***
Доброе утро, солнце. Голос раздается слишком близко — такой хриплый, сонный, слишком смахивающий на его спросонья, только смахивающий, ничего больше, — последнее, что хотелось бы слышать рано утром сквозь сон про ничего. Прикосновение к оголенному плечу предельно аккуратно отправило в мозг очередной импульс, заставляющий едва приоткрыть один глаз и что-то нечленораздельно пробормотать о раннем утре и множеством времени до предстоящего, последнего перед их отъездом интервью. Сквозь мутную пелену не было видно ни очертаний её маленькой уютной квартирки, ни её внезапного гостя, ни даже кончика собственного носа — все расплывалось, как её макияж под вчерашним ливнем, когда они втроем возвращались после интервью с каким-то журналом, держащим еще несколько колонок на крупном новостном портале в интернете, быстро и неумолимо. Голова была весьма тяжелой, наверно, стоило воздержаться от выпивки вчера вечером, когда им вежливо предложили попробовать домашнее вино одной из главных шишек, многим заправляющих там, но, что сделано — то сделано, оставалось только заставить себя проснуться и выпить таблеточку какого-нибудь спасительного аспаркама или, на крайний случай, аспирина, если первый вдруг отыскать не выйдет. Нежный поцелуй куда-то в области шеи полностью вывел её из пограничного состояния между сном и бодрствованием. Не показалось, это было слишком реально, просто не могло. В один момент распахнув глаза и сощурившись от яркого солнечного — аллилуйя! — света, проникающего в комнату сквозь легкую прозрачную тюль, она замерла, на секунду задержав дыхание. Все это казалось ей нереальным, чем-то ненастоящим, фикцией, миражом, наваждением — перед ней был Итан. Итан, сидящий на кровати скраю и нежно поглаживающий её бедро своей теплой ладонью сквозь плотное одеяло. Даже через него она чувствовала, насколько она была горячей. Сон. Это сон. Итан сейчас в Портовенере на заслуженном отсыпном после полуночного концерта. Пару раз хлопнув ресницами и потерев глаза кулачками, затем еще и ущипнув себя для полной уверенности, что вызвало у образа барабанщика только короткий смешок, она нахмурилась и приподнялась на локтях. — Итан? — спросонья, но, тем не менее, изумленно, пробормотала вокалистка. В голове только одно слово — сон. Все это гребаный сон, который рано или поздно кончится. Торкио окажется в Портовенере, Карина останется в своей кровати в Риме и они никак не пересекутся еще несколько дней, пока она не посеет семечко того, что в будущем очень поможет отбелить их с ребятами имя. Но это наваждение, этот образ с длинными темными волосами в черной рубашке и его излюбленных синих джинсах, прикосновения которого целиком и полностью казались реальными, никак не желал испаряться. Он улыбался, карие глаза блестели в ожидании чего-то, только Карина была совсем не в состоянии, чтобы с разбегу прыгать на его шею и целовать. Много и нежно, чего он ждал сутки — дольше бы не протянул никто, рано или поздно кто-нибудь бы точно бросил все свои дела и приехал к своей второй половине, не сказав ни слова. Исчезнув по-английски. — Доброе утро, солнце, — повторил он. Карие глаза неотрывно следили за тем, как блондинка распахивает одеяло, демонстрируя ту самую пыльно-розовую пижаму из Виареджо и медленно подползает к нему, обвивая его шею тонкими руками, будто кошечка, умоляющая дать ей чего-нибудь вкусного. Только чего-нибудь вкусного она не просила — просто безмолвно прижалась к нему, пробираясь длинными пальцами в темные распущенные волосы и перекидывая свою ногу через его, оказываясь сверху. — Как ты тут оказался? — заинтересованно мурлыкает она ему на ухо, проводя кончиком носа по щеке и цепляя скулу. — У тебя завтра в Портофино концерт. — Я слишком сильно хотел увидеть тебя, — полушепотом отвечает он, шумно сглатывает образовывающийся в горле ком и слегка отстраняет её от себя для смазанного поцелуя по