Целый мир — лишь только о тебе,
а ты ходишь, смирен и безбожен. Ты силен. А Он тебе поможет.
— Ежовы Рукавицы
«В этом стыдно признаться, и все же — серийный маньяк стал суперзвездой». Двумерная блондинка с идеальной дикцией, едва успев договорить, схлопнулась и растаяла в черноте экрана, когда Агата выключила телевизор. Все новостные каналы гудели о Чумном Докторе, растревоженным ульем, и голова гудела вместе с ними. Новое его преступление будто стало каплей, переполнившей огромную чашу, в которой варились его поклонники и приверженцы. Чаша опрокинулась, и часть их отсеялась, впиталась в землю, растворилась с приходом тусклого утра. Но другая часть — та, что осталась на дне, — вскипела и забурлила. Вспенилась чернознаменной озлобленной массой и вылилась на городские улицы. Бестолковые и беспощадные уродцы, бравые в своей безнаказанности, спрятавшие личности под балаклавами, распахнули рты в новый гимн — гимн абсолютной жестокости. Ад такой же красочный, как у Босха, только в сотню раз страшнее, потому что раскинулся прямо под окнами и разил дымом в приоткрытую форточку. Агата не давила скупых слез, но ей было по-человечески жалко семью Зильченко. Она закрывала веки, и перед глазами вставала картина, подсмотренная на смазанном видео. Чумной Доктор соорудил жуткий жертвенник своему огненному богу или дьяволу. Распалил погребальный костер на краю ночи. Пламя плясало языками на фоне мусорных гор и долго таяло сизыми клубами дыма в предрассветном небе. Агате было почти смешно — мир трещал по швам, а людей все равно интересовало, с кем она спит. Девушка свесила руку с дивана и нашарила телефон на полу. Вагнер решил, что это сойдет за повод к войне, и вцепился зубами в ладонь. Агата зашипела и, отбиваясь от кота, пролистала ленту оповещений. На экране с дюжину сообщений от людей разной степени знакомства — все участливо интересовались, как она переживает журналистскую нападку, и четыре пропущенных — по два на Астаховскую чету. Отвечать никому не хотелось, и она лениво смахивала прямоугольники уведомлений, пока не добралась до ободряющего Сережиного: «Буду через час». Бросила взгляд на часы. Его «через час» уже уменьшилось на тридцать минут. Она поднялась с дивана и направилась в ванную, чтобы высушить влажные волосы. Ехать в казино не хотелось отчаянно, но она пообещала в первую очередь самой себе, что никому не позволит влезать в ее жизнь и диктовать свои условия. Волосы лоснящейся волной упали на лопатки. Агата потянулась за помадой и заполнила контур губ кроваво-красными мазками. Собственное лицо в отражении казалось непривычным из-за яркого макияжа, чужеродным и от того еще более смущенным. Агата фыркнула самой себе и вернулась в спальню. Никудышная из нее фам фаталь. На кровати ее дожидался алый шелк нового платья; она порывисто купила его вчера. Девушка надела его, наслаждаясь ощущением скользящей ткани на обнаженной коже, и критически осмотрела себя в зеркале. Красное платье — вызывающий росчерк в блеклой петербургской осени. Обнажало белые ключицы и тонкие плечи, обтягивало стройный силуэт второй кожей. Платье было красивым и шло ей, но Агата даже самой себе не хотела признаться, что купила его только из-за высокого разреза на бедре. Она выставила ногу, понимая, что ничего более откровенного она в своей жизни не надевала. Скользнула паническая мысль — переодеться во что-то строгое и более скромное, не привлекать внимания, слиться с осенней серостью и сыростью. Раздался стук в дверь, и Агата усилием воли заставила себя не думать. Вышла в коридор, вдохнула глубже и повернула ключ в замке. Сережа подавился воздухом и замер в дверном проеме. Черные зрачки расширились, потопив синюю радужку, и Агата поняла, что ни за что не переоденется. — Ты такая красивая, — пролепетал он, и у Агаты отлегло от сердца. Она радостно втянула его в квартиру и закружилась в пируэте, купаясь