***
— Давно он её поймать пытается? — Спросила Гигиея, задумчиво поджимая губы. Снаружи столовой развернулась странная сцена: боги собрались на балконе, держа в руках кто что мог: копья, мечи, щиты, дробовик. Над их головами летал чёрный ворон, круживший в попытках измотать гоняющегося за ним Пантагностиса. Сова была куда быстрее своего вранового сородича, но стоило только ей выпустить когти, как ворон растворялся чёрным дымом, появляясь за спиной у охотника. И всё бы ничего, если бы эта птица не разговаривала. — Как только Аполлон перескочил через дыру, — начал объяснять Асклепий, — этот ворон взмыл в небо и о чём-то до сих пор просит. Прошло где-то минут десять, думаю. — А с чего ты решил, что это шведский? — Минерва так сказала. — А-а… Те, кто сторожил жертву на земле, не давая сесть, уже и сами стали сомневаться в правильности своего поведения. Эта птица не показывала признаков враждебности, даже если учесть тот факт, что она прибыла с той стороны. — Эй, Зевс, ты бы не хотел поднять свою гедонистическую жопу и помочь нам? — Спросил Нептун, оборачиваясь на старца, сидевшего за столом в теньке. Бог грома зубами колол грецкие орехи и наблюдал за тем, как Посейдон, Минерва и Аполлон сторожили балкон, чтобы не дать птице сесть на землю или спикировать. — Коль пули Минервы птицу не взяли, то и мне нет смысла вставать. — Вот она — великая мощь бога грома и судьбы. — Простебал старшего Аполлон. — Даже если заживо жрать начнут, тоже будешь ничего не делать? Треск ореха, хруст горькой, но вкусной сердцевины. Зевсу отвечать было решительно нечего. Рия стояла с Гигиеей, прислушиваясь к разговорам, но даже с её способностью к всезнанию она не понимала, что вообще происходит. — Так, ладно, с них хватит. — Сказал себе Асклепий и повёл Рию с Гигиеей к балкону. — Попробуем разобраться. Врачеватель попросил Минерву отозвать Пантагностиса. Та нехотя, но послушалась. Белая сова вернулась ей на плечо, явно неудовлетворённая охотой. Рие дали выйти вперёд, пока Гигиея держала её за плечи: на всякий случай. — Эй, нечисть летучая! — Позвал Асклепий ворона. — Отзовись ещё раз! Поняв, что бессмысленная погоня прекратилась, ворон завис в воздухе, глядя чёрными жемчужинами своих глаз на греческих богов. — Varför slutar ni?! — Спросил тот с совершенно не птичьим недовольством. — Har ni redan gett upp? У Рии будто что-то щёлкнуло в голове. При обычных обстоятельствах, не зная языка, ты не обратишь внимания на чужую речь, даже если она обращена конкретно к тебе, но сейчас… Она поняла всё, до последнего слова, будто родилась с этим языком в голове. Боги ожидающе смотрели на ребёнка, пока та не подняла голову на птицу, сама удивляясь не меньше них. — Он спрашивает, почему мы остановились и уже сдаёмся. — Чего? — Посейдон гневно посмотрел на ворона. — Страх совсем потеряла, нечисть летучая? — Погоди, не гневайся раньше времени. — Остановила его Минерва. — Рия, скажи дословно, что он говорит. — Почему остановились? Уже сдаётесь? Аполлон на пару с Минервой хмыкнули. — Ещё и стебать нас вздумал. — Ухмыльнулся бог солнца. — Ему смелости не занимать. — Пока мы его не поймали, пусть говорит, что хочет. Рия, скажи ему, что мы хотим поговорить. Седовласая немного помешкала, боясь попробовать. — Nej, de vill prata! — Решительно ответила Рия. — Что? Дитя говорит на моём языке… Любопытно. — Что он сказал? — Спросила Минерва. — Ну, он удивился, что я говорю на его языке. — Есть контакт. Продолжай переводить. Говорить буду я. Рия кивнула. Он без лишних вопросов поняла, что делать. Остальные боги тихо переговаривались между собой, не мешая общению. — Как тебя зовут? Кто ты такой, и что ты делал в том лесу? — Я? Я — память и личный шпион Одина. Имя мне — Мунин. Ваш лазутчик проник в Вальхаллу, а я последовал за ним. — Мунин? Звучит знакомо. — Заметил Аполлон. — В скандинавских легендах у Одина и вправду были вороны на