***
Я очень. Плохо. Спал. Настолько хреново, что ближе к утру готов был сбежать из номера куда угодно, лишь бы избавиться от гребаного запаха одной несносной девки, который буквально въедался под кожу. Он чувствовался везде: на подушках, простынях, покрывале, впитался в матрас, витал в воздухе. Тонкий, едва уловимый, но такой, сука, прилипчивый и наглый, что полночи я ежеминутно ворочался в кровати, скрипя костями, как старый дед. «Ещё раз что-то подобное придёт тебе в голову, долбоёб, и можешь смело отрывать её от своей шеи, осквернённой чужой слюной!» И стоило этим воспоминаниям пойти по трёхсотому кругу, как в груди снова разгорелось злобное пламя… — Эй-эй, я здесь ни при чём! Ты же сам видел! Маль шарахнулся назад и едва не врезался спиной в дверь, когда я, разъярённый, как бык, ринулся в его сторону. Но мне нужна была ванна, а не демон, который стоял около входа. Влетел в душ так, что чуть не пробил башкой стену, и моментально вывернул краны на полную. Второй раз за час стоял здесь, но теперь не улыбался расслабленно в предвкушении, а яростно тёр себя самой жесткой мочалкой до крови. Готов был побриться налысо, снять с себя кожу, поменяться телами с самым ублюдским гондоном из блевотной подворотни, лишь бы избавиться от ощущений, которые оставила после себя Непризнанная. — А ты!.. — опустил голову и до боли сжал чуть привставший член, что когда-то был мне другом. — Предатель херов! «Прибью! Ноги переломаю, язык вырву! Ещё раз такое себе позволишь, и затащу тебя, Хуёкер, на самый ужасающий круг Ада, возьму себе поп-корн и буду наслаждаться твоим четвертованием!!!» Но сколько бы ни растирал кожу до ссадин и красноты, ничего не помогало. Перед глазами по-прежнему стоял призрак сучей девки, грациозно плывущий в мою сторону. Тело прижималось к телу, аромат глинтвейна отравлял рецепторы, заставляя захлёбываться в нём, а шея просто горела, миллиметр за миллиметром, вторя неторопливому движению её языка. Сказать, что я был в шоке от внезапной трансформации Хуёкер в стервозную жрицу, значит, никогда не оказываться на моём месте! «Кто ты такая, а?! Что творится в твоей нездоровой башке? Сколько ещё персонажей обитает в этом блядском Теремке внутри твоей черепной коробки, готовых выйти на свет и отсыпать мне не только пряников, но и пиздюлей?!» И самое тупое, что Непризнанная не применяла никаких воздействий. Ни внушения, ни соблазнения, просто макнула меня мордой в грязь исключительно с помощью очередной своей личности. И то, что она оказалась способна выкинуть такой фортель без каких-либо способностей, меня, блять, откровенно даже пугало. Потому что она ёбнутая! Ёбнутая до мозга костей! А как хорошо всё начиналось. Примерно такой сценарий я и представлял себе, когда намеренно назвал свой номер в отеле. Изначально оставил его нам с Малем, а Мими отправил в 201 только когда встретил вечером в баре. Знал, что Хуёкер притащится поздно ночью, завалится спать, и она это сделала. Действовала буквально по моему плану, так послушно и предсказуемо исполняя все предписанные пункты. Кроме последнего. И всё ещё — всё ещё, пресвятое блядство! — я не мог понять, в чём был смысл этой подставы. Что заставило меня вскипеть там, в кафе, и придумать очередную шутку в адрес Непризнанной? Её игнорирование? Холод? Или внезапный сексуальный дар, обнаруженный какими-то задротами в чёртовом закутке?! Или Маль, которого мне хотелось задушить голыми руками за то, что сидел и болтал с ней, как дружелюбный слизняк?! Надо было запихнуть ему в глотку этот чизкейк вместе с ложкой до самого желудка, а потом слушать надсадные вопли из туалета, когда она будет выходить. Эти вопросы занимали все мои мысли, пока я рассматривал в лунном свете сопящее тело на своей кровати. «Что в тебе особенного, Хуёкер? Почему мои друзья алчно кружат возле тебя, как стая акул в ожидании приказа наброситься и поглотить? Ладно, Маль. Нашёл в тебе родственную душу, потому что вы оба смертельно больны на голову. А Давид? Что влечёт нормального, рассудительного парня к такой психушке, как ты? Запах? Фигура? Кожа?..» Я медленно двинулся к кровати и остановился у розовых пяток девчонки. Изначально хотел просто завалиться к ней под бок, возможно даже приобнять, чтобы достичь максимального эффекта неожиданности, истерики и отвращения. Но застыв там, у её ног, как-то совершенно забыл, что хотел сделать. Рука сама потянулась в желании разобраться, осознать, ощутить, так ли приятна эта дурёха на ощупь. «Это ты чувствовал, демон, когда поглаживал её в танце? Ну же, Давид! Я хочу понять…» Аккуратно присел на самый краешек кровати и прикоснулся к девичьей лодыжке. И снова возникло это покалывающее, едва уловимое ощущение тока на подушечках пальцев. Снова они приклеились к её коже, расплавились, вросли невидимыми нитями. Кажется, я даже выпал из реальности куда-то в лимб, в котором завороженно следил за движением собственной руки вверх по левой ноге Непризнанной. Неторопливо. Едва касаясь. Тщательно и обстоятельно. Монотонно. Без единой мысли в голове. Сплошные ощущения. Она хихикнула еле слышно и чуть дернулась. Проснулась? Тогда почему больше не подает признаков жизни? Почему не остановит, не скажет: «Отвали, мерзкий демон!»