Ночь была неспокойной. Твёрдая земля под спиной, комары и даже ночные птицы — всё это мешало спать и периодически будило всех троих. Утром первым встал отец, который с самого рассвета ушёл обратно к дому, сказав, что к полудню вернётся покушать. Чуть позже поднялась и мама, сразу начав разогревать остатки вчерашнего ужина. Рия в свою очередь не спешила выползать из палатки: как назло к утру ей удалось принять слишком приятную позу, да и утренний холод совсем не соблазнял не то что выйти — просто вылезти из спальника. Одна только мысль об этом заставляла содрогнуться детский организм, еле позволивший себе высунуть голову из мешка.
И тем не менее, Рия была довольна. Походы — это всегда здорово, даже несмотря на огромную кучу неудобств. В походе всегда чувствуется какая-то таинственность, близость с природой и отречённость от всяких удобств. Этот запах леса, приятный шум ветра и шелест деревьев… не передать словами, только самому попробовать.
Однако нет, ни за что. Рия не вылезет из этой палатки, пока на улице не станет теплее.
— Ри-ия! — позвала мама. — Я знаю, что ты не спишь. Вставай. Тут еда стынет.
Слепая ничего не ответила, всё ещё прикидываясь спящей.
С улицы послышалось шуршание шагов. Молния на входе в палатку раскрылась.
— Ну всё, вставай. — Мама аккуратно коснулась её ног, но Рия даже не дёрнулась. — Некрасиво так много валяться.
Тишина. Девочке уже приходилось делать усилие, лишь бы не засмеяться. Мама вздохнула и начала наползать, пока слепая не почувствовала её дыхание.
«О нет, только не это».
Она звучно дунула дочери в ухо, и в этот раз Рия выдала себя, пытаясь закрыться от раздражающего порыва воздуха.
— Не надо! — захихикала слепая. — Прекрати…
— Попалась, которая притворялась! — Победно воскликнула мама, тыкая пальцами в бока дочери. — Всё, не отвертишься. Вставай.
— Не хочу!
— Перехочешь. Сколько можно уже?! Скоро гусеницей станешь, если из спальника не вылезешь!
— А гусеницы, если ты не знала, становятся красивыми бабочками!
— Ага, да. Из такой ленивой гусеницы только червяк получится, — она ткнула дочь пальцем ещё сильнее. — Ленивый…
— Ай!
— …грязный…
— Ну всё, отстань!
— …червяк.
— Да хватит!
Рия громко смеялась, но мама всё же послушала её и перестала измываться, потрепав ребёнка по голове.
— Давай, вставай. Мне помощь твоя нужна.
Всё, операция раскрыта, и Рие уже не отвертеться. Если она будет и дальше сопротивляться, то мама может её вытащить прямо в мешке. И ведь хватит силы: проверено на практике!
Девочка вышла из палатки, дрожа и недовольно озираясь: холодный влажный воздух морозил ноги, а мокрая роса так и просачивалась через тонкие носки. Не стоило с утра надевать шлёпанцы.
От горящих поленьев веяло теплом, и Рия, точно мотылёк в ночи, пошла на него, аккуратно делая каждый шаг. Она ещё не запомнила расположение всех вещей вокруг, и оттого была предельно осторожна. С того момента, как она разбила нос, споткнувшись о верёвку, натянутую на колышек, девочка просто боялась двигаться быстрее черепахи.
— Опять гречка? — жалобно спросила Рия, учуяв запах вчерашнего ужина.
— Да, надо доедать. — Ответила мама как-то без энтузиазма. — Не пропадать же добру.
— А пусть пропадёт. — Девочка уселась на бревно возле костра. — Я не хочу.
— Э-э нет, не пойдёт! Не привередничай. Давай так: сначала гречка, а потом я тебе печеньку дам. По рукам?
— М-м-м, — Рия подпёрла руками голову и смешно надула щёки, — хорошо.
Завтрак долго ждать себя не заставил. Холодноватый, приедающийся, но всё же завтрак.
— Ну что, как ты после вчерашнего? — поинтересовалась мама.
— Ну… я не знаю. Странно, наверное. А что?
— Просто я обещала тебе всё объяснить ещё тогда на чердаке, но мы так и не успели поговорить.
Она оглянулась куда-то в сторону поля.
— Думаю, папа не будет против, если я начну рассказывать без него.
Рия могла отчётливо видеть, как душа матери будто мешалась красками между собой. Несильно, но мешалась, будто от волнения.
— Это будет взрослый разговор, так что… ты готова слушать?
Девочка кивнула, прекрасно понимая, когда мама становится предельно серьёзной. В такие моменты, как сейчас, её тон становится непривычно ровным, а движения спокойными, даже слегка скованными. Как в тот раз, когда ей пришлось впервые объяснять, что такое смерть.
Так было и сейчас. Один в один.
Мама жестом пригласила её к себе на колени. Девочка тут же уселась поудобнее, в то время как мать положила голову ей на макушку, отставив тарелку с едой.
— Как бы начать… хм, ты ведь помнишь, что тебе нельзя ходить дальше леса?
— Угу. — кивнула Рия.
— А помнишь ту стену магическую, которую ты видела на прошлой неделе, когда с Малилаем играла?
— Да, помню… Погоди, — девочка подняла голову вверх, утыкаясь маме в подбородок — а откуда ты знаешь? Я только папе об этом рассказывала.
— У нас нет с папой секретов друг от друга. В общем… мы тебе немного соврали. Это была не граница там твоей способности или ещё чего, что тебе папа напел. Это настоящая стена. Магический барьер.
— Ой… а зачем он?
