I`ll do whatever you want

***

      Голос срывается в самый ответственный момент — на самой высокой и протяженной ноте. Песня вывозит лишь только на этом моменте, не удивительно, что всем, слышавшим её когда-либо в баре поздно вечером, или на уличном перформансе, который решили провести от нечего делать, именно он запоминается больше всего. Пальцы съезжают с нужного аккорда и по ушам бьет неприятный визг, заставив Эмилио вздрогнуть и выронить барабанные палочки, нахмурившуюся Франку развести руками, оставив бас-гитару болтаться на цветастом ремешке в воздухе. Карина извиняется, судорожно отключает гитару от комбика и ставит на металлическую трехногую подставку. Нужно передохнуть. Взять небольшой перерыв.       — Carina, — нежно зовет Эми Карраро, пытаясь привлечь внимание усевшейся на огромное кресло-мешок светловолосой девушки, поджавшей коленки к груди.       Не отвечает. Думает только о вчерашнем. Картинки немолодых рук продюсера, гуляющих по её телу, как по телу его жены, сочных поцелуев с привкусом табака, за которые их «папочка» вечно её ругал позже, того, как грубо он усаживал её на стол, прерывая любые попытки выбраться из этого дьявольского плена, буквально пресекая их на корню — еще на стадии мыслей. Судорожный вдох слышится с её стороны, будто кто-то резко перекрыл доступ к кислороду. Карина морщится, незаметно для остальных вытирает тыльной стороной ладони потекшую по щекам грязными черными разводами тушь, еще раз вздыхает.       И говорит:       — Мне нужно выйти покурить.       Сипло, будто кричала несколько часов где-то на лесной опушке. А она кричала. Только в себе, настолько глубоко, что в голове этот крик слышался тоненьким-тоненьким этом, пронзая темную пустоту внутри, словно стрела лучника. И кричит так до сих пор, так, что в ушах начинает звенеть, а в глазах плавают черные мошки.       Покачиваясь, поднимается. Голова кружится, от этого все перед глазами тоже плывет. Еще одна бессонная ночь в мыслях об Оливьеро и Карина точно свалится куда-нибудь: по пути в её квартиру, или, может, в троллейбусе, автобусе, метро, на улице, в очереди за кофе около старбакса, потеряет сознание за рулем собственной машины. Девушка мотает головой, отгоняя от себя плохие мысли. Сейчас слишком не подходящее время. На кону буквально все.       Легкий порыв ветерка, принесший с собой аромат свежеиспеченного хлеба и пиццы из прекрасного и уютного кафе напротив их съемного дома на время репетиций, буквально сбивает вокалистку с ног. На свежем воздухе становится чуть легче, потяжелевшая голова будто избавляется от груза, тянувшего всю её ко дну. Девушка поправляет растрепавшиеся блондинистые короткие локоны, заправляя самые непослушные за уши, ловко залезает в пачку и подцепляет одну пародию на биди* и тут же зажимает между ровными рядами зубов, свободной рукой чиркая розовой зажигалкой.       За спиной закрывается дверь балкона, заставляя Карину резко развернуться и уткнуться носом прямо в грудь Эми. Лицо его было настолько обеспокоенным, что, казалось, будто он сам переживает то, что переживает девушка. И касаться её он боится — еще вчера в гримерке понял, что что-то не так. Карина слишком сильно любит, когда её касаются, трогают, обнимают или ненавязчиво тыкают, вроде того, как тыкают в ямочку на щеке. Или любила. До недавнего времени.       — Что не так? — аккуратно начинает парень, смахивая с карих глаз налезшие кудряшки. Проходит на свободное место чуть левее, кивая на плетенный стул, стоящий рядом с таким же плетенным столом и пепельницей, забитой до краев самыми разными сигаретами, на нем.       