Германия, июль 2019
Шарль мог взять поул. Он знал это. У него была скорость, он хорошо чувствовал трассу, поймал ритм. Он был быстрее всех остальных и мог выиграть квалификацию. Должен был выиграть. Но не было даже шанса, чтобы попробовать это сделать. Сердце все еще бешено стучало от переполнявшего его адреналина, когда инженер по радио сказал, что они не смогут выехать в решающем сегменте. Проблема с подачей топлива. Только на самом деле не важно, в чем была причина. В этот момент он потерял свой шанс. Потерянный поул — это потерянный шанс на победу. Да, первая позиция на решетке никогда ничего не гарантировала, но десятое место гарантировало еще меньше. И сколько бы раз ни происходили подобные ситуации, каждый раз приходилось переступать через это как в первый. Ведь в каждой следующей гонке у него должна быть вера в то, что все точно сложится как надо, правда? Каждый новый уик-энд у него начинался словно с чистого листа: вера в успех, холодная голова, никаких мыслей. Шарль всегда подходил к гонкам только с таким настроем. Гонщик должен быть спокоен и уверен в себе иначе просто нечего здесь делать. Сегодня случилось очередное дерьмо и он должен был принять это, как и все остальное. «Шарль, нужно заглушить мотор» В его наушниках раздался голос инженера. — … «Шарль, ты меня слышишь?» — Да, Ксавье. Сейчас заглушу. Больше Шарль не смог сказать ни слова. Парень не знал, сумел ли бы он сохранить хладнокровие, реши он сказать что-то еще. Как бы он ни убеждал сам себя, что не должен проявлять лишних эмоций на трассе, в первые секунды это особенно трудно. Единственным его желанием сейчас было просто уйти. Прямо вот так, не снимая шлем и перчатки, скрыться где-нибудь на пару минут. Но это то, чего он не мог себе позволить. Он не должен слишком ярко демонстрировать свое разочарование, потому что все вокруг расстроены не меньше. Нечего было строить из себя обиженную приму. Он часть команды, он должен быть их лидером, а не мальчиком, за которым нужно ходить и успокаивать. Никто не виноват в том, что произошло. Ни он, ни команда. Никто. Опираясь на плечо одного из механиков, Шарль наконец вылез из машины. Чтобы нормально слышать, что говорили вокруг, он быстро снял шлем и избавился от наушников. Парень старался перекинуться хоть парой слов с ребятами. Он ощущал, что каждый проходящий мимо член команды стремится хлопнуть его по спине или плечу, коснуться затылка или руки. Команда пыталась собраться вокруг одного человека, стараясь удержать все в целости, чтобы пройти через это вместе. Шарль ощущал, как эмоции медленно отступали, позволяя ему хоть немного расслабиться. В такие моменты всегда трудно. Все пытаются казаться сильными, подбадривать друг друга, но в душе у каждого из них глубоко сидит ощущение потерянной возможности. Старший механик слегка приобнял Шарля, извиняясь за то, что произошло, но гонщик тут же отмахнулся, говоря, что все в порядке, и они со всем справятся. Это часть гонок, от которой невозможно скрыться. Однако, сегодня атмосфера в красных боксах стала особенно тяжелой и гнетущей. Часто так бывало, что хотя бы одна половина гаража довольна результатами, но не сейчас. Разочарование буквально витало в воздухе, окутывая всех и каждого, нависая тяжелым грузом, принося мысль о том, что все их недавние надежды безвозвратно потеряны. Сегодня была не просто плохая квалификация. Это словно чья-то безумная шутка. Они рассчитывали занять места не ниже второго ряда, и это было более чем достижимо, но в итоге оказались бесконечно далеки. Машину Себа потеряли еще в первом сегменте, а теперь и сам Шарль не смог выехать в третьем. На самом деле услышав, что Себ сошел, не показав ни одного быстрого круга, Шарль почувствовал возможность блеснуть на фоне проблем напарника. Да, это нисколько не вина Феттеля, тоже проблемы с машиной, но в сухом остатке это не важно. Всё всегда решала таблица с результатами. Шарль мог оказаться на вершине, а в итоге остался ни с чем. Все эти месяцы парень засыпал и просыпался с мыслями о победе, с уверенностью, что он еще не все показал. Возможность доказывать команде снова и снова, что он способен на большее, — вот что становилось его смыслом, окончательно затмевая всё остальное. Бесконечное число людей, одетых в красное, он видел чаще, чем семью и друзей. Чаще, чем кого бы то ни было. Леклер знал, что ему придется чем-то жертвовать. Потому что пока он оставался для Ferrari не более чем надеждой на будущее, словно чем-то эфемерным — жертвы с его стороны неизбежны. Сейчас, Шарль для них будто призрак: часть команды верила в него, часть относилась скептически. И как бы он ни пытался перевернуть всё вверх дном, этого по-прежнему было мало. Проглотив все свои эмоции, он уселся на своем обычном месте в углу боксов, понимая, что остаток квалификации увидит только на экране. — Ты сейчас в порядке? — голос Маттиа вырвал Шарля из его глубокой задумчивости. В этот момент голос диктора передал, что начался третий сегмент. — Да… да, у меня все нормально. Шарль ответил немного сухо, продолжая смотреть на свою перчатку, которую теребил в руках. Казалось, что это банальная вежливость со стороны босса команды. И он дал ему вполне ожидаемый вежливый ответ. Однако, когда рука Маттиа опустилась ему на плечо, Шарль вздрогнул. Парень поднял взгляд. Над ним возвышался настоящий гигант. Когда они стояли рядом, Бинотто был выше примерно на