службе. — Минерва задумчиво взялась за подбородок. — Но их было двое. Был ещё Хугин, если я правильно помню. — Если ты — Мунин, то где твой брат Хугин? — Мёртв. Съеден Нидхеггом. — Ну давай, Минерва, просвещай. — Нидхегг… не могу вспомнить. Рия, ты… Гигиея, не дав матери договорить, положила руку на её плечо. — Не надо. Она очень чутко реагирует на плохие вещи. Тем не менее, Рия сама ответила. — Это чёрный дракон, пожирающий корни Игдрассиля и трупы клятвопреступников. Перед глазами встал образ гигантского змея с кривыми зубами и острыми изогнутыми чешуями, мучающего души мёртвых людей. Выглядело это устрашающе, особенно для Рии. От погружения в омут нового страха девочку спасла ладонь Минервы, опустившаяся на её худое плечо. — Спасибо большое. А теперь продолжай переводить. Постарайся не думать о том, что слышишь. Рия кивнула, и они продолжили. На сей раз вопрос задать решил Аполлон. — Нидхегг уничтожил Вальхаллу? — Нидхегг тоже. — Ворон оглянулся по сторонам. — Может, хватит держать меня в воздухе, коль поговорить хотите? Немного подумав, боги согласились. Мунин исчез, появившись в ту же секунду чёрным дымом на водостоке крыши над балконом. — Мне нужно предупредить вас и предупредить остальных живых богов. Вы ведь олимпийцы, верно? — Да, нас здесь шестеро: Минерва, Зевс, Гигиея, Асклепий, Посейдон и Аполлон. — А кто же этот ребёнок? Рия ответила сама. — Я просто Рия. Я… я случайно тут оказалась. Ворон наклонил голову. — Оказаться в чертогах богов случайно невозможно. К каким богам ты принадлежишь? Девочка закачала головой. — Ни к каким! Я просто… я просто девочка, вот и всё, вроде. — Мои глаза меня не обманывают: ты не лжёшь. Что ж, я всё равно не верю в случайности. Внемли же, дитя, и передай олимпийцам то, что я скажу. — Рия, почему не переводишь? — Спросила Минерва. — Подождите, он хочет рассказать вам что-то. — Коротко ответила она, пока Мунин начинал. — Наш мир усыхал, когда появились они. Это было два года назад: сначала объявились чёрные тени. Они прятались за колоннами и деревьями, повторяя их форму, а потом нападали на нас из засады, поглощая плоть, душу и кровь, делая частью себя самих. Мы потеряли немалое число воинов Одина, но мы не хотели развернуть остатки сил полностью, ведь не считали это Рагнарёком. Из тогда живых богов нас было всего четверо: Хеймдаль, Фригг, Один и Тор. Даже Локи оставил нас сотни лет назад и ушёл в мир людей. И только когда чёрные тени добрались до Фригг, мы осознали свою ошибку. Было поздно, и уже мы стали чужаками на своих землях. Вот только в тот момент, когда твари вплотную подобрались к нам, они отступили. Мы готовились к новой волне, но увиденное нельзя было одолеть: из глубин забытья появились Нидхегг и Фенрир.— Как и было предсказано, Фенрир пожрал солнце и луну, но вот Нидхегг… сила, которая призвала в наш мир тени и которая возродила Нидхегга и Фенрира, извратила пророчество, изменив будущее. Один одолел Фенрира, потеряв всех своих товарищей кроме меня. Даже мой брат Хугин не выстоял. Один остался на троне и пожертвовал остатками своей силы, чтобы тьма, пришедшая к нам извне, не смогла отравить почву, но было уже поздно. Наш мир разлагается, и ничто не сможет это исправить. Хуже того, тени вернулись после нашего поражения, разорвав пространство и отправившись куда-то ещё. Из одного из таких разрывов и пришёл ваш разведчик. Вы ведь уже встречали теней? После вопроса не последовало дальнейших речей. Значит, он закончил. Перед тем, как дать ответ, богам нужно было обсудить услышанное. — Тени, что поглощают плоть и кровь… — Задумалась Минерва. — Это однозначно мерзости. — Кивнул Аполлон. — Совпадает по описанию и способу появления. — Да, ты прав. Выходит, мы далеко не первые, кто столкнулся с ними. — А я так не считаю. — Нептун сложил руки на груди. — Почему вы вообще уверены, что эта птица говорит правду? Так или иначе, но она