Ты однажды вдохнешь
Терпкий ладан октябрьской луны.
В сердце сдвинется нож, Боль поднимется из глубины.
Неужели ты ждешь воплощенья беды,
Духа сумрачной стали?
— Мельница
Агата отшатнулась, под ее шагами жалобно хрустнуло. Мир на полу множился в отражениях, и из каждого зеркального осколка смотрело ее собственное лицо, бледное, с провалами черных глаз. В висках стало шумно, все звуки смазались, стаяли, оставив место только глухой сердечной дроби. Она сжала кулаки, и в правой ладони стало горячо и мокро. На спине распластавшегося амбала медленно расползалось черное и влажное пятно. Под телом зашевелилось, и Пчелкина, извиваясь змеей, выползла из-под тяжелой туши. Мужчина снова захрипел. Горячее дыхание вырывалось из его перекошенного рта полуревом-полуплачем. Пчелкина отодвинулась на руках подальше, подтянула колени к себе и вгляделась в нападавшего. Испуг на ее лице сменился брезгливостью. Она встретилась глазами с Агатой, и они застыли обе, не решаясь нарушить хрупкую тишину. — О Боже, — возглас, больше похожий на всхлип, раздался позади. Агата обернулась без нужды — этот голос она узнала бы из тысячи — и тут же напоролась на изумленный Сережин взгляд. На его лице ни кровинки, губу рассекла тонкая длинная царапина. Синие глаза медленно, будто в гипнозе, скользнули с Агаты на Пчелкину, на ее задранное до бедер платье. Затем, будто нехотя, на широкое опрокинутое тело и снова на Агату. Пробежались по лицу и устремились вниз — к острому осколку в руке. Быстрым шагом Сережа смахнул расстояние между ними, вцепился в тонкое запястье и потянулся вытащить осколок из ее пальцев. Агата не поняла, что его руки пытаются разорвать судорожную хватку, и только крепче сжала ладони. Горячие алые капли в удвоенном обилии полились ей под ноги. Разумовский с силой выдернул осколок, и только тогда руку Агаты прошила боль, как будто все нервы и нервные узлы тоже оцепенели. Она удивленно уставилась на ладонь. Белую кожу глубоко взрезала ярко-рубиновая, пульсировавшая кровью рана. Агата машинально, чувствуя себя деревянной и кукольной, потянулась к сумочке. Раскрыла, пачкая красным и липким, и вытащила упаковку бумажных салфеток. Мозг соображал медленно, мысли не успевали оформиться, и мышцы самовольно выполняли привычные, рациональные движения. У Сережи руки тряслись сильнее, чем у нее, но все же он перехватил упаковку, и сам попытался обмотать окровавленную ладонь. Салфетки не помогали, а только падали к их ногам смятыми кроваво-пятнистыми цветками. — Что здесь произошло? — выдавил он. Агату будто ударили в грудь, лишив легкие воздуха. В горле образовался вакуум, она попыталась заговорить, но не смогла сорвать с губ ни одного слова. Пчелкина поднялась на ноги. Сережа рванулся поддержать ее за локоть, но она отмахнулась от него. Встала, отряхнула платье от зеркального крошева и выпрямилась во весь рост, взяв под прицел глаз всех разом — и амбала на полу, и Агату, и Разумовского. — Он упал. Споткнулся, — она указала на мужчину. — Поскользнулся и свалился на разбитое зеркало, — она перевела палец на осколок. Агата уставилась на нее, не веря ушам. Пчелкина перехватила ее взгляд, и выражение ее лица стало до того выразительным, что Агата закусила губу. Сережа коротко кивнул и сам подошел к мужчине. Пальцами скользнул по толстому горлу, туда, где бился слабый живчик. Нашел в кармане пиджака телефон и набрал скорую. Быстро назвал адрес. Все его движения были оперативными и хирургически точными, напрочь лишенные привычного Сережиного человеколюбия. Со стороны казалось, что одно только прикосновение вызывает в нем отвращение. — Спецназ уже в здании, — сообщил он. — Они повязали всех террористов. Агата вздрогнула. Оказывается, за собственным потрясением она не услышала штурма. Впрочем, как и Пчелкина, на его словах