? Не бесится, не царапает мне лицо? Не убегает из этого номера в своём кружевном белье, красивом, но таком целомудренном и приличном? Почему никак не оборвёт эти касания, заставляя меня продолжать? Ну же, Хуёкер! Прекрати всё это… «Знаешь ли ты вообще, кто сейчас нависает над тобой? Нравится ли тебе то, что происходит? Потому что мне — ….» Энергия Непризнанной расплывалась в воздухе, мешая соображать. Морс из лесных ягод всё больше перетекал в глинтвейн. А за сладкими нотками апельсина и корицы в напитке явственно стал проступать вкус креплёного красного вина, подогреваясь всё больше. Туманил голову, опьянял, оседал на языке, пощипывал… «Здесь он касался тебя. Здесь, между крыльев, застыла его рука. Но разве мог Давид предположить, что позже я получу гораздо больше, чем он в одном танце? Потому что так всегда бывает, Уокер. Уверуй и смирись, наконец, что Дьявола никому не превзойти» Она вздрогнула под моей ладонью, и я буквально почувствовал, как моментально вспыхнуло её тело. И вдруг понял, что пора направлять этот пранк над Непризнанной в нужное русло, пока он окончательно не вышел из-под моего контроля. Пока ещё в состоянии это сделать… — Су-у-ка-а-а-а!.. — Что? Что такое?! — хрипло пробормотал Маль, приподнялся и сонно поморгал, не понимая, откуда раздался протяжный глухой вой сквозь зубы. — Ничего! Спи, блять! — рыкнул, перевернулся на бок и накрыл голову второй подушкой. — Левиафан тебя раздери, Люци… — проворчал демон, скрываясь под одеялом. — Пять утра. Не мог оставить самобичевание до послезавтра?.. — пока говорил, широко зевнул, а потом сразу же захрапел. «Оставишь тут, когда сплю в пропитанной ядом капсуле постельного белья. В следующий раз закину тебя, Хуёкер, в чан с химикатами. Всё не так будет вонять, как эти блядские, дешёвые духи…»***
Тихо звякали столовые приборы о тарелки. Стучали кружки, из которых то и дело отпивали и ставили обратно на стол. За завтраком я готов был к чему угодно, но только не к этому. — Фто? — спросила Непризнанная, дожевывая яичницу с беконом и вопросительно глядя на меня. «Ты… просто невыносима. Ты знаешь? Сидишь тут, как ни в чём не бывало, с этим вечным спокойным выражением лица. Как будто начисто стёрла из памяти свой ночной фокус. Как будто и не было ничего. Больная. Блаженная. Безумная, блять» — Пытаюсь предугадать, на каком куске ты лопнешь. Куда это всё проваливается? У тебя в желудке чёрная дыра? Хуёкер бесхитростно пожала плечами и, отодвинув пустую тарелку, взяла себе круассан. — Не слушай его, Ви, — Мими промокнула губы салфеткой и принялась за свежевыжатый сок. — Уж кому-кому, а тебе точно полезно есть. Знаешь, — тут демоница обвела её быстрым взглядом, — мне кажется, ты даже немного поправилась. — Это плохо? — девка вскинула брови. — Нет, наоборот! Когда только появилась здесь, была почти болезненно худой, а сейчас пришла в норму. — Да? — Непризнанная задумчиво опустила глаза вниз, рассматривая плоский живот. — Хм. Может быть… Перед смертью в универе была очень жёсткая сессия, которую я замучилась сдавать. Поэтому и похудела от нервов… Но теперь, пожалуй, твоё платье на мне уже не застегнётся, это точно, — она хохотнула. — А если начнешь ходить к Лоре на занятия, ещё и укрепишь тело, — Мими ласково улыбнулась. — Так, соро́ки, — я невольно сжал вилку крепче положенного и раздраженно выдохнул, — вы можете пострекотать об этом где-нибудь в другом месте? И желательно, без моего присутствия. Хуёкер слегка нахмурилась и поджала губы. — Не обращай внимания на этого ворчуна. Ты идеальна, милашка, — влез Маль и вдруг интимно накрыл кисть Непризнанной своей лопатообразной ладонью. — Те двое с дальнего столика постоянно кидают на тебя взгляды, — хохотнул демон, склонившись к девчонке, и понизил голос до полушепота. — Хорошо же ты вчера припечатала их дозой афродизиака. До сих пор отойти не могут. Это было правдой. Помощники Накамуры, сидя со своим боссом за одним столом, то и дело смотрели в нашу сторону. «Так вот кто стал первой жертвой твоих способностей, Хуёкер? Два этих уродливых японца? На кой чёрт тебя вообще к ним понесло?!» — Вижу, — Непризнанная нервно повела плечами. — У меня от их взглядов кусок в горло не лезет. «ЧТО?!» Я чуть не поперхнулся, устав подсчитывать количество еды, которое она в себя запихнула. — Садись между нами с Люци, — Маль расплылся в широкой улыбке и приготовился подвинуться. — С такого ракурса они будут рассматривать только твой затылок. — Довольно! — тихо рыкнул и чуть не согнул вилку пополам, а потом кинул её в тарелку. — Завтрак уже окончен. К чему эти телодвижения? Через 20 минут начнутся торги. Нам пора идти в зал. — Чего ты так нервничаешь, Люцифер? — Мими удивленно посмотрела на меня. — Всё же под контролем, сам говорил. — А он просто не выспался, бедненький, — демон снова влез со своими замечаниями, раздражая всё больше. — Кровать оказалась неудобной. Или слишком холодной и пустой, кто знает… Я медленно, всей