***
Она вновь устремила взгляд на бегающие черные строчки новой книги, что так заботливо подарила прямо на станции Термини голубоволосая Франка. В голове не укладывалось: около двух недель назад они сыграли на крупном фестивале, познакомились с достаточно известной в Италии группой, которая предложила написать и записать совместный альбом, неделю спустя она поняла, что по самые уши втрескалась в их барабанщика и сейчас, сидя в этом треклятом поезде, давя жалобный скулеж где-то в желудке и сглатывая подкативший к горлу тошнотный ком, она читает книгу на пути до Виареджо. Сконцентрироваться не получалось — Вик и Дами постоянно цапались по поводу инструментала и, в основном, все эти разговоры из коридорчика молниеносно перерастали в крик, Томас сопел рядом, поджав ноги к груди и сильнее кутаясь в темно-бардовую рубашку, хотя самый первый вопил, что успел выспаться, не в силах терпеть словесные баталии друзей, а Итан был просто Итаном и меланхолично глядел в окно, следя за пролетающими мимо домами окраин Рима. От Франки и Эмилио с соседнего купе по другую сторону не было никаких вестей, видно, тоже укачало и они завалились спать. Буквы плясали по странице, складываясь в полнейшую белиберду, глаза бегали по одной и той же строчке по несколько раз. До Виареджо было около пяти часов пути с пересадкой в Пизе. Пять прекрасных и незабываемых часов головокружительных забегов до биотуалета при первом же позыве завтрака и обеда оказаться у неё на штанах, если таблетки от укачивания, найденные в той же аптечке в общей ванной на втором этаже, вдруг не подействуют. Прохладная поверхность пластиковой серой пластины холодила затылок, в то время как в лицо неумолимо били золотистые лучи обеденного солнца. Книга была её спасением — хоть в чем-то эти полкилограмма в её багаже сейчас стали полезны. Она пряталась за ней, как за баррикадой, изредка выглядывая из-за твердого переплета, чтобы посмотреть на друзей. Но ничего не менялось ни спустя двадцать минут, ни спустя первый час, Итан все также смотрел в окно, демонстрируя свой прекрасный профиль, и, кажется, того тоже клонило в сон, а Раджи все также спал, забившись в угол напротив. — Итан, — тихо позвала парня Карина, чувствуя, что действия таблеток начало заканчиваться. К горлу подкатывал огромный тошнотный ком и каждый раз, когда это случалось, внутри все переворачивалось. Карие глаза скользнули с пролетающего за окном пейзажа сначала на сопящего Томаса, а уже затем на девушку, спустившую ноги с жутко удобного диванчика. Лицо её было намного бледнее, брови нахмурены, серо-зеленые глаза в панике бегали по его лицу. Она была готова взять низкий старт, растолкать всех по дороге, лишь бы не произошло ничего противного. — Где у нас лежит вода? — Где-то около Томаса, — ответил тот, хватаясь за оставленную на его месте сумочку вокалистки. — Таблетку от укачивания? Карина кивает. Книга с негромким хлопком закрывается и остается забытой где-то в углу дивана, девушка вздыхает, потянувшись к сонному гитаристу. — В маленьком кармашке, будь добр. Томас придавил бедную бутылку собой — зажал её между своим плечом и кожаной обивкой, заставив безнадежную путешественницу слегка пихнуть того в плечо и получить приглашение пойти далеко и на долго за то, что та посмела потревожить его прекрасный сон. Тогда в бой пошла тяжелая артиллерия, согнув ноги в коленке, гитаристка в один момент быстро выпрямила её, зарядив прямиком в филейную часть Раджи. Не сильно, но достаточно для того, чтобы вырвать его из цепких лап манящего к себе Морфея и, состроив мордашку а-ля такого больше не повторится, миленько извинилась. Настолько мило, на сколько позволяло её весьма скверное состояние. Маленький белоснежный кругляшок, еще отдающий в носу ароматом химии, перекочевал из рук ударника в руки солистки, и одним моментом оказался на кончике языка. Пить хотелось чрезвычайно невыносимо, поэтому осушить наполненную где-то на половину полуторалитровую бутылку за один присест, не составило колоссального труда. Мутило еще около