порозовевшей щеке. — Запасной ключ от твоей квартиры лежит под ковриком. Она отстраняется самостоятельно. Уголки её губ трогает легкая улыбка, а глаза слегка прищуриваются. Слишком хитро, слишком по-лисьи. Он чувствует, что в квартире становится слишком жарко и открытые нараспашку окна в каждой комнате совершенно точно не спасают. Осознание того, что солнце, решившее, наконец, разогнать темное серое полотно, несколько дней державшееся над головами итальянцев, тут совсем непричем, пришло не сразу — только тогда, когда она быстро ненадолго соединила их губы, слегка поддавшись вперед тазом. — Концерт, Итан, — она лукаво улыбнулась, напомнив про упущенное и прикусив губу. Играет. Совершенно точно играет, всеми силами стараясь вывести его. Пробудить сидящего внутри зверя. Но он не поддается, также лукаво улыбается и слегка склоняет голову в бок, пробираясь ловкими пальцами под атласную маечку, переливающуюся в солнечных лучах. Развлекается по её правилам, всеми силами стараясь сдержать в себе то, что она хочет вытащить. Пройденный этап — все давно знакомо и известно. — Я лечу в Генуи завтра утром, до Портофино на такси. Я буду там еще до саундчека, не волнуйся, — пояснил он, опаляя своим дыханием нежную пожу её шеи. — Полетели со мной. Как же она приятно пахнет. И как становится прохладно, когда она вдруг встает и хватает полотенце с прикроватной тумбы, заставляя Торкио шумно выдохнуть и откинуться на спину. Карина улыбается, выжидает, когда они вновь пересекутся взглядами, и когда это, наконец, случается, кивает в сторону виднеющейся из коридора двери, ведущей в душ. Мысли гитаристки путались под сумасшедший сердечный ритм, и, она могла поспорить на все богатства мира, что точно не понимала, что делает, двигаясь по указанному инстинктами направлению. Глядя на его натянутые джинсы в области паха, быстрый секс в душе казался ей куда правильным решением, чем оставить все так, как есть, вновь отправляя все на самотек. Хватит боятся, пора перебарывать свои страхи. — Присоединишься? — приподнимая в вопросе левую бровь, задала вопрос она. В серо-зеленых глазах вспыхнул огонь, почувствовав, насколько сильно затянулся тот узел внизу, протяжно заныв, заставляя её свести коленки. Она хотела его больше всего на свете, желала сильнее всего почувствовать его прикосновения, поцелуи, укусы. Везде, где только было можно. Жаждала чувствовать его каждой клеточкой своего тела, оставляя на смуглой коже иссиня-фиолетовые отметины, царапая недлинными ноготками спину. Итан чувствовал это сам, но уверенности в том, что она на самом деле готова к такому, не было совершенно. Он кивнул головой, вновь усаживаясь на край кровати и, затем, поднимаясь на ноги — согласился на свой страх и риск, как тогда, у бассейна, когда решился в первый раз поцеловать её. В любом случае, душ после перелета ему бы не повредил. Откопав среди нескольких шмоток в портфеле свое полотенце, которое до упора не желал забирать из Виареджо, и сжав его в своих руках, он остановился в коридоре, не решаясь поворачивать дверную ручку и входить внутрь. Изнутри доносился шум воды и тихое пение песни, которую Итан тут же узнал. Песня, которую она пела ему на благотворительном вечере, бесстрашно заглядывая в глаза, открываясь ему еще глубже, обнажая только для него то, что не видел никто, кроме её матери и бабушки. В который раз за продолжительно время знакомства он подумал, что он слишком сильно к ней привязался. Что он слишком сильно её полюбил. Так, как не любил еще ни одну девушку, когда-либо появляющуюся в его жизни. Поджав губы, он приоткрыл дверь, выпуская клуб молочного пара в коридор. Вся одежда полетела на мокрый пол. Плевать, что он взял лишь футболку на смену и нижнее белье, компактно сложенное в рюкзаке. За стеклянной стенкой ванны, окутанный молочной дымкой, под горячими струями воды, стоял силуэт. Короткие светлые волосы уложены