в его восхищенном взгляде. Полы длинного платья взметнулись вокруг ее стройных ног. Разумовский рассмеялся бархатно и поймал ее лицо в ладони. Рассыпал ласку точечными поцелуями по коже. — Подожди-подожди, — Агата остановила его губы пальцами. — Помада пачкается. Разумовский послушно отпустил ее. У него сердце заходилось от нежности, и хотелось остаться здесь, в этой маленькой квартирке, полной уютных антикварных вещиц, и оставить Агату подле себя. Но он прекрасно понимал, как важно для нее заявить, что она не боится ни грязи, ни слухов. Показать миру их сплетенные руки и гордо поднятую голову. Сережа наклонился и клюнул ее в нос полунамеком на поцелуй. — У меня есть для тебя кое-что, — его бледные щеки легко тронул розовый цвет. Агата заинтересованно подалась к нему и увидела в руках лаковый футляр. Подслеповато всмотрелась в витиеватую гравировку на крышке, но не разобрала надписи. — Повернись, — попросил Разумовский. Агата послушно встала к нему спиной, и Сережа бережно переложил ее волосы на плечо, обнажая спину. Вязь бриллиантовых капелек обернула шею, и она вздрогнула, когда теплые пальцы аккуратно застегнули замочек под затылком. Разумовский уронил поцелуй на ее обнаженное плечо, и Агата повернулась, оцепеневшая в новой неловкости. — Спасибо, — пальцы огладили ожерелье. Камни приятно холодили кожу, и Агата растянула губы в смущенной улыбке. — Теперь поехали, — ответил Сережа, смущенный не меньше, и потянулся помочь надеть ей плащ. Улицы чадили едким дымом, а стены скалились граффити. На промозглых проспектах наслоились баррикады, и пахло горько и горюче. Десятки хмурых глаз провожали дорогой автомобиль, когда они выехали из узкого переулка. Наверное, у Агаты на лице скользнуло испуганное выражение, потому что Разумовский нашел ее ладонь на сиденье и крепко сжал. Водитель маневрировал аккуратно, но то и дело тормозил — толпы не считались с правилами дорожного движения и постоянно соскальзывали на проезжую часть. Вызывающе белели пластиком птичьих масок в сгущающемся вечере. — Редакция принесет извинения в новом выпуске, — Сережа нарушил тишину в салоне. Агата удивленно повернулась к нему, и он пояснил: — За статьей стоит Гречкин, я сразу об этом подумал. Пришел к редактору, припугнул проверками и… прочим. Так что, все улажено. Девушка смотрела и не знала, что сказать, кроме неловкого «спасибо». Она догадывалась, что это рук дело Гречкина. Его сын умер, а он так старательно портит ей жизнь, выполняя его последнюю волю. Лучше бы в церковь сходил, ей богу. Агате до ужаса не хотелось копаться в этой грязи, даже разговора о Вере она не заводила. Откладывала, как могла. Сережа ласково потрепал ее по плечу: — Спалить бы к чертям их контору, но пусть сначала извинятся. Он улыбнулся. Здание казино пронизывало ночное небо бледными пиками огней и сыпало музыку из окон на городские улицы. Агата оглядела парковку — еще ни разу она не видела такого количества дорогих машин в одном месте. Водитель подъехал ко входу, и Сережа вышел из автомобиля. Подал руку и помог Агате. Протянул приглашение портье и вгляделся в толпу, блестящую светским шиком. Лицо его стало кислым. — По крайней мере, мы можем просто хорошо провести время, — слабо улыбнулась ему Агата. Они прошли в жерло дверей и сбросили верхнюю одежду на руки швейцару. Сережа кивнул и переплел их пальцы. Сказал с напускной серьезностью: — Не вздумай выпускать мою руку. Пусть все видят, как мы молоды, прекрасны и влюблены. Агата рассмеялась. Разумовский подмигнул игриво и пошел вперед. Тут же запнулся, потому что девушка дернула его назад. Поднялась на цыпочки и промурлыкала прямо в ухо: — Тогда добавим еще одну деталь, — ее губы скользнули вниз, в ворот его рубашки, и оставили красный след под адамовым яблоком. Разумовский смутился, но в глазах лихорадочно забегали знакомые бесенята. Встретились с ее карими чертенятами, и