***
По ту сторону портала всё шло ещё хуже. С того момента, как Аврора разбила лагерь, из подвала раз двадцать успели вылезти четвероногие выродки с провисшим пузом, которые оказались хоть и быстрыми, но на удивление глупыми и невнимательными. Авроре это напоминало сафари, только бесплатное и с риском для жизни, а ещё безо всяких удобств. Она давно успела соскучиться по тёплой кровати и ванне, особенно после того, как начали снова лить почти не прекращающиеся дожди. Впрочем, всё это она бы с радостью перетерпела, если бы не одна маленькая проблема, от которой она пытается уйти уже сутки как — Ильюха. Названный в честь особо ненавистного одноклассника, он с самого своего появления знал, где находится Аврора, и двигался туда со скоростью хромого калеки. Пожалуй, и по виду он напоминал зомби, но куда более аморфного. Это была едва похожая на человека полутораметровая фигура, состоявшая из чёрной слизи, бесконечно старавшейся сползти с его тела, как тающий воск. Страшнее всего было смотреть на эту дрянь ночью, когда из её черноты начинали раскрываться белые светящиеся пятна, при взгляде на которые казалось, будто они смотрят тебе прямо в душу. Днём же жуткость чудовища сменяло отвращение. Сползавшие куски чёрной слизи на самом деле были его отростками, которые вытягивались в сторону шума или яркого света, обозначая, что это привлекло его внимание. Аврора перепробовала всё: он обтекает любое препятствие, пули в нём просто тонут, а огонь даже без дождя не оказывает на него никакого эффекта. Одно радует: Малилай всегда наблюдает за ним, вовремя сообщая, как далеко Ильюха продвинулся и где он сейчас находится. Этого хватало, чтобы вовремя отойти подальше и взять перерыв на поспать или поесть, как сейчас. После очередного марш-броска на пару километров по лесу, Аврора разбила небольшой лагерь, чтобы сварить остатки капусты и тушёнки. Предполагалось сделать из этого подобие голубцов, но выходили скорее щи с мясом. Сидя под каштаном с маленьким котелком и в дождевике, уже пропахшем её потом, она внезапно вспомнила о днях, когда она охотилась с отцом. Забавное было время: они завязывали себе на берцы теннисные ракетки, чтобы в болотах не увязнуть, а потом часами лазили по сухим островкам в поисках волчьих логовищ. Их тогда развелось так много, что они стали захаживать к ним в деревню и душить кур, а за отстрел животины обещали хорошие деньги, слишком хорошие, чтобы отказаться. И вот теперь, когда от этих времён осталась только старенькая, но бережно хранимая винтовка, Аврора выдыхала с облегчением. Это всего лишь животные, которые тоже хотят жить, но ей всё равно приходилось смотреть на их смерть, а иногда и стрелять самой. С другой стороны теперь Аврора держит винтовку крепче, чем когда-либо. Она знает, зачем стреляет и знает, кто сейчас настоящий враг. Это единственное, что важно и о чём надо думать. Уже давно жизнь не была так проста, как сейчас. — Где там сейчас наш подопечный? — Спросила между делом Аврора, зная, что леший всегда рядом. — Только что прошёл ограду на кукурузном поле. Обтёк её, как вода. Она усмехнулась. — О как… как вода. Аврора с минуту смотрела куда-то вдаль, на холмы, за которыми и должен быть их дом. Барьер всё ещё держался, но дыр и кармашков на небе стало куда больше. — Погоди, а ограда-то не сломалась? — Нет, а что? В голове созрел простой, но безумный план. Сначала Аврора представила, что можно было бы закрыть Ильюху в какой-нибудь таре, но таковой у них нет, разве что… — Слушай, а давай-ка сбегаем домой. Мне нужна бочка и крышка от неё. — Хочешь мышеловку сделать? — Спросил тот, изогнув бровь в человечьем обличии. — Лучше — гроб. А ещё… а ещё нужна лопата и паяльная лампа. — Ты серьёзно сейчас это говоришь? Аврора встала и начала собирать