пятнадцати минут, все еще заставляя держать руку на пульсе — чуть что, она была готова бросить все и сломя голову ломануться к той комнатке, мечте клаустрофоба — после значительно облегчив блондинке жизнь. — Добрых снов, мать твою, — обиженно прошипел Томас, вытягивая ноги на весь диван, за что обязательно бы схлопотал пустой бутылкой пиздюлей от никогда не дремлющей справедливости в лице Виктории де Анджелис, если бы та не была слишком занята словесной баталией с упертым, как баран, Дамиано, вынуждая вокалистку сменить свое местоположение и перебраться на соседний диван под бок к Итану. — Мне снился такой прекрасный сон, а ты его прервала к чертовой матери. — Прости, но если бы я так не сделала, нам всем было бы плохо, — уверенно заключила Карина, откидывая голову на плечо Итану. — Да и вообще, ты меня нахуй послал, так что это весьма заслуженно. — Вы друг друга стоите, — хмыкнул Торкио, снова устремляя все свое внимание на то, что происходило за окном. — Пойду покурю, — поспешила ретироваться вокалистка, хватая со складного столика помятую пачку сигарет, выудив оттуда одну, и зажигалку барабанщика, взглядом приглашая обоих музыкантов выйти в специально обустроенную под это комнатку прямо напротив туалета, сама не зная, действительно ли она хотела, чтобы они составили ей компанию, или, скорее, для проформы. Когда никто не ответил желанием затянуться ядовитым никотиновым дымком, она только пожала плечами и незамедлительно покинуть это купе. Краем глаза она заметила Викторию, все еще обсуждающую что-то с Дами на повышенных тонах и активно жестикулируя руками и головой. Как говорится, если связать итальянцу руки — он онемеет. Именно поэтому, наверно, в глазах Дамиано цвета горького шоколада девушка без всяких вопросов прочитала мольбу о тонком и, самое главное, прочном плетенном канате, и, на всякий случай, о кляпе, чтобы больше не слышать ничего о том, что он слишком неблагодарный по отношению к бас-гитаристке в девяносто процентов случаев. Пройти бочком, чтобы остаться незамеченной, не получилось. Вик каким-то образом приплела к спору и Карину, зажавшую между зубов сигаретный фильтр. Следующие минут десять она толком не вдавалась в подробности, мечтая попасть в курилку и присесть в этом молочном смоке, стоящем нам круглые сутки, на одно из двух наимягчайших кресел, пока Виктория, наконец, не отпустила её, сдавшись в разговоре с Дами. Сама исчезла за дверьми в купе с Итаном и Томасом, оставив двух самых голосистых стоять у окна и еще пару секунд оглядывать собственные лица, отражающиеся в их глазах, как в зеркале. Девушка развернулась, чтобы скрыться за дверью небольшой комнатки для удовлетворения своего внутреннего никотинового чертенка, с каждым днем жаждущего все больше и больше, молча. Тишина для Дамиано была сейчас чем-то блаженным, чем-то неземным, райским наслаждением после часового обсуждения возникшего конфликта, в конце которого, увы, ни к чему прийти не удалось. И Карина могла его дать — просто стоять рядом, пускать фигурные колечки в воздух, которые неумолимо рассеются в наполненном ароматом истлевшего табака воздухе, делится своим внешним спокойствием, беззаботным взглядом изучая его целиком. Скрылись в курилке они уже вдвоем, негласно договорившись, что гитаристка больше не оставит вокалиста наедине со слишком взбудораженной, обиженной и до языков пламени в светлых серых глазах обозленной бас-гитаристкой. Она неспешно чиркнула зажигалкой, вновь оценивающе пройдясь по Давиду, устало подперевшим своей массивной спиной пластиковую имитацию стены. Выглядел тот крайне удрученно. Девушка немедленно почувствовала этот прилив коллективной грусти, исходящей от солиста опасными волнами, гораздо большими, чем обыкновенная рябь при штиле, но не превышающими штормовой вал. Чем больше они смотрели друг на друга, тем сильнее её утягивало в это море переживаний. — О чем вы спорили? — Карина первая прерывает тишину, скорее, из собственного любопытства, чем из желания задеть Дамиано, выпускает облако никотинового дыма и