в сантиметрах между ними будто засверкали искорки. Губы сложились в кривую ухмылку, и он потянул Агату в зал. Стены дрожали от живой музыки, люди пестрели дорогими нарядами на фоне стен, кричащих богатством и безвкусицей. Аляповатая псевдо-Азия в интерьере едва угадывалась под позолотой и роскошью. Разумовского и Агату заметили сразу. Взгляды ощущались на коже дегтем и обволакивали с головы до ног. Их окутало облаком праздничного конфетти. Блестящие бабочки запутались в ее волосах, и Разумовский потянулся их вытащить. Они прошли по залу, и головы, будто двигаемые силой инерции, поворачивались им вслед. Их осветила фотовспышка, и по углам защелкали затворы камер. Официант предложил им шампанского, и они устроились на диване в центре. Сережа откинул руку на спинку, и Агата забралась под его бок. Не рисуясь, просто оттого, что очень хотелось. К ним подходили люди, здоровались, и Разумовский вежливо жал руки и расточал улыбки. Лощеные мужчины и их спутницы Агату интересовали мало, но она вторила Сереже и с расслабленным видом отвечала на приветствия. Судя по всему, вздохнула про себя Агата, вечер будет долгим и неимоверно скучным, а она уже ощущала себя Маргаритой на балу у Воланда. Только бы улыбка не дрогнула. — Похоже, тут полиция работает под прикрытием, — Сережа шепнул ей в макушку. Агата подняла глаза, и он указал пальцем в сторону барной стойки. Она сощурилась и всмотрелась, сразу узнав двухметровую фигуру майора Игоря Грома. Он оделся в классический костюм, был причесан и элегантен, ни следа не осталось от матерой полицейской потрепанности. — Может, он здесь с кем-нибудь? — с сомнением произнесла она. — Может, — быстро согласился Сережа. Взглядом они проследили за миловидной девушкой в маленьком черном платье. Она щебетала что-то майору, а он кивал и не спускал с нее глаз. — Здравствуй, тезка, — незнакомый баритон вторгся в их пространство. Они подняли глаза и увидели высокого мужчину, подходившего к ним. Он был статен, атлетично сложен, но лицо выдавало возраст. По коже пролегли борозды морщин, надо лбом — в густых вороных волосах — белела одинокая седая прядка. Глаза, живые и цепкие, выдавали ясность ума и иронию, с которой он смотрел вокруг себя. За его плечом маячил спутник — красивый юноша с золотой копной волос. В ухе блестела изумрудная сережка, будто в тон малахитовой зелени глаз. Разумовский просиял, когда увидел знакомца, приподнялся и потянулся пожать ему руку. Мужчина ответил на приветствие и стрельнул взглядом в Агату. У нее невольно мороз пробежал по коже. Нервы сдают, решила Агата. Сережа поспешил их представить: — Агата Истомина, моя девушка, — повернулся к мужчине. — Это Сергей Павлович Дятлов, меценат. Мы вместе основали фонд для молодых деятелей искусства. Разумовский посмотрел на его спутника, и тот лениво бросил: — Леон, — прошмыгнул мимо Дятлова и плюхнулся на диван напротив Разумовского, выдавая либо дурное воспитание, либо полное пренебрежение правилами. Закинул ногу на ногу и выдал кривую усмешку. Дятлов манерно кивнул и улыбнулся Агате: — Наслышан и польщен знакомству, — он задержал долгий взгляд на Разумовском и снова выдавил улыбку. — Сережа пару лет назад был сражен наповал. Разумовский покраснел мгновенно и до корней рыжих волос. Он откашлялся и поправил осторожно: — Три года назад, — посмотрел на Агату. — Ты тогда произвела сильное впечатление, когда впервые появилась на сцене. Ее обдало жаром, и внизу живота екнуло и расплескалось тягуче. Щеки залил румянец, и она представила, как они с Сережей выглядят. Хотели казаться глянцевой картинкой, а вместо этого сидят, как смущенные школьники. Они только научились обнажаться душой друг перед другом, когда все внутри разрывается от нежности. Совсем другое — оказаться под прицелом чужих изучающих глаз. Дятлов, напротив, откровенно забавлялся над ними. Его губы кривила тонкая