вещи. — Абсолютно. Новые монстрики пока не высовывались, так что я рискну ради шанса поспать спокойно в машине. Пришлось подождать ещё несколько часов, прежде чем не показался Ильюха собственной персоной. Он всё также брёл прямо в сторону Авроры, оставляя под ногами черные масляные следы. Она прицелилась и выстрелила ему прямо в голову со ста метров. Тот остановился всего на секунду, как тут же двинулся вперёд. — Ну, стоило попытаться. А дальше только бег, упорный и изматывающий. До дома было относительно недалеко, и вскоре Аврора добралась до сарая. Он был ближе всего к световому столбу, который стал похож на большой водопад, тянущийся вверх. Что удивительно, прямо на её глазах этот столб «выбил» каменный колодец вместе с куском земли, на котором он стоял, и поднял высоко вверх, где тот завис от неведомой силы. Кроме того, здесь не шёл дождь. Времени было в обрез, и Аврора взяла только самое необходимое. Благо, всё это находилось в одном месте. Она выкопала яму прямо за сараем, куда сбросила пустую бочку, и стала ждать появления Ильюхи. Шанс был всего один, но если всё получится, они избавятся от него, хотя бы временно. Тот пришёл со стороны, откуда прибежала сама Аврора. Она даже вышла прямо к нему, расставив руки в стороны и запрыгав, как на аэробике. — Ну давай, уродец, я затрахалась ждать! Шевелись уже! Он будто и не заметил, не меняя свой темп хромого трупа. Его сгустки-щупальца вытянулись вперёд, готовые зацепиться за жертву. Аврора надела маску для сварки, проверила, работает ли аппарат, и как только тупой монстр оступился и упал в яму, женщина скомандовала: «Всё, закрывай!» Малилай, выскочив из-за угла с крышкой, придавил Ильюху и закрыл бочку. Тут же подскочила и Аврора, начав заваривать щели. Булькающий сгусток зловоний оказался на удивление слабым и даже не попытался вызволить себя. Либо Малилай оказался куда сильнее. Вскоре крышка была намертво заварена. Аврора встала, чтобы выпрямить спину, а заодно немного подождать. — Да бред сивой кобылы. — Покачал головой леший. — Не сработает. — Цыц ты. Тишина. Бочка даже не качнулась, и глаза Авроры блеснули злорадством. — Ё-моё, уже и не надеялась! — Поверить не могу, что сработало. — Сработало или нет, узнаем потом, а пока… Она подошла к краю ямы и, не стесняясь, харкнула туда. — Отсоси! — Крикнула Аврора от всей души, пнув земли на бочку. — Я тут самая крутая! Кто здесь мамочка?! Ну, Малилай, кто здесь мать? — Точно не я. — Именно! Я тут мать! Она выдала громкий победный клич и после спокойно подняла вещи, чтобы занести их обратно в сарай с чувством полного превосходства. Да, этот день остался за ней, и дальше будет только лучше. По крайней мере Аврора хотела в это верить.***
— Что значит «извне»? — Спросила Минерва. Иисус потянулся к одному из стаканов. — Всякая вера людей порождает оживающих идолов и богов, и те упорядочиваются в своих собственных мирах. — Налил из кувшина вина. — Ваш Олимп, японская Страна вечной жизни, Игдрассиль и прочее — всё это рождено мыслями людей. А вот мерзости не рождены ничем. Впервые я увидел их четыре года назад, когда наблюдал за миром индуистского бога Брахмана. Его влияние так же велико, как и моё, но это его не спасло. Из неоткуда появился странный чёрный червь, который оказался сильнее и влез прямо в его голову, заразив безумием. Он был первым, кто пал от мерзостей, и тем, кто начал их порождать. Со временем они изуродовали его и остальных богов, связанных с ним. Теперь их миры подобны Аду. Они заполнены живой плотью и чудовищами. Хуже всего то, что под удар попали и простые люди — все те, кто уверовал в этих богов и оказался там после смерти. Теперь и они стали частью этой инфекции. — Но ведь я был в Вальхалле. — Возразил Аполлон. — И там не было никакой плоти. Иисус отпил из