появилась с той стороны и напала на Аполлона. — Ну, я бы не сказал, что напа-ала… — Ты так и сказал. Или твои слова — пустой звук? Аполлон выпрямился, мгновенно встав напротив Нептуна. — У тебя какой-то пунктик на честь. Ищешь в остальных то, чего нет, а? Бог морей схватил Аполлона за грудки. Его голос совсем огрубел. — Повтори ещё раз, щенок. В дело вмешался Асклепий, наставив ствол всеоружия в облике дробовика на Нептуна. — Руки убрал от моего отца. Асклепий «одолжил» у Минервы её оружие, не выдержав такой наглости. Пожалуй, это удивило всех, кроме Нептуна. — Он даже не заряжен. Из дёрнутого затвора выскочила дробь. — Ты в этом так уверен? Я повторяю свой приказ: отпусти его. — Аск, тебе не стоило этого делать. — Усмехнулся Аполлон. — Всё под контролем! В этот же момент Нептун отошёл. — Тьфу. Были бы другие времена, я бы закончил то, что начал Зевс. Подошла Минерва, явно ждавшая, когда мужчины разберутся в том, кто их них здесь хуже всех. — Это, конечно, очень здорово, что у вас есть силы драться, но вам не интересно, куда пропала птица? — Что? — Переспросил Аполлон, заметив, что ворона уже не было на водостоке. — А где он? — Всё в порядке! — Спокойно подал голос Зевс. — Он здесь! Занятые разборками и не заметили, как Мунин успел перебраться на стол к Зевсу, который уже вовсю подкармливал ворона орехами, кроша их пальцами и рассыпая на столе. — Полагаю, этот шпион Одина на деле простая птица. Я слышал, что вороны могут учиться говорить не хуже детей. Может, если Мунин живёт тысячу-другую лет, то и говорить как человек научился в совершенстве? — Ты это к чему вообще? — Спросила Минерва. — А к тому, что будь это какая-нибудь сверхразумная тварь, она бы не поманилась так легко на орехи. Да и мерзости не умеют повторять за нами и животными так… досконально. Все замолчали. Трудно было оспорить это мнение, даже Нептуну. — Думаю, нам надо продолжить беседу. — Зевс посмотрел на Рию. — Садись напротив меня. Послушаем, что он ещё расскажет. Седовласая, до этого старавшаяся вообще не подавать признаков своего присутствия, молча села на стул. Ей было непросто находиться в столь напряжённой атмосфере: непривычно, неприятно, даже страшно. Мама с папой уж точно так не злятся, угрожая друг другу оружием. — Что он спросил последним, дитя? — Он спросил, видели ли мы теней. — Скажи, что да. Они поглотили некоторых из нас, но мы пока можем им противостоять. Рия перевела слова бога грома для Мунина, и тот, услышав родную речь, перестал клевать орехи так рьяно. — Это только начало. Дальше будет хуже и хуже. Ни одному войску не одолеть то, что пришло к нам. Если они не смогут поглотить всех вас, они разбудят ваших худших кошмарных тварей, даже если те давно мертвы. — Есть идеи, как их остановить? — Никаких. Нельзя одолеть то, что убивает одним касанием. — Это не так. — Рия на секунду задумалась, но решила сказать это по-своему. — Меня их касания не убивают. Прервав трапезу окончательно, Мунин вскинул голову, смотря Рие прямо в глаза. — Как любопытно. Ты неуязвима перед ними? — Я… не знаю. — Рия невольно почесала руку. — Один монстр покусал меня, но я в порядке. — Как давно это было? — Не знаю точно. Я проснулась здесь сегодня, а до сна меня и укусили. — Любопытнее и быть не может. Выходит, у этой заразы есть противовес. Это замечательно. Это здорово. Это даёт мне надежду. — Извините, но меня просят не говорить лишнего… — Да, я понимаю. Что же, дитя, какие ещё у вас ко мне вопросы? Разговор долго не продлился. По большей части Мунин рассказал всё, что хотел, и остальное было неважными подробностями. О Вальхалле, о её судьбе до разрухи, о том, кто из богов решил сойти в мир смертных вместо полного забвения… И о том, кто мог стоять за нападением мерзостей. В этом мире есть только одна сила, достаточно мощная, чтобы поглотить пусть и исторически забытых, но богов. Он победил без боя олимпийцев, отправил