назад, одна нога слегка подогнута в колене, стоящая на одном носочке, чтобы совсем не потерять равновесие, длинные пальцы, еще пару минут зарывающиеся в его густые темные волосы, гуляли по тонкой шее, едва касаясь кожи подушечками пальцев. Карина была прекрасна. Прекрасна в одежде, прекрасна без, прекрасна мокрая и сухая, прекрасна злая, обидчивая и счастливая. Прекрасна настолько, что его голова моментально шла кругом. Пальцы зацепились за край стеклянной дверцы и отодвинули её в сторону, пропуская его в ванну под сильно бьющие струи горячей воды. Светловолосая Симонетта Веспуччи, только что сошедшая с картины художника Сандро Боттичелли «Рождение Венеры», слабо улыбнулась одними уголками губ, заливаясь краской и едва прикусывая нижнюю губу. Итан не смог не улыбнуться в ответ, со всей своей нежностью прикоснувшись к её подбородку и поднимая взгляд на его лицо. Такая невинная без всей этой сценической мишуры. Такая красивая. Он касается её губ нежно, слегка прикусывая нижнюю, проведя кончиками пальцев по позвонками и остановившись на талии. Ладони уверенно легли на её изгибы, притягивая ближе к себе, распаляя между ними огромный костер, заставляя чувствовать, как желание чего-то большего растекается по телу медленно, как густая смола, как патока, пока они все требовательнее и требовательнее сминают губы друг друга. Смотрят друг другу в глаза, кусают, зализывают и все по новой. Замкнутый круг удовольствия, бесконечного, пока они рядом. Пальцы ударника скользят вниз. Карина чувствует, как он медленно поглаживает её бедро, перебирается на внутреннюю сторону, вынуждая поставить одну ногу на бортик ванной. Под теплой кожей ладони на талии внезапно возникают мурашки, пробежавшие по всему телу, не оставляя ни одного нетронутого участка кожи. Дыхание сперло. Слишком горячо, слишком приятно, слишком мокро. Она просит большего своим телом. Поддается вперед, напрягается, когда он поглаживает совсем рядом с чувствительным местом. Она безмолвно кричит своими движениями, подставляя шею под мокрые поцелуи, закусывая губу едва ли не до крови, блаженно закатывая глаза, полностью отдаваясь ласкам Итана. Таким аккуратным, осторожным, что совершенно не шло в сравнение с Оливьеро. Полной его противоположности. — Итан, — его имя на выдохе срывается с её губ, превращаясь в полустон, едва его пальцы провели по чувствительному бугорку, скользя дальше. Снова поцелуй, очередное иссиня-фиолетовое пятнышко на его смуглой коже и напрочь сносящий крышу громкий и протяжный стон. Он заполняет её ловкими пальцами всего лишь на пару секунд, возвращаясь к ласкам, заставляя сотням и тысячам фейерверков взорваться разом в её голове, изнемогая от желания, наконец, почувствовать её там. Душ, ставший почти невозможно горячим из-за прокрутившей ладонью Кариной вентиль, когда она искала, на что опереться, стал отправной точкой — дальше Итан контролировать себя был не в силах. Едва он успел разорвать с ней поцелуй, на всю квартиру раздался звонок и в дверь настойчиво застучали. Серо-зеленые глаза недовольно посмотрели на приоткрытую в коридор дверь, вернулись на Торкио, с мольбой заглядывая в его глаза оттенка крепкого кофе. Может, уйдут? Нет, даже спустя полторы минуты утренние гости не желали отступать. — Я пойду, открою, — более или менее придя в себя после случившегося, пробормотала вокалистка. Ноги еще подкашивались, хотелось еще, больше, много, хотелось его целиком. Это давало о себе знать — желание сомкнуть колени было просто невероятным. Обернувшись в полотенце, она покинула ванную комнату, оставляя Итана стоять в ванной под горячими струями воды. Прошлепав босыми ногами до входной двери и выглянув в глазок, Карина глубоко вздохнула. Ну конечно же, кто еще мог припереться в такой ранний час, если не Эмилио? Каким ветром его занесло в этот район Рима вокалистка понятия не имела, но трезвым ударник точно не