изумленно вскинувшая голову. Она старалась казаться бодрой, но Агата отчетливо видела и дрожь в тонких руках, и искусанные губы, и бегающие глаза. Пчелкина тряхнула волосами, будто откладывая свои переживания на потом, расправила плечи и шагнула вперед. — Я, пожалуй, вас оставлю, — она скривила усмешку, и снова ее улыбка показалась Агате неестественной. Будто вырезанной из глянца и наклеенной на живую кожу. — Думаю, в большом зале сейчас интереснее. Пчелкина еще раз бросила взгляд на лежавшее на полу тело, прошлась хваткими глазами по Агате и торопливо пошла к выходу, ни разу больше не обернувшись. Только сейчас Агата позволила себе выдохнуть и задышать часто-часто. Она обмякла, и Сережа сразу обхватил ее за плечи. Девушка посмотрела на лежавшего мужчину, и тут же спряталась лицом на груди Разумовского. Тихо заскулила: — Я его пырнула, Сереж… Зарезала, — призналась она еле слышно, сглатывая слова в подступающей истерике. Пчелкинская легенда не имела права на существование, потому что он заслуживает всей правды. Даже той, после которой ему захочется отшвырнуть Агату подальше. Его ладонь тут же накрыла ее затылок, не позволяя снова повернуться и посмотреть. Вторая рука огладила струну позвонков, и физически ощутимое тепло было единственным, что помогало Агате оставаться в сознании. — Тише-тише, — выдохнул он невесомо. Разумовский поднял голову и зашарил взглядом по углам. Внимательно осмотрел потолок и выдохнул облегченно. Коридор был узким и тускло освещенным, и главное, в нем не было ни одной камеры видеонаблюдения. Наверняка, хозяин казино предусмотрительно начинил здание подобными укромными углами — для нелегальных сделок и спонтанных рандеву. И сейчас это их спасло. — Он пытался… Пытался, — голос ее не слушался. Агата не могла унять дрожь в груди, и ее маленькое худенькое тело отчаянно жалось к Разумовскому. — Я понял, — мрачно сказал он. Обнял ее двумя руками, подбородок опустив на макушку. — Ты молодец. Она подумала, что ослышалась, но он снова повторил, наклонившись к ее уху: — Ты молодец. Постояла за себя и за нее. Когда-то давно отец привел Агату на дачную речку. Девочка долго плескалась у берега под бережливым взглядом, и, когда отец отвернулся, решила испытать глубину. Течение смело ее быстро и беспощадно, вынося на середину реки. Она барахталась в воде, как слепой и слабый котенок, тонула и не могла даже кричать, захлебываясь. Тогда сильная рука схватила ее и вытянула на поверхность. Оказаться на солнце вместо удушливой мутной воды, учиться заново дышать — все это было так сродни тому, как она ощущала себя сейчас. Его слова подействовали на нее так же, как отцовские объятия из далекого, детского прошлого. Вытянули на свет и дали кислорода. В арке входа вырос спецназовец. Сережа быстро спрятал окровавленную Агатину руку себе под пиджак и кивнул в сторону амбала: — Был здесь, упал на разбитое зеркало. Спецназовец стремительным шагом рванул к лежавшему мужчине. Как прежде Сережа, он потянулся рукой к бьющейся жилке. — Мы попытались оказать помощь, — сказал Сережа, пнув окровавленную бумажную салфетку. — И уже вызвали скорую, на всякий случай. Спецназовец коротко кивнул и посоветовал им возвращаться в большой зал. Со спецназом тоже приехала карета скорой помощи, и он по рации передал, чтобы прислали медика. Сам он оттянул веко амбалу, и его налитый кровью глаз отчаянно завертелся. Он снова невнятно захрипел. Разумовский, заставив Агату облокотиться на себя, потянул ее к выходу. Ноги ее слушались плохо, дрожали в коленях, и отчаянно хотелось стянуть непослушные каблуки. Она тяжело повисла на нем и слабо затрепыхалась, заставляя остановиться. — Вдруг он умрет? — Эти собаки слишком живучие, — ответил ей Сережа. Он наклонился и одним ловким движением поднял ее на руки. Они вернулись