подносит фильтр к губам солиста. Дамиано отмечает, что её губы слишком сладкие и пахнут персиком. И если бы она начала качать головой, возражая, что такой аромат имеет только хорошее вино, он бы не согласился. И Виктория бы не согласилась, вновь вступая в острый спор из-за какого-то блеска для губ — наверно, скорее шуточного, нежели серьезного. Ведь это блеск для губ, а не предложение выступить с недавно написанной песней на фестивале в Сан-Ремо в следующем году. Не надеясь ни на что, просто так, чтобы словить кайф. — Это не важно, — повел плечом солист, вновь принимая тлеющую сигарету из тонких дрожащих пальцев. — Вик строит наполеоновские планы на следующий год, а я говорю, что пока рано заглядывать так далеко. Мы понятия не имеем, как будет развиваться наша жизнь едва ли через месяц. — Ты пытался втолковать это ей целый час? — в уголках губ девушки промелькнула тень улыбки, которую она тут же стерла поднесенной к ним сигаретой. — Первую половину, — горько хмыкнул Давид, скрестив руки на груди. — Вторую половину мы пытались выяснить, кто больше лепты внес в развитие группы. — Ты знаешь Вик лучше меня, потому что вы дружите больше. Как ни тебе не знать о том, что если синьорина де Анджелис загорелась какой-то идеей, то она обязательно постарается воплотить её в жизнь. — Подбиваешь меня на риск, да? Думаешь согласиться? — Я не говорила тебе нестись сломя голову в Сан-Ремо, — покачала головой она, выглянув в приоткрытое окошко. — Я озвучила факт, который заметен невооруженным взглядом. Который я подметила для себя еще тогда, в баре, за бокалом хорошего виски. — А звучало именно так, — уголки Дами дрогнули, образовывая слабую улыбку. — Это еще выйдет на обсуждение, — блондинка сделала шаг вперед, вновь поднося сладковатый от её губ фильтр для последней тяги. Её ладонь легла на его плечо, обжигая кожу сквозь тонкую ткань белоснежной льняной рубашки. От неё веяло сигаретами и миксом из мяты, шоколада и цитрусовых. Он взглянул в её глаза, помедлив пару секунд перед тем, как затянуться табаком в последний раз и вернуться в купе, скорее всего, составив компанию Франке Ранкур и Эмилио, потому что попадаться на глаза бас-гитаристке пока не было никакого желания. Инстинкт самосохранения все твердил, что пока Вик необходимо обходить стороной, и Дамиано придерживался абсолютно идентичного мнения. — Сначала узнайте, что об этом думают Томас и Итан, и уже только потом решайте. Ведь их голос тоже важен. Конечно, а как иначе? Они — группа, должны действовать сообща, как единый отлаженный до идеала механизм. В его голове всплыл громкий голос Виктории — мы, в первую очередь, коллектив! — когда Дам пытался провернуть одно дело в одиночку, за что и огребал повсеместно, где бы не находились ребята, еще продолжительное время. Сейчас пришла его очередь кричать о коллективе, пока басистка не пошла на очередную авантюру. — Ты бы поучаствовала там? — Дами высунул язык и провел его кончиком по пересохшим губам, наблюдая, как Карина отправляет истлевшую до фильтра сигарету в мусорное ведро. — Я не люблю конкурсы, — покачала головой вокалистка. — Но, если бы от него зависело будущее группы, то да, поучаствовала бы. Сан-Ремо, насколько я знаю, дает разгуляться победителям. — Если мы вдруг надумаем… — начал Давид, едва коснувшись кончиками пальцев девичьего плеча слишком робко, будто в нем еще сидел тот маленький мальчик, боящийся признаться девчонке в своих чувствах. Никакого мальчика не было и в помине, был только Итан и осознание Дамиано того факта, что между этими двумя явно что-то зарождается. Что-то светлое. Что-то, в чем ему точно не было места. — Участвуйте с нами. Один фестиваль вы уже покорили, кто знает, может покорите и второй. — Подбиваешь меня на риск, да? Тень улыбки снова проскользнула на её бледном лице. Серо-зеленые глаза одобрительно блеснули и в один момент комната утонула в золотом свете уходящего на покой солнца. — Все будет видно, Дам. Поезд остановился в Пизе минута в минуту, указанных на тонкой глянцевой картонке. Билеты на