выглядел. Не пустить его в квартиру она просто не могла — не позволила бы совесть. Поэтому, крутанув пару раз замок, она открыла дверь, отходя на пару шагов назад. — Ты, блять, так не вовремя, — злобно пробормотала гитаристка, придерживая полотенце у груди, пока друг закрывал за собой дверь. — Где надраться успел? — Я? Нигде, — расплывается в улыбке тот. — Я трезвый! А ты, я смотрю, водные процедуры принимала, да? — Эми, — состроив серьезное лицо, подхватив ударника под локоть и периодически поправляя потихоньку сползающее полотенце, она пытается его подтолкнуть к дивану в зале, но тот упирается и, покачиваясь, принимается снимать свою обувь — даже в не совсем трезвом состоянии помнит об этой просьбе, не смотря на то, что, по большей мере, Карине сейчас абсолютно плевать, лишь бы привести друга в нормальное состояние. — Черт. Брось ты к черту свои кроссовки и ложись на диван. Скорее, расслабляющие процедуры, которые необходимо было продолжить, или какому-нибудь барабанщику — не будем показывать пальцем на Эмилио — точно прилетит что-нибудь тяжелое в лицо. Только вот уходить подвыпивший Карраро не собирался и то, что в квартире она была явно не одна — сапоги, портфель на диване и шум воды в душе говорили все за неё — только прошелся в зал и устало грохнулся на диван, укладывая подушку под свою щеку удобнее. Собирался спать. И пусть спит, главное, чтобы до пяти часов вечера он был трезв, как стеклышко. Итан появляется в комнате точно в таком же виде чуть позже, когда она уже успела переодеться под сопение Эмилио — в одном полотенце, держащемся на выпирающих тазовых косточках. Слишком напряженный для того, чтобы смотреть Карраро в лицо без ненавистных ноток. Да и вообще, чтобы оглядывать это беспомощное тело на диване. А Эми его в упор не видит, сонно бормочет что-то себе под нос, что-то связанное с Викторией, с Франкой, с отношениями и что ей повезло куда больше, чем ему в этом плане, ведь Итан такой хороший. Ударник Maneskin только хмыкает себе под нос, минуя сидящую рядом с ним Карину, и быстро запрыгивает в белье, на удивление сухие джинсы и футболку. — Самый проблемный ребенок, — улыбается она, сильнее сжав книгу пальцами, внимательно наблюдая за каждым его движением. — У нас интервью в шесть. Понятия не имею, что с ним делать…***
Набросив поверх черного топа легкую белую рубашечку и вновь вложив ноги в черные замшевые лодочки, она в последний раз бросила взгляд назад через зеркало заднего вида — Франка и, к счастью, успевший протрезветь, но так и не объяснивший, почему он приперся в половину восьмого к ней домой, Эмилио, похватали свои вещи и открыли дверцы, покидая авто. Итан поудобнее перехватил руль, нервно дернув щекой, и уселся поудобнее. — Я тебе позвоню, как все кончится. Отдохни как следует. Легкий поцелуй в щеку горит еще пару секунд, прежде чем она покидает автомобиль, схватив маленькую черную сумочку. Он задерживается на ней продолжительным взглядом, вновь чувствует, как начинают полыхать оставленные утром засосы на груди и ключицах. Пальцы сами невольно сжимают руль еще сильнее, почти до скрипа, до хруста, заглушившихся хлопком двери с пассажирской стороны. Она просто невероятная, невообразимо красивая, притягательная и безумно, безумно заботливая. И она точно заслуживает, чтобы немного отдохнуть сегодня вечером. Только вдвоем. За спиной зашуршали шины — Итан направился домой. Впереди, у входа в небольшой павильон, встали Франка и Эмилио. Второй казался до жути сонным, не смотря на то, что успел принять бодрящий контрастный душ у вокалистки под её недовольное бурчание о том, что она так и не научилась говорить «нет». Бас-гитаристка буквально прожигала его ненавидящим взглядом, выуживая из кармана полупустую пачку мятной жвачки. В любом случае, всяко лучше, чем амбре выветривающегося из организма алкоголя. Про причину все умалчивали. Может быть, Карраро сам как-нибудь