— Чтобы защитить нас от того, что находится на другой стороне. Помнишь вчерашнего монстра, который нас напугал?
— Угу.
— Он бездушный. Это… м-м… как бы тебе сказать… когда-то это была настоящая древесная гончая. Я рассказывала: большие, страшные, но очень умные и добрые, с хвостами как листики на ощупь.
— Да, помню. — Рия усмехнулась. — Они ещё могут в человека превращаться.
— Вот, да. Эта гончая когда-то была живой, но её поразила одна болезнь, которая лишила её души. Ты уже, наверное, слышала, как мы иногда говорили про «серое поветрие». Так это оно и есть. Ты ведь наверняка не смогла увидеть её душу, правда?
— Где?
— На чердаке, вчера, когда сидели.
— А-а… ну, я, кроме тебя, там никого не увидела.
— Вот! А эта тварь стояла прямо передо мной. Она была неживой. Точнее не такой живой, как мы с тобой. Просто без души.
— А почему у неё душа пропала?
— Это лучше у папы спросить. Я уже и сама не помню, как это работает. В общем, таких как эта гончая по ту сторону барьера очень и очень много. Деревья, трава, жуки, животные, люди — там всё неживое. Никакой души.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем. И эта болезнь очень заразная, так что мы не можем жить рядом с такими созданиями. Одного касания больного хватает, чтобы заразить тебя.
— А лекарства помогают?
Мама ответила не сразу, но после недолгой паузы покачала головой.
— Нет, не помогают. Если бы они помогали, люди бы давно вылечили этот недуг. Остаётся только закрыться за вот такими стенами, как у нас, и жить в изоляции.
— А портал? Папа всё время туда ходит.
— Портал папе нужен для того, чтобы возвращаться к другим здоровым людям и помогать им воевать с этой болезнью. Это то самое серое море, про которое мы тебе рассказывали.
Наступила тишина. Маме нужно было время, чтобы подобрать слова, но Рия своим вопросом сама решила проблему.
— А откуда взялось это серое поветрие?
Удивительно, но девочка не чувствовала страха или тревоги от услышанного. Она ведь даже представить не может, как выглядит что-то без души. Для неё это пустое место. Пусть детское воображение и сильно, но не настолько, чтобы представить то, чего нельзя увидеть.
— С неба упало. — Пожала плечами мама. — Если серьёзно, то эта зараза вылезла из метеоритов, которые упали где-то лет девять назад.
— То есть поветрие прилетело из космоса?
После недолгой паузы мама на секунду усмехнулась.
— Да, именно. Выходит, что это болезнь-пришелец… таких болячек, как эта, у нас никогда не было.
Она вздохнула, погладив дочь по животу.
— Не страшно рассказываю?
Рия сначала призадумалась, после чего покачала головой.
— Не очень. Ты же сказала, что стена нас защитит.
Слепая слегка обернулась на маму, заметив, как течения красок её ауры почти что остановились, будто она ничего не испытывает и не думает ни о чём.
— А тебе страшно? — спросила Рия в ответ.
Мама выдохнула носом, слегка щекотнув дочке макушку.
— Немного. Впрочем, я всегда немного боюсь.
Лесная тишина наводила на очередной поток мыслей. Рие бы впору удивиться или испугаться по-настоящему, но этого не происходило. Если подумать, то от этих новостей её мир никак не поменялся. Раз уж стена их защищает, то ничто снаружи оттуда к ним не попадёт.
Или это не так?
— Мам.
— Что?
— А как эта гончая к нам попала? Она под землёй подкопалась что ли?
— Нет. Просто мы с твоим папой случайно ослабили барьер, и через него она и проскочила. Больше такого не случится.
Мама подняла взгляд куда-то вдаль, будто что-то увидела.
— А вот и дым пошёл…
— Где? — Рия повернула голову в ту же сторону. — Опиши.
— Да вон со стороны дома. Какой-то слабенький, кстати. Я думала, гореть будет больше.
— Это чтобы болезнь убить, да?
— Да. Твой папа настолько сильный, что его огонь может сжечь даже эту гадость, представляешь?
Слепая задумчиво подняла взгляд в небо.
— М-м… а почему папа тогда не сожжёт всю болезнь сразу?
Мама пожала плечами.
— Пробовали уже, вроде. Получилось не очень…
Фраза прозвучала так, будто она хотела сказать что-то ещё, и девочка даже какое-то время ждала ответа, но тот так и не последовал. Видимо, показалось.
Может, Рия и не настолько взрослая, чтобы всё понимать, но она запомнила каждое слово. Сейчас же она только-только пыталась построить хоть какое-то представление об этой загадочной болезни. Как ни странно, но вместо целой кучи кашляющих людей она представила большого уродливого дядю с горбатой спиной, который ходит по миру и трогает всё подряд, чтобы оно заболело и потеряло душу.
И почему-то это казалось очень жутким. Рия ведь даже не сможет заметить, как коснётся этой гадости, если она окажется рядом. Вот теперь-то становилось не по себе.
— Ну ладно, — мама пересадила дочь на бревно, — давай пока не думать об этом. Кстати, печенье будешь?
Все грустные мысли в один момент перекрылись желанием поесть сладкого.
— Да, конечно!
Завтрак кончился печеньем со вкусом топлёного молока. После этого Рия была предоставлена сама себе с условием, что она будет на виду и не станет далеко уходить. Впрочем, слепой и не нужно было. Оказалось, что совсем недалеко от их лагеря стоял здоровенный полуметровый муравейник. Рия была на седьмом небе от счастья, лишь завидев кишащую кучу ползучих душ вокруг старой сосны, но даже не посмела к ней прикоснуться. После истории с босой ногой, попавшей аккурат в гнездо красных муравьёв, она навсегда запомнила, что эти насекомые очень не любят гостей.
