Несбалансированная диета

      Возраст достиг двенадцати с половиной, и Лилит стала практически ровесницей прибывшего в середине декабря вампира. Домочадцы приступили к предвкушению Нового Года, первому празднику, который пришлось провести в мире демонов.       Он нарезала морковку монотонными движениями, стуча острым металлом по пропитавшейся соком деревянной доске, предварительно рассортировав овощи, ещё ждущие шинковки для супа, по порядку, в котором их положит. Для удобства. И по цвету. Для того, чтобы создать приятную картинку. Розовые расписные пиалы, подарок госпоже, куда ссыпались продукты, образовали полосу.       Посуды в будничном обиходе было сверх всякой меры, как и для приготовления, так и для подачи — слуги могли бы не мыть посуды целую неделю, каждый приём пищи используя в готовке другой набор. Госпожа же никогда не ожидала «того самого дня», обзаведшись новым приобретением, если это приобретение предназначено для зрительного удовольствия, и пускала его в ход немедля.       «Красота бытия — в мелочах». Рин Имаи нравилось наличие эстетики в обременительных и скучных процессах.       Бульон уже кипел, пенка была снята. Оставалось только поторопиться с содержимым, когда подол юбки сильно натянулся где-то выше колен, заставляя машинально взглянуть на того, кто потревожил служанку во время готовки пищи.       — Что ты делаешь? Это суп?       Его тёмно-русая макушка достигала её подбородка, так что роста в нём было достаточно, чтобы ему не было нужды прибегать к подобным способам привлечения внимания, но, тем не менее, он это сделал, сейчас заглядывая ей в душу исподлобья своими мутно-васильковыми глазами       — Мерзость. Сделай мне молочных коржиков. Прямо сейчас!       — Матушка запретила вам есть сладости до обеда, молодой господин, — без раздумий отрезала Лилит, узнав в подошедшем мальчишке Широ, старшего сына Имаи, о котором ей рассказывали.       Только тогда она познакомилась с ним лично, хотя проработала в поместье уже полгода, привыкая к хоть и не самому благоприятному положению вещей, но и не самому худшему, которое могло бы быть для смертных в этом мире. Уживаться с вампирским нравом, в большинстве своём не славившимся милосердием, было труднее, чем справляться с работой.       Его брат — послушный ребёнок, с которым несложно ладить, но Широ лишь одной неулыбчивостью походил на ощетинившегося ежа.       После отказа он схватил ближайшую чашку у раковины, ещё не успевшую высохнуть после мойки, и без сомнений кинул её в Лилит, и попал бы в бедро, если бы цель не увернулась.       — Прекратите, немедленно, — скомандовала она, но мальчишка и не думал прекращать, — Я доложу няням о вашем поведении. Суп не для вас, а для госпожи.       — Няням? Почему же сразу не матушке? — господин снял с полочки солонку. Она шагнула, чтобы отобрать её, но он шустро открутил дозирующую крышечку и перевернул ёмкость со специями над бульоном.       — Ох, что вы… Отойдите от осколков, вы в носках. Вы поранитесь.       —Я поранюсь в другом месте и избавлю тебя от лишней заботы, которую ты пытаешься предотвратить, — Широ вскинул голову, назло подобрав самую крупную часть и сжав её, — Сделай что я говорю!       Это ли служило фактором того, что многие слуги вне зависимости от расы так недолюбливали его, безропотно выполняя все его прихоти, лишь бы он отвязался, или вовсе избегая его компании? Он определенно не покладистый, как Куро, которого госпожа и господин Имаи беззаветно обожали, не доверяя надолго даже няням.       Большую часть года мальчик жил в коттедже в человеческом мире, вблизи моря, потому что, как Лилит услышала от хозяйки, у него были проблемы со здоровьем, над которыми алхимики измерения демонов разводили руками. Естественно, вампирская болезнь вряд ли бы поддавалась достаточно типичным способам вспомогательного лечения человеческих недугов, вроде свежего морского воздуха и прогулок, но и кто бы стал оспаривать её решение? Ведь так домочадцам приходилось терпеть его характер всего несколько месяцев.       Там за ним приглядывала пара горничных, няня и несколько учителей, ибо тот хоть и находился в человеческом мире, не мог посещать редкие «ночные школы», существовавшие под управлением вампиров, ввиду сразу комплекса пунктов. От местонахождения до физических трудностей. Но, учитывая наблюдения смертной в отношении слуг, допустимо, что молодой господин и вовсе рос как сорная трава в поле, предоставленный самому себе.       — Глупости говорите, а глупости я не делаю, — перебила она, — Ваша кисть… Сказала же, доигрались, упрямец! Идёмте, я перевяжу.       Лишь потом, когда она начнет обслуживать приёмы, она усвоит урок, что так разговаривать с вампирами не стоит. Стоит выбрать тактику покорности и поиска покровительства. А к тому моменту, как всё-таки усвоила, он уже не нужен был ей в обращении с ним.       — Кровь капает, смотри, — он протягивал ей раскрытую ладонь с неглубоким, но длинным порезом, как почудилось, сделанным специально, и с замаранным прозрачным стеклом рядом, — Это больно. Матушка не придёт взглянуть?..       Тёмно-красная жидкость стекала на кафель, заставив Лилит передернуться, но это не тревожило вампира, пока его глаза искрились надеждой, и он спрашивал о такой простой вещи. Она не знала, что сказать.       — Она отправилась за покупками со своей камеристкой, молодой господин. Она хотела поесть отдельно после возвращения, так что она скоро придёт.       Широ умолк, рана потеряла последнее значение, которое могла бы иметь для него, и Лилит обрела шанс отвести его, чтобы обработать последствия форсированного несчастного случая, пока он не вытер субстанцию об дорогие шорты, сужавшиеся ближе к колену и плотно обтягивающие худое бедро. Выключив огонь на плите и оставив уборку на потом, горничная поторопилась положить руку ему на плечо, чтобы направить, но он не сдвинулся с места.       — Если желаете истечь кровью здесь, я не собираюсь этого допустить.       — Замолчи! Какая тебе разница? Влетит всё равно няням, а не тебе, даже если это и случится.       Демоны регенерируют быстрее, но ему то не позволяло здоровье.       Он был немногим младше её на тот момент, но относительно лёгким из-за недостатка в весе, так что она могла присесть и шустро обхватить юного вампира под ягодицы достаточно неделикатным образом, чтобы дотащить его силком.       — Пусти, пусти говорю, ты, несносная девчонка! Не прощу!       Лилит по сей день не понимает, о чём думала в тот момент, ведя себя так с одним из хозяев, но Широ вырывался только поначалу.       Они сели на кушетку в углу гостиной, куда она осторожно скинула его, с нежностью держа костлявую белую руку и не борясь с тем, чтобы так глупо быть задетой этим жалостливым видом. Он не сопротивлялся, не кричал, и она с расстановкой орудовала стерильным бинтом, стараясь случайно не причинять лишних неприятных ощущений и игнорируя его нескрываемое недовольство       Жадные языки притихшего пламени трещали в камине, перебрасываясь на часть нетронутого полена, небрежно закинутого кем-то перед уходом. Наверное, недавно растоплен одной из служанок для господина, который уже как полчаса вышел из комнаты. Оранжевый свет падал на обои, оживляя пятна бледно-зелёных цветов и грея холодный оттенок деревянного плинтуса, контрастировавшего с акварелью рисунка. Мальчик, подобно огню, также притих, не шевелясь. Следя за не очень ловкими движениями, он щурил большие глаза. Под таким углом это действительно странно.       — Тебе нужно через раз загибать бинт во время оборота, если ты не хочешь, чтобы он спадал, тупица, — выплюнул он, будто Лилит в самом деле идиотка, — лучше бы сам сделал.       Подчиненная последовала совету. Он вертел головой, когда пытался что-то распознать. Лилит обернулась назад, как бы спрашивая, что он делает.       Пользуясь близостью положения, она изучала его облик, вызывавший настырное подозрение, что чем-то он отличался от всех.       Деталь, из-за которой она испытывала это чувство, разоблачена: что-то не так было с его роговицей. Будто некогда насыщенную радужку перекрывало бледное полотно, как раз из-за чего цвет его глаз и казался неясным, затянутым плёнкой, как у застоявшегося киселя.       — Я плохо вижу, всего-то, — всё-таки объяснил своё поведение он, затем выдёргивая свою ладонь, теперь закрытую марлей.       — Вы видите мое лицо?       — Конечно, я вижу тебя сейчас. И предпочел бы не видеть.       — А если на расстоянии… Откуда вы видите?       — Прекрати задавать идиотские вопросы! — прикрикнул вампир смущенно, — Ты закончила, верно? Ты также боишься меня, потому прекрати лезть с бессмысленным расспросом, будто тебе интересно! Я не мартышка в клетке.       Лилит только-только успела завязать узелок, чтобы закрепить повязку, как он вновь начал беспричинно капризничать.       — Подождите, вы всё ещё хотите сладостей? — она пошла на уступку, понадеявшись, что он перестанет ворчать, — я сделаю вам молочные коржики, если вы скажете «пожалуйста».       — Ты слишком много о себе думаешь для прислуги!       — «Пожалуйста»!       — Оставь меня в покое, пока я не переломал тебе твоё единственное внешнее достоинство, по мнению матушки, — красивые пальцы.       — «По-жа-луй-ста»! — твердит она, считая, что некуда отступать, и он сдаётся.       Лилит должно было быть без разницы, скажет он это или нет, поскольку она была просто служанкой, которой такие слова, в общем-то, и не положены, но они заметно улучшают отношение слуг к своей работе, если хозяева их употребляют. Может, её коллеги перестали бы избегать его.       — Довольна? А теперь иди и сделай то, что тебе сказали, — вампир резко поднялся, удаляясь размашистым шагом, будто ему нанесли смертельную обиду на пять поколений вперёд.       А смертная, посидев ещё минутку рядом с уютным очагом и положив на место медикаменты, решила вернуться к своим обязанностям, к которым теперь прибавилось ещё одно поручение. На кухне её встретила спина Шеллы, чьи светлые волосы собраны в истрепанные косы, откинутые на спину. Она негромко напевала популярную мелодию, пританцовывая в такт нотам и продолжая дело.       — Решила получить покровительство молодого господина? — она глядела на Лилит через плечо, и в ней читался извечный оптимизм, когда она в одном взмахе кинула покромсанные овощи в кипящую воду, шепча проклятия после того, как полетели горячие капли, — Не смотри на меня так, я совсем не осуждаю тебя. Это хорошая стратегия для смертных, да и Широ, несмотря на свою болезнь, всё ещё наследник. Даже если твой век короток и до непосредственно передачи титула ему ты не доживёшь, пользоваться симпатией первого наследника — полезно.       Как всегда слишком прямолинейна, Шелла просто озвучила то, что приходит на ум. Младшая служанка же не помышляла о таком раскладе, но это укрепилось где-то в её сознании.       Стоило задуматься всерьёз. Количество сочувствующих в высших кругах демонического общества равняется примерно количеству экзотических цветов, растущих в мёрзлой и засохшей грязи. Они не вернули Лилит прежней жизни, но получение союзника стало бы достойной благодарностью леди Адель и господину Рэю за то, что они спасли её от расправы.       Ещё один небезосновательный аргумент «за», о котором упомянула Шелла, — то, что так больше шансов заслужить хорошее положение в этом мире. Был ли у смертной шанс?       — Ты немного пересолила.       — Господин Широ высыпал туда всю солонку.       Она убрала кастрюлю.       — Хотя бы не перевернул на тебя кипяток. Тяжёлый у него характер, — вампир покачала головой из-за некогда целой чашки, — Это ещё небольшая часть того, что он вытворяет, когда у него случаются истерики и приступы желания что-то крушить. Мы так живём практически с самого того дня, как господин Широ неизвестным образом подхватил болезнь. Думаю, госпожа до сих пор любит его, раз продолжает давать ему знания, нужные наследнику. Господин так-то вовсе саботирует его существование, будто у него всего один сын, и ищет, куда деть старшего.       — Любит?.. Она любит младшего сына, — выпалила Лилит, будто уязвленная таким заявлением, — Когда Широ порезался, он спросил, не придёт ли его мама, но я ни разу не видела, чтобы за этот месяц госпожа провела с ним хоть немного своего досуга.       — Делает всё возможное, чтобы получить её внимание, — Шелла пожимает плечами, — Госпожа заботится о нём, как умеет. Мальчик всегда нарядно одет, она каждый приём без исключений, когда он тут, иногда зовёт его, показывает гостям, хвастается.       — Когда он в лучшем состоянии. А так госпожа просто одевает его, как куклу.       Вампир мрачнеет, стискивая ложку крепче, прежде чем опустить её на специальную подставку, куда ставились приборы. Наверное, Лилит сказала что-то не то.       — Что остаётся делать, когда ты не ведаешь, что с ним случится, кроме как держаться подальше? Что делать, когда ты точно знаешь, что ему жить гораздо меньше, чем тебе? — она замялась, исправляя оговорку, — Вернее, точно не знаешь… Ты ещё маленькая.       — Господин Широ умрёт? — прервала она её, запутавшись.       — Нет, нет, скорее всего, нет. Ему периодически становится хуже, но это маловероятно. Ему постоянно ищут новых целителей. Госпожа Имаи избалована, как и все аристократы, но я бы не пожелала ей такого события, как похороны собственного ребёнка, и вообще никому не пожелала, даже самому КарлХайнцу. Тебе просто следует знать, что госпожа ничего не решает в этом доме, — вампир успокоилась, возвращаясь к теме, — Слуги исполняют все капризы молодого господина, лишь бы он не плакал и не бушевал, но это вряд ли идёт на пользу его воспитанию. Только отвратительный нрав поощряет. И в коттедже он ни с кем не разговаривает и просит оставить его одного. Всех нас Широ знает и всем не доверяет, ничего не попишешь. Если планируешь подружиться с этим засранцем, не расстраивайся, если не получится, с ним ой как нелегко! Я не вожусь лишний раз.       Пожалуй, Шелла и сама понимала, что отношение господ к сыну не было надлежащим. Однако, желание узнать о чём старшая горничная говорила Лилит, учившаяся азам поведения, сочла неэтичным, даже если её манера почудилась ей совсем несвойственной для ненавязчивой речи.       — Ох, звонок, — старшая горничная отметила переливистую музыку колокольчика, донесшуюся из прихожей, — Госпожа с камеристкой вернулись, иди, встреть. Я переделаю. Не забудь, что ты обещала повару помочь сделать кекс. Проследи тщательнее, чтобы желток не попал в белки. И за чистотой кастрюли. Тогда у тебя всё взобьется. Позже поговорим, сейчас все всполошатся. Нужно побыстрее...       Звонили довольно нетерпеливо, мотая покрытым золотом металлом — зачарованным предметом, фаворитом крупных особняков. Хозяйка дома пришла с кучей пакетов и коробок, которые даже её личная служанка не смогла уместить в своих ухоженных руках. Лилит пошла удостовериться, не нужна ли помощь.       Камеристка уже снимала с леди классическое шерстяное пальто, на котором оставались крошечные хлопья снега, не успевшие растаять от температуры помещения, и с должной аккуратностью повесила то на вешалку. Сразу после того, как избавилась от шляпки, госпожа отряхнула свои роскошные волосы, самой модной длины среди вампирской аристократии — ровно до начала бедра.       — Приятно видеть вас, — Лилит сделала реверанс, форма юбки в их доме это позволяла, а сама хозяйка любила именно такое приветствие, максимально мишурное.       — Да-да, — кинула она, кивая девушке рядом, которая перебирала принесенные покупки, — Отнеси это Широ, вот, да, жёлтенький. Это книга для Куро, её передаст Мэри. О, как твоё настроение?       Она задала этот вопрос лишь от своего отличного настроя, по-прежнему не нуждаясь в ответе. Лилит взяла пакет, напоследок ещё раз кланяясь, и сразу же направилась к комнате молодого господина, петляя по изученным коридорам, пестрящими картинами, что были нарисованы госпожой, когда она увлекалась маслом. Она правда чудесно рисовала, продолжая заниматься этим тогда, когда рисование вышло из списка повальных увлечений её светского окружения.       Лилит твердила себе быть решительной, и оно вроде как выходило, когда она думала о том, что может получить желаемое. Только вот вся собираемая до этого решимость и предельная расчётливость покинули её, когда она приоткрыла дверь и увидела его фигуру, чуть сгорбившись сидящую на самом краю кровати. Он не мог слышать или чуять служанку, тем не менее, Широ достаточно быстро сообразил, что она здесь.       Короткий шёлк волос с естественными пляжными волнами, которых обычно добивались с помощью укладок, достался ему от матери, дополнявшийся и её тонкими чертами, делавшими её томной страдающей красавицей. И черты его моментально давали понять, почему мать так наряжает его.       — Снова одежда? — господин подошёл, тут же с брезгливостью выбил пакет с её рук, заставляя чёрный жилет с вышивкой серебряной нитью вывалиться вместе с мелкой блестящей бумажной стружкой, добавляемой к подаркам, — Дурацкие тряпки, кинул бы их в огонь, будь он рядом.       Без каких-либо угрызений совести он, применяя силу и не жалея злости, цинично пнул покупку госпожи в самый дальний угол.       — Чего уставилась?! Проваливай! Видеть тебя не хочу!!       Лилит выбежала, словно пуля, пока его ярость не обрушилась на неё.       И, несколько секунд спустя, когда его гнев растворился в других эмоциях, в просвете щёлки двери, не закрытой до конца, она лицезрела неожиданную картину молодого господина, прижимающего к себе несчастную ткань подарка и утирающего слёзы.       