другой поезд, который без проблем доставит их до Виареджо, уже лежали между первыми страницами паспорта в ожидании своего часа. Карина глубоко вздохнула, вновь ощутив прилив тепла — было ли это уходящее за горизонт солнце или, в который раз, Итан, стоящий совсем рядом и что-то набирающий на клавиатуре в телефоне, она не могла ответить точно. Он скосил взгляд, отрываясь от экрана и перехватывая её, улыбнулся, прямо как тогда, в баре, когда вокалистка в панике смотрела на все и каждого, лишь бы вновь не задержаться взглядом на барабанщике. Такой мимолетный коннект, но у Карины волосы на руках вставали дыбом от вспорхнувших бабочек в животе, заставив поймать себя саму на мысли, что это начинает нравится. Показывать свои чувства при других Карина еще опасается после конфликта с Викторией, а Итан и не настаивает на этом. Им без этого комфортно кидать продолжительные взгляды друг на друга за завтраком, коротко улыбаться, особо не вклиниваясь в разговор друзей. Прямо как сейчас, стоя буквально плечом к плечу напротив скривившейся басистки. А потом, когда она начнет тихонько прокрадываться в его комнату тайком ото всех поздно вечером, ударник молча притянет её к себе и обнимет. Крепко-крепко. — Я хочу есть, — объявила Виктория, подкатив свой чемодан ближе, скривив губы еще сильнее, когда в поле её зрения попадает какой-то ребенок, за обе щеки уплетающий какой-то пончик из поезда. — Посадка только в десять, я умру от голода. Тонкие девичьи пальцы, украшенные золотыми кольцами, сжались на пластиковой ручке чемодана. Сидеть на вокзале несколько в унылом ожидании своего состава до первого прописанного в туре города совсем не хотелось, да и перспектива оставаться голодными явно была не по душе ни де Анджелис, ни Раджи, ни Ранкур. — Я тоже, — состроила страдальческую мордочку голубоволосая бас-гитаристка. В одной руке ручка серебристого пластикового чемодана, в другой — зачехленная бас-гитара. — Может найдем какое-нибудь кафе? — поинтересовался Том, зажимая первую за день сигарету губами. — Тут, неподалеку, наверно, должно же что-нибудь быть. Дами промычал что-то невнятное, грузно падая на жутко неудобную вокзальную лавочку поблизости и растирая уставшее лицо сухими ладонями. Он, скорее, перебьется табаком на ужин, сидя на одном месте совершенно безвылазно, нежели нехотя запихнет в себя какой-нибудь магазинный сэндвич. После острых споров с де Анджелис совсем ничего не хотелось. — Я останусь тут, — солистка слабо улыбнулась, теребя кончиками пальцев теребя ручку своего багажа. — Присмотрю за вещами. — Тебе взять что-нибудь? — слишком заботливо спрашивает Торкио, когда девушка оставляет прощальный поцелуй в щеку Виктории и Франке, обнимает Раджи и Карраро и возвращается к нему, обвивая тонкими руками, а он, будто нечаянно, утыкается носом в макушку девушки и замечает косой взгляд солиста. — Нет, — она качает головой, нехотя отпуская его. — Просто не ходите слишком долго. Она еще долго провожает их взглядом после того, как они, пока Итан последний не скрывается в толпе, оставляя их с Дамиано вдвоем.***
Боль резко пронзает бедра, вынуждая Карину резко втянуть воздух сквозь стиснутые зубы и распахнуть глаза. Она уже проваливалась в сон под монотонный бубнеж солиста по телефону, пока сытая и по уши радостная Виктория не приземлилась на неё, обняв за шею рукой, удерживающей какой-то сытный бутерброд. Вцепившись зубами в белый хлеб, между двумя ломтиками которого располагался лист салата, два ломтика ветчины и два слайса томата, бас-гитаристка довольно улыбнулась. — Приятного аппетита, — сонно пробурчала блондинка. — Сколько времени? — Где-то половина десятого, — устало пробормотал Дамиано. — Где вы были два часа? — Гуляли, — Виктория заболтала ножками. — Зря вы с нами не пошли. Повисла тишина, прерываемая хрустом поджаристого хлеба, ненадолго, потому что Франка радостно ойкнула, устремив взгляд в горящий экран своего телефона. — Время прибытия изменили, — произнесла она, едва только Карина открыла рот, чтобы наконец-то ответить де Анджелис