грудью, втянул воздух через нос, зато Хуёкер слегка покраснела и опустила взгляд в кружку с чаем. — Если вы разлепите глаза, то увидите, что в ресторане нет не только нашего Бейкера, но и гребаных ангелочков. Ни одного! Бессмертные моментально нахмурились. — Подозрительно, вообще-то… — демоница постучала пальцем по губам. — Вот именно, — я выдохнул. — Так что уходим. Надо разобраться, что происходит. Все быстренько допили свои напитки и встали, а Непризнанная ещё и прихватила с собой последний круассан. Закатив глаза, я развернулся и пошёл к выходу из ресторана. Остальные потянулись за мной. Оказавшись в холле отеля, мы дружно притормозили и остановились. У главного лифта стоял Ходж Бейкер в компании трёх девушек. — Ох, не зря Лора и Лилу трутся рядом, — задумчиво протянула Моника. — Хотят воздействовать на него, когда поедут вместе наверх? — Только вряд ли у них это получится, — я насмешливо хмыкнул. — Бейкер крепкий орешек, его ментальную защиту так просто не пробить. К тому же, ему гораздо интереснее болтать с этой миленькой горничной. Видите, он даже не замечает присутствия наших девочек. В том, что бессмертным не удастся повлиять на Ходжа, я был уверен. Потому что и сам едва справился с этой задачей. Вчера вечером обнаружил бизнесмена в баре: тот сидел в одиночестве за стойкой в самом конце и неторопливо попивал виски. Мне не составило труда подсесть и завязать разговор, вот только остальное оказалось гораздо сложнее. Бейкер был словно непробиваемая стена. Осторожный, скрытный, подозрительный. Чтобы коснуться его и пробраться в голову, мне понадобился целый час и бутылка отменного виски. Но оно того стоило: я узнал, какой контракт его компания подготовила для торгов, и уже не сомневался, что мы выиграем. По сравнению с тем, что собирались предложить другие фирмы (что любезно выяснили младшие демоны) — это был путь к победе. Проведя с Ходжем достаточно много времени, я даже проникся к нему уважением. Сильный, уверенный в себе мужчина. Властный, строгий, но не лишенный честности. Лидер, способный повести за собой толпу и держать её под контролем — он был чем-то похож на меня самого. Поэтому провести вечер в компании себе подобного оказалось вполне приятно. — Так удивительно… — внезапно тихо протянула Хуёкер, рассматривая пару у лифта. — Они так поглощены разговором друг с другом, что не замечают никого вокруг. Но она — обычная горничная, а этот мистер Бейкер — успешный, влиятельный человек — смотрит на неё как на единственную женщину в мире. — Что в этом удивительного? — я хмыкнул. — Девушка невероятно красива. Может, он хочет пригласить её к себе в номер после окончания тендера? — У вас, демонов, только одно на уме, — она брезгливо поморщилась, кинув на меня беглый взгляд. — Понятно же, что он совершенно не такой человек. Это слишком низко для него. Неприемлемо. — Что, понравился наш объект? — вроде я усмехнулся, но почему-то вдруг задержал дыхание в ожидании её ответа. «Может тебя привлечь такой мужчина, Хуёкер? Властный, сильный, уверенный в себе… Может тебе понравиться кто-то, как… я?..» — Ну… не знаю, — она выдохнула. — Есть в нём что-то такое, необъяснимое… Словно за этим внешним панцирем холода и отчужденности скрывается благородная, ранимая и чувственная натура. Внутри этот человек явно не такой, каким кажется снаружи. Поэтому… скорее — да, он мне нравится. Я сглотнул и отвёл взгляд от Непризнанной, став рассматривать людей, которые продолжали переговариваться у лифта. — У-уф… — запыхавшийся Ади повис на плече Мими и согнулся пополам, пытаясь отдышаться. — Где тебя носило? — тут же рыкнул на демона. — Да что-то живот всё утро крутило, — он выпрямился. — Зато у меня новости! Вчера перед сном мне удалось подзеркалить Сэми, поэтому… — Что сделать? — удивленно переспросила Хуёкер. — Подзеркалить, — ответил Ади. — Во сне бессмертные беззащитны, им можно проникнуть в голову и узнать всё, что нужно. Братец не догадался выставить блок на ночь, а я оказался тем ещё подлым демоном и подсмотрел. — Ближе к делу! — Короче… Ангелочки собираются сломать лифт и задержать там Бейкера. Если он не успеет подтвердить заявку на участие в течение ближайших пятнадцати минут, их фирму снимут с торгов. А ещё Лора и Лилу будут с ним рядом и попытаются воздей… — Ясно, — коротко рыкнул, оборвав Ади на полуслове. — Маль. Отправляйся к организаторам. Сделай всё, чтобы оттянуть время или уговорить их принять заявку, даже если Бейкер опоздает. — Демон кивнул и скрылся на лестнице. — Мими, Ади… Ваша задача — лифт. Найдите наших белокрылых друзей, которые собираются отключить питание. — Бессмертные почти мгновенно исчезли. — Я могу заняться Лорой и Лилу. Отвлеку и уведу их от Бейкера, — загорелась Моника, на что я молча кивнул, дав разрешение. Остался сам Ходж, но его я возьму на себя. Надо подойти, оторвать от этой горничной и не пустить в лифт. — Смотри! Едва я собрался сделать шаг, как почувствовал, что не могу двигаться. Непризнанная прижалась к моей руке всем телом и вцепилась пальцами в запястье. Глаза её загорелись возбужденным