Маме пришлось проявить терпение, чтобы выдержать поток вопросов от дочери, которая чуть ли не плясала вокруг этого чуда инженерной мысли насекомых. Хотя, мама сама то и дело удивлялась собственным знаниям: ей неожиданно вспомнились повадки муравьёв, как ориентироваться на местности по расположению их гнёзд, и даже один малоизвестный факт, что есть вид муравьёв, питающихся соками собственных личинок. Как ни странно, но от этого они не погибали и даже прекрасно себя чувствовали. Ну, по крайней мере так она услышала в одном познавательном видеоролике ещё из тех времён, когда была моложе и позволяла себе убивать время в интернете.
Всё чаще и чаще отвлекаясь на Рию, мама и сама не заметила, как гуляния дочери превратились в их совместный урок «Человека и мира». Сначала муравейник, потом воронье гнездо, потом и до мхов с лишайниками дошли. Слепая была поражена познаниями мамы, пусть та всего лишь рассказала, как ела в детстве клевер и пила воду из жёлтого сфагнума, который потом ещё и к ранке прикладывала. Дико, но до чего же невероятно!
За такими весёлыми занятиями они не заметили, как папа вернулся в лагерь. Что забавно, он пришёл не один: притащил под подмышкой Яшму, сказав, что ей тоже нельзя находиться дома. Рия тут же перехватила изрядно обозлившееся от незапланированной переноски животное, спрятавшись с ней в палатке.
Это был удобный момент для того, чтобы обсудить взрослые дела.
— Ну что, как там обстановка? — спросила Аврора с некоторым беспокойством.
Тарус оглянулся на палатку и уже хотел было заговорить шёпотом, но жена остановила его.
— Я ей уже всё рассказала.
Седовласый отклонился обратно.
— Оу… и как она?
— Нормально. Лучше, чем я рассчитывала.
Отойдя к прибитой к стволу дерева бутылке без дна, заменявшей умывальник, Тарус стал приводить себя в порядок и продолжил говорить.
— У меня тоже всё лучше, чем рассчитывал. Наниты разошлись по полю на юге и дальше по лесу. Мы с Малилаем отыскали всё, что смогли, и сожгли. И да, яблоню тоже.
— А с домом что?
Вытерев лицо полотенцем, Тарус вернулся к костру.
— Пока признаков заражения нет, но лучше перестраховаться. Дом я не жёг. Корова, кстати, тоже в порядке.
Аврора выдохнула.
— Легко отделались…
— Посмотрим, как завтра будет. Наниты иногда могут проявиться только через сутки или больше. В общем, отсидим тут недельку. — Он указал пальцем на спортивную сумку, которую притащил с собой. — Открой. Не поверишь, что я нашёл в загашнике.
Аврора раскрыла сумку, обнаружив там помимо прочего жестяную банку с этикеткой, на которой красовался какой-то пирог, обмазанный тонкими линиями сгущённого молока. Хотя, по правде говоря, эти линии больше походили на засохшие спагетти.
— О! Я думала, мы всё съели ещё в прошлом месяце!
— Ага, как же. Эта сгущёнка спряталась за банками с простым молоком, вот и не заметили.
— Кайф.
Сделав две дырки ножом, Аврора достала остатки печенья, и вместе они разделили удовольствие от перекуса. Естественно, не без Рии, которая вместе с кошкой уселась между родителями. К удивлению, Яшма вела себя спокойно, устроившись на коленках слепой хозяйки.
— Ну что? — спросил папа, приобняв дочь за плечи. — Как ты?
— У меня всё хорошо. — Довольно ответила Рия. — Я шишек для костра насобирала, пока тебя не было.
Папа кивнул, оглянувшись на кучу, лежавшую рядом с палаткой.
— Нам этого для костра на весь день хватит.
— Ага.
— Ты молодец. — Он потрепал дочь по голове. — Но я не об этом. Я слышал, что мама тебе рассказала кое-что.
Рия кивнула.
— Она рассказала мне про космических микробов и нашу стену, которая защищает от бездушных.
Папа усмехнулся, подняв на секунду взгляд в сторону мамы. Слегка наклонившись вперёд, он сложил руки в замок и стал смотреть на огонь.
— В общем-то ты всё правильно услышала. Такая вот у нас с тобой жизнь. Правда, надо кое-что объяснить поточнее, чтобы ты лучше понимала…
В целом папа ничего нового не рассказал, поначалу повторяя мамины слова, но уже позднее Рия узнала, что на самом деле серое поветрие — это не микробы, а маленькие-маленькие роботы, которых даже в микроскоп не увидеть. Вместе с этим девочке объяснили, что бездушные могут повторять поведение живых существ один в один, и если бы не изменение цвета кожи и глаз, то их нельзя было бы внешне отличить от настоящего человека. И даже сейчас, когда эта зараза покрыла собой большую часть мира, бездушные — папа назвал их синтетиками — всё ещё живут как люди: работают, строят города, заводят семьи, но при этом, по факту, это всего лишь бездушные куклы, повторяющие поведение при жизни. Они даже развиваются, учатся, мыслят как люди, но это всё одна сплошная ложь. Рие чётко врезалось в память слово «фикция», которое неоднократно повторил отец, пока рассказывал о сером поветрии.
— Пап. — Прервала рассказ слепая. — А мы дружим с людьми-синпептиками?