стакана. — Потому что мерзости больше не стремятся захватить как можно больше. Всего несколько дней назад заражённый Брахман пришёл в движение и теперь пытается проникнуть в материальный мир. Поэтому я позволил вам прийти сюда, поскольку времени у нас катастрофически мало, и в наших общих интересах остановить это, вместе. Услышанное не повергло в шок, но заставило олимпийцев сесть обратно на свои места. Теперь стало ясно, почему их ожидали и даже не задали никаких вопросов по дороге. — А пока лучше поедите. — Иисус мягко улыбнулся, взяв свой стакан обеими руками и опёршись локтями о стол. — Я сделал всё это для вас, чтобы вы смогли хотя бы подкрепиться, так что буду рад, если вы примете мою пищу. — И нас шестерых по-твоему должно хватить? — Удивился Посейдон. — Что-то не сходится. — Вы не будете одни. Вместе с вами выступят и мои легионы. Кроме того… только вы сами пришли ко мне. Остальные не явятся: им важнее защищать свои территории, так что ситуация вынужденная. — Это всё ещё не решает вопрос. Мы и были бы рады уничтожить этих тварей раз и навсегда, но что-то мне не верится, что мы сможем убить всех мерзостей, прежде чем они не захватят ещё что-нибудь. — И не нужно. Те, с кем столкнулись вы, не имеют собственного разума. Он есть только у самого первого — заражённого Брахмана. Если нам удастся его уничтожить, то в худшем случае это остановит их распространение. В лучшем — убьёт их всех. — Это, конечно, всё здорово. — Асклепий потянулся к другому стакану, куда налил из графина вина. — Но назови хоть одну причину, почему мы должны тебе верить. Иисус понимающе кивнул. Он хотел было что-то сказать, но его опередил Аполлон. — «Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями». Притчи, шестая глава, стих какой-то там, не помню уже. Иисус кивнул. — Ты хорошо подготовился. Однако не стоит на слово верить книге, особенно если она написана людьми. — Повернулся к Асклепию. — Да, само моё естество не терпит лжи, и я не могу говорить неправду. — Ну да, не то что твои люди, оправдывавшие сотнями лет свои деяния твоим словом. — Саркастично заметил Посейдон. — «Не упоминай имя Господа всуе», — процитировал заповедь Иисус, — это значит, что нельзя использовать моё имя себе в корысть или ложь, прикрываясь им. Всех тех, кто так поступал и не раскаивался, обязательно настигает кара. Я понимаю ваше неверие, и потому отпущу вас с миром, если откажетесь от моего предложения. Рия тоже вернётся вместе с вами. Олимпийцы подняли взгляды друг на друга, мысленно решая, как им поступить. В присутствии чужого бога, пусть и местного хозяина, они не хотели произносить ни одного лишнего слова. Аполлон смотрел на Зевса — единственного, кто вперил взгляд в стол. Этот старец когда-то был для него главным символом власти и могущества, с которым не мог сравниться никто, а теперь это всего лишь постарелый получеловек. Стоит ли бросаться в этот бой, будучи на закате своего существования, как Зевс? Не будет ли это бесполезной попыткой продлить себе жизнь? Скорее всего так и произойдёт. Они погибнут там, хоть от зубов мерзостей, хоть от клинков ангелов — неважно. С другой стороны… кто сказал, что хорошей истории не нужен красивый финал, пусть и трагичный? Да, он согласится побороться ещё чуть-чуть, но только ради того, чтобы встретить свой конец красиво, героически. Минерва взглянула на Асклепия и Гигиею. Их осталось так немного, и ещё меньше осталось тех, ради кого Минерва всё ещё готова сражаться. Тем не менее, они всё ещё есть, рядом с ней, живые и здоровые. Если у неё есть хотя бы тысячная тысячной доли шанса защитить их, то стоит попытаться. Асклепий и Гигиея были единственными, кто не задерживал долго взгляда на ком-то одном. Для них жизнь каждого из оставшихся олимпийцев была равноценна. И