пламенем, рот открывался, что-то шепча мне в лицо, а у меня в ушах возник белый шум. «Ты… больная? Какого хрена делаешь?! Просто отойди и прекрати топить моё плечо в своих буферах!..» Невозможная девка! Ведёт себя так, словно мы друзья до гроба! Никакой субординации! Никакой задней мысли, что вот так прижиматься ко мне и хватать — это просто… За гранью. Учитывая наши недоотношения. «Ты вообще не контролируешь себя? Постоянно действуешь в состоянии аффекта?! Вчера готова была загрызть меня целиком, а сейчас и думать об этом забыла? У тебя в голове вообще хоть что-то есть, или там ветер свищет?!» Слишком близко. Тесно. Её дыхание пахло шоколадом и сдобой, а волосы — яблочным шампунем. Легким и невесомым, как духи, которыми она снова себя обрызгала. — Алло, редакция! Приём! — отлипнув от меня, Непризнанная сделала шаг назад и нахмурилась. — Ч-что? — хрипло выдал я, начиная осознавать звуки окружающего мира, которые стали втекать в уши. — Накамура! — только после того, как она это повторила, я посмотрел за её спину и увидел японца, идущего по коридору. — Мы совсем ничего не узнали о его планах! Я могу сейчас подойти и очаровать его, а ты забери папку, которую он держит в руках! Она смотрела на меня, сгорая от какого-то щенячьего азарта. И снова я представил, как от возбуждения у неё из штанов сейчас выпрыгнет хвост. — Что? Даже не думай! — рыкнул сквозь зубы. — Я тебе запреща… — Доверься мне. — В мою ладонь вцепились горячие, тонкие девичьи пальцы. — Пожалуйста, — тихо выдала она, умоляюще заглядывая в глаза. Я рассматривал её лицо, которое покрылось нездоровым румянцем, и которое было так близко. Взгляд невольно соскользнул от сверкающих глаз вниз и наткнулся на приоткрытые от нетерпения губы. «Убери её, Хуёкер. Антихриста ради. Убери. Убери. Убери…» — Что… ты делаешь?.. — она мгновенно замерла и задержала дыхание, а я уже увидел собственные пальцы на её губах и сам застыл от шока. «Хороший вопрос… Жаль, у меня нет ответа. А вообще, знаешь что? Кто сказал, что тебе можно меня беспрепятственно облизывать, а мне стереть одну крошку из уголка твоего рта — нельзя?!» — Если собралась действовать, то хотя бы приведи себя в порядок, — глухо зарычал, стараясь сдержать горячую волну в груди, и тут же убрал руку от её лица. — Или не жри круассаны перед ответственным заданием. Хуёкер радостно взвизгнула и готова была кинуться мне на шею, но, слава Создателю, сдержалась. Развернулась на пятках и пошла в направлении Накамуры, а я посмотрел в сторону лифта. Там остались только Бейкер и горничная, которые как раз заходили внутрь. «Дьявол! Надеюсь, демоны справятся, и он не застрянет. Хорошо хоть Моника оставила их вдвоём, без этой ангельской делегации…» А тем временем Хуёкер уже возникла на пути японца, и у того просто не осталось шансов. Во-первых, она решила действовать по заученному сценарию и, сделав вид, что запнулась (а может, и по-настоящему) навалилась на мужика, рухнув к нему в объятия. От такого действа Накамура выронил папку на пол, а сам подхватил девушку. Непризнанная обвила его за шею и глупо захихикала. Мне не составило никакого труда пройти мимо, поднять документы и изучить их прямо за спиной конкурента. Тот откровенно поплыл и никуда больше не смотрел, кроме как в вырез девичьей блузки. Ещё бы: росточком японец не вышел, поэтому умильно изучал ложбинку между непризнанными буферами, оказавшимися прямо перед его носом. Стараясь и сам не отвлекаться на возбуждение, распространившееся в воздухе от воздействия, я быстро пробегал глазами по строчкам, изучая документы. «Надо же! А вы не так просты, господин Накамура. И это просто замечательно» Закончив, кинул папку обратно под ноги этой парочке и провел большим пальцем по горлу, давая знак Хуёкер, что пора заканчивать. Та попыталась отлипнуть от лысеющего мужичка, но тот слишком сильно обнимал её и отпускать явно не собирался. — Прошу прощения, — грозно рыкнул и толкнул его плечом, отчего он начал заваливаться на пол, а я одним рывком выхватил Хуёкер, не дав упасть вместе с ним, и прижал к себе. — Уходим…***
Я бы не сказал, что всё прошло как по маслу, но в итоге мы одержали победу. План Накамура, который с помощью Хуёкер мне удалось узнать, сыграл решающую роль. А вот в том, кто ему подсказал усилить своё предложение выгодной сделкой в случае спорного решения, я не сомневался. Методы Дино уже выучил наизусть. В зале для конференций царила полутьма. Половина сидений была занята представителями разных фирм, а сцена ярко освещалась прожекторами. Наши угнездились где-то на последних рядах, я же невозмутимо устроился рядом с Бейкером. Лифт всё-таки застрял: Сэми, Бонт и Энди постарались на славу. Но это длилось недолго, чему поспособствовали младшие демоны. Да и Маль так заболтал организатора, что торги начались на 10 минут позже планируемого. Под конец соревновались лишь две фирмы, что было предсказуемо. Дино то и дело что-то шептал Накамуре на ухо, и тот в итоге внёс секретное предложение, которое оказалось у него в запасе. Вот только я уже успел «по-дружески» предупредить об этом