полголовы, но сейчас, когда Шарль сидел, эта разница была особенно ощутима. Парень незаметно для себя тут же выпрямил спину, словно хотел казаться более уверенным. И сейчас ему на секунду показалось, что он видел в мужчине большее, чем дежурную вежливость. В этих глазах было что-то еще. Он видел переживания. Не сомнения или волнение за результат, а что-то более личное. Словно Маттиа и правда не наплевать на то, что парень чувствовал. Конечно, в какой-то степени это всегда так. Ни один глава команды не хотел бы, чтобы его гонщик разваливался от переживаний, потому что от этого напрямую зависели результаты на трассе. Но здесь словно было что-то большее. Маттиа, казалось, действительно хотел, чтобы Шарль был в порядке. Этот мужчина, как никто другой знал, через что Шарлю пришлось проходить за эту половину сезона, потому что частично он был причиной всего этого. — Все хорошо, — спокойно добавил Шарль теперь уже смотря только на мужчину и никуда больше, словно стараясь одним взглядом доказать, что все нормально. — Конечно, я разочарован, как и все, но гонка завтра, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы вытащить максимум из этого. Я должен это сделать. Последние его слова разбились в воздухе, словно удары плетью. Как обычно, никто не мог относиться к парню строже, чем он делал это сам. — Мне нравится твой настрой, — в противовес его собственному, голос Маттиа звучал более мягко и не так строго, как у самого Шарля. Это словно была похвала от отца, а не мнение начальника. Шарль лишь слегка устало улыбнулся в ответ. Осталось превратить этот настрой во что-то большее завтра. — Не хочешь пойти к себе? — вопрос скорее прозвучал как предложение. Шарль даже не думал об этом, на самом деле собираясь остаться с командой. Он не успел ничего ответить, а мужчина, кажется, уже понял его намерения. — Ты можешь идти, все в порядке. Для тебя куда важнее отдохнуть и подготовиться к гонке, все остальное и без тебя решится. Пару мгновений парень сомневался, но в итоге понял, что так и правда будет лучше. Ему нужно было собрать себя до завтрашнего утра, утихомирить все волнения в своей голове, чтобы завтра сесть в болид и выжать максимум. Все остальное куда менее важно, Маттиа прав. И Шарль сейчас был просто рад тому, что с этим человеком у него было взаимопонимание с самого начала. Ведь он был одним из тех людей, которые изо всех сил лоббировали кандидатуру Леклера на место в Ferrari в прошлом году. Идея посадить двадцатиоднолетнего парня почти без опыта, без единой победы или хотя бы подиума за руль звучала для этой команды безумно. Ferrari привыкли приглашать чемпионов, на фоне которых Шарль был просто никем. И без поддержки определённых людей изнутри команды он бы ни за что не оказался здесь, несмотря на весь его талант и прочую чепуху. Но теперь всё было сложнее. Команда выбрала свой вектор. Они шли лишь одним путем, не давая Шарлю должного шанса. Они всё ещё смотрели на него свысока. Леклер был их вторым пилотом, они даже не скрывали этого — открыто говорили об этом ему, открыто говорили об этом в прессе, и когда у них был шанс поставить только на одного пилота, они выбирали Феттеля. У Шарля даже не возникало вопросов, почему всё так. Ferrari как никто иные славились своими традиционными взглядами. Шарль осознавал все тонкости ситуации, в которой оказался. Теперь он должен был поддерживать баланс, оставаясь с одной стороны командным игроком, который не создавал проблем, а с другой не забывать показать, что он сюда пришел не просто занять пустующее место. Никто никогда не узнает, как дорого ему это обходилось. Он направился к выходу. Свежий воздух окутал парня, стоило ему только выйти из боксов, заставляя слегка поежиться: на разгоряченной коже и влажных от пота волосах это ощущалось особенно ярко. Прохладно, по крайней мере для гонок. Завтра будет еще холоднее. Промозглый ветер тащил с собой к автодрому тяжелые черные тучи, которые угрожали дождем всему Хоккенхайму. Не самая лучшая новость. В целом Шарль не был против (как будто его кто-то спрашивал), у парня не было проблем с пилотажем на мокрой трассе. Его скорее раздражала неопределенность, которая всегда за этим следовала, ведь ни один прогноз не мог быть точным на сто процентов. Хотелось знать, к чему готовиться. Но все они в одинаковых условиях, так что надо было просто набраться терпения и ждать. Парень оторвал взгляд от тусклого асфальта, заметив боковым зрением напарника, который, наоборот, шел из моторхоума в боксы, уже успев переодеться в джинсы и фирменную толстовку. Шарль чуть ускорил шаг, но, прежде чем он успел хоть что-то сказать или сделать: — Эй, пацан, не вешай нос, прорвемся, — голос Себа был полон оптимизма, и Шарль даже не заметил, как уголки его губ слегка приподнялись в улыбке. Парень не был уверен, должен ли что-то ответить. Казалось, мужчина просто хотел его подбодрить. И это был не обычный сухой профессионализм, где слова только для того, чтобы люди думали, что у них в команде все хорошо. Себ в самом деле его поддерживал, когда у парня все сыпалось. И каждый раз Леклер не мог понять почему. Ведь каждый его успех — минус для Феттеля, но тому словно плевать. Шарлю были интересны его мотивы, но спрашивать о таком было бы слишком грубо и даже неблагодарно, поэтому он не спрашивал. — Ты чего так раскис? — жизнерадостный голос и широкая улыбка напарника поражали на фоне того, что