— Во-первых, синтетики, — поправил строго отец, — во-вторых… нет. Мы никогда не будем друзьями. Скажем так, мы не можем жить вместе, и в конце концов должны остаться либо мы, либо они.
— Что это значит?
Аура отца потемнела, отчего Рие стало боязно. Разве она спросила что-то не то?
— Когда подрастёшь, — вмешалась мама, — мы тебе расскажем. Пока что просто запомни: к бездушным даже прикасаться нельзя, и за барьер заходить тоже.
— А что за барьером?
— Серый лес. — Ответил как-то слишком ровно отец. — Там и трава серая, и деревья чёрные, и ягоды светятся синим. В общем, отвратительное место. Вам с мамой даже дышать там нельзя — заразитесь.
— А тебе можно?
— Недолго. Я могу поддерживать жар вокруг себя, чтобы наниты горели, но я задохнусь, сжигая вокруг себя воздух. Когда тебе исполнится десять, мы с тобой начнём изучать химию, и я объясню, как это работает.
Рия хотела было задать ещё один вопрос, но со стороны леса неожиданно послышался громкий звонкий стук, как будто кто-то по полой деревяшке постучал палкой.
— Чего хотел? — спросил спокойно папа, оборачиваясь.
— Я… один… нашёл. — Ответил невнятно появившийся из-за худой сосны Малилай.
— Чего?! — громко переспросил отец. — Подойди сюда. Чего мямлишь?
— Иди лесом, чухан! — В этот раз голос духа был куда громче. — У вас кошка в лагере. Я не подойду ни на сантиметр!
Папа раздражённо выдохнул. Перевалившись через бревно, он подошёл к духу поближе.
— Что ж вся нечисть такая нежная… так что ты там нашёл?
— Ещё один очаг нашёл говорю! Тут недалеко: версты две, если по прямой.
Папа махнул рукой.
— Ладно, подожди меня там. Сейчас доем и приду.
— Что-то случилось? — спросила Рия.
— Да ничего особенного, Снежинка. Просто ещё одно место заражённое нашли. Я скоро вернусь. Хотя… хм. Эй, Ави.
— Что? — спросила мама, уже давно возясь с чисткой котла вместо разговора.
— Может, я покажу ей наглядно, что за поветрие?
Она обернулась.
— Ты с какого дерева упал?
— Нет, я серьёзно. Она просто постоит в сторонке. Я ей покажу и отправлю с Малилаем сразу к тебе. О, точно! Малилай её волком привезёт.
Слепая встрепенулась. Она до безумия обожала покатушки на спине лешего, когда тот разрешал, превращаясь в волка, оленя, или кого-нибудь ещё пушистого.
— Хочу! — громко заявила она.
Наступила пауза. Все ждали ответа мамы, в то время как она раздумывала, упереться ли рогом или послушаться. С одной стороны зараза не попадёт на Рию, если она издалека посмотрит, а с другой… всё равно боязно.
— Ладно. — Махнула рукой мама. — Идите. У вас час. Если позже привезёте — прибью.
— Ура! — Рия хлопнула в ладоши, подбежав к папе.
— Отлично! — Воскликнул тот, подхватывая дочурку на руки. — Через час так через час.
Пожав плечами, Малилай послушно обратился в большого серо-зелёного волка, на спине которого слепая и устроилась поудобнее, вверив перед этим кошку в руки матери.
На самом деле езда без седла была ужасной. Пах постоянно подбивало узкой спиной, а тугие мышцы хищного животного ощущались ногами как самый настоящий бетон. И всё же Рия стерпела это ради того, чтобы покататься на большой пушистой животинке. Он бежал быстро, юрко, и это было невероятно весело! Пожалуй, не каждый ребёнок что сейчас, что когда-либо, мог бы похвастаться тем, что у него есть ездовой волк.
Тем не менее, веселье длилось недолго. После пробежки по лесу Малилай остановился, попросив девочку спрыгнуть. Та послушалась, и уже хотела было отойти, чтобы оглядеться, но пасть лешего дёрнула её за рукав.
— Эй, что такое?! — Недовольно спросила Рия.
— Стой. — Ответил неестественно ровно Малилай.
— Да, держись рядом. — Согласился отец, коснувшись её плеча.
Он вышел вперёд и слегка пригнулся.
— Показывай, где?
Мордочка лешего потянулась вперёд.
— Иди прямо. Я скажу, где остановиться.
Троица медленно зашагала по траве и кустарникам. Пришлось пройти совсем немного, прежде чем леший не прорычал: «Стой».
— А, всё. — Ответил папа. — Кажется, вижу.
— Да. Вон та сосна — центр.
— Папа, — позвала Рия, — а что происходит?
Слепая не видела ничего странного: вокруг был лишь один сосновый лес с кучей травы, кустиков, жуков да ящериц.
— Рия, видишь что-нибудь впереди? — Спросил снова отец.
Девочка присмотрелась.
— Нет. Только поляну и лес вокруг.
— Поляну?
— Угу. Вон там впереди, куда вы смотрите.
Отец распрямился, и краски его ауры в едином потоке пошли снизу вверх. Его силуэт исказился, принимая размытую форму горящего костра.
— Там нет никакой поляны, Рия. Только деревья сплошняком.
— Как это? Быть не может.
— Присмотрись.
Слепая вновь пригляделась к поляне. В этот раз её взгляд зацепился за необычную форму токов у деревьев чуть подальше за нормальными. Силуэты выглядели так, будто стволы разрезали вдоль пополам, так и оставив. Словно той части дерева, которая чисто логически должна быть, просто не существует. Вместе с этим Рия, присев на корточки, заметила ещё одну странную вещь: на месте поляны, где она не увидела деревьев, не было даже травы. В первый раз она спутала корни под землёй, приняв их за растительность. Однако теперь там не то что травы, даже эфирной «пыли» в воздухе не было. К тому же за самой поляной деревьев тоже не было видно, только какая-то безжизненная просека.
