Ангелом

Когда пятница перетекает в субботу, они снова впадают в рутину. Следующая неделя сопровождается только тишиной и мыслями. Они позволяют себе погрузиться в работу, а потом — утонуть в домашних делах. Но сейчас Юля тонет в слезах и не знает, куда деть свой разум, чтобы уйти от этого. Вал сидит перед ней на полу, обхватив под коленями. Он смотрит на посиневший отпечаток своих пальцев на ее запястье и умоляет не уходить. Юля знает, что не уйдет, потому что клетка все еще закрыта. Она знает сценарий этих разовых акций. Как-то раз она даже видела слезы. В тот раз она простила. — Я больше никогда не сделаю тебе больно, обещаю. Обещаю. Юля верила этим словам полгода. Последние несколько лет — пропускает мимо ушей. Последние несколько лет у нее каждый год — високосный. Она перебирает события этого вечера. Они приезжают домой, когда их сын все еще у бабушки, и дома нет никого, кроме двух взрослых. Взрослых, увязших в грязи семейного быта. И это — всегда предпосылка к крикам и истерикам. Особенно, если дверь домашней студии открывается на ближайшие пару часов. Это почти всегда начинается здесь. Юля думает, что могла бы поддержать его фразы об убогости ее новых текстов, как шутку, и возвести вокруг них эту защитную оболочку из юмора. Юля думает, что вовсе не обязательно постоянно защищать свои строки, всерьез доказывая, что они достойны внимания. В конце концов, песни с ее именем в строке «автор текста» все еще выходят. Но жизнь научила ее бороться за свое творчество. И теперь учит бороться за себя, когда муж обхватывает ее запястья. Ей больно, но Юля умеет терпеть. И прятать эти синяки на запястьях и плечах — рутина. Она закрывает глаза, когда ее личный монстр зависает над ней. Сегодня она готова к удару. Но его происходит. Крики вырываются сами. Она не хочет. Просто кричит, потому что это кажется надежным способом облегчить боль. Монстр исчезает, когда ее слезы затекают в рот, раздражая солью потрескавшиеся губы. И она не помнит, как подняла его на ноги, как добилась одиночества. Только мерзкий голос в голове. «А могла бы избежать этого» Юля не привыкла перекладывать вину на кого-то. Только на себя. Та маленькая девочка, которая плакала в душе и позволяла горячей воде обжигать ее кожу, все еще живет внутри Юли. Девушка, которая ненавидела себя за то, что все вокруг нее рушится, еще существовала. Она просто знала теперь, что может заставить любого поверить, что с ней все в порядке. Она продолжает сражаться с монстрами еще долго после того, как узнаёт, что их не существует. Она считает до десяти, прежде чем позвонить. Шесть, семь, восемь… Она не звонила ей неделю. Тина неделю ждала. Девять, десять… Юля не знает, правильно ли это. Просто ей кажется, что это единственный человек, который ее не бросит. Будто ей действительно интересен этот багаж. — Привет, милая, — от ее обращения грудь сжимает болью. Этот резкий контраст выбрасывает из ее организма громкий всхлип, и она резко зажимает рот рукой. «Успокойся, идиотка» — Ты можешь говорить? — Тина понижает голос на случай, если где-то там стоит Вал, а этот звонок — лишь попытка позвать на помощь. И несколько секунд молчания ломают ее пальцы. — Да, — выдыхает Юля, сдерживая желание завыть. — Прости, — она шепчет, — просто я не знала, что мне делать. Тина тоже не знает, потому что забирать Юлю к себе под каким бы то ни было предлогом — опасно. И эта ситуация кажется обеим невыносимо безвыходной. — Я… подожди секунду, — она ставит вызов на удержание, когда видит параллельный — от Вала. — Да? — Я переночую у мамы с Даней. Увидимся завтра на студии. Не желая рассуждать о его решении, она просто соглашается, возвращая разговор на прежней линии. — Ты все еще здесь? — Я всегда здесь. — Вал собирается переночевать у своей матери. У нее Даня сегодня ночует, и, кажется, я остаюсь одна. И ей этого совсем не хочется, потому что жуткий шепот в голове сожрет ее заживо, если никто не заглушит его. — Хочешь побыть одна? — Господи, нет, — Юля прикрывает глаза, думая, что в этом жестоком мире места Богу нет. — Тебе необязательно приезжать. Думаю, я просто хотела… хотела услышать твой голос. — Я приеду. Скинь мне свой адрес, как только Вал уедет. И будь рядом с телефоном. Она заканчивает звонок, стараясь избавиться от чувства вины. Переложить ответственность на другого оказалось так легко, исключая последствия. Голос в голове не умолкает. Удалив звонок из истории вызовов, она блокирует экран, выходя из студии. Машина Вала отъезжает от ворот. *** Осознание совершенной ошибки поступает в мозг медленно, сопровождаясь внутренним голосом. Он подбрасывал одну мысль за другой, разрывая изнутри паникой. «Это проверка. Он скоро вернется» «Зря ты ей позвонила, у нее своих дел хватает» «Вал убьет вас обеих, если узнает» Когда упаковка успокоительных беднеет на две таблетки, ей хочется спать. Зато теперь она не слышит ничего, кроме своего сердцебиения. Тело удобно лежит между подушек дивана, взгляд упирается в потолок, который сегодня — наконец — не падает. Юля думает, что эти стены впитали в себя каждый крик и каждую ее слезу. Они останутся здесь навсегда, как угроза. В детстве предупреждением висел рядом с дверью отцовский ремень. Теперь — вечно сдавливающий пространство потолок. В двадцать лет Юля любила лабиринт своих мыслей. Ей нравилось искать пути из самостоятельно созданных головоломок. Но сейчас, когда путь прокладывает не она, выбраться невозможно. Юля не знает, куда идти. Бывают моменты, когда она задается вопросом, во что превратилась ее жизнь — вечера, проведенные в унижении, и дни, проведенные в отчаянных попытках почувствовать себя живой. Иногда она чувствует себя уроборосом, питающимся самой собой, чтобы выжить. Она измучена всем этим. Иногда она думает, что будет, когда настанет время защищать не только себя. Их маленький плавный мальчик. Она не знает, как много он слышит. Как скоро ей придется спасать и его? *** Когда она просыпается, то проходит несколько секунд, прежде чем все вокруг сплетается воедино для обретения смысла. Она продолжает моргать, ее тело кажется тяжелым и измученным. Юля шевелит ногами, чтобы убедиться — они подчиняются ей. Она видела во сне больницу. И чувствовала страх остаться зависимой от кого-то после этого. Но она дома, а под головой у нее колени, обтянутые мягкой фланелью домашних штанов. По волосам проходятся пальцы, и эти ощущения заставляют ее снова прикрыть глаза. Их дыхание одинаково ровное и тихое, но Юля уверена, что ее пробуждение уже распознано. Пальцы Тины отбрасывают пряди с ее лица, при этом мягко поглаживая щеку. «Только не спрашивай меня ни о чем, не спрашивай» Она замирает, когда эти же пальцы спускаются ниже, царапают ключицу, плечо, мягко обхватывают локоть. Близость кажется правильной, как нечто, ради чего они работали. Ощущение теплого комфорта. Хотя Юля не знает, чем заслужила это. Тревога пробивает даже сквозь успокоительные и мягкие поглаживания пальцев. — Где ты оставила машину? — Она пытается подняться, когда руки Кароль мягко опускают ее плечи обратно. — Я приехала на такси. И так же уеду под утро. — А, — Юля успокаивает дыхание, — хорошо… хорошо… Мысли перебираются в библиотеке ее разума, как формуляры — быстро, едва задерживаясь, но она запоминает каждую. Юля не знает, в чем отличие паранойи от тревожности, и ей кажется, что сейчас они сливаются в моменте. — Девочка моя, — шепчет Тина, поднимая ее запястье к своим губам. Она знает, что это, и вновь не требует объяснений. Безмолвие — это их способ общения. Когда ее рука падает обратно на диван, она медленно движется по светлой коже дивана к талии Тины. Юля обнимает ее, прижимаясь еще ближе. Осторожно скользит под футболку и следует кончиком пальца по позвоночнику Кароль, поднимаясь так высоко, как только может, по мягкой коже. Санина проверяет реакцию, боясь нарушить момент. Боясь испортить то немногое, что ей нравится в жизни. Она утыкается лбом в живот Тины, трется об него, как кошка, стараясь получить как можно больше контакта. Сквозь тонкую ткань футболки она чувствует, как мышцы напрягаются. Тихий смех Тины передается вибрациями. Мир для обеих становится ограниченным этими объятиями. Юля не знает, когда это произошло. Просто в какой-то момент они начинают доверять друг другу. И пока Тина утешает ее, Юля пытается дать ей что-то взамен. Ее глаза будто горят, а потом она понимает, что плачет. Она сжимает губы и дрожит, в попытках сдержать всхлипы. Это накатывает неожиданно, потому что тепло живота и рук Тины все еще рядом, но всего так много, что она не может удержать эмоции в себе. — Ты сейчас в безопасности, милая. «Сейчас. Опять» — Я… — Юля шумно вдыхает, — я просто устала. И не знаю, что делать. — Мы придумаем, как помочь тебе. Но сейчас тебе надо отдохнуть. Тина совершенно не знает, как помочь, но надежда кажется верным путем. Ее ангел распадался в ее руках, и ей было так тяжело не заплакать самой от обиды на этот мир и злости на человека. Она знает, что все это ненормально: от синяков до беспомощности, что скользит в каждом движении. Так же, как знает, что уйти почти невозможно. Она никогда не была достаточно решительной в такие моменты. Ненавидя себя за это, она продолжала перебирать в голове варианты. «В этом вся твоя гниль, милая» Она решает начать с разговора, потому что слова психолога «посмотреть проблеме в глаза» все еще самые правильные. Но это будет завтра. А сегодня ей нужно забрать ночных монстров, прежде чем начать бороться с настоящим. — Ложись рядом со мной. Мы поместимся. Слезы продолжают течь по ее щекам, даже когда Тина притягивает ее к себе, обвивая и руками, и ногами. Кароль прижимается губами к ее виску, ее щеке, дрожанию ее век. Юля никогда не хотела быть более спасенной, чем сейчас. — Спи. Юля кивает, опустив пальцы, чтобы прижаться к ее груди. Она чувствует, как зима, которую она хранила в тайне в танце вен, спрятанных между переломами костей, выскользнула из нее, как выпавший яд. Юля дышит и мечтает о бесконечном сне рядом с Тиной.