ухмылка. Агате она не понравилась. Леон нашел пытливыми глазами помадный след на шее у Разумовского и понимающе хмыкнул. Подозвал официанта развязным жестом и потянулся за бокалом вина. Передумал и забрал всю бутылку. Сергей Павлович виртуозно переменил тему и втянул Разумовского в разговор о фонде. Зазвучали цифры и статистики, и Агата перестала слушать. Посмотрела на Леона и отметила, что он тоже едва следит за разговором, лениво потягивая вино. — Я отойду на секунду, — шепнула она Сереже и пояснила еще тише: — В дамскую комнату. Он кивнул, и Агата ушла, чувствуя его взгляд затылком. В уборную музыка проникала приглушенно — для ее чуткого слуха чуть ли не передышка. Агата вымыла руки и полезла за расческой. В пару быстрых движений пригладила волосы и отложила сумочку. Набрала в горсти воды и глотнула. Влажными пальцами промокнула свои виски — просто так, в силу привычки. Хлопнула входная дверь, на секунду впуская внешний шум, и рядом процокали женские каблучки. Замерли рядом с нею. Агата повернулась и узнала спутницу Грома. Тоненькая, небольшого роста девушка светилась смуглой лисьей красотой и приветливо улыбалась Агате. Улыбка показалась ей неестественной, будто уголки губ насильно дернули вверх. Глаза ее выдавали — настороженные и сверлящие. — Здравствуйте! Я ваша большая поклонница. — Благодарю, — Агата грациозно склонила голову. — Вы с Сергеем такая красивая пара, — не унималась девушка, и Агату клюнула еле заметная насмешка в ее голосе. Она начала прикидывать, как поскорее избавиться от нее. — Спасибо, — снова кивнула. Девушка повернулась неловко и неаккуратным локтем задела Агатину сумочку. Она повалилась на черную плитку пола и рассыпалась содержимым. Девица взмахнула руками горестно и бросилась на колени. Быстро сгребла кистями расческу, пудреницу, повертела телефон в руках — выдохнула, когда не нашла трещин на экране — и протянула Агате. — Вы уж извините! Я не хотела. Агата взяла сумочку и отмахнулась от извинений. Нелепая случайность, с кем не бывает. Внезапно Агата замерла. Где-то далеко, совсем на периферии долговременной памяти, девичья физиономия вспыхнула, впечатанная в пиксели в рамке монитора. Ее фамилия завертелась на языке назойливым жужжанием. — Пчелкина, — не вопрос, а утверждение. Агата прервала ее, потому что, наконец, вспомнила ее лицо и тембр голоса, постоянно мелькавшие в сети. Ее мало интересовали интернет-расследования, но яркая девочка-лисичка запоминалась. Девушка расплылась в улыбке: — Приятно, что вы меня смотрите… — Не смотрю, — отрезала Агата. Мысль, не успевшая оформиться в мозге, царапнула ее едва-едва, и руки сами полезли в сумочку. Пчелкина шагнула назад, и расстояние в метр между ними почувствовалось пропастью. Чужеродное нащупалось сразу, хотя Агата сама не понимала, что ищет. Она достала и рассмотрела на ладони металлический кругляшек жучка. Подняла глаза на Пчелкину. Она только пожала плечами: — Попытаться стоило. Впечатать наглую лисью ухмылку в керамический угол раковины захотелось нестерпимо. Агата сжала кулаки. Потом подумала, не стоит оно того. Оттаскать ее за волосы было бы приятно, но за этими дверями толпы светских людей, охочие до эксклюзива папарацци и Сережа. Ради него и только, Агата вдохнула поглубже, расправила плечи и вскинула подбородок. Жучок полетел в слив раковины, провожаемый прищуром Пчелкиной. Она улыбнулась краешком губ, будто одобряя. Агата обогнула девушку и пошла к выходу. Заставила себя идти спокойно, не позволить себе грубо пихнуть плечом. Не выдержала и остановилась. Бросила в сторону Пчелкиной: — Все равно ничего не накопаете. Она подбоченилась и нагло улыбнулась в ответ: — Это мы еще посмотрим. Агата еле удержала себя от того, чтобы с размаху не хлопнуть дверью, и только оказавшись в коридоре поняла, что злость рвано клокочет в груди, и дышать стало совсем трудно. Мальчик-официант заметил ее и