Да, всё прямо как сказала мама.
— Ну, чего молчишь?
— Я не вижу там ничего. — Сказала как-то потерянно слепая.
— Вот и оно. А я вижу серый налёт на деревьях и траве. Как будто кусок чёрно-белого кино.
Для Таруса картина заражённого леса была привычна, но всё ещё отдавала каким-то сюрреализмом. Всё выглядело вроде бы обычно, как и полагается растительности: трава растёт, деревья шелестят, вон даже мошки какие-то витают чуть подальше, но седовласый понимал, что этим эта болезнь и мерзка. Серая с лёгким металлическим отливом кора поблёскивала на солнце, словно её облили серебряной краской, в то время как чёрная трава и иголки на земле сливались в один тёмный ковёр, на фоне которого звёздами блестели мелкие синие и красные светящиеся ягоды черники и брусники. И ведь не скажешь, что не завораживает, если бы не тот факт, что всё это заразно.
Одна большая машина, идеально повторяющая жизнь до всех самых мелких деталей. Мерзость, гниль и скверна. Ей не место ни в этом лесу, ни где бы то ни было ещё.
— Именно с этим мы и боремся, Рия. Если когда-нибудь увидишь такие невидимые «пятна», то беги от них прочь и зови меня, поняла?
— Угу.
— Молодец. Теперь уходи, а то мама ругаться будет. Малилай, увози. Дальше я сам.
— Понял. — Ответил леший, кивком морды указывая слепой сесть.
Когда та устроилась, парочка пошла в противоположную от папы сторону. Напоследок обернувшись, Рия увидела, как аура отца засияла так сильно, что на него стало тяжело смотреть. Даже отсюда она почувствовала, как повеяло жаром.
***
Границы заражённой территории можно было легко окинуть взглядом, и Тарус без лишних раздумий принялся выжигать её вокруг серого «пятна» из поражённого леса, поджигая на всякий и несколько метров здоровой растительности. Когда же своеобразный круг был сформирован, мужчина поднял правую руку, и белое пламя вздыбилось вверх, формируя купол, поднимавшийся до самых крон. Это выглядело так, словно пожар накрыли невидимой крышкой, при этом не нанося никакого вреда тому, что находилось вне него.
Среди громкого треска горящих деревьев послышался отчаянный писк. Заяц, возможно белка.
Седовласый лишь прикрыл глаза на секунду, усиливая и без того бушующее пламя. Пищание продлилось секунд пять от силы, после чего раздался хлопок, и лес снова наполнился лишь звуками трещащей древесины.
Тарус был спокоен, несмотря на происходящее. Пока пламя пожирало внутри купола всё живое и неживое, он невольно засмотрелся на собственное творение, потеряв нить мыслей. И как же приятно чувствовать этот жар…
***
Малилай рысью пробегал через лесные гущи, пока в какой-то момент не остановился, навострив уши.
— Что такое? — спросила Рия с беспокойством.
Дух мотнул головой, зашагав дальше в меньшем темпе.
— Ничего, просто… звук один уловил.
— Что за звук?
— Ты такой не услышишь. Я не смогу его объяснить. Не обращай внимания.
Рия пожала плечами, но ничего не возразила.
Странное ощущение внезапного осознания настигло слепую: с того момента, как злой монстр напал на их дом, в воздухе так и чувствовалась атмосфера недосказанности, недомолвок, будто теперь все обзавелись какими-то секретиками, которые приходится старательно скрывать от одной Рии. Это ощущение зрело ещё с самого утра, но ощутилось только сейчас. Словно все знают что-то очень важное, а слепая — нет. И ведь мама с папой рассказали всё как на духу, но ощущение никуда не пропало. Глупое чувство, будто все вокруг не доверяют тебе. Неужели это снова потому, что она слишком маленькая, или того хуже — слепая?
— Несправедливо. — Буркнула Рия, подперев руками щёки.
— О чём ты? — спросил Малилай, чуть поворачивая голову назад.
— Я не маленькая уже. Почему никто не хочет мне говорить правду?
— То есть?
— Ну… ну, я чувствую, что вы все врёте о чём-то. Папа, мама, даже ты.
— Никто тебе не врал, Рия, ты чего?
Несмотря на первую задумчивость и отрешённость в голосе, тон лешего сразу стал каким-то… обеспокоенно-бытовым. Словно он тут же забыл о своих тяжёлых мыслях.
— Неправда, врёте. Я… я просто не знаю, о чём именно. Скажи: вся эта история про поветрие — правда?
Леший кивнул.
— Да, чистейшая правда. На крови поклясться готов.
— И это всё? Больше ничего не случилось?
— Нет, совсем ничего.
Малилай остановился посреди луга.
— Слезь. Я кое-что скажу тебе, пока мы одни. Не думаю, что у Авроры или Таруса сейчас будут силы ругаться с тобой.
— Но я не ругаюсь!
— Слезь. Не болтай.
Издав обидчивый рык, Рия всё же спрыгнула. Леший указал ей сесть напротив него, и сам уселся на задние лапы. Всё-таки облик волка временами удобнее человеческого.
— Послушай, — голос духа стал куда более серьёзным, — на самом деле кое в чём ты права: мы не всё тебе рассказываем. Есть некоторые вещи, которые… не положено знать маленьким семилетним девочкам.