Ходжа, поэтому он был готов и выдвинул встречные условия, которые помогли ему выиграть. — Ты дурак?! — взвизгнула Мими, когда Ади шутливо высыпал ей за шиворот тонкую струйку песка. Демон заржал, чем прервал все разговоры за столом. Мы сидели на пляже всей честно́й компанией и ждали заката над океаном. Сдвинув ближайшие столики, расселись по местам и скрылись под огромными зонтами от вечернего солнца. Выпивали понемногу и обсуждали насыщенный день. Ангелы выглядели хмуро и не особо болтали, но мне было как-то плевать. — Осталось решить, кто напишет отчёт и сдаст его Фенцио, — зевнул Ади и развалился на стуле. — О, это точно не ко мне, — оскалился Маль. — Я планирую вернуться на Небеса вместе с нашими белокрылыми друзьями и вломиться в комнату к одной похотливой демонице. Два дня воздержания — слишком много! — Кто бы сомневался, — я закатил глаза. — Ангелы могут возвращаться, но демоны остаются здесь! Никто не уйдет, пока не заполним документы. — Всё-таки в победе тоже есть свои минусы, — опечалилась Мими. — Б — бюрократия. Я посмотрел на демоницу и вдруг заметил над её плечом идущую по линии пляжа Непризнанную. А когда она вообще умудрилась так незаметно свалить от нас? Неужели все были так заняты разговорами, что не обратили внимания на потерю бойца? Хуёкер возвращалась к нам, что-то держа в руках. На лице — неизменная счастливая улыбка, а свободное летнее платье облепляло фигуру, трепыхаясь складками от встречного ветра. Она шла неторопливо, шлепая босыми ногами прямо по прибою, и проваливалась в песок, отчего походила на неуклюжую цаплю. И снова едва заметно припадала на левую ногу чуть больше, чем на правую. Отведя глаза от этого смешного и постыдного зрелища, я раздраженно выдохнул и схватился за бутылку с лимонадом. — Ви! — удивленно воскликнула Мими, когда Непризнанная, сияя, уселась возле неё. — Ты куда пропала? — Я… — чуть смущенно отозвалась та и вдруг высыпала на стол кучу разнообразной гальки и ракушек. — Мне… В общем, мне захотелось оставить приятные воспоминания о нашем общем первом задании. Запечатлеть их в этих безделушках, чтобы потом с теплотой вспоминать этот пляж и прекрасно проведённое время вместе… — Какая прелесть, — расплылась демоница. — Я подобрала для каждого, — совсем раскраснелась Хуёкер и начала разгребать кучу. — Индивидуально… И, чёрт возьми, это действительно было так. Мими достался гладкий красный с прожилками камешек, Дино — белый, Бонту — серый с разводами, Сэми — бледно-голубая ракушка, и дальше, дальше, дальше… Всем сестрам по серьгам. — Поразительно! — Маль рассматривал в луче солнца идеально чёрную, овальную гальку, зажав между пальцами. — Вики, ты просто чудо. Пожалуй, сделаю из него амулет… Непризнанная неловко откашлялась и внезапно разжала ладонь, несмело положив на стол последний камешек. А потом щелчком пальцев отправила его в мою сторону по поверхности. — Держи, демон. Есть даже для тебя, — буркнула она, скрестив руки на груди. Перед моими глазами застыл камень, в котором полосками чередовались чёрные, коричневые и малиновые цвета. Посмотрев на него, я медленно поднял взгляд и спросил: — Тебе что, пять лет? Что за детский сад? Мне не нужна подобная ерунда. — Ничего ты не понимаешь, Люц, — Маль покачал головой и, наверно, впервые в жизни не улыбнулся. А потом потянулся к Хуёкер, взял её руку и осторожно поцеловал тыльную сторону ладони. — Спасибо, милашка. Теперь эти мгновения навсегда останутся с нами. Все дружно поблагодарили Хуёкер и с улыбками убрали в карманы свои подарки. Мой же так и остался одиноко лежать на столе.***
— Я всё! — Нет, не всё! Не выдумывай, Мими. Я же вижу, — тихо рыкнул на неё. Демоница обиженно надулась и отложила ручку, а в кафе, куда мы переместились для написания доклада, неожиданно зашли Сэми и Бонт. — А вы чего здесь? Разве не вернулись с остальными на Небеса? — спросил Ади. — Нет, решили задержаться на земле. Прошлись по набережной, а теперь думаем сходить в кино, — ответил Бонт. — Вы с нами? — Да! Да, я очень хочу в кино! — заныла демоница, жалостливо смотря на меня, и я закатил глаза. — Пусть идут, — подала голос Непризнанная. — Я допишу за Мими всё, что надо. — Тогда можно и я пойду? — уточнила Моника. — Тут почти нечего делать, а рукописи — вообще не мой конёк. Оглядев бессмертных, я выдохнул и сквозь зубы процедил: — Валите, куда хотите. Сам всё доделаю. Все дружно вскочили с мест и были таковы. Все, кроме Хуёкер. — А ты чего не уходишь? Я всех отпустил, включая и тебя. — Мне не сложно помочь. Тем более, ни в кино, ни домой я не хочу. — Соскучилась по земле? — спросил, чуть выгнув бровь. — Можно и так сказать, — она пожала плечами. — А почему не пошла с остальными? Разве провести время с друзьями не предпочтительнее, чем в моей компании? Непризнанная посмотрела на меня долгим, задумчивым взглядом, от которого я слегка напрягся, и вдруг спросила: — Мы сейчас нормально разговариваем? Или будем, как обычно, весь вечер обмениваться остро́тами? Я озадачился на миг, сбитый с толку, а потом откинулся на спинку дивана. — Допустим, нормально, — спокойно