хоть что-нибудь. — Поезд прибудет на пятнадцать минут раньше. — Хоть одна приятная новость, — буркнул Давид. — За целый-то день. В его руках блеснула глянцевая коробочка, которую тот быстро распаковал и раскрыл, выудив из первого ровного ряда одну сигаретку. Как и обещал — ужинает табаком. Еще двадцать минут в поезде прошли практически незаметно, по сравнению с двумя часами между Римом и Пизой и еще длившимся практически столько же ожиданием. Себе вокалистка не изменяла — спокойно уселась рядом с Торкио, у приоткрытого кем-то до неё окошка, почувствовав приятные невесомые прикосновения пальцев ударника к её скрытой под плотной тканью штанов коленке. Её практически не тошнило, но где-то на подкорке все равно засело это неприятное чувство и тяготило. Все следующие минуты прошли в абсолютной тишине. Клонило в сон. Мелодичный голос приглушенно объявил о прибытии состава на железнодорожный вокзал Виареджо. Итан и Карина вышли в числе самых последних — в отличие от бодренького Раджи, который переминался с ноги на ногу в ожидании, они вдвоем не спали весь путь. Хотелось побыстрее приехать в отель, въехать в номер, снятый на три дня, завалиться на кровать и уснуть самым глубоким сном. На глаза попалась Виктория, яростно тыкающая в экран телефона и сразу же скрылась под опускающимися потяжелевшими веками. Карина засыпала прямо на ходу, плотно прижавшись к боку ударника. Если бы не его рука, крепко придерживающая блондинку за талию, та давно бы распласталась на асфальтированном перроне в позе звездочки. — Где же это блядское сообщение, — прошипела Вик, бегло прочитывая все, что попадалось ей под глаза в диалоге с Вирджинией. — А, вот! Отель Лондон, Виале Даниэль Манин 16. Буквально минут десять ходьбы отсюда. Пешком или закажем такси? — Я бы прогулялся, — сказал Томас. Виктория задержала взгляд на Итане, поджавшем губы, и мирно сопящей стоя вокалисткой, заставив Раджи невольно проследить за ним и умиленно улыбнуться. — Посадим этих голубков, а сами пешочком пройдемся? — Я не против, — улыбнулась голубоволосая бас-гитаристка. — Я тоже, — сказала Вик, пожав плечами. — Окей, ребята, я сейчас вызову, — лениво доставая из заднего кармана черных джинс телефон, протянул Эмилио. Парочка нажатий и — вуаля! — через пять минут перед входом останавливается автомобиль, в который поспешно садятся Эми, Итан, Карина и в последний момент изъявивший желание запереться в номере как можно быстрее. Дорога заняла буквально минуты три, не больше, поэтому, расплатившись с молчаливым таксистом, они вчетвером сонно поплелись в отель. Рассматривать что, где и как было некогда, поэтому на внутреннее убранство никто не обратил и малейшего внимания. Все четко и по делу — ресепшен — ключи — лифт — номер. Девушка за стойкой была слишком мила, видимо, двое из четверых точно были узнаны, и, под умоляющим не привлекать лишнее внимание взглядом Давида, она проявила себя понимающим человеком. Даже фотографию не попросила, не обратилась с просьбой расписаться на какой-то оборванной бумажке, наспех вытащенной из ниши в столе — Дамиано и Итана это крайне удивило. Она представилась Катариной, передала три ключ-карты от заранее забронированных номеров и пожелала приятного отдыха, уточнив, что номер и пароль от общего вай-фая записаны на карточке, лежащей на прикроватных тумбочках в каждой комнате. Старая схема — расселились по парам. Дамиано был единственным из их компании, которому повезло урвать двухместный номер для себя одного. Виктория все отшучивалась, говорила, что один на один с самим собой он точно не останется, потому что Джорджия, обычно, приезжает вслед за ними. Он против не был, но в этот раз точно был уверен, что все два следующих дня на большой двухместной кровати он будет спать один. В последний раз, когда они виделись, она сильно разозлилась и прогнала его с квартиры рано утром. Солист даже не понял причину, по которой конфликт и произошел, но Джо постоянно вторила — дело в тебе, Дамиано — расхаживая от одной стенки до другой. Казалось, их отношения с