Карина смотрит на него, делает вид, что не понимает, о чем идет речь. Только Эмилио не дурак и не слепой, все прекрасно видит и понимает, что явно происходит что-то такое, что очень и очень сильно мешает её творческой деятельности и жизни в принципе. И сидеть на жопе ровно, делая вид, что все и без того нормально, опасаясь того, что может сделать только хуже, как это делает Франка, он уж точно не намерен. Карина его подруга, можно сказать, основательница группы — причина, по которой они втроем сейчас сидят и прогоняют по пятьсот раз несколько одних и тех же жалких песен её авторства, — их так называемая «мамочка», не смотря на то, что сам Карраро старше её на два года, которая наоборот должна поддерживать оптимистичный настрой в группе, как это было раньше, а не сидеть сопля соплей и плакать в подушку, сама себя лишая любой поддержки тем, что держат все в тайне. В себе.       Парень отбирает у неё пачку с сигаретами, заглядывая внутрь. Тоже берет одну, подкуривает, затягивается и морщится, выпуская дым через нос.       — Ты же не куришь, — Карина нервно дергает скулой, предвкушая, какой сейчас Эмилио устроит допрос.       — Ты не ответила на мой вопрос, — напоминает барабанщик. — Не увиливай от ответа. Я же вижу, что-то не так.       — Все хорошо, Эми, — девушка присаживается на плетеный стул и смахивает достаточно большой кусок превратившегося в пепел табака в стеклянную посудину, прямо на смолистые оранжевые фильтры. — Спасибо за заботу. Все правда хорошо.       Барабанщик едва ли не рычит от безысходности и невозможности вывести подругу на чистую воду. Умрет, но будет держать все в себе до самого конца, как партизан — слишком подходящее высказывание, чтобы описать вокалистку. Эми слишком старается выцепить ответ в её серо-зеленых глазах, таких стеклянных и пустых, с расширившимися капиллярами, но находит там только свое отражение. И еще что-то, напоминающее оставшуюся крупицу страха непонятно чего.       — Плакала от хорошей жизни, значит. Так, получается?       — Эми, — раздраженно выдыхает Карина. Прикрывает глаза, в последний раз затягивается обжигающим табачным дымком и впихивает дотлевшую сигарету в, казалось бы, единственный просвет среди таких-же давно забытых бычков.       — Что «Эми», Карина? — не унимается парень. Затягивается, закашливается, плюет на все и тушит её о бортик, бросая почти целую никотиновую палочку сверху. — Я думаю об этом со вчерашнего дня, когда Олив…       Он замирает, будто все понял. Будто на него снизошло озарение. Переводит взгляд на девушку, нервно теребящую всю ту же цепь с большими звеньями на шее, и указывает на неё пальцем.       — Это он. Он во всем виноват, да? — расплывается в улыбке Эми. В грустной улыбке, от которой хотелось плюнуть ему в лицо. Потому что вокалистка не привыкла к тому, чтобы её жалели. — Этот мудак тебя трахнуть хотел?       Желание плюнуть другу в лицо возросло до невероятных размеров. Губы Карины сами поджимаются, когда она слышит правдивое предположение друга. Его хриплый голос виснет в напряженном вокруг неё воздухе, будто огромный мыльный шарик, растворяясь в шуме и гомоне машин, проезжающих мимо, также быстро, как лопается нестабильная детская радость. Она нервно прячет руку за спину, сжимая ладонь в кулак так, что на внутренней стороне остаются жгучие полумесяцы.       — Если это так, скажи хоть слово.       Она задумывается. А может, ну его. Бросить все и рассказать? Тогда никто из них не захочет продолжать сотрудничать с ним. А Перроне, за все время их сотрудничества, еще ни разу не подвел коллектив. Он буквально вытащил их с самого дна и точно ведет к вершине: сначала перформансы с хорошей рекламой, потом небольшие выступления в барах, теперь фестиваль, на котором будут большие звезды, с которыми стоять в одном ряду уже большая удача. Дальше что — Евровидение? Первые строчки в чартах? Интервью? Стадионы? Вероятнее всего, если только группа не распадется быстрее, чем кто-то скажет «мяу».       — Карина.       — Я тебе уже все сказала, Карраро, — хмурится она, резко поднимаясь на ноги. — Лично у меня все просто прекрасно. А вот с твоей паранойей нужно что-то делать. Несешь полнейший бред.       