I`ll do whatever you want

***

      Ей идет эта загорелая кожа. Идеально сочетается с медовыми кудрями, спадающими на эти острые плечи, словно золотой водопад. Прекрасно подходит под черное коктейльное платье с глубоким V-образным вырезом, на которое точно пялилось половина гостей. Она вызывает у него мурашки так, как не вызывает больше никто, еще с того вечера на музыкальном фестивале, когда они впервые пересеклись в их гримерке.       Прошла уже неделя, а в его голове напрочь застыл тот образ черной королевы. До ужаса короткие кожаные шорты, плотно облегающие узкую талию, этот леопардовый топ и накинутый на плечи сверху пиджак подходили ей как никогда. Так, будто бы она была рождена для всего этого. Для пыльного макияжа угольно-черными тенями, для ярко-алых губ, для кожи и корсетов и даже для этого блядского выреза на этом платье.       Она занимала каждую мысль. Каждую, что бы он не делал. Где бы он не был. Чем бы не занимался и как бы не старался отвлечься. Она была в его голове даже тогда, когда он был с другой — голубоволосой, сияющей француженкой, со смуглой кожей, обнимающей его как в первый и в последний раз перед каждым выходом на сцену, которая сейчас нежилась в объятиях гитариста Томаса, миленько смеялась, едва стоило ему произнести какую-нибудь шутку. Даже тягучая джазовая мелодия не могла их заглушить.       И сейчас они вдвоем кружатся в толпе жутко богатых людей, от количества нулей на счету которых каждому бы снесло крышу. Она прижимается к его груди, дышит в такт мелодии, прикрыв глаза. Отдаваясь каждому моменту этого благотворительного вечера, заставляя забыть его свое имя и то, кем он является на самом деле. До того момента, как в зале не раздаются аплодисменты, огромной, нарастающей волной смывая все краски этого вечера — заставляя её вскинуть свои прекрасные холодные серые глаза на эпицентр образовавшегося круга, на причину столь бурной реакции у толпы.       Итан и Карина. Они были в центре и им было также хорошо, как было ему. Он видел, как ударник ласково гладил большим пальцем её бархатистую бледную щеку, как нежно касался губами её, накрашенных пахнущим персиком прозрачным блеском, закрываясь ото всех длинными темными волосами. Он был счастлив, что, наконец, она не будет справляться со всем в одиночку, что появился кто-то, с кем она сможет беспрепятственно поделиться тем, что её когда-либо беспокоило.       Виктория отрывается от него. Щурит свои глазки, затем делает пару шагов к эпицентру. Все в один момент превращается в слоу-мо: он слышит, как стучат по полу зала её каблуки, как расходятся люди, образовывая живой коридор, с замиранием сердца наблюдая за разворачивающейся ситуацией, как кто-то испуганно охает уже там, внутри, когда она, тряхнув пшеничными волосами, отбирает бокал с шампанским и в один миг залпом опрокидывает его в себя, слишком несвойственно такой хрупкой на вид девушке. Он идет за ней, как за светящимся мотыльком в полной темноте, приковывая к себе взгляды.       Что-то звонко разбивается, затыкая джаз-бенд. Пустой бокал, вывалившийся из её опустившихся рук, разлетается вдребезги, оставляя в головах каждого присутствующего характерный звук, и кто-то из работников стремглав несется подбирать мельчайшие осколки. Также, как что-то разлетается и в её серых глазах, что-то звеняще сокрушается внутри неё под взгляд двух пар глаз — карих, и уже знакомых несколько лет серо-зеленых.       Вид Виктории перехватывает дыхание и Карина почти не дышит, слегка приоткрыв горящие после поцелуя припухлые губы. Они смотрят друг на друга несколько секунд, ничего не говоря, и как только она разворачивается, чтобы покинуть это место, возобновляется игра джаз-бенда, люди продолжают танцевать под громкие выкрики вокалистки, закрывая собой образовавшийся коридор, перекрывая ей дорогу, будто все так и было задумано.       — Виктория! — голос Карины звенит в её ушах, она толкает застывшего Эмилио куда-то в сторону, отчего он натыкается на ничего не понимающих Дамиано и Луну, ведущих беседу про работу менеджера в медленном танце. — Виктория, подожди!       Она мечется от одного к другому. Расталкивает наслаждающихся джазом людей, растаптывает обувь в несколько десятков тысяч, едва ли не рвет платья и костюмы, пробиваясь за девушкой. Уложенные блондинистые волосы оттенка первого снега блестят в свете прожекторов на рампе сцены и меркнут, когда она оказывается среди опустевших столов. Пшеничных вьющихся волос нигде нет, как и цветочного аромата её парфюма. На стуле отсутствует её маленькая сумочка на тонкой позолоченной цепочке.       Она ушла.       Буквально через пару минут её догоняет Итан. Сердце Карины колотится, как бешенное, дыхание сбивается окончательно, а глаза тоскливо смотрят на выход из зала, куда незаметно исчезла Вик. Она знала, что так будет. Поэтому отдалялась от него настолько, насколько могла, пока не закончилась её воля. Пока этот барабанщик полностью не завладел её мыслями, действиями, желаниями.       — Карина, — ласково зовет её Торкио, кладя на плечо большую теплую ладонь.       — Не трогай, — отвечает она, не оборачиваясь. — Не трогай меня.       Не хочу тебя видеть сейчас. Не хочу.       Поджимает губы, срывается с места в надежде увидеть Вик, стоящую на ночной прохладе, зябко растирающую оголенные плечи ладонями. Между средним и указательным пальцами удерживающей уже точно последнюю сигарету в ожидании такси до дома. Только никого не видит, кроме двух массивных охранников в черных очках и таких же черных костюмах-тройках, образовывая едва заметное облачко пара на выдохе. Упустила.       В руках появляется телефон. Она хочет вызвать такси, скрыться, пропасть где-нибудь на несколько дней. В голову приходит только родная маленькая квартирка, эти уютные тридцать пять квадратных метров, не вмещающих в себя больше трех человек.       — Ты с ума сошла? — с порога начинает менеджер, выхватывая телефон с набранным номером сервиса такси из трясущихся рук. — Куда ты собралась?       — Я хочу уйти, — практически шепотом произносит вокалистка, достав из помятой картонной пачки сигарету и подкурив её от теплого оранжевого огонька своей зажигалки. — Хочу домой.       — Какой «уйти»? Какой «домой»? — в ярости Луна запихивает в клатч Карины её же телефон. — После программы вам нужно будет дать интервью самому крупному издательству, что есть только на этом вечере. О, боже! Не бросишь же ты своих ребят?       — Отпусти меня. Я не смогу общаться с журналистами в таком состоянии.       — Да Перроне с меня шкуру спустит, если я это допущу! — ярость вспыхнула в рыжеволосой с новой силой. — Уволит к чертовой матери в первый же день! Я два года билась за то, чтобы работать с ним, не просто так, чтобы меня вышвырнули спустя несколько часов.       — Меня это мало заботит, — покачала головой Карина, вновь выудив из клатча мобильный, осталось только нажать кнопку вызова и все будет кончено.       Она взглянула на набранные цифры. Перевела взгляд на менеджера. Затем снова на цифры. Луна ощущала тотальную безысходность от невозможности хоть как-то повлиять на неё, отчего горячие соленые слезы вставали в уголках глаз, закрывая видимость практически полностью. Карина расплывалась бесформенными разводами, глядящая в яркий экран телефона под трели сверчков, раздающихся из травы и цветов.       Слышится нервный вздох. Она набирает что-то на клавиатуре, поднеся телефон к уху.       Тишина. Абонент не доступен, перезвоните позже или оставьте голосовое сообщение после сигнала. Пи-и-ип.       — Где Итан?       — С ребятами, — тихо отвечает Луна, от прошлого запала не осталось и следа. — Они не понимают, что произошло и куда вы с Викторией пропали.       — Мы все уезжаем. Сейчас же.       — Но…       — Скажи журналистам, что мы жутко надрались, и попробуй перенести интервью на другой день недели. Они цепляются за каждую возможность написать статью, которую будут читать все, — вокалистка нервно затянулась, сморщившись ото обоженного едким дымом горла. — Позвони Перроне и скажи, что ситуация вышла из-под контроля. В любом случае вали на меня.       Девушка обхватила запястье, до боли сжав его пальцами. Рыжие локоны, уложенные в крупные кудри, дернулись, когда она резко вдохнула в себя прохладный ночной воздух и тут же выдохнула его. Ей тоже попадет. Попадет всем им, если сейчас не принять верного решения. И если верным в её голове было оставить ребят тут, на этом благотворительном вечере, чтобы они, все же, дали это треклятое интервью издательству через полтора часа, то в голове Карины все было с точностью до наоборот.       Она готова была взять всю вину на себя. Плести сущую чушь, лишь бы покинуть это место.       — Я вызову такси.       — А я позову ребят, — поджала губы Луна.       — Рада, что мы пришли к такому решению, — уголки её губ дрогнули в грустной улыбке.       Уже в машине голова стремительно тяжелеет, но она продолжает звонить, каждый раз получая в ответ одни и те же слова. Абонент не доступен, перезвоните позже или оставьте голосовое сообщение после сигнала. Виктория и не собиралась включать телефон, находясь неизвестно где с неизвестно какими мыслями и это было самым тяжелым, для осознания. Голос в голове твердил, что все хорошо, что она дома или только едет домой, слишком обозленная на них, но что-то внутри подсказывало — все не так радужно, как она думает.       В памяти вспыли их утренние объятия. Её медовые волосы, собранные в растрепавшийся за ночь хвостик, её загорелая кожа, её цветочный запах.       — Я беспокоюсь за неё, — шепчет она куда-то в сторону Итана, обреченно оглядывая мелькающий курсор в их диалоге с де Анджелис. Пара сообщений улетели в никуда, которые она точно увидит, когда подключится к интернету.       — Все хорошо, — ответил Торкио, оставив на её макушке, пахнущей шоколадом и апельсинами, смазанный поцелуй.       Он перехватил взгляд Дамиано. Обозленный. Ревностный. Гадкий. Итан прекрасно знал о его чувствах, но намеренно не рассказал другу о том, что чувствует что-то похожее, только в два, четыре, нет, пять раз сильнее. Она дала ему шанс осчастливить её, который он точно не отдаст никому. И Давиду в первую, блять, очередь.