случилось, но часть этой энергии все равно передалась Шарлю, немного расслабляя его. — Я не раскис, просто день — дерьмо, — в ответ легко усмехнулся Шарль. Он осматривался по сторонам, то и дело щелкая костяшками пальцев, словно от нервов. Хотя на самом деле он не нервничал, максимум немного задумался. Но люди часто принимали спокойствие на его лице за грусть, он привык. Наверное поэтому Себу казалось, что он расстроен. — Крайне тонкое замечание с твоей стороны, — в голосе Себа, как и обычно, звучали эти поучительные нотки. Как будто у них разница в возрасте не десять лет, а все пятьдесят, и один из них ничего не смыслящей младенец, а второй — премудрый старик. — Но если завтра и правда пойдет дождь… — мужчина не договорил, словно на секунду задумался о том, что могло их ждать. — Если пойдет дождь, то начнется чертова лотерея, — закончил предложение Шарль вместо своего собеседника. — Зато мы узнаем, так ли ты хорош в азартных играх, — продолжал слегка подначивать Себ. — Ты же из Монако, должен что-то в этом понимать, а? — Да, что-то вроде того. В последнюю секунду Шарль буквально прикусил язык, чтобы не поправить мужчину. Как монегаску, парню было запрещено играть в казино в Монако. И не то что бы он когда-то собирался. Но говорить сейчас об этом не стал, ему не слишком хотелось умничать. Все еще улыбаясь своей знаменитой зубастой улыбкой, немец хлопнул Шарля по плечу, словно желая удачи, и торопливо зашагал к своим механикам. Парень слегка втянул голову в плечи от холода и пошел к моторхоуму, все же оборачиваясь и провожая напарника взглядом до самых боксов. Если и было место, где он хотел бы оказаться сейчас кроме своей комнаты, то оно было в этом гараже. Потому что то, как Феттель общался с командой, — это искусство, и Шарлю всегда нравилось за этим наблюдать. Но сегодня вместо этого он пойдет в свою комнату, чтобы лежать и сверлить взглядом потолок. Ведь Себастьян был прав. Он все-таки развалился. И парню потребуется немного времени наедине с собой, чтобы все собрать воедино. Все так, как было раньше, и как еще будет. Когда же за ним наконец закрылась дверь, парень шумно выдохнул, расстегивая комбинезон и стягивая хотя бы верхнюю часть. Сразу стало легче дышать. Оно и понятно — ведь какой бы супертехнологичной ни была вся их одежда, все равно она жаркая и не слишком удобная. По крайней мере, если сравнивать с чем-то более привычным и повседневным. Хотя можно было поспорить, что привычнее: одежда нормальных людей или бесконечные гоночные комбинезоны. Шарль один за другим снял ботинки и закинул их в небольшой шкаф к еще нескольким парам точно таких же, пытаясь параллельно взглядом найти пульт от небольшого телевизора на стене. Когда экран все же загорелся, комната осталась погруженной в молчание: звук на всех телевизорах в боксах и моторхоуме всегда отключен. Шарля это более чем устраивало. Он определенно не один из тех людей, которые боятся остаться наедине с собой. Эта тишина была для него не просто комфортной, она снимала с него оковы и успокаивала. Он позволял ей проникнуть в себя и потеснить все неприятные мысли в его голове. Правда ненадолго, потому что третий сегмент уже был в разгаре. И Шарль собирался смотреть. Он мог бы этого не делать, потому что в его ситуации не так уж важно, кто будет стартовать рядом с ним. Но была еще одна причина, которая заставляла его следить: его интересовало положение второй машины Red Bull. Примерно пять минут и расклад на завтрашнюю гонку будет решен, и он должен знать, где через эти пять минут окажется Пьер. Парень правда хотел бы сконцентрироваться на происходящем, но куда там. Смартфон, лежащий на столе, назойливо завибрировал, разрушая тишину и привлекая внимание. Иногда бывали такие уик-энды, когда он буквально не видел свой телефон с утра пятницы до вечера воскресенья. Миа носилась с ним, даже постила какие-то фото в инстаграм, чтобы фанаты не скучали. Сегодня Шарль оставил его при себе. И даже было интересно, кто решил ему звонить прямо во время квалификации. «Паскаль» мигало с экрана телефона, на фоне фотографии улыбчивой светловолосой женщины. Его мама. Годы летели как безумные, а она не менялась. — Соскучилась? — шутливо спросил Шарль, на автомате говоря по-прежнему на английском. Конечно, он знал, почему она позвонила, но парень не хотел говорить об этом. И не потому, что он расстроен. Просто он не хотел разыгрывать драму. Шарль скоро будет в порядке, больше не нужны попытки его утешить. — И тебе привет, милый. Я даже не думала, что ты возьмешь трубку, — мама отвечала на французском как ни в чем не бывало. Она хорошо говорила по-английски, но не очень любила этот язык. Женщина казалась на самом деле удивленной тем, что он ответил на звонок. От родного голоса сердце парня дрогнуло, как бы ни хотелось это признавать. — И все равно позвонила? — Шарль мягко рассмеялся, теперь тоже говоря на их родном языке. Леклер неспешно поднялся со своего места, и, прижимая телефон плечом к уху, решил, наконец, полностью избавиться от гоночной экипировки. Он привык делать сразу несколько дел одновременно, поэтому снять с себя комбинезон и заодно избавиться от пропитанного потом термобелья ему не составило большого труда. — Нет, ну я же должна была попытать удачу, — он слышал в ее голосе улыбку и словно видел перед собой ее светящиеся любовью глаза. Паскаль была как всегда тактична и говорила намеками, но