***

      Подступаться к вампирам, прибывшим из академии изморенными дисциплинами, которые демоны вдоль и поперек изучали по углубленной программе, значит искушать фортуну.       Порождениям ночи тоже нужно приспособиться к изменениям. Дистанция между ними напоминает здравую дистанцию ввиду их положений, налаженную с первой попытки, но в ней не должно быть напряжения или безразличия, оказанного господами, когда в их жилище завелась незнакомка.       Вскоре после ужина хозяева разбрелись по спальням, и сослуживцы Лилит всё ещё мелькали в широком проёме, заканчивая последние дела на сегодня.       Сакамаки со всем их разнообразием, как-то заброшенные в одно место, и спать ложились по-разному. Смертная рассуждала, во сколько стоит заглянуть в их комнаты, чтобы забрать дизайнерскую школьную форму. Выстирать и выгладить, пренебрегая вариативностью, с какой они изгалялись над ней, пуская чужой труд насмарку.       Волосы на лбу слегка намокли от пота, когда она завела их в сторону тыльной стороной ладони, ощущая, что ей правда жарко. В общем-то, работа у плиты никогда не отличалась комфортными температурами, так что она не находила причин жаловаться.       Запах кипящего густого карамельного сиропа приводил в восторг, пронизывая волокна фартука. Даже если покинуть кухню, этот сахарный шлейф заполонит другие помещения и будет преследовать до самой комнаты на другом этаже. Карамель станет полупрозрачной, коричнево-стеклянной, как леденцы, когда отстоится с испеченной сливочной массой в холодильнике, и растает во рту.       Третий день выдался нелёгким из-за прямого контакта с хозяевами, который Лилит предпочла бы отложить в самый долгий из долгих ящиков. Вид четвёртого сына КарлХайнца с жестокой издёвкой выбил её из колеи, которая начала вырисовываться, медленно складываясь линия за линией из рутины и уяснения другого уклада жизни, после подробного знакомства включавшего в себя неизменные «подай-принеси-унеси-замени».       Лилит не заставляла себя верить, что вся тоска исчезнет в мгновение ока, стоит только переступить порог нового рабочего места, в конце концов, второй потерей памяти её не наградили, чтобы так легко расстаться с прежними привычками и окружением, без колебаний приняв радикальные перевороты как нечто неизбежное.       Данное обещание гарантирует, что она будет держаться стоически и наберется терпения, прежде чем Рэй известит её, едва уладит проблемы. Этих дней хватило с лихвой, чтобы грёзы о возвращении назад настигали мысли.       «Мне всё ещё нужно осторожно узнать, с кем я имею дело» — заключила Лилит, не беря в расчёт, что для любого смертного они прежде всего ходячая угроза, а уже после — содержание внутри угрозы. Необязательно разговаривать с ними, чтобы иметь о них представление как о вампирах. Их личное имущество, расставленное в обжитых покоях, вкусовые предпочтения, образ жизни, взаимодействие с жертвой — ко всему она имела доступ как служанка. Это много, если пользоваться правильно и умеренно.       Семья их несплоченная и нелюдимая: видимо, у господ не было близких друзей, которых те приводили из школы, и как братья они также не ладили, ругаясь, но не деля интересы и свободное время.       «Вполне вероятно, что они будут немилосердны. Королевские дети должны быть донельзя избалованы».       Тот вампир, что совершил похищение средь бела дня, даже не удосужился быстро и безболезненно убить объект мести. Предпочел выкинуть на главной улице в мире демонов, чтобы кто-нибудь, кого не особо волновали правила приличия, безжалостно осушил его до последней капли крови, оставив белоснежный труп в ближайшем мусорном баке, как пустую коробку из-под сока.       Лилит рассматривает еле-заметные вены на ладони. Что она могла бы сделать, кроме того, как действовать на нервы вампирам, если это заложено в ней? Она по-настоящему удачливая, раз два её родителя с пассивным геном, разбавленным прочей человеческой кровью, нашли друг друга.       Род, втайне выведенный самими же демонами для эксклюзивной продажи в узком кругу, вызвал распри за «ничтожных смертных». Обеспечить сосудами с кровью всех желающих тяжко. Меньшее из зол.       И люди, легко адаптируясь и переставая бояться, переступали черту, обозначенную демонами. Лилит подозревала, о чем идет речь.       «Я не боюсь быть укушенной. Но боюсь смерти. Это противоречиво» — однажды девочка созналась Саре, вносящей в столбец расходы. Она приносила на кухню настольную лампу, чтобы заниматься учётом там, и, убивая двух зайцев разом, раскрыла перед ней учебник за седьмой класс.       «Казни были. Я не буду тебе врать. За преступление — неповиновение. Это мог совершить любой другой смертный, а именно так получилось, потому что от вас ожидали большего, и решили, что это у вас в генах также, как способность метко угодить кровью или не терять рассудок из-за страха. Зачем? Нет стресса — нет влияния на качество продукта. Два фактора связаны. Поэтому многих жертв держат в золотых клетках, особенно тех, которых крадут. В «золотых клетках» демонического представления, разумеется. Ты не должна бояться умереть».       «Почему?».       «Потому что жизнь с нами сопряжена со смертью. Бояться смерти — это бояться вампиров. Мы как мертвые. У нас же и сердце не бьётся. Хочешь проверить?» — экономка оторвалась от цифр. Лилит пощупала её запястье. Пульса не было.       «Всё равно страшно и больно».       «Обывателям мало известно о вас, я говорю тебе то, что знаю я. Ты очень молодая. Поймешь, когда станешь старше. А теперь выучи несколько кандзи, пока я тут и у меня есть пару часов на отчетность, это гораздо полезнее».       Ветвь «винной крови», мало кого из посвящённых оставившая равнодушной, оборвалась скоро, не уйдя далеко от точки старта. Едва наследила скрытой, бледно проявляющейся нитью. КарлХайнца волновали собственные дела, потому попытка заполучить более вкусную «еду» средь подданных не представляла для него чего-то значимого — так Лилит думала. Будто их никогда и не было.       Лилит выучилась не принимать большую часть происходящего близко к сердцу, стараясь относиться с юмором к вампирским прихотям и скандалам. И она не закончит так.       Крем-карамель будет печься полчаса, потому, подводя трудовые часы к завершению, она достала съедобный подарок, провалявшийся три дня в закромах. Макарон с ощутимой отдушкой — вылитое воздушное безе, еле-слышно хрустящее при надкусывании и обнажающее скопление крошечных пор, окрашенных в цвет под стать вкусу, и крем между двумя половинками. Сахар настолько ярок, что, не питая к нему особой любви, она ограничивается одним печеньем.       Из остальных тоже выходит толк. Милая пирамидка. Шаткая и крошечная, в отличие от массивных спиралей на этажерках, украшающих столы и оттененных радугой сладостей. Всё, что она сумела выжать из имевшихся материалов, стараясь что-то создать.       До следующего полнолуния относительно далеко. О том, как она продержится в стороне от всех вампиров, она подумает позже. Так же, как рос их голод в это время, росло желание его удовлетворить.       — Ты решила заманить меня моим любимым десертом? Как хитро, — его голос послышался ещё до того, как вампир вошёл внутрь, заставая её, несобранную и увлеченную уединением, что она спешила исправить, — вполне в духе, присущем твоему имени, но ты могла просто позвать. Я бы сразу пришёл!       «Что ж вы все к нему прицепились-то?» — Лилит с сожалением поднимается, мысленно сетуя на разрушенную тишину. Сидеть, когда господа входят, не полагалось, но зеленоглазый рыжий льстец, очутившийся совсем рядом, опускает руки на её плечи, галантно усаживая обратно.       — Кем я, по-твоему, буду, если заставлю даму стоять? — Лайто задвигает стул обратно вместе с ней, так резво, что она чувствует давление края стола где-то ниже диафрагмы, хотя он даже не приложил силы, — Не против, если я присоединюсь? Вдвоём веселее!       — Невежливо сидеть, когда в комнате находятся господа, — парирует она, — Если вы любите макарон, я буду рада поделиться, ешьте. Всё равно уже как-то поздновато для сладкого.       Господин стоит прямо за её спиной. Не оборачиваясь, Лилит предпринимает ещё одну попытку отодвинуться, встать и уйти, пока не поздно, но он наклоняется, его широко расставленные ладони прижимаются к столешнице по обе стороны от её кистей, и она оказывается пойманной в ловушку. Патлатый ворс меха на его скосившемся вбок капюшоне щекотал полоску голой кожи между воротником-стойкой и собранными в пучок волосами, а его шляпа-федора грозилась соскользнуть вниз, когда он снова заговорил:       — И ты вот так оставишь эти несчастные пирожные в духовке? Истерик не обрадуется, если с ними что-то случится, — холод у раковины уха заставляет напрячься ощутимо меньше, чем интонация, — Не переживай, я не консервативный. Что же противозаконного в том, чтобы узнать получше тех, с кем живёшь? Я очень рад видеть новые лица!       