в большой зал. Бывший лоск едва угадывался в погроме, учиненным разъяренной сворой и паникой их жертв. Свора, вернее ее часть, не успевшая сбежать, ровными рядами лежала на паркетном полу. Оскалившись дулами автоматов, над ними возвышался бронированный черный спецназ. Гости казино, потрепанные и побитые, жались по углам. Медики бесшумными тенями ходили между ними, оказывая первую помощь. Разумовский усадил Агату на диван — одна из боковин его было грубо выломана — и сам устало сел рядом. Девушка сразу опустила голову на его теплое плечо и притихла, ощущая его мелкую дрожь. Сережа обнял ее рукой, оберегая от всего внешнего. Он так старался быть сильным для нее, будто совсем позабыл, что сам оказался на волоске от гибели. Рука сама потянулась к его лицу, и пальцы коснулись челюсти. Тут же отдернула, вспомнив про рану и кровь. Сережа словно опомнился, перехватил ее ладонь и жестом позвал врача. Высокая девушка в белой спецодежде вышколено бросилась к ним. Распахнула переносную аптечку и занялась Агатой. Края раны щипали нещадно, когда умелые руки аккуратно стягивали ладонь бинтом. Сережино тепло под боком успокаивало и заставляло покорно терпеть. Отвлекаясь от боли, Агата осмотрела зал казино. Столы перевернуты, фишки, карты, битое стекло — все перемешалось пестрой мусорной пылью на полу. Освещение не было ярким с самого начала, но, видимо, в суматохе повредили проводку, и несколько люстр под потолком вышли из строя. Тени ползли по стенам и оседали на угрюмые лица. Пчелкина оправдывала свою фамилию. Быстрой стремительной букашкой она сновала от человека к человеку, нацеливая на него камеру. Профессионально собирала информацию, оказавшись в центре событий. Черный спецназовец потянулся к ней заставить прекратить съемку, но она увернулась от него с пчелиной ловкостью и тут же оказалась на другом конце зала. Врач закончила накладывать повязку, завязала узелок и отошла к другим людям. Сережа облегченно откинул голову на спинку дивана — все это время он неотрывно следил за ее работой, опасаясь, что рана окажется глубже и придется шить. Агата поднесла руку к глазам, внимательно всматриваясь. Кровавая клякса упрямо проступила сквозь белоснежную марлю. Мысли толкались в ее голове беспорядочно, дробились калейдоскопом, и, когда оформились в одну осознанную и испуганную, в горле встал ком. Агата тронула Разумовского за плечо. Он повернул к ней голову. Она не знала, что именно сказать, но все равно заставила себя начать неуверенно: — Там же всюду мои отпечатки, на зеркале, и моя кровь… Разумовский ее понял и поморщился: — Никому из полиции не взбредет в голову проверять такие детали. — Да, но все же… Он кивнул в сторону, и Агата проследила за его взглядом туда, где, вжимаясь лицами в пол, лежали террористы. — Они пришли сюда насиловать и убивать. Ты защищалась. Его голос был спокоен и преисполнен уверенности. И все же чувство вины грызло ее изнутри. Она прислушалась к боли в руке, надеясь, что физическая вытравит душевную. Сережа перевел взгляд и внимательно всмотрелся вглубь раскуроченного казино. Агата близоруко сощурилась и заметила широкоплечую согбенную фигуру Игоря Грома. Майорская спина устало ссутулилась у барной стойки. — Он спас мне жизнь, — задумчиво произнес Разумовский. Агата кивнула, запрещая памяти воскрешать страшное воспоминание: Сережа на полу и занесенный над ним металлический лом. Разумовский мягко сжал ее запястье и пошел к майору. Агата замешкалась на секунду и поднялась следом за ним. До нее донесся обрывок разговора: — Ну ты тоже по-мужски поступил, — широкая громовская ладонь повисла в воздухе, и Разумовский завис на мгновение, не сообразив, что ее надо пожать. Когда он скрепил рукопожатие, пальцы его зыбко дрожали, но Игорь сделал вид, что не заметил. — Спасибо, Игорь, — Агата