Шарль с первой секунды догадался о причине ее звонка. Пусть ему и льстило, что сегодня все волновались о его состоянии, но в тоже время это раздражало Леклера. Он не фарфоровая кукла, о целостности которой следует переживать. Но раздражаться на свою мать он не мог, как бы ни старался. Казалось, он мог до сих пор прийти к ней вечером, свернуться калачиком, и, устроив голову на коленях рассказать всё, что его беспокоило. Или просто молча слушать, как она читала свои дурацкие французские романы, и ощущать ее нежные пальцы, поглаживающее его спину. Он мог бы, но Шарль стал слишком взрослым и самостоятельным для подобного. А вот его мать подобные формальности не беспокоили. Он словно навсегда оставался для нее все тем же дико эмоциональным мальчишкой. Если бы парню потребовалось место, где его безусловно принимали и любили несмотря ни на что, то родительский дом был бы лучшим из возможных вариантов. Каким бы хладнокровным и несгибаемым Леклер ни становился с годами, глубоко в душе его утешала мысль, что у него было такое место. — Как ты? — голос женщины стал едва заметно взволнованным всего на секунду. Она словно сомневалась, стоит спрашивать или нет. Но они ведь оба знали почему она позвонила. Даже если это не было нужно Шарлю, ей нужен был этот разговор. — Я в полном порядке, не волнуйся, — легко отмахнулся Шарль, не думая ни секунды. Парень почти на автомате бросил взгляд на экран телевизора, где лучшая десятка этой субботы продолжала наматывать круги по трассе. Хотя, учитывая, что он здесь, уже не десятка, но это детали. Оставались последние пара минут и только сейчас все начали атаковать в полную силу. Это была та самая борьба, что заставляла кровь кипеть в жилах. — И правда, как всегда, зачем я спрашиваю, — она снова тепло и понимающе рассмеялась. — Все в самом деле хорошо, не драматизируй, — парень закатил глаза. И его разум был больше не здесь, стоило ему еще раз посмотреть на экран. — Ладно, у меня не так много времени, я перезвоню тебе позже. Люблю. Шарль сбросил звонок раньше, чем женщина успела хоть что-то ответить. Он действительно перезвонит ей позже, просто не мог сказать точно через несколько часов или несколько дней. Парень почувствовал, что в горле пересохло. Он взял в руки бутылку с небольшим количеством той сладковатой жидкости, которую он должен пить вместо воды, но был настолько заинтересован квалификацией, что так и замер с бутылкой в руках и трубочкой во рту, не выпив ни капли. Последние секунды истекли, гонщики заканчивали круги под флагом. Шарль наконец сделал глоток. Третий сегмент был завершен. Он так хотел, чтобы Пьеру удалось переломить ситуацию, хотел, чтобы у него получился действительно идеальный круг. Было нелегко смотреть на неудачи друга, потому что он ничем не мог помочь ему, никак не мог ни на что повлиять. Парень просто был вынужден видеть, как Гасли зарывал себя и свою карьеру под слишком большим слоем бесконечных неудач, начиная с предсезонных тестов и до сих пор. Он был хорошим гонщиком и заслуживал большего, но у него совершенно ничего не клеилось. Это было непросто, но Шарль внезапно поймал себя на мысли, что даже несмотря на волнение, он будто бы отстранен. Он любил Пьера и переживал за него, но все это было словно по инерции. Он волновался, но это не заставляло его сердце биться быстрее, как раньше, и не будило в нем те эмоции, которые должны быть. Все, что было сейчас в его душе — это отголоски из другого времени. Вся его нормальная жизнь, его друзья. Они были у него словно откуда-то из прошлой жизни. Если бы они познакомились с Пьером сейчас, то едва ли стали бы близки. И проблема была отнюдь не в Гасли, а именно в Шарле. Он изменился, стал более равнодушным к другим, он будто бы и сам медленно превращался в машину. В свой прекрасный алый болид. Все его внешнее спокойствие и сдержанность, которые всегда были только оболочкой, сейчас словно впитывались в него, заменяя собой его истинную добрую натуру. Ему было неприятно от таких мыслей, было крайне тяжело признавать подобное, но он должен был. Шарль уже потерял свою любовь, полностью охладев к Джаде. И он не хотел, чтобы это стало первой ступенью к чему-то большему. Он не хотел становиться равнодушным ко всем, кого он любил. Краем глаза парень заметил на экране таблицу с результатами и это заставило его вернуть внимание к происходящему на трассе. Поул у Хэмильтона, Ферстаппен на первом ряду, Пьер занял четвертое место. Это могло бы показаться хорошим результатом, но на самом деле, к сожалению, им не являлось. Он четвертый позади обоих гонщиков Mercedes, и это при условии отсутствия обеих машин Ferrari. То есть, буквально последний среди тех, с кем по-настоящему соревновался, к тому же в четырёх десятых от Макса. Шарль разочарованно отставил бутылку в сторону, и быстро убрал на место всё, что снял с себя, чтобы не оставлять беспорядка. Ему еще придется дать комментарий для журналистов, так что нужно было пошевелиться. Парень натянул светлые джинсы и одно из десятка одинаковых фирменных поло, все еще параллельно наблюдая за происходящим на экране, хотя ничего интересного там не предвиделось. Он застегнул на руке спонсорские часы и собирался уже выключить телевизор, но все же помедлил еще несколько секунд. Он не знал, что привлекло его внимание, пока не понял, что смотрит на безэмоциональное лицо Йоса Ферстаппена. Шарль бы сказал, удивительно безэмоциональное, на