решится обговорить свои неоднозначные чувства и с ней, и с Викторией. — Вообще, еще со вчерашнего вечера, — отправляя в рот пластинку жевательной резинки, парень стыдливо переминается с ноги на ногу, пока Франка раздраженно вздыхает, краем глаза замечая подошедшую солистку. — Ты бухал всю ночь?! — она возмущенно-вопросительно выгибает бровь, едва удерживая желание дать ему хорошего подзатыльника в себе. — Я надеюсь, ты имеешь достаточно вескую причину, чтобы оправдать себя. — В следующий раз не пущу, — Карина сверкнула серо-зелеными глазами, тыкнув указательным пальцем ему в грудь, бросив обидчивый взгляд снизу вверх. — Идем, нас, наверно, уже заждались. Несколько минут блуждания по длинным пустым коридором навеяло на Карину мысли о фестивале. Их самом первом фестивале, на котором произошло много всего — от плохого до безумно хорошего — единственным отличием было то, что спереди и сзади их сопровождала охрана. От кого или от чего она их ограждала — непонятно. Опасностей именно для них в этом месте было не больше, чем в детском саду в группе для самых маленьких, но тем не менее, молчаливые сопровождающее в синих костюмах-тройках давали мнимую надежду на защиту. Несколько однообразных поворотов спустя они остановились у сливающейся со стеной покрашенной металлической дверью. Едва троица музыкантов оказалась в небольшой студии, их глаза забегали от одного угла к другому — в студии на прошлом интервью точно не было нескольких массивных камер, команды из, наверно, человек двадцати, снующих туда-сюда с аппаратурой, светом, звуком и внешним видом ведущей, отдаленно знакомых декораций и небольшим количеством массовки. Их подтолкнули вперед, ближе к основной площадке для съемок, ближе к светловолосой женщине, потягивающей кофе из картонного бело-зеленого стаканчика из старбакса. — Шарлотт Джованни, — тихо прошептала Ранкур в сторону Карины, сжав её руку чуть ли не до хруста. — Луна выбила нам место на шоу Шарлотт. — Держи себя в руках, — хмыкнула та в ответ, заметив, насколько сильно сияют глаза француженки. — Je n'en reviens pas! On est au Charlotte Show…* Шарлотт Джованни, эта женщина с пепельными волосами, идеальной кожей и голубыми глазами, была для Франки-Ванессы Ранкур идеалом. Её идеальное лицо смотрело с постера в комнате басистки в Солерно каждый раз, когда приезжали на летних каникулах в гости к её родителям, прямо в душу. Карина не любила этот постер, поэтому старалась не бросать продолжительные взгляды на увешанную плакатами с кумирами и длинную ниточку с полароидными фотографиями стену. В ней хоть грамм от природы было? Вокалистку обдало приторно-сладким парфюмом, когда она услышала тихий цокот высоких каблуков по полу и шелест делового костюма оттенка дыни крайола. Шарлотт не понравилась ей сразу: такая наигранно хорошая, до скрипа зубов дружелюбная, одета с иголочки. А в глазах такое безразличие ко всему вокруг неё происходящему, что возникает желание развернуться и покинуть это место навсегда. А Франка тает, как зажженная свеча, ведь эта женщина уже на протяжении нескольких лет была одной из любимейших ведущих развлекательных шоу, пропуская мимо своих ушей все, что говорят другие. Она несколько секунд смотрит на Эмилио, совсем не понимающего, что вдруг произошло с его подругой, и возвращает взгляд на светловолосую Джованни, которая уже слишком мило общалась с басисткой, смело перейдя на «ты». — Приятно вас всех видеть тут, — женщина сложила руки в замочек, ехидным взглядом оглядывая всех троих. — Пройдемте за мной, вас нужно немного подготовить для съемок. Свернув с прямой дорожки к сцене, в более темную часть помещения, их остановил целый рой ассистентов, быстро, но добротно, нацепив всю необходимую аппаратуру и поправивший макияж каждому из участников сегодняшнего интервью. — Прекрасно, — Джованни оглядела их лица и мечтательно хлопнула в ладоши, следом обратившись