— Но почему?! И я не маленькая, вообще-то…
— Маленькая. Очень маленькая. Вот знаешь, сколько мне лет?
Рия громко мыкнула.
— Ты дух леса, а не человек! Это другое!
— И даже несмотря на то, что мне сто пятьдесят, я всё ещё считаюсь юным. Так что же говорить о семилетнем человеческом детёныше?
Слепая ответила не сразу.
— Ну… ну допустим. Да, я маленькая. Почему маленьким нельзя знать что-то взрослое?
— Потому что взрослые боятся рассказывать взрослые вещи.
Малилай ответил так быстро, будто ждал этого вопроса.
— Но… почему они боятся?
— Они за тебя боятся, Рия, за то, что ты можешь расстроиться, услышав что-то не то. Боятся, что ты станешь другим ребёнком, если узнаешь что-то ужасное. Просто ты… ты очень многого не знаешь, и если раскрыть всё и сразу, у тебя голова взорвётся.
— Прямо-таки уж взорвётся!
— Не в прямом смысле. Скорее ты просто не сможешь спать и будешь очень много плакать. Ну или сама пожалеешь, что узнала нечто ужасное. Чтобы этого не случилось, тебе всё и рассказывают понемножку. Взрослость тоже с возрастом приходит.
— Но откуда тебе знать, как я себя веду, если вы даже не пробовали? Глупые!
— Именно потому, что мы не говорим некоторые вещи, мы всё ещё дружим друг с другом. Вот… слушай, а помнишь, как ты разбила ту вазу и закопала осколки в лесу? Мама твоя до сих пор не знает, куда она пропала. И ты ведь не рассказала ей, не так ли?
Рия смутилась. Ей нечего было сказать в своё оправдание.
— То-то и оно. Взрослые делают всё намного круче детей. И теперь подумай, сколько всяких «ваз» разбила твоя мама или твой папа. И о скольких из них ты не знаешь.
— Но у нас не так уж и много ваз…
— Да я не… ладно, извини. Ты просто запомни эту фразу, а когда придёт время — сама поймёшь. Как бы то ни было, тебе рассказали всё, что нужно. Остальное неважно. — Его волчий нос слегка засопел, и он перестал то и дело склоняться к Рие, нависая над ней. — Знаешь, тебя преследует чувство недосказанности из-за того, что ты замечаешь больше, чем тебе говорят. Если бы не твоё ясновидение, я бы просто сказал, что ты приставучий ребёнок, который захотел устроить скандал на ровном месте…
— Но я не скандалистка. — Перебила негромко слепая.
— Знаю, Рия, знаю. Я тоже умею смотреть внутренним зрением, как ты. И, честно говоря, с его помощью можно видеть настоящие чувства, что обычно скрывают. Постарайся пока не обращать на это внимание. Вам, людям, очень важно для жизни хранить некоторые моменты в секрете. Впрочем, и мне тоже…
После недолгой паузы Малилай вдруг облачился в свою человеческую форму и протянул ей руку. Девочка уж совсем поникла к концу его монолога.
— Давай на плечах докатаю что ли.
Рия подняла взгляд на лешего и томно выдохнула, но всё же приняла его предложение.
В лагерь вернулись вовремя, застав маму за приготовлением рисовой каши с молоком и сахаром. Слепая всё ещё думала обо всём, что сказал Малилай, и пришла к выводу: её до сих пор считают маленькой — значит нужно доказать обратное. Вырасти мгновенно она не сможет, но вот стать умнее, и потому более взрослой — пожалуйста. План был предельно прост, и оттого тешил детское самолюбие ещё больше: всего-то надо найти ответы на как можно большее количество вопросов, чтобы родители наконец поняли: их дочь достойна знать больше и считаться взрослой. Такой же взрослой и умной, как мама и папа. В идеале, конечно, нужно знать абсолютно всё, но это звучит уж слишком сложно.
Решено! Будем узнавать всё и по порядку!
***
Прошло два дня, как Аврора с Тарусом рассказали Рие о сером поветрии. Как это ни удивительно, но со стороны девочка стала выглядеть даже бодрее и веселее. Она ни разу не отлынивала от работы, сама помогала готовить еду, собирать ягоды и травы, да ещё и попутно успевала осыпать родителей вопросами обо всём пуще прежнего. Нет, она, конечно, и раньше была непоседой, но что-то в ней явно изменилось, и Аврора была готова поклясться, что в слепых глазах дочери даже загорелся какой-то огонёк.
Да уж, они действительно не были готовы к тому, что после такой правды ребёнок не поникнет, а станет ещё активнее. Может, дело в чём-то другом?
Несмотря на первые опасения, заражение нанитами всё же удалось сдержать, пусть и не без жертв. Помимо нескольких акров спаленных полей и леса, пострадал и фасад дома, стену которого всё же пришлось пожечь, когда обнаружились признаки заражения. Теперь там красовалось несколько дыр, которые недвусмысленным сквозняком намекали, что спальня родителей и гостиная временно придут в негодность. Хорошо ещё, что это случилось в начале лета, а не где-нибудь в середине осени, когда заморозки уже дуют тебе во все уши.
Однако, несмотря на то, что дом содержать пока не пришлось, проблем прибавилось: поддержание огня, постоянный контроль за кошкой, которая так и порывалась куда-нибудь убежать, некстати приходившие дожди — что иронично — всё это заставляло скучать по тёплому дому, мягкой кровати и, что самое главное, холодильнику.