приблизилась и тронула майора за предплечье. Заметила, что его красивая белая сорочка безобразно исполосована кровью. Лицо наливалось синяками и ссадинами. В краешке губы запеклось кровавое пятнышко. — Да не за что, — весь его разодранный и мрачный вид скрасился удивленной улыбкой. На секунду ей почудилось, что он удивлен тому, что его благодарят, словно он не привык к этому. А еще она подумала, что майору удивительно идет это лучистое выражение лица и совершенно не идут следы драки. Глаза Игоря скользнули им за плечи и безошибочно нашли среди людей Пчелкину. Он смущенно кивнул им, слез с барного стула и ушел в толпу, припадая на одну ногу.***
В салоне автомобиля было душно от едкого молчания. Тишина сверлила уши, но Агата не решалась заговорить. Сережа сидел мрачный и нахохлившийся, рассеяно перебирая Агатины пальцы. Водитель беспокойно поглядывал в зеркало заднего вида, пересекался взглядами с Агатой, но тоже молчал. Сережино настроение вороньей косматой тенью накрыло всех троих. Агата была уверена, что дело в ней, и, когда водитель остановился у входа в башню, она едва удерживалась, чтобы не закричать во всю силу легких. Они вылезли в стылую октябрьскую ночь, и Сережа отрезал от них водителя, громко захлопнув пассажирскую дверь. Водитель покорно отъехал, оставляя их в тишине пустой парковки. Городской шум доносился слабо и глухо, как будто из-под воды. Глубокая ночь была ясная и безветренная, обманчиво спокойная. Полная луна отражалась большим белым шаром в черных окнах исполинской башни. Разумовский стоял, устремив блуждающий взгляд в небо. Дыхание вырывалось из его рта рваными клочьями пара. Мысли витали далеко, и Агата почти видела, как они чугунно перекатываются в его голове. — Сереж, — слабо позвала она. Он не отозвался. Агата осмелилась коснуться его рукой. Она будто обожглась, когда он повернул голову и посмотрел на нее. Взглядом осмысленным и горьким. Она тут же убрала руку и выдохнула жалко: — Хочешь, я уеду? — она опустила глаза себе под ноги. — Ты только скажи. Может, там, в запале, он привычно бросился заступаться за нее, защищать и успокаивать, и только потом до него докатилось страшное осознание произошедшего. Может, теперь он знать ее не желает. Он снова отвернулся и словно ее не слышал. Смотрел на нее, но будто сквозь нее. Свет далекого фонаря грубо выхватывал его лицо и заострял черты. Он нахмурился, став в полумраке похожим на врубелевского Демона. — Это я во всем виноват. Его голос был тих, но прозвучал как громовой перекат среди ясного неба. Агата вздернула голову и уставилась на него неверяще. Это был перебор даже для Разумовского со всеми его самоотречениями и самобичеваниями. Бесконечными «само-», которые он крестом нес на себе. Весь жизненный путь, почти как к Голгофе. Сережа ее взгляда снова не заметил. Медленно, будто с усилием переставляя ноги, он пошел ко входу в башню. Агата догнала его, и его рука потянулась к ней, нашла ее пальцы в широком рукаве плаща и сжала намертво крепко. Фойе было полностью залито чернильной тьмой, только далеко горели светлячки вывесок, указывающих на пожарный выход. Луна и уличные фонари сюда не проникали. Они шли, слепо прокладывая путь. Агата опять попыталась заговорить, но все ее слова не долетали до него, не могли пробиться через глухое забрало мыслей. Электрический свет кабины лифта больно резанул по глазам, Агата прикрылась ладонью, но Сережа никак не среагировал. Отрешенно нажал кнопку верхнего этажа и привалился к стене. Его взгляд мазнул случайно по окровавленной Агатиной руке, и по лицу словно пробежала судорога. Он отвернулся, и насупленные брови сошлись в одной точке. Наверху света было так же мало, как и на нижнем, покинутом этаже. Агата покорно шла за Сережей. Молчание давило на нее, и снова хотелось кричать. Ей