это их долг — защищать жизнь любой ценой. Они не воины совсем, но если они хоть чем-то смогут помочь, то они должны участвовать. Посейдон успел только взглянуть на Аполлона, прежде чем принять решение. Из присутствующих его уважения не заслуживал никто, и мотивации в них искать не было смысла. Единственное, о чём он подумал, так это о возможности возглавить остальных. Посейдон даже не смел допускать мысли, что он отступит. А если это окажется ловушкой, то у него будет возможность всех спасти. Наивное желание, но сейчас оно грело душу как никогда. Зевс уже принял это предложение, но для себя решил: это его последнее свершение, и если оно кончится благополучно, он потребует у Иисуса всего одну простую вещь. По крайней мере простую для бога. Все кивнули. — Я за. — Мы согласны. — Всё равно выбора нет. Только Гигиея перед своим ответом подняла руку. От взглядов остальных ей стало не по себе. — У меня… есть условие. Пообещайте, что Рия будет в безопасности, пока мы разбираемся с этим. Нам нужно вернуть её домой. Иисус уже кивнул, но сказать что-либо ему не дали. — Выскажу непопулярное мнение. — Минерва невольно коснулась своей культи. — Рия неуязвима перед мерзостями, и нам бы стоило воспользоваться этим. Покажем ей пару полезных форм магии, и она сможет не только защитить себя, но и нам помочь. — Нет, исключено. — Гигиея ответила на удивление громко. — Что, прости? — Я не позволю. Она и так напугалась с мерзостями за вчера. Она просто ребёнок. — Этот «просто ребёнок», если ты не заметила, спас мне жизнь. — Я благодарна судьбе за это, но моё мнение неизменно. — Согласен с Гигиеей. — В разговор вмешался Асклепий. — Как бы сильна не была Рия, духом она всё ещё дитя. Можешь её научить чему угодно, но только не тому, чтобы не бояться кошмарных тварей. Аполлон опёр голову о локоть прямо над столом. — Польза её неоспорима, но я бы не рисковал. — Сам удивлён, что это говорю, но я того же мнения. — Согласился Посейдон. — Не хватало поставить свои жизни на плаксивую соплю. Минерва быстро изменилась в лице, уставившись на всех взглядом, полным холодного и жестокого, как железо, гнева. Однако она тут же выровняла спину и подняла голову. — Видимо, я единственная думаю здесь о том, как выжить. Воля ваша. Напряжённое молчание повисло в саду, и после пары секунд тишины прервать её решил Иисус. — В таком случае я позабочусь о том, чтобы Рия дождалась вашего возвращения. Это мудрое решение. — Тебе-то что с этого? — Гигиея явно была больше всех озабочена судьбой девочки. — Как только мы вернёмся, она уйдёт с нами, так что не привыкай к её компании. — Как пожелаете. Если она захочет пойти с вами, то кто я такой, чтобы ей помешать? Иисус вздохнул, всё ещё улыбаясь, после чего встал и направился к одному из выходов. — Я прикажу ангелам выступать. У вас будет время обдумать своё решение и поговорить с Рией, когда она вернётся. А пока приятного аппетита. После обеда вы сможете отдохнуть в отведённых для вас покоях. И ушёл, точно беспечный хозяин, не боящийся гостей, у которых могут быть свои замыслы. Олимпийцы в самом деле попробовали еду, которая оказалась, пожалуй, вкуснейшей за последнюю тысячу лет. Но радости от приятнейших яств никто не показал. Как бы ни была хороша еда, но она не могла заглушить тяжёлые мысли. Аполлон снова напомнил о варианте уйти здесь и сейчас, но Гигиея стояла на своём: без Рии она никуда не пойдёт. Слово за слово, и между всеми, кроме Минервы и Асклепия, пошёл спор о том, оставлять ребёнка здесь или уйти. Однако до того, как спор мог перерасти в ссору, в дело снова вмешалась сила окружавшего их сада. Как только все наелись, одна из стен кустов разошлась в разные стороны, открывая путь к зданию, до боли напоминавшему римский палас, только поросшему декоративными