Он прозрачно намекает о невыполнимости побега. Абсурдно предъявлять претензии хозяину поместья за то, что он в нём находится.       — Сюда давненько никого нового не нанимали, — его пальцы медленно касаются подбородка, по лицу словно проползает змея со слегка влажной чешуей, и Лайто рывком заставляет смертную запрокинуть голову, честно заглядывая в его хитро прикрытые глаза; ногтем другой конечности он незамысловато оттягивает верхнюю губу, разглядывая теперь беззащитные розовые дёсны и верхний ряд зубов, пока она терпит, — Смертная.       Отпускает. Вампир изобретателен в получении знаний, плавающих на поверхности, и способ карикатурен. Лилит настороженно проводит языком по эмали.       — То-то Рейджи последние два дня ходил, еле скрывая своё бешенство. Он знал, и ничего мне не сказал. Ну и родственнички. Лично я не против делить с тобой кров, нфу-фу.       — Это мне льстит.       Он коротко втягивает воздух у её шеи, она блокирует стремление положить руку на грудь, туда, где была подвеска.       — Но что же с твоей кровью? Ты не пахнешь так ароматно, как пахнут прочие люди, вынудив меня удостовериться самому в твоей расовой принадлежности.       — Я такая с рождения.       — Не страшно. Мы можем найти множество других вариантов для приятного времяпровождения!       «Никто и не сомневался, что именно вы не против интрижки со слугой» — мелькает в её голове.       Лайто пришёл «удостовериться» и что-то узнать. Тот, кто озорничает и заигрывает, хотя прочие из его братьев, чьё отношение менее лояльно, не демонстрировали подозрений. Он не тот, за кого себя выдаёт.       «Он притворяется безобидным дураком, — угол его губ дергается вверх, насмехаясь над невысказанным замечанием, — Чтобы в нём не видели угрозы и ослабили оборону».       — Спасибо за предложение, но как-нибудь в другой раз. Не держите на меня зла, господин Лайто.       — Твоё лицо опять ничего не выражает, — он едва тянет гласные, изображая скуку и не намереваясь заканчивать монолог, окрещенный разговором, — Даже когда ты так продолжительно пялилась за завтраком. Может, ты положила глаз на моего братца-истерика?.. Но это был совсем не взгляд влюбленной женщины.       — Если у вас есть какое-то поручение, я к вашим услугам, — Лилит делает вид, что не слышит его рассуждений вслух, — Господин Рейджи просил постирать вашу униформу. Я могу отдельно прополоскать мех у вашей толстовки в кондиционере и расчесать его к завтрашнему дню, если вам будет угодно.       — Не уподобляйся нудным слугам в нашем доме. Знаешь, водитель вообще никогда с нами не разговаривает, — он цепляет мятный макарон в упаковке, круша сооружение, проталкивая его пальцем в рот и пережевывая, — Со мной необязательно быть столь формальной… Я пробовал макарон в пекарнях в Париже и Венеции. Ни в какое сравнение с фабричным.       Печенье вновь отвергнуто.       — Стараешься быть полезной? Разумно, — он садится на стул рядом и, будто только сейчас услышал её предыдущий вопрос о мехе, вальяжно подпер рукой подбородок, смотря на неё так, как смотрят на комедиантов — с ноткой недоверия и интереса, — Рейджи был категорически против смертной служанки в поместье, но он больше не злится. А вот мне от твоей безэмоциональной мимики лезть на стенку хочется.       Лилит имитирует бурную деятельность: торопится пройти к духовке и повернуться затылком к вампиру.       — Что в тебе такого особенного, раз старик собственной персоной соизволил тебя нанять? Он не нанимает нам кого попало, и дело не в профессионализме, — чуть ироничным тоном, будто терял терпение, произнес он, — Ты что-то скрываешь? Я люблю тайны!       — Вашему отцу виднее, но я думаю, что во мне нет ничего особенного. Вы можете спросить рекомендационное письмо. Там написано то, что думают обо мне.       — Готовь поспорить, она его уже выкинула, — вскользь упоминает он, — В каждой девушке есть что-то особенное.       — Для вас я не девушка. Я обслуга.       