бы поддаться желанию, чтобы шум отрезвил его, вывел из этого пугающего забытья. Пусть лучше прогонит ее прочь, оттолкнет, замахнется, что угодно будет лучше этой мертвецкой тишины. Луна роняла бледные лучи на пол кабинета. Сережа скинул пальто, помог раздеться Агате, оберегая ее покалеченную руку, все молча. Спокойно, размеренно и без единого признака жизни в глазах. Он будто в раз перегорел. Будто горячее солнечное сердце сорвалось на последний удар, зашипело и погасло. И вместо солнца в черноте грудной клетки остались только тлеющие угли. Он затеплил свет в кабинете, прогоняя ночь обратно за темные окна. — Повязку надо сменить на свежую, — раздался его голос, глухой, как из могилы. — Дай хоть руки вымою, — слабо попросилась она. Уверенность в том, что ему будет неприятно ее касаться, снова накрыла удушливо. Сережа кивнул коротко и уронил себя на софу. Всмотрелся в Венеру, но Агата видела, что богиня не тронута взглядом. Он снова погрузился вглубь своих тяжелых мыслей. Агата сбросила каблуки по дороге в ванную комнату. Босой ей проще удерживать баланс, когда земля уходит из-под ног. Черный мрамор приглушал отблески светильника и милосердно не слепил глаза. Почти уютно, спокойно, будто высокие черные стены защищали от внешнего мира. От Сережиного разочарования. Она вдруг осознала, что больше всего она боялась его презрения. Она решилась поднять глаза на свое отражение. Из зазеркалья на нее смотрела совсем другая девушка, неестественная, как из хоррор-фильма. Красный нарисованный рот жутко выделялся на восковом лице. Красное платье обтягивало чешуей. Окровавленные руки будто затянуты в красные перчатки. «Кэрри» Кинга — неудачливая королева бала. Агата остервенело распутала повязку. Ей захотелось выдраться из платья, а лучше сразу из кожи. Расцарапаться, чтобы лоскутами стянуть с себя сегодняшнюю ночь. Она торопливо сняла с себя одежду — красивый шелк упал на пол бесформенной тряпкой — и залезла под душ. Выкрутила воду, и на нее полился почти кипяток. Зашумели горячие ручейки и тут же окрасились розовым. Она подставила лицо под обжигающие струи, не чувствуя ничего. Череп будто полый, и в нем ни единой мысли, и ни единого сожаления. Она не услышала стука, и только когда душевая кабина резко открылась, поняла, что ей ужасно горячо. Она поспешно закрутила кран, и увидела, что ванная полностью затоплена паром. Сережа стоял в дверях душевой кабины, всклокоченный и злой. — Ты что, решила себя сварить?! Пальцы сомкнулись на запястье и выволокли ее наружу. Агата заскользила мокрыми ногами, не удерживая равновесия, и неловко завалилась на Разумовского. Вывернулась, прикрываясь руками, но он не обращал внимания на ее наготу и, только когда заметил ее смущение, отвернулся и потянулся за халатом накинуть ей на плечи. Агата закуталась в махровую ткань, переводя дыхание. Кожу саднило после горячей воды. — Что это было? — строго спросил Сережа. Она покачала головой, не зная, что ответить. Позволила ему вывести себя из ванной, и воздух спальни показался ей холодным после жара. По спине пробежался рой мурашек. Она подняла глаза и увидела сердитые красные пятна на его лице. Он сжал губы в раздраженную ниточку, пересеченную царапиной. — Дурочка, — грустно резюмировал он. Привлек к себе и обнял. Задышалось легче. Секунды отсчитывались щелчками часовых стрелок, в полной тишине казавшимися оглушительными. Агата жалась к нему, слушая, как беспокойными ударами рвется в груди его сердце. Руки безотчетно скользили по ее спине. — Это я во всем виноват, — повторил он, и его слова будто располосовали ей уши, кольнули иглами в барабанные перепонки. Она подняла к нему лицу. В лазурных глазах плескалось что-то невнятное и темное, соленое и влажное. — Зачем ты так говоришь? — Потому что все эти люди пострадали из-за