Prima ballerina assoluta

– Вы хотите купить меня? – Иван улыбался одними уголками губ, но в его глазах плескалось нескрываемое раздражение. – Нет, что вы! Это просто.. сделка. Вы – мне, а я – вам, – собеседник Ивана заметно нервничал, перебирая между большим и указательным пальцем ткань пыльной гардины. – Вы не можете жить без балета. Мне хочется укрепить международное сотрудничество. Одно выступление. Столько репетиций, сколько вам будет угодно, до него. Мужчина говорил отрывисто, явно прикладывая большие усилия, чтобы звучать уверенно. Иван прикрыл глаза, борясь с желанием встать и уйти, не дослушав до конца. Однако, Алексей отличался от серой массы горделивых правительственных гусынь, прикрывающих тучным телом тупых гусят. – Тем более.. Мне рассказывали, что вы танцуете совершенно по-особенному, – замялся Алексей. Лицо Ивана не дрогнуло, но раздражение во взгляде разгорелось в настоящий пожар. – И кто вам об этом рассказывал? – натянутая широкая улыбка стала жутко неестественной. Иван слегка наклонился вперед, заставив своего собеседника невольно отступить ближе к окну. Он чертыхнулся, наступив на гардину – в воздух поднялась пыль, а старая тесьма слетела с карниза. – Я уже был в Большом. Разговаривал с директором. Он прекрасно осведомлен о том, кто вы. И о вашем таланте тоже. Осталось уладить несколько моментов со стороны нашего с вами начальства – и можете танцевать, — Алексей отряхнул пиджак, затем еще раз. Глубоко вздохнул и вопросительно уставился на Брагинского. Иван рассмеялся. – Забавный вы человек. Я прекрасно представляю, через какое дерьмо вам пришлось пройти. Слово «театр» для них последние несколько лет как красная тряпка. Это, впрочем, делает вам большую честь, – Иван улыбался уже более тепло. Напряжение в диалоге сходило на нет. — Вы правы частично. Я хочу и люблю танцевать, но публика, тем более в чужой стране, мне не нужна. Как вы собираетесь объяснить им, разбирающимся в балете побольше нашего с вами, кто такой Иван Брагинский и откуда он взялся? — Мы уже думали об этом, – встрепенулся Алексей, – будете выступать не под своим именем. Тем более, сцена, костюмы, свет... Вас родные люди не узнают, готов поклясться, — мужчина упал в кресло и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Не каждый день разговариваешь с живым воплощением своей страны. — Хорошо, — просто ответил Иван, вызвав изумление собеседника. Небось, думал, что придется уговаривать его дольше. — Я согласен. Только одно «но», Алексей, — на губы Ивана вновь легла лисья улыбка, — если я узнаю, что за вашими добрыми намерениями и желанием укрепления международного сотрудничества стоит что-то еще – будет очень грустно. Вам. Я так полагаю, до скорой встречи, — Россия наклонил голову вбок, запомнив напряженное лицо чиновника, поднялся со своего места и, не оглядываясь, вышел в холл.

***

Сигарета догорала в длинных пальцах. Конечно, он блефовал. Черта с два ему будет очень просто надавить на Алексея — времена не те. У Ивана не было никакой фактической власти уже давно, но таким бесправным, связанным миллионом бумаг, договоров и подписей он чувствовал себя едва ли не впервые за всю историю. Россия с удовольствием затянулся в последний раз. Впрочем, несколько месяцев свободного прохода в Большой в обмен на одно публичное выступление, пускай даже в Германии —разумная цена. Плевать он хотел на остальное. А Евгению, директору Большого, стоит оторвать язык за «особенные танцы». Ну, это он еще припомнит при личной встрече. Ключи скрипнули в замочной скважине. Массивная дверь поддалась не сразу, Ивану пришлось навалиться на ручку. Жилой квартал, в котором располагалась его очередная временная квартира, был достаточно старым, зато расположенным близко к центру. Едва ли это место можно было назвать домом — Иван видел, как выносили из старых комнат чужие вещи. Ощущение, что он вломился к кому-то, не прошло даже тогда, когда комод и шкафы 50-х годов заменили стандартной конвейерной мебелью. Иван бросил ключи на недовольно скрипнувшую старую полку и включил свет. Он не знал, кто жил здесь до него и что произошло с предыдущим владельцем. Квартиры Брагинскому приходилось менять часто, иногда раз в полгода. У его начальства была какая-то дикая паранойя, и непонятно, чего они боялись больше — того, что кто-то заподозрит в Иване бессмертного, или самого Ивана. Значит, Германия. Эта мысль почему-то не отпускала Брагинского, рождая тревогу где-то внизу живота. Отношения с Европой нельзя было назвать гладкими уже много лет. С Людвигом их по-прежнему связывали искусство и наука, не свободные полностью от политики, но с претензией на беспристрастность. Однако, танцевать для кого-то чужого Ивану еще не приходилось. Сама идея спустя несколько часов стала казаться чуть ли не идиотской — ради каких целей стоило лезть из шкуры вон и притворяться тем, кем ты никогда не являлся? Брагинский сел за стол, опустив подбородок на скрещенные руки. Его что-то тревожило, но он не мог понять, что. С мотивацией Алексея все было на первый взгляд ясно — он, как глупая птица, бился в стеклянный потолок, пытаясь взобраться вверх по карьерной лестнице. Да и с выручки ему что-то перепадало. Иван щелкнул себя по носу. – Давай, завязывай. Мучить себя абсолютно бессмысленно. Даже если все это — часть масонского заговора тайного правительства, мечтающего посмотреть на танцующее живое воплощение Российской Федерации, — сам себе ухмыльнулся Брагинский, отхлебнув стакан холодного чая, одиноко прождавшего Ивана с восьми утра. Серебряный подстаканник каким-то чудом пережил погром, устроенный при «переезде». На потемневшем от времени металле красовался незамысловатый цветочный узор. Иван жил более чем скромно и имел то количество вещей, которое можно было без последствий быстро утолкать в несколько коробок и увезти на другой конец Москвы. Хмурая панелька, в которой он оказался недавно, почему-то вгоняла Брагинского в тоску сильнее, чем все предыдущие квартиры и дома вместе взятые — тем более сейчас, в конец ноября. Из темного окна на Ивана смотрел высокий, осунувшийся человек тридцати лет с усталостью, залёгшей под глазами. Родина для миллионов человек. Так ли они себе его представляют? Знают ли они, чем он занимается целыми днями? Как живет? Россия рассмеялся, откинувшись назад так, что стул жалобно захрустел. – Кто ты, Иван Брагинский? Какого хера ты, Иван Брагинский, не помер за сотни лет? Ну же, ответь мне — отражение расплылось в безумной улыбке, но осталось молчать.