в небытие асов, заставив их томиться в увядающем мире их легенд, и с его веры люди совершили самые великие и ужасные свершения в истории. — Бог? В смысле… бог, который Бог? — Переспросил Аполлон. — Он самый. — Кивнула Минерва. — Я уверена, что он как-то с этим связан. Сам посуди: количество верующих в него и так было велико до безумия, что он мог одним щелчком пальца нас всех истребить. А теперь, когда на Земле смертных душ осталось не так много, мы, возможно, сравняемся с ним по силе. — Хочет избавиться от потенциальных конкурентов? Но послушай, Минерва, это ведь самый добрый бог из всех, о котором я слышал. Помнишь его заповеди и ту книженцию на шестьсот тысяч слов или сколько там… — Настолько добрый, что последователи его религий убили самое большое количество людей в мире. Аполлон почесал затылок, снова неловко улыбаясь. — Ну-у… статистика тут не отражает истины. — И тем не менее, у тебя есть другие варианты? Я тебе больше скажу: те твари, с которыми мы сталкивались раньше, очень даже похожи на Ангелов. — В каком месте они похожи на людей с крыльями? Минерва щёлкнула пальцем, гордо ухмыляясь и даже задирая нос. — Вот! Поэтому я мудра, а ты — нет. До того, как людская вера начала менять образы Бога в более человечные, ангелы и прочие его существа были вообще непохожи на что-либо из мира смертных. Когда-то я наблюдала за христианином, у которого, как он говорил, было видение, и он нарисовал огромный глаз с крыльями. Я тогда возмутилась, но не придала этому особого значения. Знаешь, кто это был? — Ну, договаривай. — Херувим. Один из ближних Богу ангельских чинов. Аполлон приподнял голову и кивнул. — А-а, по-онял твою мысль. Значит, по возможности Бог мог создать столь изощрённых существ? — Не только он. У него ведь есть ещё его злейший враг — Люцифер. Там с различного рода демонами и нечистью происходят ещё более страшные вещи. Так что не помешает проверить эту версию тоже. — То есть как это — проверить? Минерва склонилась к Аполлону и зашептала. — Если Мунин действительно из Вальхаллы, то он знает, как попасть к Бивёрсту. По их легендам, это мост между мирами. — Ты уверена, что он вообще существует? — Этот мост попал в массовую культуру современных людей, так что он мог сохраниться до наших дней. Думаю, стоит спросить с Мунина об этой постройке, если ты ещё сомневаешься. — И ты действительно отправишься к Богу? Это… я всё ещё сомневаюсь в возможности такого вообще. — Сомневайся и дальше, а я буду действовать. Минерва ушла за Рией, чтобы та снова ей помогла в переговорах с летающим гостем. — Что, опять ребёнка мучить переводами будешь? — Она потерпит. Наша проблема важнее. И ушла. Аполлон только пожал плечами. — Какая женщина. Столько лет прошло, а всё такая же упрямая. На вопрос о Бивёрсте — или же Дрожащей Дороге — Мунин ответил кратко: —Моста больше нет. Один упредил его захват, не дав теням завладеть им. — Ну вот тебе и шанс. — Расстроилась Минерва. — А новый можно как-то создать? — Он был всегда, богиня войны. В каждом из миров свой Бивёрст. Достаточно чётко знать, куда его направить, вложить волю, и мост сам появится. Ваших сил, полагаю, для этого будет достаточно. — Предлагаешь сделать Бивёрст нам самим? — Да. — Как всё просто у этой птицы. Ладно, надо как-то всё это продумать. Минерва отпустила Рию с миром. Она хотела было попробовать спросить её о Рае и Преисподней, но быстро отказалась от этой идеи. Вряд ли семилетний ребёнок сможет грамотно и подробно изложить описание целого мира. На это уйдёт слишком много времени. К тому же… кто знает, как её психика отреагирует на такое. Придётся искать информацию самой, и она знает, где её добыть. В конце концов, она покровительница знаний, а не только войны. Собрав всё самое необходимое, Минерва предупредила остальных, что отправляется за книгами. От Асклепия последовал очень логичный вопрос: почему бы не использовать