фоне радости самого Макса и объективно хорошего результата. Возможно, конечно, Шарль судил со своей колокольни, ведь они с Максом никогда особо не крутились в одних кругах, но казалось, что этот мужчина всегда такой. Словно бы улыбка не способна появиться на его лице даже просто физически. Еще месяц назад его бы это едва ли заинтересовало. Его ни капли не касались как жизнь Макса, так и его отношения с отцом. Но теперь мысль об этом словно против воли проскользнула в его голову. Каково находиться рядом с таким человеком постоянно? И насколько все становиться хуже, если допустить, что это единственный, кто рядом? Он мог только представлять подобное, да и то не слишком хотелось. Для Шарля родительский дом и семья всегда оставались островком спокойствия и безопасности. Он знал, что, если что-то пойдет не так, в его жизни будут люди, которые помогут независимо от того, что именно случилось бы. От такого человека, как Йос, едва ли можно было ожидать подобного. В сердце Шарля снова проснулось чувство вины. Уже месяц оно словно ходило за ним по пятам только и рыскало в поисках удобной возможности, чтобы напомнить о себе. И периодически получалось. Кто бы ему сказал, что он будет так сожалеть о словах, сгоряча сказанных Максу Ферстаппену. Но он сожалел._______
Австрия, несколько недель назад.
Осталось ли у Шарля что-то еще кроме холода? Холодного взгляда, льда его в стакане и стылого воздуха вокруг, который не давал ему нормально дышать? У него ничего не осталось. Потому что он все-таки сел в одном самолет с Максом, гребаным, Ферстаппеном. Именно поэтому сейчас воздух был наэлектризован настолько сильно, что это ощущалось даже физически. И мягкая обивка кресла, в котором он сидел, словно прожигала сквозь одежду его ледяную кожу. Шарль чувствовал, что каждый мускул в его теле словно окаменел. Он не двигался, кажется, даже не моргал, сжимая стакан в своей руке так сильно, что пальцы побелели. Ярость по-прежнему душила его, но разум брал верх, заставляя спокойно сидеть и пялиться в одну точку вместо того, чтобы высказать Максу все, что он о нем думал. Шарль на мгновение поднял взгляд на небольшие часы. Прошло только тридцать минут от всего полета, а ему казалось, что не меньше часа. Секунды так мучительно тянулись, словно нарочно испытывали его. Теперь он сомневался даже в том, стоило ли вообще лететь. Лишние сутки в Австрии уже не казались такими ужасными. Но он знал, что поступил правильно. У него действительно не было возможности так расточительно относиться к своему времени. Это был его единственный шанс оказаться дома, и он должен был им воспользоваться. Шарль позволил разуму взять верх над эмоциями. Как бы не хотелось просто уйти и никогда больше не видеть Ферстаппена, он почти заставил себя подняться на борт самолета. И с той секунды никто из них не проронил ни единого слова. Стюардесса встретила Шарля, проводила в салон, пожелала хорошего полета и вручила напиток. Макс не издал ни звука. — Вы позволите? — голос стюардессы вырвал его из задумчивости. Шарль удивленно посмотрел на подошедшую девушку, даже не понимая, что она от него хотела. И только через секунду заметил, что ее тонкие пальчики с идеальным маникюром тянулись к стакану, который он держал в руке так крепко, что тот чудом до сих пор не лопнул, — Можно заменить ваш напиток? — Похоже, что я это пью? — излишне грубо сказал Шарль сквозь зубы, отчего девушка опешила, резко отдергивая руку. — Я просто хотела, — пролепетала она, стараясь все так же улыбаться своей дежурной улыбкой, но неуверенность была слышна слишком явно. — Меня попросили, — она снова запнулась, — у вас там лед почти растаял, я хотела принести другой. Шарль растерянно моргнул, словно приходя в себя. И что это было? С чего вдруг ему кидаться на незнакомых людей, а тем более на персонал. Парень провел ладонью по лицу и шумно выдохнул, стараясь снова взять себя в руки. — Да, конечно, извините, — он отпустил стакан, позволяя девушке забрать его. — Ради Бога, простите, у меня был ужасный день, но я не должен был так вести себя, — он нарочно сделал так, чтобы их ладони едва соприкоснулись, словно случайно. Всего на мгновение он коснулся кончиками пальцев ее кожи, но достаточно, чтобы она это точно почувствовала. — Ничего, — все еще немного неуверенно произнесла она. Их взгляды встретились в секунду, когда на губах Шарля уже играла самая обаятельная из всех улыбок, которые он только мог выдать. И он не собирался отводить взгляд до тех пор, пока она сама этого не сделает. Секунда за секундой, он наблюдал за ней, замечая, что кончики ее ушей и щеки подернулись едва заметным румянцем. — Я принесу новый, — было видно, что она чувствует себя смущенной, очарованная его вниманием. Его первые резкие слова уже исчезли из ее головы. После этого девушка быстро скрылась из виду. Но и вернулась буквально через минуту. — Пусть я и не просил об этом, все равно очень милая забота с вашей стороны, — он сделал небольшую паузу, читая имя на бейджике, — Габриэлла, — мурлыкнул Шарль, забирая стакан из ее рук. — На самом деле меня и правда попросили, — девушка на секунду отвела взгляд, словно сомневаясь стоит ли говорить. И Шарль понимал, что сделать это мог только один человек. — Он? — парень бросил взгляд в сторону другого гонщика. Девушка слегка неуверенно кивнула, но ничего не ответила, хотя и этого было достаточно. — В любом случае, спасибо