молнией оказался рядом, и Агата схватила с его подноса бокал. Осушила, надеясь на колу, но жидкость обожгла горло и ударила в нос. Виски. Она закашлялась, и мальчик мгновенно протянул ей салфетку. — Спасибо-спасибо, — пробормотала Агата и поняла, что официант смотрит вовсе не на нее. Он настороженно вслушивался, и глаза его расширились. — Что такое? — спросила девушка. Истошный женский визг пронесся по залу и затих где-то под потолком. Музыка прервалась, жалобно всхлипнув последними нестройными нотами, и все звуки потонули в громоподобном топоте ног. Чернознаменная безликая масса ворвалась в двери, сбив их с петель размашистыми ударами тяжелых сапог. Заголосила грубой бранью и ощетинилась самодельным оружием. Протестующие, оставившие питерские улицы, или террористы — в беспорядочности их ярости не разберешь. Грязные кляксы на фоне вызолоченных стен. Над головами, прямо в светскую толпу, полетели коктейли Молотова, и по рядам покатилась стремительная и удушающая паника. Люди бросились в разные стороны, пока не поняли, что черное кольцо окружило их и сдавило, перекрывая все выходы. Толпа сгрудилась и задрожала, скованная страхом. Послышался плач. Мальчик-официант всхлипнул и бросился прочь. Агата, напротив, рванулась вперед, чтобы протолкнуться в испуганную массу — туда, где в сердцевине сияла бронзой рыжая макушка. Все звуки стихли, будто кто-то милосердный убавил громкость, и в наступившей звенящей тишине отчетливо раздались одинокие аплодисменты. Чернознаменные расступились, и вперед вышел человек. Лицо его было скрыто под маской, только злые глаза оглядывали вокруг с жестокостью, помноженной на презрение. Такой же ободранный, как и остальная свора, но судя по тому, как почтительно расступились вокруг, — их предводитель. Шлепки ладоней отдавались гулко в его издевательской овации самому себе и маргиналам за его спиной. Нелепая театральщина. Он раскинул руки, будто актер на сцене, и обратился к заложникам, как к своей публике. Прокуренный голос, скрипучий и ржавый, неприятно резал слух, пока он толкал напыщенную, неуместную речь. Агата его не слушала, она пыталась пробиться сквозь жавшихся друг к другу людей к Разумовскому. Она напарывалась на острые локти, подол платья путался, и Агата, только стиснув до боли зубы, не позволила панике накрыть ее с головой. Прикусила губу до железного вкуса крови, только бы не заставить ужасу себя обездвижить, добраться до Сережи, взять его за руку. И дальше они со всем справятся. Только бы добраться. Она подумала, что у нее сердце разорвется на части, когда в застывшей в ужасе тишине она узнала родной голос. Она поднялась на цыпочки, выглядывая из-за чужих голов, и все в мире перестало существовать. Стерлось, обесцветилось, осталась только одинокая Сережина фигура, храбро вскинувшая руки. Он растолкал толпу вокруг себя и выбрался вперед, встав прямо перед предводителем чернознаменных. Его солнце затеплилось перед черной клыкастой сворой дрожащим огоньком. — Я понимаю, почему вы пришли! Но насилие — это не выход! Голос чуть срывался, но он говорил убежденно. Вышел вперед, будто пытался прикрыть собой всех стоящих позади него. Агате стало горько от осознания — для него это так же инстинктивно, как дышать. Сережа он такой, стоит перед миром — ребра нараспашку. Держит свое сердце на ладони, светит им для других, разгоняя жестокие тени, и не понимает, что чем шире раскидывает руки, тем проще его распять. Агата поняла, чем все кончится, услышав в дальних черных рядах эхо прокатившихся смешков. Главный чернознаменный издевательски кивал на все Сережины слова и, когда он протянул ему раскрытую дрожащую ладонь, разразился каркающим смехом. Нога в тяжелом берце вскинулась и с размаху ударила Сережу в грудь. Он кубарем скатился на пол, обхватив голову руками, в тщетной, бездумной попытке смягчить удар. Агата закричала, и ее крик подхватился, испуганно