к какой-то зашуганной девушке, стажерке, по всей вероятности, носившейся вокруг них не хуже, чем уже привыкшие к такой суете работники. — Симона, дорогая, подготовь для наших гостей воду. Приступаем? — Жду недождусь, когда это кончится, — пробурчала себе под нос вокалистка, глубоко вздохнув. Камера, мотор… все закружилось слишком быстро. Час съемок пролетел как щелчок пальцев, в горле уже першило от ответов на банальные вопросы о начале их пути, об отношении родных к этому увлечению, Шарлотт не забыла упомянуть о детстве каждого из них, о чем было говорить не очень приятно, но Карина рассказала все, что гложило и не гложило её на протяжении многих лет: о биологическом отце, о жизни в провинциальном российском городке, о переезде в Санкт-Петербург и, в следствие, переезде в Рим. Запланированного перерыва будто бы и не было — она только и успела, что выпить теплого чаю с лимоном, принесенного по распоряжению ведущей, и отправить Итану парочку сообщений с вопросами, как он там поживает — звонок, сигнализирующий о готовности к продолжению съемочного процесса, заставил её убрать телефон в задний карман свободных черных брюк и натянуть счастливую улыбочку. Жутко хотелось домой, под кондиционер, смотреть с Торкио какие-нибудь старые ситкомы по телевизору и обниматься. — Итак. Сегодня вы одеты поскромнее, — весело хмыкнула Шарлотт Джованни, сжав пальцами черный планшет с заготовленными вопросами на оставшееся время. — Вспомнишь ваши образы на фестивале Лульо суона бене, сразу хочется снять вот это все, — она наигранно брезгливо оттянула край нежно-розового пиджачка и сморщилась. — залезть в какие-нибудь рванные колготки в сеточку, маленькую юбочку, леопардовый топ и взять в руки гитару. И плевать, что играть я не умею. — Карина может научить, — Франка расплылась в улыбке, поерзав на своем стуле. — Оу, правда? — женщина удивленно вскинула брови. Вокалистка покачала головой: — Нет, к сожалению. Из меня выходит плохой учитель. — Очень жаль! — Шарлотт вновь сверкнула глазами. — Знаете, я видела вас в баре. Давно уже, точно не помню, когда, но вот эти ваши рокерские костюмы и Карина с её бледной кожей и ярким макияжем напомнившая мне образ вампира, прочно отпечатались в моей памяти. Конечно, не так сильно, как впечатления от вашей игры на инструментах и твоего, Карина, вокала. Вы, вообще, часто ходите отдыхать в бары? Или вы — любители посидеть дома? — Эмилио любит бары больше, чем себя, — вспомнив об утреннем инциденте, произнесла гитаристка. — Да, Эми у нас любитель тусовок, — подтвердила Франка, сложив руки на колене. — А вы, девчонки, как относитесь к барам? — женщина склонила голову в бок. — Время от времени могу себе это позволить. — Я люблю посидеть дома. Желательно с кем-то, — Карина пожала плечами. — Но и одной тоже классно. — Например… — хитро улыбнулась Шарлотт. — Друзья? Молодой человек? Девушка? — Просто с кем-то, — ответила вокалистка, приподняв уголки губ. — «Просто с кем-то» тоже хорошо. Я бы хотела затронуть ситуацию на благотворительном вечере, который прибавил вам нехилой известности в Италии, — черный планшет упал на её колени, пальцы переплелись в замке и скрепленные руки легли поверх интересной вещицы с вопросами — видно, дальше пойдет чисто её людское любопытство. — Выступление, конечно, было просто потрясающим, как и предыдущие. Одна песня зацепила меня больше всего — Love Songs под сопровождение акустической гитары. Ты пела её так чувственно. Правда ли, что она адресована Итану Торкио, участнику группы Maneskin, когда-то игравшей на сцене Икс-фактора? — Я хочу пропустить этот вопрос, — нервно застучав ноготками по коленке, вздохнула вокалистка. — И следующие, так или иначе затрагивающие наши с Итаном отношения. Скажу только одно — думайте, как хотите. — Мы хотим думать горячее, — женщина подмигнула в объектив камеры и игриво поиграла плечами. — В любом случае, время покажет. Вы прекрасно смотритесь друг с другом. А теперь, на последок, поговорим о нашумевшем вчера разрыве контракта с Оливьеро Перроне…***