Солери висели на волоске. Эмилио нашел свой номер раньше всех, отдаленный от номера ударника, гитаристки и номера вокалиста. Тот находился на втором этаже, едва ли не у самой мраморной лестницы с ковровой дорожкой темно-лазурного оттенка, которая оставила в его памяти неизгладимое впечатление, как и все вокруг. В отличие от меланхолично настроенных друзей, сквозь усиливающуюся сонливость и усталость от переездов удавалось засмотреться — то на идеально чистый пол, то на белоснежный ресепшен, то на белые цветочки с желтой серединкой — ненастоящую ветреницу — то на Катарину и на её милую улыбку, не сходящую с лица, её покрасневшие щечки и усталые, небесно-голубые глаза. Дами тихо выругался, волоча багаж за собой. Двери с номером 12 все не находилось. Итан плелся за ним, в руках — два чемодана, один свой, второй принадлежит Карине, которая нехотя вручила его парню, буркнув на последок, что могла бы дотащить его самостоятельно. Торкио оставил для неё нетяжелый чехол с электо-гитарой и множеством проводов, не только её, Виктория и Томас, для которых тоже припасли уютный номер этажом выше, решили великодушно скинуть часть своих на вокалистку. Чтобы не бубнила, что она не маленькая и так заботится о ней не нужно. По крайней мере, она не оставит его где-нибудь по пути к номеру. — Какой номер у тебя? — поинтересовался Давид, останавливаясь на месте и обращаясь к Торкио. — Тринадцать, — коротко ответил тот и кивнул на нужною дверь в нескольких шагах от них. — Нашелся. — Неужели, — раздраженно фыркнул вокалист, в несколько шагов оказываясь у двери. Пара отточенных движений и он скрылся в своем номере, вероятно, бросая чемодан где-то в прихожей и, не раздеваясь, падая на кровать. Как же повезло, блять. Или, у Вирджинии слишком хорошее чувство юмора. Надо же. Итан оставил чемоданы у двери, выудил ключ-карту из кармана и открыл дверь в их скромную обитель на пару предстоящих дней. С балкона, двери которого были распахнуты, впуская в небольшую комнатку легкий теплый морской бриз, открывался прекрасный вид на бескрайнее синее море, выглядывающее из-за крыш красного здания с надписью «felice» и желтого «amedeo». Через дорогу виднелся небольшой магазинчик «vine and food» — пристанище Давида на следующие два дня — чуть левее красовался проход к пляжу. Барабанщик оставил оба чемодана у стенки, слегка подвинув стул ближе к столу, и прошел вперед. — Нужно будет пепельницу попросить, — куда-то в воздух произнес он. — В душ пойдешь? Кивнув головой, Карина стянула с себя кроссовки. Привычка, оставшаяся еще с России, постоянно вгоняла в недоумевание её итальянских друзей, как, собственно, и её стремление каждый раз переодеваться во что-то домашнее, возвращаясь с улицы. Итану казалось, что он уже успел привыкнуть к такому, но раз за разом замечал, что смотрит на блондинку слишком странно, и поспешно отводил взгляд в сторону, стараясь заняться чем-нибудь для внешней видимости. — Спросишь в общем чате, где ребята? — нахмурившись и наклонившись над кроватью, попросила Карина и вытащила из-под ноги барабанщика белоснежное махровое полотенце в первой же стопке — одно такое же большое и одно маленькое теперь небрежно лежали на покрывале песочного цвета и также были придавлены Торкио. Распластавшийся поперек кровати Итан кивнул. Его карие глаза заговорчески блеснули в ярком свете люстры, рука потянулась к ней и дернула на себя. Карина шлепнулась прямиком на парня, который, не медля не секунды, обхватил её руками и прижал к себе еще сильнее. Щеки заалели сразу же, а голова моментально пошла кругом. Эти объятия, улыбки, взгляды — все было настолько непривычно, казалось таким чуждым, что желание вырваться из них нарастало в геометрической прогрессии. Она этого не делала, позволяя Итану и дальше будто невзначай касаться и дарить солнечные улыбки, от которых в животе вспархивает целая стая тропических бабочек. — Мне нужно в душ, — смущенно улыбнувшись, произнесла вокалистка, положив свои ладошки на его щеки. — Отпусти. — Я не хочу тебя отпускать, — практически