вам, — Шарль в очередной раз обворожительно улыбнулся. Во всех этих улыбках не было и капли искренности, но он знал, что это выглядит совершенно естественно и очаровательно. И, судя по реакции девушки, он был совершенно прав. — Если еще что-то понадобится, я неподалеку — кокетливо произнесла она, но задерживаться рядом с парнем не стала. Было даже отчасти забавно. Шарль не привык лгать себе и мог честно признаться, что он любил такие моменты. Приятно осознавать, что ты нравишься людям. Всего пара мгновений и он уже видел огонек в глазах совершенно незнакомой девушки. Он прекрасно знал, что если бы хотел, то вот так кокетничать они могли бы бесконечно долго. Иногда подобное просто помогало отвлечься от тяжелых мыслей или развеять скуку. И никогда за легким флиртом не шло что-то большее, даже никаких намеков. Всегда были четко очерченные границы, и он их соблюдал. Его тело, разум и весь он целиком принадлежали только одной девушке. Они безгранично доверяли друг другу, поэтому без проблем могли разрешать себе и партнеру такие вольности. Какая была бы красивая история, если бы вчера он не разрушил все это к чертовой матери. Даже если милая стюардесса и помогла ему отвлечься от всей той бури эмоций, что пожирала его, то лишь на мгновение. Стоило ей уйти, и улыбка слетела с его лица моментально. И ярость на самом деле никуда не делась. Шарль хотел вернуться в свою пучину небытия и снова слиться с креслом, делая вид, что он тут совершенно один. Каждую минуту, что он сидел здесь, парень старался делать вид, что Ферстаппена не существовало. Он не хотел больше говорить с ним, не хотел ничего выяснять, не хотел даже смотреть в его сторону. Но Леклер все же повернул голову, чтобы взглянуть на голландца, потому что буквально чувствовал, как тот прожигал его взглядом. Их глаза встретились, и Шарль замер, без отрыва смотря на парня. Лицо монегаска было спокойным и совершенно непроницаемым, словно бы в нем не кипели сейчас все эти эмоции. Словно бы ничего не происходило. Между ними все еще царила тишина, разграничивая их невидимой стеной. Казалось, даже произнеси они что-то, слова утонули бы в этом молчании словно в вакууме, так и не достигнув собеседника. Они секунду смотрели друг на друга, и парень буквально чувствовал, как медленно накалялся воздух в салоне. Но, вместо того чтобы отвести взгляд, Шарль решил провернуть тот же трюк с игрой в гляделки. Естественно, никакой теплоты не осталось, но он все равно сделал это. Смысл лишь в том, чтобы смотреть в глаза другого парня ровно столько, сколько нужно, чтобы он спрятал взгляд. И произошло это как-то слишком быстро. Макс сдался буквально через пару секунд. А Шарль позволил себе продолжать наблюдать. Для кого-то другого Макс выглядел бы таким, как обычно, но Леклер видел, что тот сидел словно на иголках. То и дело парень что-то незаметно поправлял, менял позу или бросал куда-то немного растерянный взгляд отвлекаясь от книги, которую пытался читать. Он словно не мог найти себе место. Это было странно. Не вязалось с тем Максом, которого все знали. Сейчас парень какой-то слишком нервный и будто взволнованный. И едва ли это присутствие Леклера так сказывалось. — Может ты уже скажешь что-нибудь, вместо того чтобы просто смотреть на меня? — все-таки разрушил тишину Макс, когда их взгляды в очередной раз пересеклись. — Разве я смотрел на тебя? — издевательски бросил Шарль, не сдержав усмешки. Парень почувствовал, что это начинает его развлекать. И он бы ощущал себя просто великолепно, если бы они не были заперты в замкнутом пространстве, а каждая секунда не растягивалась бы в вечность. Но он сам выбрал этот путь, нужно было просто выдержать. — Спасибо за заботу, — все еще с иронией в голосе продолжил Шарль поднимая коктейль, который по-прежнему держал в руке. Из предыдущего он не сделал ни единого глотка. Хотя его с самого утра мучила жажда, так что выпить чего-нибудь прохладного было не такой плохой идеей. Но стоило парню только попробовать, он тут же выплюнул все обратно в стакан. Даже из каких-то эстетических соображений он бы все равно не смог это проглотить. До этих пор Шарль не чувствовал ничего кроме запаха мяты и даже не подозревал, что в коктейле был алкоголь. Он и сам в полетах часто пил что-то слабоалкогольное, особенно, когда летел вот так с гран-при домой. Но после вчерашней дикой попойки едва ли сможет даже смотреть на алкоголь еще неделю. О том, чтобы пить что-то, речи точно не шло. — Что-то не так? — недоуменно спросил Макс, пока Шарль с искривленным от отвращения лицом шипел какие-то ругательства на французском. Голос голландца звучал так непринужденно, что это было даже странно в той давящей атмосфере, в которой они находились. Леклер не хотел с ним разговаривать и не стоило, но тот вопросительный взгляд, которым его буравил парень, вынудил сказать хотя бы пару слов. — Да нет, ничего, — Леклер приложил все усилия, чтобы голос звучал спокойно, потому что не мог позволить эмоциям проявляться. Стоило держать все хотя бы под минимальным контролем, иначе он так и видел, как они начнут выяснять отношения, а этого ему точно не хотелось. — Алкоголя мне только сейчас не хватает, — Шарль произнес эти слова почти на автомате, надеясь, что на этом они и закончат. — Безалкогольная коктейльная карта у них тут тоже неплохая, — внезапно и совершенно спокойно сказал Макс. Словно Ферстаппен просто привел его