Пантагностиса? Ответ был прост: «Пантик срыгнёт только древние тексты. Мне они без надобности». Пройдя через комнату всеобщих дверей, Минерва быстро скрылась за своей, помеченной рельефом большеглазой совы. Тем временем Рия возвращалась к Гигиее. До того, как Минерва снова позвала её, они собирали виноград из сада ниже лазарета Асклепия. Правда, как только слепая вернулась туда, богини там не оказалось. — Тётя Гигиея! — Позвала Рия. Ответа не было. Только ветер и шелест виноградных кустов с персиковыми деревьями. — Тётя Гигиея, вы где? — Уже тише спросила Рия, садясь на скамейку рядом с фонтаном. «Может, ушла куда-то… Подожду её здесь». Было немного тревожно оставаться одной. Только с Гигиеей она чувствовала себя спокойно, ведь той есть до неё дело больше, чем другим. Она такая заботливая, добрая, умная, и так напоминает маму, что Рия и сама не заметила, как быстро привязалась к ней в этом незнакомом месте. А теперь она снова одна, хоть и в безопасности. Или это не так? Морской бриз добирался даже до центра сада, поглаживая ноги и голые руки. От него хотелось расслабиться и закрыть глаза, а ещё чего-нибудь вкусного… «Тётя Гигиея разрешила брать фрукты. Значит… значит, никто не будет против?» Девочка подошла к одному из деревьев и воровато оглянулась — никого. Никто не помешал ей сорвать плод. Обычно каждый её шаг был под чьим-нибудь наблюдением, но сейчас даже Пантагностис рядом не летал. — Гигиея! — Послышался недалеко голос Асклепия. — Ты мне срочно нужна! Где ты?! Рия бросила персик и пошла на голос, быстро выйдя из-за деревьев. — Ох, привет, дитя. Гигиея здесь? — Нет, — слепая покачала головой, — я её сама звала. — Хм, странно. Обычно она предупреждает, когда уходит куда-то… Асклепий набрал воздуха и снова назвал имя дочери. Тишина. — Не нравится мне это. — Что-то случилось? — Спросила Рия с беспокойством. — Ничего, кроха. — Асклепий выглядывал кого-то среди деревьев. — Возвращайся пока в столовую. Передай остальным, чтобы поискали Гигиею: просто на всякий случай. Рия кивнула и быстро вернулась к троице. Те только переглянулись и тут же отправились на поиски. Кажется, все, кроме Рии, знали, что случилось. Все эти фразы на манер «Снова?», «Неужели опять?» и «Началось» говорили о чём-то явно нехорошем. Девочке только и оставалось, что беспомощно путаться под ногами взрослых, пока те разбрелись по обители. Так прошло минут десять, пока из сада не раздался знакомый голос: «Я здесь!» Гигиея сидела на том же месте, где её до этого ждала Рия. Она выглядела потерянной и даже напуганной. Как только показался Асклепий, она тут же бросилась к нему, обнимая за плечи. — Эй, что случилось, милая? — Спросил тот с беспокойством. — Опять, папа! Снова пропала! — Так, успокойся. — Асклепий положил свои руки ей на плечи. — Дыши. Богиня тяжело задышала, пытаясь унять дрожь. — Я опять исчезла, кажется… Сколько меня не было?! — От силы минут пятнадцать. Ты никуда не уходила? Она покачала головой. — Нет-нет, я просто сидела, а потом тени мгновенно поменялись, будто солнце сдвинулось. Я уверена, отец, снова пропала! — Я говорю тебе успокойся, сейчас же, присядь. Голос Асклепия был твёрд и решителен, хоть сам он и был напуган не меньше дочери. Та снова прижалась к нему, сдерживая слёзы. Врачеватель выдохнул. Всё-таки лучше просто обнять её, чем что-то говорить. Уж кто-кто, а он понимал: когда ты перестаёшь существовать хотя бы на пару секунд, становится не до ободряющих речей. Рия наблюдала за этим и, не думая о вежливости, сама подошла к Гигиее, взяв её за руку своей маленькой ладошкой. — Всё будет хорошо. Богиня с удивлением отстранилась от отца, посмотрев на Рию. От этого почему-то ещё сильнее захотелось плакать. — Спасибо, малютка. — Ответила со всхлипом Гигиея. — Но у меня всё в порядке… правда. — Но это ведь неправда… — Нет, честно-честно, не вру! В этот момент показались остальные