шепотом произнес Торкио. Карие глаза гуляли по девичьему лицу. Невероятная. Щечки розовые-розовые, глаза такие глубокие, что ударник буквально тонул в них. — Итан, — сказала Карина и погладила большими пальцами его смуглую кожу, не оставляя попыток вырваться из этих приятных объятий дипломатично, с помощью мирных переговоров. — Ты говорил, что напишешь ребятам. — Позже, — сморщил нос он. — Может, пепельницу попросишь? Я хочу покурить перед тем, как лечь спать. Пару секунд он еще смотрит ей в глаза, а потом оставляет быстрый поцелуй в губы и отпускает её. Девушка в один момент исчезает в ванной комнате, оставляя Торкио наедине со своим телефоном. На вопрос о том, где пропадают сторонники пешей ходьбы Томас, Франка и Виктория, они ответили, что стоят на ресепшене и разговаривают с Катариной, которая буквально изнемогает от желания поскорее уйти с этой работы домой — одной проблемой меньше. Быстро пробежавшись пальцами по клавиатуре, Итан написал, чтобы они попросили пепельницу и занесли её в тринадцатый номер. Виктория, конечно, немного побурчала о том, что есть работники на это дело, но все равно согласилась. Вторая проблема решилась также быстро. Оставалась третья, которая исчезла в душе, заставляя желание присоединиться полыхать в груди и ниже. С Кариной секс был и есть слишком далекой темой, которую ни он, ни она обсуждать пока не планировали. Итан был готов ждать столько, сколько потребуется, не желая повторять историю с поцелуем на заднем дворе их съемного домика. Он поспешил на свой страх и риск и, благо, не отпугнул её этим напором. С глубоким вздохом парень встал на ноги и вытащил из кармана пачку сигарет, замечая на столике небольшой пустой вазон. Теперь и пепельница не нужна. Оставляя после себя мокрые следы, Карина вышла в номер, обернутая одним только полотенцем. Итана, стоящего на балконе и старающегося выцепить в бескрайней черноте ночного моря хоть что-нибудь с сигаретой в руках, сразу же обдало странным, совершенно не привычным ароматом — кажется, это были кофейные зерна и миндаль. Она нежно положила ладонь на его плечо, легонько сжала, привлекая внимание, и выудила никотиновую палочку из его пальцев. Так, потеряешь бдительность на пару секунд и эти русские чародейки обдерут до нитки, и ту не оставят. Вокалистка упала на один из стульев, заглядывая в вазон, усеянный сероватым пеплом, среди которых виднелись еще несколько оранжевых фильтров, и устало потерла глаза свободной рукой. — Третья? — затянувшись истлевшей наполовину сигаретой, девушка закинула ногу на ногу. — А не много? — В самый раз, — улыбнувшись, хмыкнул барабанщик и погладил ту по обнаженному плечу. — Не засиживайся, простынешь. — Как скажешь. Ты в душ? — Да, — раздалось из глубины номера. — Ложись спать, не жди… Дальнейшие слова прозвучали настолько тихо, что до солистки дошел только монотонный бубнеж. Опустив в вазон докуренную сигарету, девушка поднялась со стула и опрокинула свой чемодан на пол, открывая аккуратно сложенные в четыре стопки вещи. Излюбленная футболка осталась в шкафу Виктории в Риме, зато отыскалась подаренная бас-гитаристкой миленькая розовая атласная ночная пижама из маечки и коротких шорт и такого же цвета аккуратный халатик. Бегло нацепив его на себя, блондинка переложила оставшиеся полотенца на столик, невзначай бросая на свое тело взгляд в зеркало, сложила плотное покрывало песочного оттенка, убрав его в комод под вещи, и выключила люстру и свой прикроватный настенный светильник, оставив гореть такой же со стороны Итана. Сегодняшний день оказался крайне выматывающим. Поэтому, едва только её голова соприкоснулась с мягкой подушкой, Карина моментально провалилась в сон. Итан вышел из душа спустя полчаса, застав солистку сопящей на боку. Натянув на себя белье и прикрыв распахнутые на балкон двери, он полностью погасил в комнате свет и пробрался к ней под одеяло, как можно ближе — завтра он оставит её практически на целый день. Оставив невесомый поцелуй на виске, ударник прикрыл глаза. Спокойной ночи, Невероятная.