лозами и вьюнами. Как оказалось, и комнат там для каждого бога было предостаточно, равно как и роскошных постелей и купален, в которых могли бы поместиться десятки человек ещё до того, как они бы стали смущать друг друга своим присутствием. Разве что всё это здание казалось каким-то слишком необжитым. Кроме необходимого тут ровным счётом ничего и не было. Выходит, либо эти покои «выросли» для них только что, либо это место не очень популярно среди местных. Пока все разошлись кто куда, Асклепий не спешил идти к себе, а подошёл к комнате Минервы. После разговора она явно была расстроена, и он беспокоился за её и без того тяжёлое состояние. Он хотел постучать, но всё не решался, думая над тем, стоит ли её беспокоить или нет, но его опередила как ни странно, сама Минерва. — Я же знаю, что ты там. Заходи. Врачевателю не оставалось иного. Он вошёл в большую комнату с шахматной плиткой и двуспальной кроватью, смотревшей прямо на открытый балкон с двумя белыми колоннами. Из-за сада здесь не было сильного ветра, и только белые узорные шторы мерно качались словно в такт чьему-то дыханию. — Как ты узнала? — У тебя шаг тяжёлый. Его было слышно ещё на подходе. — Вот как… Минерва сидела на кровати спиной к Асклепию, и тот пока не стал подходить ближе. — Тяжело день начался, не так ли? — Отвратительно. Мне стоило раньше вспомнить, что я живу с недальновидными идиотами. Врачеватель начал говорить тихо, спокойно, ведь он знал: это помогает Минерве, всегда помогало. — Ещё и ты за них вступился. — Она развернула голову в его сторону. — Ты никогда не был воином или героем, но я всегда думала, что ты по крайней мере умный. Видимо, ошиблась. — А надо много ума, чтобы использовать ребёнка в своих целях? — Я не использую её, а предлагаю помочь ей раскрыться. Это может спасти нас всех. — Почему ты так решила? — Как почему? Неужели ты этого не заметил? Я как увидела её впервые, так сразу и поняла, что перед нами не ребёнок вовсе. В ней… спит или прячется что-то первородное, настолько сильное, что я даже испугалась поначалу. Даже когда Иисус этот вошёл, я не испытывала такого страха, как перед ней. А когда она помогла мне пережить яд мерзости, я только уверилась в том, что она нам ниспослана судьбой, как спасение. Выходит, только я это смогла увидеть. Она вздохнула, опустив голову и опёршись руками о кровать. — Ладно, извини меня. Мне стоило вспомнить, что только я всё ещё умею чувствовать такие вещи. — Тебе не за что извиняться. Я тоже злюсь, когда меня никто не понимает. — Ага, особенно когда кто-то трогает твои вещи и спрашивает, что это такое. Асклепий слабо улыбнулся. — Есть такое. Минерва подвинулась в сторону и похлопала по кровати, приглашая врачевателя присесть. Тот так и сделал. — Ты ведь не только тело лечишь, но и дух, да? — Конечно. Она посмотрела ему прямо в глаза, хмурясь без фальши. — В таком случае скажи, что я делаю не так? Почему я, богиня знаний и справедливых войн, не смогла защитить себя и, зная сотни техник успокоения, хочу просто бранить всех вокруг и прокричаться так, чтобы онеметь? Неужели это всё из-за увядания? Или, может, я всегда была такой дрянной и просто не замечала? Да, это звучит… — Тс-с, куда это тебя понесло? Я ведь так на все вопросы ответить не смогу. Он как-то неожиданно нежно улыбнулся ей, точно заботливый отец, которого у Минервы никогда и не было. — А на хоть один правильно ответить сможешь? — Конечно. Минерва почувствовала его руку на своей ладони. — Ты всегда была такой. Стремилась к совершенству, к тому, чтобы быть лучше всех во всём. И невольно проецировала эти требования и к другим. Правда, как видишь, таких же умных богов, как ты, рядом почти нет. Кто-то недальновиден, кто-то погряз в своих прихотях, кто-то просто ведёт себя неподобающе. А ещё