отзеркалился в толпе заложников. Чернознаменный засмеялся снова, выхватил из рук пособника металлический лом и нарочито медленно, забавляясь властью, замахнулся на лежавшего перед ним Разумовского. Агата рванулась вперед, расталкивая людей, и ее резко дернуло за предплечье. Она обернулась и увидела майора Грома, жестко стиснувшего ее руку. Все произошло так быстро, что ее разум едва успел зафиксировать цепочку событий. Гром выхватил из ее пальцев бокал с виски и точно прицелил в чернознаменную голову. Сосуд пролетел в воздухе ровной дугой и опустился прямо в висок, разлетевшись осколками. На коже человека стремительно расцвел кровавый сгусток раны, и он рухнул на подкошенных ногах. Гром едва успел отпихнуть Агату прочь, себе за спину, когда все вокруг пришло в движение. Она не удержалась на тонких каблуках и проехала по полу. Больно ударилась локтем и расцарапала ногу. Тут же заставила себя встать, чтобы не затоптали. Люди вокруг рванулись прочь, будто кто-то невидимый скомандовал «отомри» в жуткой пародии на детскую игру. На Грома накинулись остальные. Вооруженные до зубов, они окружили его несколькими хаотичными рядами в попытке компенсировать свои неумелые уличные атаки числом. Он расставил ноги широко, как колосс, и ловко раскидал первую волну. Увернулся от удара и от души заехал в нос подоспевшему чернознаменному. Агата отвернулась от Грома и завертелась на месте, выискивая в людском потоке рыжие волосы. Издалека увидела Дятлова. У него лицо было белее мела, волосы растрепались, седая прядь свесилась на глаза. Он пробирался к выходу, руками обхватив вялого испуганного Леона. Кто-то толкнул ее, в панике даже не заметив. Агата пошатнулась и увидела, что прямо на нее несется здоровенный амбал, ощерив полугнилые черные зубы. Девушка бросилась прочь. Вокруг вопили и плакали, разбитые стекла осыпались острыми осколками ей под ноги. Шум дыхания раздавался за спиной, тяжелая поступь гремела в ушах. Широкая ладонь схватила ее за плечо, пальцы подцепили тонкую бриллиантовую вязь. Агата рванулась в сторону, и алмазные капли разлетелись вокруг ее шеи. Мужчина замешкался на минуту, жадно ловя их взглядом. Агата остервенело пихнула его в живот и дернулась вперед. От удара он сложился пополам. Девушка быстро побежала в темноту, наугад свернула в узкий коридор и замерла, затаившись. Сжала ладонями нос и рот, чтобы не выдать судорожных вздохов пылающих легких. Амбал прошаркал мимо. В коридоре свет был приглушен, и Агата позволила себе осторожно выдохнуть. Спряталась. Не заметил. Колени подогнулись, и девушка сползла по стене. Она не понимала, как отсюда выбраться, не знала, где Сережа и что с ним могло случиться. Ее душило первобытным ужасом, и она сжалась в углу, пытаясь унять подступающую истерику. Не время, не сейчас, успокаивала она себя. Женский крик отмел ее мысли. Агата инстинктивно обхватила себя руками. Все в ней завопило: оставь, не твое дело, защищай себя, но она не успела прислушаться. Ноги сами понесли ее в ту сторону. Амбал нашел новую жертву. Девушка под ним кричала и плакала, тщетно царапая руками его широкую мясистую грудь. Рука, слишком огромная, для маленькой девичьей шеи, стиснулась, перекрывая дыхание. Вторая рука зашарила под черным платьем. Животное. Нет, хуже зверя. Мир сузился до широкой спины мужчины, до хрупких лодыжек извивающейся под ним девушки. До длинного зазубренного осколка разбитого зеркала на полу. Агата двинулась, по ощущениям, будто во сне, и подняла его. Удобно вложила в руку, подошла к мужчине сзади и вонзила осколок в податливую плоть его спины. Не целясь, но под ребро. Он захрипел невнятно, нелепо махнул руками позади себя и повалился вперед, прямо на лежавшую под ним девушку. Агата подняла голову и встретилась с ее глазами, широко распахнутыми на знакомом лисьем лице. На смуглой шее бледнели отпечатки чужих жестоких пальцев.