сказал, рассматривая её. Послышался тихий выдох, а вслед за ним Непризнанная отложила ручку и потянулась к чашке с чаем. Я же потянулся за сигаретами и тут же подкурил одну. Тонкий витиеватый дымок, сквозь который я с прищуром изучал девчонку, дрожал между нами и улетал к потолку. — Много причин, — Хуёкер пожала плечами и облокотилась на стол, вырисовывая ложечкой узор по столешнице. — Не хочу в кино, потому что слишком устала, чтобы веселиться. Спокойный вечер в кафе среди документов вполне меня устраивает. Не хочу в кино, потому что мне там делать нечего. Уверена, что Моника вернулась домой, а портить свидание четырём друзьям я не собираюсь. — Свидание? — переспросил, вскинув брови, и Непризнанная чуть закатила глаза. — Ну, может им так и не кажется, но на самом деле это факт. — Хм, — я затянулся и выпустил длинную струю дыма. — И что, ты так спокойно относишься к тому, что твоя единственная подруга скоро сойдется с общим другом? — А почему нет? — в её глазах скользнуло изумление. — Да потому что, — я невольно подался вперёд, смотря на неё, — тогда им будет не до тебя. Не будет больше весёлых совместных посиделок, болтовни и общих походов в столовую. Везде и всюду ты будешь одна, в чужом для тебя мире, потому что самая близкая тебе подружка будет проводить время не в твоей компании. Не будет больше рассказывать о чудесах, не будет обучать разным приёмам, не будет смеяться с тобой над каждой шуткой. Для этого у неё будет Ади. «А тебе не перед кем будет вилять своим собачьим хвостом, благодарно пуская слюни на каждого, кто тебя погладит. Справишься ли ты со всем самостоятельно?» — Ты что, пытаешься напугать меня одиночеством? — спросила недоверчиво Хуёкер, а потом вдруг тихо засмеялась и покачала головой. — Это не самое страшное, что может случиться с любым из нас. — Конечно. Самое страшное, что существует в мире — это чудовища на четвертом круге Ада. Можешь поверить мне на слово. Она снова засмеялась, но не громко и привычно, во все зубы, а почти горько. Себе под нос. — Самые страшные чудовища из всех существующих, демон — это дети, — отпив чай, Непризнанная спокойно поставила его на стол и с улыбкой посмотрела на меня, а я забыл затянуться сигаретой. — Дети?.. — вопрос так и повис в воздухе. — Дети, — подтвердила она. — Потому что они не знают жалости. Они ещё не успели столкнуться с нормами поведения и моралью. Они живут по зову сердца, действуют в условиях момента. Поддаются толпе, не умея отстаивать своё мнение. Этот мир для них — не изученная книга, которую они читают страница за страницей и засаливают её грязными от шоколада пальцами. Они познают жизнь на опыте, и без него никогда не поймут, что поджигать и выкидывать котят с балкона — чудовищно. Что забивать бездомных животных камнями — отвратительно. Что смеяться над несчастными, старыми людьми — неправильно. Что травить толпой одного ребёнка, бывшего тебе когда-то другом — низко и подло. Не поймут, пока сами не станут бездомными, несчастными, старыми и одинокими. Пока их не выкинут с балкона, не макнут в озеро, не отходят битой в подворотне, не выставят на всеобщую потеху. У них, в отличие от твоих адских монстров, есть разум. И это делает их гораздо более жестокими и изощренными в своих детских, невольных издевательствах, чем любое чудовище, которое просто живёт инстинктами. — А к какой стороне относилась ты, Непризнанная? К тем, кто кидал камни, или к тем, в кого они прилетали? — А разве существует только одна сторона? — она улыбнулась. — Жизнь длинная… А тебе вряд ли будут понятны чувства маленькой рослой не по годам девочки, которая носила брекеты, очки и прическу под горшок до одиннадцати лет. — Так в этом проблема? В том, что в детстве ты подверглась буллингу, и теперь всё время сжимаешься при любой опасности в комок? Сверстники убили в тебе чувство уверенности? — я откинулся на диван и закурил снова, потому что первая сигарета безнадежно прогорела. Это было чертовски странно — вот так сидеть и говорить с ней, словно мы и не бесили друг друга весь предыдущий месяц. Да, странно, но почему-то буквально завораживало. Заставляло меня впиваться взглядом в её лицо, ища ответы, которые она оставляла при себе, выдавая лишь часть информации. Непризнанная со вполне искренним удивлением распахнула глаза. — Что? Нет, конечно, — я никак не мог понять, почему она говорит о таких серьёзных вещах с улыбкой. – Естественно, со мной случалось разное. Были и обидные прозвища, и драки, и бойкоты. Это называется детство, и это — вполне обыденные вещи, которые нужно просто пережить. В жизни всегда наступает момент, когда тебе становится всё равно, летят ли тебе в спину оскорбления. Потому что по сравнению с другими проблемами всё это становится неважным. — А какие у тебя проблемы сейчас? — невольно снова подался вперёд и облокотился на стол. Свободной рукой обхватил чашку с кофе и даже не заметил этого. — С чего ты взял, что у меня проблемы? — Это же очевидно. Живешь так, будто никогда не плачешь. Хохочешь во всю глотку, кидаешься в любую авантюру, каждый встречный тебе — друг, а