ты требуешь всегда наилучших решений, наилучшей эффективности. Ты ведь единственная, кто перешла на современную одежду смертных, и то только потому, что она удобная и в ней можно хорошо работать, пока мы все от своей моды до сих пор не отвыкли. Разве что мы с Гигиеей научились носить халаты. — И то потому, что я вас заставила. — Вот-вот. А сейчас, когда мы стали совсем другими, ты всё ещё смотришь куда-то далеко, к своим идеалам, к которым ты стремилась столько лет. Ты достигла их? — Ну, — Минерва опустила взгляд куда-то в пол, — только в том, что касается ремёсел. Лучше меня не готовит никто, да и лучше резчика или скульптора уже не найти… я в целом могу перечислять до бесконечности. — Но что насчёт тебя? Твоего характера и поведения? — А что не так с моим характером? — Всё так. Просто, если подумать, он тоже несовершенен. Ты нетерпима, принципиальна, как и мы все, а ещё упряма. Ты никогда не просишь помощи первой, не признаешь своей неправоты, если только не поставить тебя перед неопровержимыми фактами. Как думаешь, может ли каждый полюбить такой характер? — Нет, потому что всегда есть размазни, которым проще обвинить кого-то в скверном характере, чем слушаться. Асклепий негромко засмеялся. — Что смешного? — Ничего, просто ты совсем не изменилась. Всё такая же непоколебимая в своей правоте. Их взгляды снова пересеклись. Асклепий просто смотрел, пока Минерва, хмурая и даже немного надувшаяся от критики, думала, что ему ответить. Впрочем, так казалось только со стороны. Перед тем, как что-то ответить, она потянула ленту в волосах, распустив свои чёрные кудри до самых плеч. — А ты всё такой же невыносимо белый и пушистый. — Потому что в халате и борода мягкая? Минерва потянулась к нему ближе, всё ещё без улыбки. — И юмор у тебя дурацкий. Асклепий не сдвинулся, позволив богине самой коснуться его губ. Тёплое дыхание врачевателя было последним лекарством на пути к её успокоению. Теперь она хотела не стремлений и спасения, а совсем иных вещей. — Борода колется, жуть. — Не сбрею, даже не мечтай. Нет, взять друг друга прямо здесь на этой постели они не хотели. Усталость и чужое место не позволили им открыться друг другу слишком сильно. Вместо этого Минерва только переползла к нему на колени, где обняла и легла головой ему на плечо. — Пообещай мне, что всё будет хорошо, и я просто себя накручиваю. Асклепий поцеловал любимую в макушку. — Обещаю.***
— Вот тут, ещё мазок оставим, и… вот так. Неплохо получается, как думаешь? Под чутким руководством Карлии Рия в самом деле почувствовала себя настоящим художником, быстро научившись рисовать голубое небо из масляных красок. Девочка даже и не задумалась, получается ли у неё это из-за таланта или из-за способности ко всезнанию — настолько ей было приятно и увлекательно заниматься настоящим, классическим рисованием. — Мне нравится! — Мне тоже. А сейчас будет задача посложнее. Будем прямо на этом фоне рисовать облака. Взяв чистую кисточку, Карлия взяла белую краску, заодно объяснив, как сделать так, чтобы голубая краска неба не смешалась с белой краской облаков там, где это не нужно. Ещё и пояснила, что такое светотень. Рия похвасталась, что знает про неё, хоть и не знает, откуда. Между делом, пока Карлия держала руку девочки и медленно выводила вместе с ней мазки облаков, она задала вопрос. — А ты… одна тут или с родителями? — Меня сюда боги-олимпийцы привели. Они такие красивые, а ещё в белых одеждах ходят. — Олимпийцы? Как странно, кроме Бога тут других богов и нет. — Неправда, они есть. И тут она пересказала свою историю с того самого момента, как коснулась дерева и оказалась в библиотеке, и до того, как очутилась здесь, совсем одна. Карлия слушала внимательно, ни разу не перебивая, но в её глазах вместо понимания виднелось