Холод сказанных ею слов неприятно обжег грудную клетку Эмилио изнутри. Лицо Карины исказилось в непонятной для него, необоснованной агрессии и злобе, она слегка склонила голову на бок, будто бы без слов спрашивая, закончен ли их очень информативный разговор, а когда молодой итальянец не нашел слов, чтобы ответить ей, она грубо пихнула его плечом, и остановилась у входа в дом.       — Продолжаем репетировать. Не засиживайся.       Будет лучше, если все продолжат делать вид, что ничего не замечают. Если не узнают о том, какие грязные секреты хранит их любимый продюсер.       — Вы видели, какими по счету мы выступаем? — излишне эмоционально пропищала Франка, расположившаяся на мягком коврике, распластавшись на нем в позе морской звезды. Перед её голубыми глазами маячил достаточно большой экран смартфона, который с громким шлепком свалился на оголенный участок рядом с тонкой шеей, заставив его обладательницу зашипеть от боли.       Тоненький голосок басистки сильно ударил по ушам, заставив Карину прервать обидчивые гляделки с Эмилио, расположившегося в кресле прямо напротив неё слишком по-хозяйски, и лениво перевести уставший взгляд на подругу. Франка жестом «пис» показала цифру два, заставив внутри девушки все перевернуться. Они выступают вторыми. Черт возьми, вторыми.       — А первые кто? — интересуется барабанщик. Он продолжает изучать напряженные черты лица вокалистки, следить за её взглядом, раз за разом ощущая укол обиды все больнее и больнее.       — Э-э-э, — девушка подняла телефон, убеждаясь, правильно ли она прочитала название группы перед тем, как телефон решил так нелепо выпасть из цепких пальцев басистки. — «Maneskin», вроде. Трое парней и одна девушка, выглядят, как наши ровесники. Мы, может, даже чуть младше будем.       Кто-то прочищает горло, а Карина глубоко вздыхает, достав свой телефон. Маленький огонек интереса зажигается где-то внутри: кто такие, откуда, какие песни уже успели выпустить и вообще серьезная ли это группа. Слишком часто таких, как они, берут на разогрев какой-нибудь певицы, певца или той же группы, что намного популярнее и сильнее их. Поэтому, если они такие же «безымянные», как и «Vein of October», нет смысла даже говорить об этом. Они в числе первых, чтобы на «вишенках» толпа не была слишком вялой. Это как разминка перед сложными упражнениями, поэтому хвастаться тут особо не чем.       Быстро пробежавшись глазами по строчкам первых трех всплывших про них статей, девушка приятно удивилась.       — Эти ребята готовят альбом, — произнесла вокалистка. Голос приобрел хоть какие-то оттенки, кроме холодного, безразличного ко всему грязно-серого. — И по окончанию хотят запустить тур по Европе.       — Они круты, — кивнула басистка, что-то быстро набрав на виртуальной клавиатуре и тыкнув в какое-то рандомное место. Комната, наполненная только хрустальной тишиной, прерываемой только стуком ногтей по экрану телефона и тяжелым дыханием, залилась приятной мелодией. Достаточно быстрой и энергичной. — И песни у них крутые.       — Не описайся кипятком, когда их увидишь, принцесса Ранкур, — в шутливой манере хмыкнул барабанщик, покрутив неизвестно откуда взявшуюся барабанную палочку между пальцами.       Шутки шутками, а Карина не обращала на них никакого внимания. Быстро пролистала еще несколько статей, пока Эми и Франки бесились, собираясь устроить дуэль на гитарах — кто быстрее ударит оппонента декой, тот выходит из схватки победителем. А после отложила телефон, отмечая, что теперь этот фестиваль, на который они попали с помощью великого и всемогущего Оливьеро Перроне, не выглядит слишком бессмысленно и неинтересно. Захотелось побыстрее отыграть несколько репетиций, проснуться в понедельник и приехать в назначенное место в назначенное время. Посмотреть на их выступление. Может, чуточку отвлечься от проблем, навернув яблоко в карамели или фисташковое мороженое.       Единственное, что тревожило её сейчас — Оливьеро будет на этом мероприятии со стопроцентной вероятностью. И спасти её может только то, что он придет не один. Или она не будет оставаться одна слишком долго.