в любимый ресторан и рассказал обо всех прелестях. Шарль пару секунд наблюдал за Максом, который с несколько увлечённым лицом перелистывал страницы небольшой книги, пытаясь найти там что-то. Леклер не смог промолчать. — Может и посоветуешь мне что-нибудь? — парень даже не особо старался скрыть пренебрежение в своем голосе. Шарль уселся в кресле чуть глубже, поправляя ремень безопасности, который так и не отстегнул после взлета. Естественно, он не ждал никаких советов на самом деле, просто спокойствие Макса в столь тяжелой атмосфере поражало, заставляя монегаска реагировать. — Да, конечно, — Макс на мгновение стал задумчивым. Переводя взгляд с книги на Шарля парень добавил, — О, я бы, кстати, на твоем месте взял «Страдающего ублюдка». Там, кажется, все-таки идет алкоголь, но с похмелья заходит просто потрясающе. — Ублюдок говоришь? По-моему, просто превосходный вариант, — голос Шарля буквально насквозь пропитался сарказмом. Парень даже не сдерживал смех, сжимая пальцами переносицу, чтобы хоть как-то успокоиться. Это было самое странное название коктейля, которое только могло прийти в голову, но настолько подходило к ситуации, что лучшего и представить нельзя. — Я тогда позову стюардессу, чтобы она заменила. Они словно участвовали в двух разных, никак не связанных между собой диалогах: Шарль в тяжелом, напряженном полном яда и пренебрежения, а Макс в бессмысленном разговоре у бассейна под палящим солнцем где-то на отдыхе. И в голове у Леклера никак не складывалось, как такое вообще могло происходить. Он, конечно, понимал, что Макс по сути своей плевал на все, но неужели он настолько беспардонный, чтобы просто игнорировать всю злость Шарля, которую тот и не особо скрывал уже. — Ты издеваешься? — Шарль не повысил голос и старался не звучать слишком эмоционально, но его недоумение все равно было заметно. Он вдруг ощутил, как его собственные пальцы впивались в подлокотник от напряжения, которое он пытался сдерживать. — У тебя еще хватает наглости сидеть и спокойно вести беседы со мной? После этих слов Макс резко вскинул глаза и пару секунд смотрел на Шарля с легко читаемой растерянностью во взгляде. Молчание повисло на несколько мгновений, прежде чем Макс снова начал говорить, но уже не так легко и расслабленно. В голосе словно появилось некое сомнение. — Ты все еще бесишься? Я думал, ты отошел уже. — Да, за пару минут, ничего такого ведь не произошло, — с каждым следующим словом голос Шарля все больше и больше пропитывался раздражением. Хотя тон голоса он все еще не позволял себе повысить даже немного. Он вообще не хотел начинать этот спор, но уже ввязался в него. Слишком поздно давать заднюю. И тем ни менее, держать себя в руках он не переставал, взвешивая каждое свое слово. Он внимательно наблюдал за Максом, пытаясь понять его. Обычно Шарль более-менее мог контролировать ход диалога со многими людьми, но сейчас предугадать поведение голландца было слишком сложно. Даже если он видел какие-то мелочи он все никак не мог связать их воедино. Пока в голове не возникла идея, которая изначально казалась полным бредом, но ведь он с Ферстаппеном разговаривал, так? Тут, кажется, ничему не стоило удивляться. Но что, если Макс и правда не разыгрывал все это непонимание? Может он на самом деле не чувствовал того напряжения, что ощущал Шарль? Едва ли мог существовать человек настолько непроницательный, но если и был такой, то это точно Макс. — Мне кажется, ты слишком всё преувеличиваешь, — спокойствие Макса таяло на глазах и он, кажется, начинал заводиться, словно подтверждая догадку Шарля. Словно только сейчас он и сам погружался в это напряжение, в котором Шарль находился весь полет. — Что я такого страшного сказал или сделал? — Ты ведь шутишь, да? — неуверенно спросил Шарль, на самом деле не понимая серьезно Макс это сейчас говорил или нет. С каждым следующим словом все это принимало какие-то более и более странные обороты. — Нет, с чего бы, — вот теперь этот парень медленно становился тем Максом, к которому привык Леклер. В нем больше не было неуверенности. Остался только до крайности надменный и смотрящий на всех свысока человек. Макс захлопнул книгу и отложил ее в сторону. Он медленно поднялся со своего места, делая несколько шагов, похоже, собираясь взять что-то в другой стороне салона. Шарль вынужден смотреть на собеседника снизу вверх, что не было особо комфортным, но сам он двигаться не собирался. Макс повернул голову в его сторону с искренним непониманием и куда более эмоционально выдал: — Слушай, как так, блять, вышло, что ты изменил своей девушке, флиртуешь тут со всеми подряд, а мудак во всей этой истории я? Шарль молчал, наверное, слишком долго. Но ему нужно было время, чтобы осознать, что Макс сейчас спрашивал это на полном серьезе. Это не шутка, не попытка подколоть, нет. Этот парень и в самом деле не понимал, что он сделал не так. Это казалось полным бредом, но судя по всему, это та единственная правда, которая объясняла поведение Макса. Шарль не мог найти у себя в голове ни одного оправдания тому, что Ферстаппен сказал у самолета о его девушке, но у Макса эти объяснения судя по всему были. И Леклер не был уверен, хотел он их знать или нет. Возможно, Макс просто вот до такой степени болван и не ведал, что говорил, может быть, ему в его безумных мыслях даже казалось, что он сказал что-то вполне нормальное. С одной стороны это странно; с