуга, но ужасный хозяин. Когда вы подвластны им, когда проценты играют против вас, деньги держат вас в наихудшем роде рабства. Но позвольте деньгам работать на вас — и вы получите самого верного в мире слугу". Сенку на столь громкую цитату нахально ухмыляется. — Господин Нанами, вы когда успели Тейлором Барнумом заделаться? — С тех пор, как возвел стены своего великолепного цирка, разумеется, — Рюсуй, одетый в красного цвета костюм и шляпу, великодушно протягивает Сенку пышный букет. — Я не уступаю мистеру Барнуму ни по аферизму, ни по любви к деньгам. — К чему подарки? — хмурится Сенку, — я не то что модель корабля не приму, я даже букет не возьму, — он демонстративно трясёт «испанским галеоном» перед носом парня в полуразвернутой небрежной упаковке. — Да ты что?! Я такие бабки за него отвалил! — Тем более не приму. Рюсуй не может не усмехнуться. — Даже от тайного поклонника? — лисьи глаза очень хитро стреляют из-под выбивающихся прядей модной стрижки. — Ага, очень тайный поклонник из тебя выходит… — вздыхает Сенку, уже собираясь давать заднюю. Но его руку очень крепко и очень убедительно перехватывают. — Я в самом деле сожалею о твоей утрате! — Какой ещё… — он чувствует внутри себя новую взрывную волну. — С чего ты вообще взял?! — Сенку, я не слепой. Фокусника нет на манеже и не будет. Про то, как, извините, халтурно вы вырезали с афиш Асагири, я вообще боялся и заикнуться. — Чего хочешь? — мрачнеет с каждой секундой всё больше хозяин цирка. — Это наша крайняя с тобой встреча, — растягивается в милейшей широченной улыбке Рюсуй, — я поплыву покорять Испанию, а ты?.. — Мда, довольно забавно, что гастроли в Лондоне и Париже у нас совпадают. — Короче, мне известно, что на этой точке наши пути несколько расходятся. — До свидания, что же, — Сенку, чувствуя, как внутри по крови разливается подобие раздражения, разворачивается в сторону труппы. Рюсуй не отстаёт. Он с силой всучивает уходящему заклятому конкуренту дорогущую модель корабля и засовывает под мышку злополучный букет. — Отстань?! — всё же взрывается Сенку, злобно замахнувшись на парня букетом. — Я слышал, у вас в труппе есть маленькая девочка! — защищает себя руками Рюсуй, — и ей нравятся корабли! — Не много ли ты про нас знаешь, шпион хренов? — Да если тебе не всрался мой кораблик, ребёнку хоть отдай — пусть поиграет! Сенку застывает в неверии. Но подарок принять приходится. — Всё у вас будет хорошо, господин Акация, — напоследок подмигивает владелец цирка «Персей». — Вторую половину досматривать, пожалуй, не буду. Берегите себя. Вот так и прошло прощание двух хозяев цирков друг с другом. Сенку, как и наказали, отдаёт корабль Суйке.