только что-то похожее на жалость. — Что-то не так? — Спросила Рия, заглядывая ей в лицо. — Да нет, ничего, очень интересная история. — Карлия неловко улыбнулась. — Просто я задумалась. Я… заскучала по родным, вот! — А где ваши родные? Отложив кисточку, Карлия присела на траву и начала смотреть куда-то вдаль, сложив руки на коленях. — Там же, где и у всех. Ещё живы. — То есть ещё живы? А разве вы не живы? — Хах… тут как посмотреть. И Рия наконец поняла, где находится. Если она видела ангела, а тут внезапно так хорошо, то это может быть только одно место, и сюда попадают только те, кто умерли. — Ой, простите-простите! Я не знала! Ну, то есть не сразу поняла… — Ничего, в первый раз всем трудно это признать или понять Карлия явно поникла. Она с тоской смотрела куда-то за горизонт, будто там её ждут. — А как вы сюда попали? — Как умерла? А я… мне сложно сказать. Это не для такой крохи, как ты. Рия нахмурилась и опёрлась подбородком о колени. — Я не маленькая уже. Даже сама завязывать шнурки умею. Женщина рассмеялась. — Правда? — Она тоже положила голову на колени, но повернула её в сторону Рии. — В таком случае я могу тебе рассказать. Меня… заразило серым поветрием, а потом, когда уже поняли, что меня не спасти, меня лишили тела, чтобы мне не было больно. Рия ахнула. — Вас убили?! — Можно сказать и так. Ты ведь знаешь, что такое серое поветрие? — Да, мне папа с мамой рассказали… незадолго до того, как я попала к олимпийцам. Теперь уже Рия поникла, вспомнив о самых дорогих людях в её жизни. Её голос задрожал, а пальцы сжали ткань хитона. — Я скучаю. Хочу к ним. Карлия погладила плечо девочки тыльной стороной пальца. — Расскажи мне про них. Если выговориться, то станет легче. Рия уже всхлипнула, но быстро попыталась взять себя в руки. — Мама… мама очень весёлая и добрая. Она вкусно делает еду и всегда купает меня, потому что я слепая и могу упасть. А ещё она дружит с нашим лешим Малилаем и домовым Хрычиком. Она приручила их, когда я ещё была совсем маленькой. Обзывается иногда, но я не обижаюсь, потому что она не со зла. — И как она тебя называет? — Ну… засранкой, деловой колбасой, ромашкой, копушей пару раз назвала ещё. Карлия усмехнулась. Её печаль так и пропала, уступив спокойному, почти заботливому и любопытному взгляду. — А ромашка ты потому, что волосы белые? — Угу. Хотя папа говорит, что это седые волосы, а не белые. Собеседница чуть повернулась к Рие, и её взгляд стал более пытливым. — А папа у тебя какой? Наверное, тоже хороший? — Очень! — Воскликнула девочка, быстро закивав и ускорив речь. — Он большой, сильный, но борода колючая и он иногда кричит на меня. А ещё он защищает нас с мамой от… нанитов. — Правда? А как он это делает? — Уходит в большую круглую дыру в стене и потом пропадает целыми днями, пока не возвращается со всякими подарками. Я только недавно узнала, куда он уходил на самом деле. О! А ещё у моих родителей очень красивые имена: Тарус и Аврора. Внезапно глаза Карлии округлились, и она нервно сглотнула подступивший ком. Рия даже отстранилась от неё, удивившись такой реакции. Было похоже на то, будто она чего-то испугалась, или не понимала и не хотела понимать. — Ты говорила, что тебя Рия зовут, д-да? — Да, я Рия, а что?.. Карлия закрыла глаза и покачала головой, словно отгоняла от себя плохие мысли. — Да ничего, я просто знала тоже Аврору и Таруса. Может, это какие-то другие… Прервавшись на половине предложения, Карлия посмотрела куда-то за спину Рии. — Ох, — она улыбнулась, вымученно и искренне, но совершенно не в нужном настроении, — какие гости. — Я вам не помешал? Рия обернулась, увидев того самого человека, после прихода которого она и оказалась здесь. Впрочем, всезнание ей подсказало, что это не человек вовсе. Как ни странно, но девочка не