другой, если вспомнить кто этого парня воспитывал, то ничего удивительного. У него всегда был только один пример для подражания, так что даже если бы он очень старался быть хорошим парнем, не слишком странно, что у него не особо выходило. — То, что ты сейчас это спрашиваешь, уже кое-что говорит о тебе. Не думаю, что имеет смысл продолжать этот разговор, Макс. — Шарль по-прежнему был зол, по его венам все еще текла холодная ярость. Какие бы оправдания ни были у этого парня, то, что он сказал было за гранью, и его глупость не могла быть поводом, чтобы спустить ему все с рук. — И что бы это могло значить? — продолжал задавать вопросы голландец. Даже если Шарль хотел остановить весь этот парад безумия, Максу явно по-прежнему было мало. Ферстаппен сверлил монегаска взглядом, похоже, ожидая каких-то объяснений. Объяснений, которые Шарль не собирался ему давать. Он хотел одного — чтобы Макс оставил его в покое. Хотел в полной тишине долететь домой и забыть обо всем этом, но с каждой секундой это казалось все более нереальным. — Это значит, что ты просто идиот без намека на эмпатию, — голос Шарля холодный и все такой же спокойный. За весь этот разговор, у него даже дыхание не дрогнуло. Как бы он не злился и не сходил с ума, люди не должны этого видеть. Никогда. Шарль выдохнул и все-таки решился спросить напрямую: — Ты действительно не понимаешь, почему я зол? — Нет, не понимаю, — произнес Макс, и парню начало казаться, будто его собеседник издевается над ним. — Так расскажи мне, Шарль. Ему нечего было на это сказать. Леклеру это виделось совершенно очевидным и было бы так странно разъяснять подобное. Шарль так ненавидел себя за то, как он поступил с Джадой, а Максу каким-то образом пришло в голову одобрить это, к тому же с мерзкими шутками и оскорблением его девушки. Неужели ничего из этого не казалось голландцу неправильным? Если все и правда так, то у Шарля не было подходящих слов. — Я не собираюсь ничего тебе разжевывать, Макс, — голос Шарля с каждым разом звучал все более устало, потому что их диалог зашел в тупик и он действительно не хотел продолжать. — То есть ты пытаешься сказать, что я здесь идиот, но при этом хочешь просто уйти от ответа? — тот словно не видел грань и продолжал настаивать на своем. Шарль ни на секунду ни сводил взгляд с парня. Уже сейчас он видел, что он на этом не остановиться, даже если Леклер прямо попросил бы оставить его в покое, голландец бы этого не сделал. Ему нужно было что-то большее, чтобы заткнуться. Шарлю стоило остановить себя. Нужно было просто игнорировать Макса, и тот рано или поздно отстал бы. Но он был слишком злым, слишком уставшим. Все слишком. И даже все его нечеловеческое самообладание не смогло заставить его замолчать. Ему хотелось покончить с этим разговором здесь и сейчас. А еще ему хотелось заставить Макса испытать такую же выжигающую обиду, весь тот стыд, через который он заставил пройти Шарля. Невыносимо глупо, ужасно по-детски, но он не смог вовремя остановиться. Он не так много знал о жизни Макса, чтобы быстро сориентироваться. И все же через мгновение к нему бумерангом вернулась недавняя мысль. Он не был уверен, но это была та единственная вещь, которая, возможно, могла бы задеть этого парня. То единственное, о чем он знал. — Почему я должен тебе что-то объяснять? Мать тебя не научила, что лезть в чужую жизнь и нарушать границы других людей ужасно? — взгляд его пронзительный и равнодушный, а голос резал как сталь. Он пристально наблюдал за Максом, чтобы понять, сработают его слова или нет, — Ах, да, точно, она ведь знала, что из тебя в любом случае вырастет такой же урод, как он, поэтому не стала даже пытаться. Время словно остановилось. Несколько секунд тишины казались часами. Эмоции на лице Макса сменяли друг друга как в калейдоскопе, пока он смотрел на Шарля, который оставался совершенно равнодушным. Их взгляды снова встретились всего на мгновение, но Шарль успел заметить в его голубых глазах боль. Даже большую, чем он мог бы ожидать. Это было что-то необъятное. Бескрайняя грусть маленького мальчика, которого бросили без причины. Предали. И как бы он не взрослел, это не проходило. — Да пошел ты, — тихо прошипел Макс усаживаясь обратно на свое место. Шарль понял, что попал. Он знал, что угадал, видел это. И более того, это полностью сработало, ровно так, как он того хотел: за весь оставшийся полет они не сказали друг другу больше ни единого слова. Он мог бы ощущать что-то похожее на триумф, потому что вроде как вышел победителем из всего этого. Но правда в том, что даже в те секунды он не был рад._______
Шарль спускался по лестнице на улицу, все еще погруженный в воспоминания. Он не мог просто забыть об этом и делать вид, что ничего не произошло. Он осознавал, что поступил ужасно и ему это совершенно не нравилось. Парень не хотел быть таким, не хотел делать кому-то больно ради развлечения или из желания доказать, что он сильнее. Даже при условии, что речь о Максе, с которым его ничего не связывало, кроме этого чувства сожаления, он все равно не мог просто отпустить случившееся. Дело было даже не в Ферстаппене, а именно в этом ощущении. Еще не так давно Шарль не мог и представить себя участником подобной ситуации. Это не он. Парень терял себя, по фрагментам терял свою человечность и ему нужно было что-то с этим сделать. И осознавая это сожаление, он внезапно начал чувствовать себя более живым.