меня, и ты… — его голос сорвался. Он перевел дыхание, совладал с собой и продолжил: — Тоже. Я так испугался. Она тоже испугалась. Она бы умерла от страха, если бы все не произошло так быстро, но она отказывалась понимать, почему он терзает себя. Ее тронула мимолетная догадка: — Ты винишь себя за то, что через «Вместе» нельзя отследить Чумного Доктора? Сережа горько улыбнулся и покачал головой. — Это наоборот хорошо. Он закусил губу и выпустил ее из рук. Отошел и изможденно сел на кровать, ссутулил плечи и опустил голову. Рыжие волосы скрыли лицо. Агата осталась стоять, зябко кутаясь в халат — без его объятий сразу стало холодно. — Почему? — осторожно спросила она. Разумовский ответил ей, не поднимая головы, и Агате показалось, что все ее ребра треснули разом, от того, как быстро заколотилось сердце. — Потому что я знаю, кто Чумной Доктор. Я знал с самого начала. В комнате будто перегорел весь кислород, и дышать стало нестерпимо трудно. Показалось, что затрещали оконные рамы, и холодная ночь ворвалась в башню, топя этажи и двух людей в бесноватой тьме. Сережа поднял лицо и смотрел мимо Агаты. Глаза влажно блестели, скулы алели чахоточно. Рот сжался в молчаливую линию. Девушка осторожно приблизилась и опустилась на колени меж его разведенных бедер. Пальцами обхватила острое лицо и заставила посмотреть на себя. — Почему ты не сдал его полиции? В напряженных глазах сверкнула сталь, и голос резанул бритвенно: — Я буду его защищать, чтобы он не сделал. Его взгляд снова скользнул ей за спину. Агата обернулась и увидела фотографию на полке. Двух далеких мальчиков с пойманными на камеру летними улыбками. Неприятная и вязкая догадка сползла по затылку и обожгла позвоночник. — Это… — имя застыло на языке, не желая облечься в звук. — Олег, — мрачно договорил Сережа. Агата удивилась самой себе. Ее накрыло ледяное спокойствие, и вовсе не пришлось собирать в узлах нервов крупицы хладнокровия. В голове сложилось складно. Память услужливо выкопала все моменты, когда Сережа защищал убийцу и выступал за его правоту. В деталях вспомнилась изобретательная броня Чумного Доктора, как оказалось, оплаченная либо из кармана главы службы безопасности, либо из самого бюджета «Вместе». И, конечно, «Вместе» — арена Колизея для показательных экзекуций. Олег все продумал — даже если бы принцип работы соцсети оказался придумкой, пиар-ходом, Сережа все равно его бы прикрыл, потому что сильно любил. Разумовский смотрел на нее почти вызывающе, пытаясь предугадать реакцию. Наверное, он ожидал как минимум истерики, как максимум побега и немедленного звонка в полицию. Агата не сделала ни того, ни другого. Она расправила плечи и спросила: — У него ПТСР? — голос получился все равно сдавленным, но, по крайней мере, не задрожал жалко. У нее был отец-военный, она иногда слышала о его знакомых с «афганским», «чеченским», в зависимости от войны, синдромом. Если человек начал убивать таким страшным способом, значит, его подтолкнуло к этому что-то ужасное, живущее в его голове. Разумовский говорил, что Олег служил в горячих точках — что он принес с собой из страшных раскаленных пустынь? — Он не проходил никаких обследований, но… Он изменился. Сильно. Агата кивнула, не выпуская его лицо из ладоней. Мозг заработал лихорадочно, и мысли затолкались в черепной коробке. Агата отчаянно пыталась что-то придумать. Понимала, Сережа ни за что не отступится от Олега, а она никогда не отступится от него. Значит, они повязаны все вместе, и она обязана найти выход. — Его можно отправить в клинику? — тихо спросила она. Тут же резко отдернула руку — ладонь закровоточила и испачкала ему подбородок. Сережа быстро поднялся, неловко стер пальцами кровь, только размазав, и потянулся к прикроватной тумбочке. Достал маленькую аптечку и начал аккуратно обрабатывать