Рия скучала по всему и сразу, и потому, недолго думая, согласилась пойти с отцом к Истоку, чтобы заправить генераторы и хоть ненадолго, но вернуться домой и проведать Хрыча, которому, пожалуй, сейчас хуже всех. Исходя из рассказов отца, домовой в полной мере ощущает все изменения в доме, словно это его собственное тело. Перестановки, шумы, любые повреждения — всё это чувствуется Хрычом. Так что ожог дома с целыми дырами сказался на нём не в лучшую сторону. Жалко… и ведь не помочь ничем, пока они в лесу сидят.
— Оделась? — Спросил отец, когда Рия уже надевала второй резиновый сапог.
— И-и-ить… всё, готова!
— Давай, пойдём.
Быстро выскочив из палатки, слепая взяла отца за руку, и вместе они наконец отправились домой, пересекая влажные луга. В воздухе витал запах свежего дождя, и для полного счастья не хватало только аромата после грозы.
— Плотно сапоги надела? Ничего не затекает? — Поинтересовался папа в пути.
— Не-а, я запакованая капуста.
— Ага, сто одёжек и все без застёжек.
Несмотря на самый тёплый сезон в году, сегодня было на удивление холодно, отчего пришлось «запаковать» слепую в шерстяные носки, сапоги на пять размеров больше, большущий черный свитер с воротником и толстые флисовые штаны. Не хватало разве что какой-нибудь тёплой куртки, как у полярников. А ведь мама не побоялась и это предложить.
Где-то на полпути до дома Рия не удержалась от желания покататься у папы на плечах. Тот, впрочем, не отказался, и до кукурузных полей слепая добиралась уже не на своих двоих. Между делом отец устроил лекцию о технике безопасности при построении гамака в походных условиях.
— В общем, не бери больше молоток без моего разрешения, ясно?
— Угу.
— У тебя пока слабые руки, так что ты можешь просто выронить его себе на ноги, не говоря уже о том, что гвозди для тебя невидимы.
— Но он не тяжёлый! — Возразила Рия. — Я его не выроню.
— Знаешь, я тоже так думал, пока не уронил! А потом лежал дома с разбитым ногтем. Вот не поверишь: боёк мне упал прямо на большой палец, да так, что пластина ногтевая просто «кх» — и пополам разломилась. И потом весь пол был в кровищи.
— Фу! Не рассказывай…
— А ты слушай! Мне аж восемнадцать было тогда. Мы с моим отцом скворечник на груше ставили…
Пока разговор был в самом разгаре, парочка уже проходила огород, который с высоты Рии казался таким низенькими, что ей было непривычно находиться выше гигантских, по её меркам, кустов кукурузы. Ощущение, словно ты преодолел какой-то доселе недосягаемый барьер.
Завернув мимо колодца, папа быстро добрался до сарая, где аккуратно высадил дочь, чтобы ненароком не задеть её головой косяк двери.
— Постой пока здесь. Я возьму вёдра и проверю заряд в генераторе.
Отец быстро исчез в глубине сарая, то и дело грохоча какими-то инструментами. Судя по звукам и словам, это не входило в его планы.
— Ну и срачина… — на выдохе произнёс папа, уже стоя в проходе.
— А что значит слово «бять»? — спросила тут же Рия.
Отец сначала ничего не ответил. Выглядело так, будто он застыл, не зная, что сказать, но в следующий момент он зачем-то надел одно ведро себе на голову, а второе — на голову дочери.
— Эй!
— Как ты узнала это секретное слово?! — Спросил он заговорщицким голосом, хватая дочь за плечи. — Рассказывай, кто это сделал, или я заставлю тебя это сказать!
В подтверждение своих слов он несколько раз ткнул пальцами бока Рии, после чего поднял её и перевернул вверх ногами. Её ведро со звоном упало вниз.
— Ай, — засмеялась слепая, — что ты делаешь?
— Это секретное слово взрослых! Ты не должна его знать!
— Ну всё-всё, хорошо! Тебе показалось! Я ничего не слышала!
— Ха, то-то же.
Папа поставил Рию на землю, сняв следом с головы и ведро.
— Извини, что устроил такое. Просто не знал, как тебе ответить. В общем… это очень плохое слово, и маленькие девочки не должны его произносить без веской причины.
— Опять от меня секретики прячете?
— Да-да, — он потрепал слепую по голове, — они самые. Ничего, когда тебе исполнится, скажем, одиннадцать, тогда я тебе расскажу, если сама не узнаешь к тому времени. Годится?
— Это долго… но ладно, годится.
Ему снова удалось соскочить с щекотливой темы, и девочке ничего не оставалось, кроме как пойти за папой, который уже обошёл сарай и открыл дверь к Истоку.
Как ни странно, но внутри было заметно теплее, чем на улице. Они ощутили это ещё при спуске со ступенек, когда щёки обдало приятным теплом, как при входе в ванную, в которой только что кто-то мылся горячей водой.
— Ну и жарень. — Заметил отец, когда они уже спустились к самой воде. — Что-то не припомню такого.
Рия ничего не сказала, вместо этого сняв свитер. Да, дышать стало заметно легче.
Она любила наведываться с родителями в это место. Здесь так много магии и жизни, что слепая в какой-то момент переставала ощущать себя таковой. Каждый сантиметр стен, растений и всего прочего был пронизан белыми частичками эфира настолько, что не было видно пустой черноты, какая обычно преследовала Рию, где бы она ни была. Особенно завораживала ива, стоявшая в центре пещеры. От неё исходило особое свечение, на которое иногда даже было больно смотреть, прямо как на папин огонь.
— Можешь поиграть у ивы, пока мы согреемся. Я заодно воды наберу.