каждое занятие — радость. Это ли не притворство? — А что в этом такого? — снова она улыбнулась и слегка пригубила чай. — Почему ты считаешь это притворством? Разве жить искренне и открыто — плохо? Разве смеяться, когда хочется — запрещено? Кто поставил эти рамки, в которых мы якобы должны существовать? Почему не можем поглощать всё, что дает мир вокруг, исполняя свои желания и мечты? Брать или добиваться чего-то, к чему так стремится сердце? — Непризнанная… Ты вообще — человек? — неожиданно голос чуть осип, а её лицо напротив меня затуманилось дымом от сигареты. — В каком смысле? — нахмурилась она. — Рассуждаешь, как демон. Обычно люди слишком зажаты и трусливы, чтобы жить так, как хочется. Чтобы выходить за эти самые рамки. Вы вечно поддаетесь на мнение общества, боитесь не соответствовать чьим-то ожиданиям. Ищете одобрения, действуя так, как угодно другим, но не вам самим. — Это тебя беспокоит? Не можешь понять, почему я шагаю по жизни легко, не оглядываясь назад и не застревая на препятствиях? Почему так странно себя веду в разных ситуациях? Внутри меня что-то подобралось, напряглось, как хищник перед прыжком. Как ученик, готовый услышать от своего учителя истину, которую добивался от него на протяжении многих лет. Вот сейчас. Сейчас я пойму, что за тараканы обитают в этой голове. — Так это очень просто, — она улыбнулась при взгляде на моё напряженное лицо и чуть наклонилась вперёд, чтобы выдать полушепотом: — Я знаю главный секрет. — И какой же?.. — Ничто не вечно. — Я застрял взглядом на её губах, что чуть изогнулись в усмешке. — Заметь, даже бессмертие. Непризнанная медленно отстранилась и повернулась лицом к окну. Руки её бесцельно начали проворачивать чашку на блюдце, а взгляд затуманился, подернулся дымкой. Улыбка медленно угасла, и вся она словно застыла в этом печальном мгновении. Вместе с моим сердцем. Сидела и не понимала, как сейчас хороша. Как словно бы осунулась, скинув налёт детской непосредственности, истончилась. Как фигура стала не плавной и обтекаемой, а острой, надломленной, как вершины холодных гор. Это уже была не молодая девчонка двадцати двух лет, а уставшая женщина, смотрящая сквозь жизнь. И я поймал себя на мысли, что готов сорваться в Ад. Обыскать все круги, но притащить прямо сюда Да Винчи, Рубенса, Пикассо — кого угодно — лишь бы он сел на этот диван и стал писать её портрет. Прямо сейчас. Сию минуту. Потому что в этой девушке напротив скользило сейчас больше настоящего, восхитительного совершенства, чем во всех мировых шедеврах. — Жизнь — это бесконечный цикл событий, — губы её разомкнулись, и речь полилась тихо и ровно, пока взгляд изучал идущее к океанскому дну солнце. — Лето сменяется осенью, зима — весной, и всё начинается заново. Бесконечно. Год за годом. Те же самые ли это времена года? Да. Другие ли они? Несомненно. Ничто не может повториться дважды в точности. Мы не создаем дорогу — это мир проносится мимо нас, а мы стоим на месте и не можем ни пойти вперёд, ни вернуться назад. Каким бы прекрасным ни был момент, как бы ни хотелось оставить его при себе навсегда — он пройдет. Каким бы ужасным ни был момент, отвратительным, кошмарным мигом, когда кажется, что смерть — это благость, — пройдет и он. Всё проходит. Чувства. Время. Жизнь… Проходим и мы. Мимо себя, мимо друг друга. Но удержать не можем, потому что никто никому не принадлежит. Не имеет права ни на кого, кроме себя. И нет у нас никого роднее, кроме себя самих. Если человек был добр к тебе, если день был свеж и благодатен — скажи ему спасибо за радость, что он тебе принёс. Если нет — закрой глаза и пережди, пока это мгновение пролетит мимо и растворится в сотне себе подобных. Жалеть о прошлом нельзя. Надо жалеть лишь о моментах, что были в твоих руках, а ты не смог насладиться ими из-за глупых предрассудков. Жизнь так скоротечна, и мы в ней — всего лишь гости, даже если собираемся жить вечно. Поэтому я не цепляюсь за прожитые мгновения; не тоскую о тех, кто встречается мне на пути или исчезает с него, потому что знаю: будут другие. Люди приходят и уходят. Я — остаюсь. В наступившей тишине тихо треснула чашка в моей руке. Осел на стол пепел сигареты, которую я ни разу не поднёс ко рту. И кислород в моих лёгких сокрушительно закончился. Непризнанная вздрогнула, услышав звук, нарушивший магический налёт этой атмосферы, и повернулась ко мне. Я не знаю, что было написано у меня на лице. Не знаю, что оно выражало и как смотрелось. Я знаю лишь то, что отчаянно задыхался. А её лицо перекосилось, появился румянец, глаза ожили и заблестели. Губы сурово поджались, и дверь в её внутренний мир захлопнулась с оглушительным треском прямо перед моим носом. Единственное, что просто кричало во всей её напряженно выпрямленной спине и замершей позе — это жгучий стыд. За то, что открылась не тому. За то, что вообще позволила себе сказать что-то лишнее. — Дописывай отчёт, и можешь быть свободна, — бесстрастно и глухо сказал я, с трудом разжимая пальцы и выпуская треснутую чашку из рук. — Что? — взгляд её налился гневом. — Я собиралась лишь помочь! Ты же сказал, что сам всё доделаешь?! — Я обманул. — Не смотря на неё, достал из кармана помятые человеческие деньги и кинул на стол. Так, на всякий случай. А потом не выдержал и злобно добавил: — Разве ты ожидала чего-то другого от дьявольского отродья? И вышел. Выбежал. Вылетел из кафе. Ноги несли меня в наступающую ночь, а я всё никак не мог вдохнуть.~