руку. Агата поняла, что простыми выверенными движениями он возвращает себе равновесие. Приводит мысли в порядок, отвлекаясь на ее руку. Она покорно подставила ладонь, чтобы ему было удобно. — Нет, силой я его заставить не смогу, — наконец выговорил он. Они снова замолчали, пока Агата не вспомнила: — Ты говорил, что он летает с тобой? Как в тот раз, когда вы вдвоем были в Краснодарском крае? Разумовский потемнел лицом, но кивнул, и Агата продолжила: — Значит, он пойдет с тобой, куда ты скажешь. Можно же уехать из Петербурга куда-нибудь… Далеко, в другую страну. Купить дом, выставить охрану и туда пригласить врачей. Сережа пристально посмотрел на нее. Было видно, как он смакует эту идею, вертит со всех сторон и видит кучу изъянов. Но ничего другого ей в голову не приходило. — Это может получиться, — наконец, выдохнул он, но на лицо скользнуло обреченное выражение. Агата поняла, что ему страшно. Он боится Олега, но еще больше боится за Олега. Она быстро приняла решение, наскребла все остатки своей смелости и выпалила короткое: — А я поеду с вами. Его руки сжались на перевязанной ладони. Он изумленно вскинул брови. — Ты не оставишь все из-за меня. Это я могу работать удаленно. Агата легкомысленно пожала плечами: — Это же не навсегда. Возьму отпуск, я заслужила. Оба они прекрасно понимали, то, что они затевали, можно было назвать как угодно, только не «отпуск». Агата улыбнулась краешком губ. Она была уверена, что приняла единственное верное решение и отступаться от него была не намерена. — Все нужно спланировать, — она говорила удивительно буднично. Подвинула к себе аптечку и смочила ватный диск перекисью водорода. Потянулась и стерла свою кровь с его подбородка. — Выбрать место, договориться с руководством, с твоими сотрудниками… С Олегом. — Взяла другой диск и аккуратно промокнула царапину на его губе. Ранка бурно вспенилась. Сережа слушал ее, как завороженный. Агата закончила говорить, а он не проронил ни слова. Она вопросительно взглянула на него и повторила на всякий случай: — Я тебя одного не брошу. Он быстро сполз на пол. Обнял за шею, спрятав лицо в ее волосах. Агата ласково погладила его по затылку, вдруг осознав, что он плачет. Она обхватила его крепко-крепко, стремясь передать все свое скудное тепло без остатка, убаюкать все страхи. Они сидели так долго, а по ощущениям — всего мгновение. Сережа отстранился, и Агате снова стало сиротливо холодно. Пальцами она сгладила мокрые дорожки слез. Он отозвался на ее касание немедленно, приластившись щекой к ладони. — Где сейчас Олег? — ей было необходимо задать этот вопрос. Ее напугала внезапная мысль, что все это время он мог стоять за дверью спальни. Сережа пожал плечами: — Я давно его не видел. В нем не было нужды, и он был предоставлен сам себе. — Напиши ему, пусть придет к тебе завтра, и вы обсудите поездку, — попросила Агата. Сережа послушно кивнул и достал телефон. Пальцы у него тряслись, и он едва попадал в нужные места на экране. Он раскрыл диалог, и застучал по клавиатуре. Агата краем взглянула на экран и тут же нахмурилась: — У него стоит «невидимка»? Сережа оторвался от экрана и недоуменно посмотрел на нее. — Вот же, — она ткнула пальцем экран. На дисплее значились круглая иконка фотографии хмурого бородатого мужчины, имя — «Олег Волков», и дата последнего визита давностью в полтора года. — Он совсем не светится онлайн. — Д-да, наверное, — неуверенно отозвался Разумовский. Он нажал «отправить», и синий прямоугольник с текстом добавился к остальным непрочитанным сообщениям. Он отложил телефон. Агата вздохнула и снова потянулась его обнять. Положила подбородок ему на плечо и повернула голову, глядя в панорамное окно. Горизонт над спящим городом потеплел и окрасился нежно-розовым. Страшная затянувшаяся ночь подходила к концу.