боги. Аполлон принялся успокаивать Гигиею вместе с её отцом, пока Нептун только махнул рукой, сказав, что «Лучше уж ей поскорее уйти отсюда». Зевс же стоял особняком, никому не мешая. Только удивился, заметив лежавший недалеко зрелый персик, и взял его, укусив пару раз. Про Рию же снова забыли, и та, не зная, что делать, подошла к Зевсу сама. Собственно, своей находкой он и привлёк её внимание. — Извините, но это было моё. — Сказала она негромко. — Ой, правда? — Удивился Зевс, тут же убирая фрукт со рта. — Извини, оно просто лежало тут, вот я и подумал… Взяв ещё один персик с дерева, он протянул его девочке. Рие было немного обидно, ведь тот, что она сорвала раньше, выглядел куда слаще. Впрочем, она не могла возразить. «Может… может, стоит спросить у дедушки, что происходит?» — Вы не знаете, что с ней случилось? — Увядание. — Коротко ответил Зевс. — Гигиея начинает исчезать насовсем. Рия ахнула. Значит, всё происходит так быстро? — Она умрёт?! — Нет, пока нет. Думаю, пару месяцев у неё есть в запасе. Если всё будет так, как с Панацеей, то она продержится именно столько. Очередное знакомое имя отозвалось словно чужими воспоминаниями. Панацея… так ведь называют лекарство от всех болезней, а ещё это имя одной из дочерей Асклепия и Эпионы. Рия хотела было открыть рот, но Зевс начал первым. Только сейчас девочка заметила, как тихо и слабо говорит бог грома. А ведь до этого он звучал как… как гром? В самом деле громко и чётко, да так, что ни у кого не было сомнений — это точно Зевс. А теперь — совсем другой бог, бог усталости и старости. — Ты ведь уже поняла, о ком я говорю, да? Рия кивнула. Кажется, он прекрасно понимал, в какие моменты девочка раскрывает свои знания. На её жест он только слабо улыбнулся и присел под деревом. — Хочешь, я расскажу сказку? Всё равно Гигиею пока не успокоят. Седовласая мешкала, не зная, можно ли сесть рядом, ведь это Зевс, и доверять ему было не очень безопасно. — Не волнуйся, я уже не кусаюсь. Я вообще ничего не хочу. Он похлопал ладонью по земле, и Рия села. В конце концов, остальные рядом, и в случае чего они её защитят. — Ты любишь сказки? — Немного. — Пожала плечами Рия. — Мама не очень много мне их читала. — Ну, не беда. Я хочу тебе рассказать кое-что, чтобы ты поняла, что тут происходит. Послушаешь старого громовержца? Она кивнула. — Тогда слушай. У великого бога-врачевателя Асклепия было трое дочерей: Гигиея, Иасо и Панацея. Вместе со своей супругой Эпионой они радостно жили в этой обители сотни лет, лечили других богов, мифических созданий, пока со временем к ним стало приходить всё меньше и меньше пациентов. Одни просто исчезали, не давая о себе знать, другие погибали, не оставив потомства, а третьи стали уходить в мир людей, чтобы не исчезнуть. Рано или поздно, но такая участь настигнет всех нас, и она не обошла стороной дом врачевателей. Иасо была самой тихой и очень скромной богиней, которая стала первой страдать от увядания. Она начала бояться собственного отражения в зеркале и её разум принялся воображать, что она всё время чем-то больна, пока в один момент не осознала, что всё это лишь домыслы её самой. Иасо первой покинула обитель и наш мир, переродившись в смертную где-то сто пятьдесят лет назад, если мне не изменяет память. С тех пор пропала и Эпиона, не справившаяся со своей болью и страхом за родную кровь. Когда-то она уже потеряла двух сыновей, и старые раны открылись с уходом Иасо. Она одна из немногих, чьим последним желанием было намеренно забыть о своей старой жизни в новом мире. Богиня облегчения боли не справилась со своей болью. Иронично, не правда ли? Рия не знала, что ответить, и просто пожала плечами. Она внимательно слушала, давно понимая, что это не сказка. Зевс же, попутно с рассказом съев персик, втоптал его семечко в землю. Поведение громовержца всё больше и больше отдаляло его от образа того всесильного