Теплый ветерок заскользил по её коже и она запахнула рубашку, удерживая сигарету между губами. Пальцы чиркнули зажигалкой и она, наконец, затянулась. Это интервью отняло слишком много сил, чтобы выдвинуться в сторону дома пешочком и немного прогуляться, как это сделали Франка и Эмилио, решивших, что им многое нужно обсудить, дабы не тревожить Итана после перелета. Ноги совсем не привыкли к туфлям на высоком каблуке, поэтому прокатится с ветерком несколько минут было куда привлекательной идеей, чем идти на своих ноющих двух. Голова шла кругом от приторно-сладкого парфюма Шарлотт Джованни, которая, кажется, вылила на себя половину флакона. К горлу подступала тошнота. Когда тлеющая сигаретка лежала между средним и указательным пальцами, время шло намного быстрее и все дела становились на порядок лучше. Так странно было сейчас стоять в одиночестве на въезде на территорию павильонов. За воротами их на каждом шагу кто-то сопровождал — от ассистентов и менеджеров вплоть до телохранителей — а сейчас она стоит совершенно одна под знаком, запрещающим курить, и сжимает в руках свой мобильный телефон, который вот-вот должен был зазвонить. Уже около пятнадцати минут назад Итан сказал, что выезжает, но, почему-то, её автомобиля с брюнетом за рулем все не было. Она раздраженно притопнула ногой, выбрасывая не дотлевшую сигарету в ближайший мусорный бак рядом с каком-то подозрительным ларьком с фастфудом и обхватила пальцами плечо, принимаясь набирать сообщение мистеру-я-сама-пунктуальность-Торкио. Все казалось слишком раздражительным — вежливый торговец уличных хот-догов, предложивший перекусить в ожидании, потому что на часах давненько натикало время поужинать, его лавка в ярких красных, оранжевых и желтых оттенков, переполненная хламом мусорка, опаздывающий Итан, и, вершина всей этой кучки триггеров — синьора Шарлотт Джованни, бесстыдно пихающая в личную жизнь свой аккуратненький напудренный носик. Если она вновь увидит идиотский плакат с её лицом в комнате Франки, когда они решат навестить её франко-итальянскую семью, то со стопроцентной вероятностью от него ничего не останется. Надежды на то, что она поймет и простит не было практически никакой, но вокалистка была готова ко всему, лишь бы больше её не видеть. Палец завис над кнопкой «отправить», когда три автомобильных гудка раздались слишком близко к ней. С облегченным вздохом она буквально подбежала к авто, распахнула дверь и под пристальный взгляд продавца фастфуда села в машину, в следующую же секунду стягивая с ног эти противные туфли. — Куда вас? — стянув с переносицы солнечные очки, игриво сверкнул глазами Итан, заметив, что Карина совершенно без настроения. — Хотелось бы домой, синьор Торкио. Терпеть эту женщину было просто невыносимо, — она слабо улыбается и пододвигается ближе, поддаваясь желанию поцеловать ударника прямо здесь и сейчас. Тот шутливо отстраняется, приближаясь самостоятельно буквально через несколько секунд и быстро чмокая её в кончик носа. Так легко и по-детски, что не скажешь, что еще сегодняшним утром они чуть не трахнулись в душе. — Может, заедем в торговый центр? Я куплю тебе фраппучино, чтобы ты немного взбодрилась. Тот, который все нахваливала Джо, а ты все никак не успевала попробовать. Девушка задумчиво поскребла подбородок, пока Итан вклинивался в поток автомобилей, выезжая с парковочных мест. — А знаешь, давай. Думаю, кофе не повредит. Только одно условие. — Какое? — ударник ненадолго оторвался от дороги, чтобы окинуть девушку вопросительным взглядом, возвращая его снова на дорогу только спустя несколько секунд. — Ты катаешь меня на спине, — девушка сощурила глаза и хитро улыбнулась. — У меня дичайше болят ноги. Улыбка расплывается на его лице. — Без проблем.