чувствовала перед ним никакого благоговения, хоть и понимала, что перед ней самый настоящий Бог. — Нет, что вы. — На выдохе произнесла Карлия. — Мы только-только разговорились о личном, да так, что я заболталась. — Значит это было важно для тебя. — Иисус присел третьим рядом с Рией. — Тем более, когда ещё найдёшь такого внимательного слушателя, правда? — Да, это уж точно… — Это вы, дяденька Иисус? — Спросила с надеждой Рия. — Вы от Гигиеи пришли, да? — Да, мы хорошо поговорили. Она очень беспокоится, потому что я переместил тебя сюда. — А… а зачем? — Нужно было познакомить тебя с хорошим человеком, пока взрослые говорили о взрослых вещах. — Он посмотрел на Карлию. — Я вижу, у вас заладилось общение. Карлия кивнула, с надеждой смотря в глаза Иисуса, но тот почему-то покачал головой. Женщина, казалось, замерла в смятении, но ничего не сказала. — Вы можете вернуть меня обратно к Гигиее, пожалуйста? — Попросила с очень вежливым тоном Рия. — Да, конечно, но сначала я хотел кое-что спросить у тебя. Иисус окинул взглядом округу. — Нравится здесь? Правда красиво? Рия посмотрела куда-то в сторону, не совсем понимая, зачем у неё это спрашивают. — Ну… да, очень. Тут красиво. — Согласен. Мы хорошо старались, чтобы возделать это место до такой красоты. А теперь… я спрошу у тебя кое-что важное. Ты бы хотела остаться здесь? Я знаю о твоей проблеме и о том, что ты хочешь вернуться домой, так что я мог бы тебе помочь. Рия перевела взгляд прямо на Иисуса. — Как? — Я подготовлю тебя к возвращению в реальность, и ты сможешь вернуться к маме с папой. Ты не умерла, так что должна жить. Девочка была готова обрадоваться, что всё наконец закончится, но тут её только появившаяся улыбка снова куда-то исчезла. — А как же тётя Гигиея и остальные? — У них свои дела. Я тоже помогу им: вместе мы победим мерзостей и спасём всех. Они не пропадут. Она хотела ответить здесь и сейчас «нет», потому что успела за столь короткое время привязаться к Гигиее, Асклепию и Минерве как минимум, но что-то остановило её от этого поспешного решения. Рия никогда не представала перед таким выбором. Одно дело выбрать, с чем сегодня делать бутерброды или какую майку надеть, а совсем другое — кому довериться. К тому же она совсем не хотела расстраивать Гигиею. Она так горько плакала вчера из-за Рии, что та уже поклялась себе не допускать такого снова. А с другой стороны она может вернуться наконец домой, к маме и папе. Тем более она просто потеряшка, и вряд ли может им помочь чем-то ещё. Теперь им поможет кто-то другой. К тому же она уже исполнила своё обещание и помогла Минерве, как та и просила. «Но ведь Гигиея расстроится…» И эта мысль не давала покоя. Она бы так и сидела в тупике мыслей, если бы не успокаивающий голос Карлии. — Я не знаю всей ситуации. — Она погладила Рию по плечу. — Но, может, дать ей время? Ей и так тяжело. — Мудрое решение. — Согласился Иисус. — У неё будет время до завтра, пока мы готовимся к походу. А пока, Рия, — он встал и отряхнулся, мельком взглянув на мольберт, — можешь посидеть тут, если хочешь. Пожелай в любой момент, и ты сразу вернёшься к своим друзьям. Он обошёл Рию со спины и взглянул на Карлию, которая явно находилась во всех состояниях сразу. Она была в смятении и при этом радостная, будто увидела старого друга. — Я потом всё объясню. И ушёл, пропав так же внезапно, как и появился, оставив Рию и Карлию наедине друг с другом и своими мыслями. Правда, для девочки мысли женщины оставались загадкой. Обе сидели, положив голову на колени и прижав их к себе. Два неуютных комка размышлений. В другой ситуации Рие бы даже показалось забавным, что они сейчас так похожи. — Ты ведь хотела к Гигиее. Почему не пойдёшь? — Не знаю. Я… я боюсь идти. — Почему? — Я расстрою их, если скажу, что хочу уйти.