божества, которого боялись и уважали когда-то почти по всей Европе. — Наверное, я говорю сложные вещи. Прости, кроха. Так вот… что же дальше было? — Вы сказали, что Эпиона ушла из вашего мира. — Ах да, точно. Дальше увядание вцепилось в Панацею. Она была совершенно другой: сильной, упрямой, волевой, и стремилась к тому, чтобы найти спасение от любого недуга, каким считала и эту напасть. Она игнорировала просьбы Асклепия и Гигиеи, находясь сутками напролёт в поисках способа прожить как можно дольше, не жертвуя памятью и силами. Сначала она исчезала на секунды, потом на минуты, а потом и на дни. В один момент, оставшись в своих покоях, она не вышла из них на завтрак. Прошло уже пять лет, а мы так и не видели её с тех пор. Зевс сделал паузу, о чём-то задумавшись. В его взгляде в пустоту читалась бесконечная усталость, но не физическая. Правда, стоило только это заметить, как он снова продолжил. — Многие думают, что мне нет дела до остальных, но я слушаю. Это всё, что я делаю сейчас. И недавно я слышал, как Гигиея сидела у себя в комнате, разговаривая с сестрой, которая уже не вернётся. А знаешь, что хуже всего? — Что? — Гигиея и Асклепий оплакивают Панацею и скучают по Эпионе, но они забыли, что у них была третья сестра — Иасо. Мало того, они забыли своего брата и сына Телесфора. Зевс выдохнул, запрокинув голову вверх, чтобы посмотреть на тени вечерней листвы. — Только я помню. Сам не знаю, почему. — И я помню. — Хах… точно. Вот только не рассказывай о них Гигиее и Асклепию, хорошо? — А почему? — Потому что они тебе всё равно не поверят. А даже если и поверят, то для них это будет ещё большим горем. Пусть они будут оплакивать только двух близких. Зевс опустил голову обратно. К этому моменту Гигиея уже пошла с отцом в дом, а Аполлон сидел у края фонтана, кидая туда камни. — Знаешь, зачем я всё это тебе рассказываю? Рия покачала головой. — Когда мы вернём тебя домой, ты будешь обязана рассказать людям, что ты услышала от меня. Хочу, чтобы люди знали, какой на самом деле силой обладает их вера. Это ведь из-за их неверия в нас и просто забытья мы стали такими. Я их не виню, ведь увядание освободило меня от кое-чего, но тем не менее, лучше им знать. Зевс встал и отряхнулся. — Ладно, пойду я. Не очень интересно слушать стариковские жалобы, правда? И ушёл, оставив Рию наедине с её мыслями. Остался только один вопрос, на который Зевс не ответил: почему Гигиея не уйдёт, если так боится исчезнуть? Она хотела было пойти и догнать бога грома, чтобы спросить, но внезапно остановилась, поймав удивительное чувство… ясности. Ощущение света в голове озаряло её. Да, она сама знает ответ. Точнее сможет найти его без чьей-либо помощи. «Гигиея такая добрая и милая, ещё и всем помогает, смотрит за мной, как мама. Но как только ей стало плохо, она сама не смогла справиться. Ей тоже хочется, чтобы за ней смотрели и помогали. И папу она любит, как я. А будут ли у неё друзья и папа, когда она уйдёт отсюда сама? Нет, наверное. Она там будет совсем-совсем одна, как… как я сейчас». Аналогия пришла сама собой, и от этого стало ещё грустнее. «Она любит своего папу, и не хочет оставаться одна, я это… чувствую? Мама так иногда говорила, что не знает, а просто чувствует, да. А у тёти Гигиеи очень крепкая… как это слово-то называется…». Что-то на букву «П» так и вертелось на языке, пока в один момент девочка не вспомнила голос одного из персонажей мультиков, которые ей включали дома. «Привязанность! Точно! У Гигиеи привязанность!» Эта мысль была поистине взрослой, и Рия это понимала. Это важно! Это нужно рассказать! Это может решить проблему Гигиеи, если она поймёт, почему боится уходить! Наконец-то Рия может оказаться чем-то полезной! В кои-то веки девочка была воодушевлена, и мир в один момент прекратил быть таким недружелюбным и чужим. Перед тем, как пойти к Гигиее, она посмотрела на семечко от персика, оставленное