Всё, что я знаю о ней — ложь. Все мои представления о ней — ошибочны. Всё, что в ней видят окружающие — тень. От огромного айсберга. Мне было плевать, что выгляжу в очередной раз в её глазах идиотом и мерзкой свиньей. Был уверен, что Непризнанная справится, всё доделает сама и спокойно вернётся на Небеса. Забудет, снова отпустит это прошедшее мгновение и не придаст ему значения. А мне надо заново учиться дышать. Я просто не мог оставаться рядом с ней дольше. Ни секунды. Что-то неповоротливое и объемное разрослось в груди, пустило корни, перебило лёгкие и продолжало давить, давить, давить… Как я сейчас давил в ладони черно-малиновый камешек и не знал, что с ним делать — то ли запустить в океан, то ли раскрошить в труху, то ли забрать с собой. Меня обуревала злость. На себя, на неё, на судьбу, что закинула Хуёкер в наш мир. Я ненавидел всех нас вместе взятых за то, что сидел сейчас на том самом пляже, за тем самым столом и смотрел на воду, не в силах справиться с эмоциями. Я не хотел всего этого. Не хотел видеть её настоящее лицо, узнать, потому что жизнь была спокойной и размеренной, пока чертова девка не свалилась мне на голову. Как просто удавалось презирать её за слабость, за неуклюжесть и убогость. Воспринимать посмешищем, соревноваться в том, кто кого унизит сильнее. Это была совсем другая игра, а теперь меня вынули из неё за шиворот и закинули в месиво из чувств, с которыми не справлялся. И, как бы ни хотел, уже не мог смотреть на неё так, как раньше. Не мог испытывать бешенство, ненависть и злость — только жалость и стыд. Что-то отравляюще-тоскливое ковыряло в душе гнилым пальцем и заставляло снова переживать этот момент на берегу. Вот она идёт, утопая в песке. Но я больше не смеюсь над тем, как она увязает в нём. Как развеваются её волосы и платье. Теперь я задыхаюсь от ледяной руки, что сдавила горло. Никто из нас — ни враги, ни друзья — не задумались, а почему она вообще ушла? Почему оставила компанию бессмертных и ринулась собирать долбанные ракушки? Зачем раздала их, так наивно и бесхитростно? Ушла не потому, что взыграло детство на подкорке. Ушла, потому что почувствовала себя лишней в толпе. Все говорили друг с другом, распределившись по парам, а ей в какой-то момент просто не нашлось места среди этой болтовни. Но она не обиделась, не стала привлекать внимание, а просто растворилась в воздухе, ненавязчиво и незаметно. Рассеялась, как предрассветный туман. И эти мелкие камешки — не глупость и дурость, а попытка поднять настроение тем, кто ей дорог. Запомнить это мгновение чуть дольше, чем обычно, пока оно не пронеслось и не кануло в Лету. Сохранить, удержать, сберечь память… И о себе — тоже, пока мир не крутанулся и не раскидал нас по разным концам вечности. Каким глупым мне сейчас казалось предположение, что она будет переживать из-за Мими. Или из-за разрыва ещё с кем-то близким. Ей не нужно чужое одобрение, чтобы жить. Она далеко не глупа. О, нет. Она настолько умна, что может себе позволить быть глупой. Она не скрывает, кем является, просто никто не слышит, о чём на самом деле она говорит. Но я… Я услышал. «Не привязывайся, чтобы не отпускать. Не отпускай, чтобы не скорбеть. Всё проходит, и мы в этом бесконечном круге тоже повторимся, но вряд ли ещё раз — друг с другом. Я буду любить тебя сегодня так глубоко, как умею. Искренне и преданно. Но если завтра ты уйдешь, я с улыбкой помашу тебе вслед, а потом покину этот опустевший дом. Без сожалений и ненужных прощаний. Пойду в противоположную сторону, согреваясь воспоминаниями о тебе, но не более. Впереди — дальняя дорога, на которой мне обязательно встретится новый дом, и тёплый очаг, и горячая миска супа. Там я тоже буду любить кого-то другого, искренне и преданно, пока однажды на рассвете дом снова не опустеет. И тогда моё бесконечное странствие продолжится вновь…» Она не приблудная собака, ищущая ласки от каждого встречного. Она не машет радостно хвостом и не брызжет слюной в попытке удержать руку, что треплет по голове. Она — кошка, которая позволяет гладить себя и чесать за ухом. Которая приходит, трётся об ноги, и получает свою порцию ласк, потому что сама так захотела. Она не будет сидеть у окна в ожидании хозяина. Она мигнёт своим желтым глазом и исчезнет под покровом ночи, как только почувствует, что пора уходить. И тогда хозяин будет сидеть у окна и гадать — увидит ли её ещё хоть раз в жизни?.. Каким беспросветным слепцом надо было быть, чтобы считать её сумасшедшей. Это никакое не помешательство, не расслоение личности, не дурной нрав, не глупость и не попытка хамелеона подстроиться под общество, в котором оказалась. Это не биполярное расстройство. Не расщепление души. Это — тотальное одиночество.