Рия кивнула, тут же побежав взбираться на дерево. Благо, для этого там удобно расположилась одна из ветвей. Папа пронаблюдал за этим, пока в какой-то момент не вспомнил нечто интересное.
— Кстати, я говорил тебе, что этот Исток исполняет желания?
— М, в самом деле? — Спросила слепая, уже зависнув на ветке одними руками.
— Ага. Мне родители рассказывали, что когда-то Исток исполнял любые желания достойных, даруя им невероятную силу. Правда, ни одного имени из этих «достойных» до нас не дошло.
— А дерево исполняло твои желания?
— Не-а. Хотя знаешь… я не пробовал. Не думаю, что это сработает, но вдруг у тебя получится. Загадай что-нибудь, если хочешь.
— Правда можно? — удивилась слепая.
— Конечно! Это ведь и твоё дерево тоже. К тому же мы с тобой седовласые, так что сразу считаемся достойными многого. Попробуй. — Он усмехнулся. — Только желание мне не говори, а то не сбудется.
— Хорошо!
Кому как не Рие знать, как правильно загадывать желания. Всего-то надо закрыть глаза — прямо-таки зажмуриться — и очень-очень захотеть.
Так слепая и поступила, крепко держась руками за ветку. Зажмурившись покрепче, она произнесла в голове небольшой, но точный набор слов, чтобы наверняка получить то, что хочется:
«Хочу знать всё-всё-всё, и… хочу, чтобы когда-нибудь я повидала весь мир!»
Детское желание — одна из самых искренних вещей, какая существует во вселенной, и в этом не приходится сомневаться никому…
Стоило собственному голосу в голове закончить фразу, как случилось нечто странное: от рук по всему телу прошла адская боль, которая заставила девочку завизжать, срывая голос за считанные секунды. Руки парализовало, и те не могли разомкнуться, перестав слушаться. Вся пещера погрузилась в белый свет, среди которого Рия еле-еле смогла разглядеть отца.
Последние секунды длились как минуты: вот она поворачивает к нему в голову, а тот бежит, влетая ей в бок. От его веса руки сами соскользнули с ветви, и стоило им перестать касаться коры, как всё тут же погрузилось во тьму.
— Что с ней?!
— Похоже на удар током. Открой палатку!
Голоса раздавались в голове обрывками, когда Рия выныривала из тёмного омута своего сознания. Отдалённые крики родителей врезались в разум точно лезвия в горле, но слепой едва хватало сил, чтобы слышать, не говоря уже о том, чтобы что-то понимать.
— Ох, Тарус, что ты здесь делаешь?!
— Завали хлебало и помоги мне!
— Мать твою… кто этот ребёнок?
В какой-то момент беспокойный голос мамы пропал, и остался только отцовский, который спорил с кем-то третьим, чужим.
— Её состояние стабильно, но я до сих пор не могу замерить её энергетический фон. Стоит мне только поднести к ней прибор, как он тут же сгорает. Какого хрена с ней произошло?
— …как только ты выздоровеешь и подрастёшь, мы пойдём в зоопарк.
— Сидеть на месте и никуда не высовываться без личного приказа.
— Я не оставлю её здесь. Кажется, эта тварь движется сюда.
— У нас нет выбора, Тарус. Она может не выдержать транспортировки.
— Предлагаешь дать бой здесь?
— Да, это я и предлагаю.
Всё больше и больше голосов витало вокруг Рии, говоря о каких-то непонятных вещах. На фоне изредка то и дело слышались какие-то громкие шумы: звон, лязг, и особенно постоянное пиканье справа над ухом.
Эти голоса говорили, спорили, даже кричали, но всё время возвращались, пока в один момент всё не спало до гробовой тишины. И тогда заговорила она. Столь непривычный, но при этом до жути знакомый голос коснулся её волос и нежно заговорил так, что она понимала каждое слово:
— Привет, Рия. Не знаю, слышишь ли ты меня, но я решила попробовать с тобой поговорить. Тебе точно будет интересно то, что я сейчас расскажу. Уж я-то знаю…
***
Тишина. Казалось, что она длится уже целую вечность, и при этом прошли лишь сущие мгновения. Однако, сколько бы времени не прошло, рано или поздно она осознала себя. И это осознание пришло в один момент с паническим страхом от непонимания происходящего: вот она играет под волшебной ивой, и вот уже в следующий момент ей кажется, будто её разорвало на куски, а теперь её парализованное тело несётся через серые поля, луга, толщи воды, гигантские горы, взмывает в небеса, падает с высоты, видит лица, много лиц, серых, бежевых, чёрных, белых, слышит их голоса, видит города, видит рыб, видит птиц, видит взрывы, видит бой, видит смерть, слышит крики, слушает разговоры о погоде, о проблемах, о деньгах, о плане по поиску, о способах уничтожения, о следующей лекции, о кислороде, следит за учёным, следит за звёздами, следит за призраком, следит за собакой, следит за падающим камнем, чувствует боль, чувствует радость, чувствует отвращение, чувствует страх, чувствует победу, чувствует надежду, переживает одну судьбу как тысячи других, переживает тысячи судеб как одну. Познаёт истинную суть существования вселенной.
И всё это за одну тысячную миллисекунды, а то и меньше. Это казалось бесконечной пыткой, и Рия даже не успевала взмолиться хоть кому-нибудь, чтобы это прекратилось. Её разум был похож на огромную, но хлипкую паутину, которая ловила всё подряд в бесконечном потоке знаний и событий. И с каждым мгновением всё больше казалось, что эта паутина сейчас разорвётся, но этого не происходило.
Внезапно, чьи-то острые когти схватили Рию за спину и вытянули из потока, заставив ту снова уснуть.