Зевсом. «Нет, так нельзя оставлять». Чуть раскопав пальцами землю, седовласая положила косточку в ямку, закопала обратно, отряхнула руки и побежала к своей… уже подруге. Аполлон даже удивился такой прыти от тихого ребёнка и хотел что-то сказать вслед, но передумал. Он был занят собственными размышлениями. Седовласая быстро нашла кабинет Гигиеи, где та приняла её с вопросом: «Что-то случилось?». Рия тут же поделилась своими мыслями, вот только… Стоило услышать правду, что Гигиея просто слишком привязана к семье и боится уходить, как из и без того красных глаз хлынули слёзы с новой силой. Самая настоящая гримаса боли была ответом на правду устами ребёнка. — Уйди… — Со всхлипом сказала та, отворачиваясь от девочки. В один момент такой добрый настрой сменился тягучим чувством страха и непонимания. — Почему вы плачете? — Просто уходи! Гигиея стала копаться дрожащими руками в ящике стола в поисках новой пачки салфеток. — Я… я не хотела, изв… — Прочь! Я не хочу тебя слушать! Боль от этих слов была почти что осязаемой. В один момент столь нежный и заботливый взгляд зелёных глаз Гигиеи преобразился во взгляд боли и страха. Рия сказала нечто неправильное, или обидела её? Но ведь не этого она хотела, совсем не этого! Седовласая попятилась, молча закрыв за собой дверь. Ручка защёлкнулась, и ребёнок тихо заплакал, убегая прочь.***
Ноги вышагивали по плиткам очередной библиотеки, специально не наступая на стыки. Минерва знала, куда идёт, и уже приметила мысленно книги, которые ей необходимы. Сложность понимания места, куда она собирается провести Бивёрст, заключалась в том, что его описывали люди из трёх религий одновременно: иудаизма, ислама и христианства. И это только самые крупные, не говоря о многочисленных сектах. Сколько людей, столько и мнений, да и богиня знаний уже не была уверена, достаточно ли актуальны её знания в этом вопросе. Вера людей напрямую меняет богов, так что кто знает, как они преобразили своего, даже несмотря на то, что для всех верований он разный.Что-то грохнуло в одном из соседних залов, когда Минерва была недалеко от Ватиканской Апостольской Библиотеки. — Что, опять? Пришлось свернуть с маршрута в другую дверь. Богиня аккуратно приоткрыла её, уже готовая к неожиданностям, и не прогадала. Это была часть Королевской Библиотеки Рио де Жанейро — той самой, где Пантагностис оставил Рию — большой трёхэтажный зал с тёмно-коричневыми и золотыми перилами и квадратным витражом с люстрой в центре потолка. Всё бы ничего, если бы не огромная сеть из чёрных скользких нитей, разросшихся по залу точно паутина. Они были похожи на вены и шевелились явно не от ветра, особенно самые толстые части, оголившие из своих стенок глаза с желто-коричневыми внутренними веками, как у лягушек. И только один глаз напоминал человеческий — самый большой, висевший в центре сети на противоположном конце зала. Он первым обратил на Минерву внимание, а вслед за ним и остальные. Они устремили взгляды почти синхронно, как вдруг центральный засиял нестерпимо ярким красным светом. В ушах зазвенело, и богиня отвернула взгляд, тут же закрыв дверь. Это было слишком быстро даже для неё: всего жалкая секунда, а этого света хватило, чтобы лицо начало болеть, как от солнечного ожога. За жжением пришла рвота, и те немногие продукты, которые успела съесть Минерва за сегодня, быстро вышли из неё прямо на пол. Откашлявшись, она попыталась коснуться лица, но только убедилась, что лучше этого не делать. Было терпимо, но больно. — Мразь. — Сплёвывая желчь, прорычала Минерва. Она так это не оставит. Ничто в этом свете не посмеет так осквернять её обитель. Плевать пока на книги: они никуда не денутся, а вот эта мерзость вполне может. Она не знала, сможет ли одолеть в одиночку эту тварь, но это и не было важно. Теперь победа — дело принципа. К тому же Минерва быстро придумала, как можно разобраться с этим уродством.