У смертных на протяжении их истории не было однозначного и чёткого положения в демоническом обществе, которое держалось хотя бы пять поколений и распространялось на все дома поголовно. От рабов, занимающихся черной работой и извечно побитых, до источника пищи, с которого сдували пылинки до самой его скорой смерти.       Рассказывали, что на короткий период, после выхода одного романа, наличие людей в поместьях вошло в моду. Если вкратце, он повествовал о Боге смерти, который влюбился в смертную служанку, часто оказывавшуюся на грани гибели и служившую у известной герцогини. Он соглашается помогать герцогине, пока та приглядывает за девушкой. «Чтиво», снискавшее популярность. Леди, за которой в качестве аксессуара на балу шествовала смертная служанка в венце, которое носила героиня, была не редкостью.       Но королевская семья могла позволить себе содержать всех слуг-вампиров, раз не горела желанием обзаводиться людьми.       Он последовал за ней, материализовавшись сбоку позади и уменьшив давление:       — Красивые руки. Играешь на фортепиано?       — Нет, я не умею играть на музыкальных инструментах, — правдиво признаётся Лилит, доставая противень, на котором между формочек болталась вода, — петь тоже.       «Сейчас остынет и нужно будет убрать в холодильник, чтобы подать на завтрак господину Канато».       — Не люблю покупные макарон, — безобидно констатирует вампир, откладывая второе тщетно надкусанное пирожное, — Я мог бы научить тебя играть. Я уже учил. Ах, но тогда ты сделаешь что-нибудь и персонально для меня, нфу-фу.       — Вы можете просто сделать заказ, и я это приготовлю, — раскладывает она по полочкам, — Но, если говорить о приёмах пищи, я не каждый день работаю на кухне. И не смогу, если мне не позволят.       — В последний раз, когда мы с Аято хозяйничали на кухне, мы что-то взорвали. Прибежал Канато и разревелся, что мы мешаем ему спать, а теперь он проснулся и хочет есть, а Субару… О, если научишься заделывать дыры в стенах, будешь на вес золота, ха-ха. Но всё-таки мы в ту ночь вынудили нашего любимого Рейджи готовить нам отдельно.       Насчёт Субару. Так вот кто регулярно меняет планировку дома, проделывая новые окна. Когда Лилит увидела на некогда целой стене дыру, которой не было ещё десять минут назад, она сочла, что ей привиделось, и отверстие было здесь всегда, несмотря на осыпавшуюся штукатурку и пыль под ним.       Этот вампир, по-видимому, желал найти свободные уши, раз он не водился с братьями, а остальные служанки не воспринимали его болтовню и намёки, незатейливо и не слишком резко огрызаясь. Номинально они в одном положении, но горничным-вампирам обычно дозволено чуть больше, чем смертным. И речь не только о жаловании.       — Спасибо за совет.       — Потом отплатишь. То, что хотел, я узнал, — он заключает, и «винная кровь» почувствовала себя так, словно пробежала марафон, — Я навещу сучечку перед сном, увидимся с тобой позднее. Я оставлю форму на кровати. Береги свои ручки, они пригодятся для других вещей.       Напоследок Лайто символически касается полей шляпы, выверено подмигивая смертной, прежде чем переместиться в необходимую ему комнату.       Мнимый плюс — стала известна причина, по которой её не представили в первый день: второй по старшинству Сакамаки злился из-за её присутствия в этом доме, но против воли отца пойти не смог, зато сейчас он, вроде бы, не питал отрицательных чувств к новенькой. Неудивительно, раз он несёт здесь ответственность за всё.       Лилит разворачивает складки фольги, убирая десерт прямо в формочках. Затем перекладывает ягоды и листья мяты поближе к ним, чтобы вечером не искать их по забитым холодильникам и не слушать крика юноши с игрушечным медведем.       «Что-то особенное…» — пальцы дотронулись до шеи. Сердцебиение размеренно и почти неуловимо.              

***

      Нести объёмную горстку одежды, перекинув её через локоть, неудобно. Лилит приговаривает про себя, что всё же надо было взять корзину в кладовой. Учтет ошибку в дальнейшем.       Она обошла пять из семи комнат. Не все жильцы следовали примеру Рейджи или девушки, которую, как младшая горничная поняла сегодня, звали Юи.       «Она странно отреагировала на меня. Она боится? — Лилит пыталась понять двусмысленную гримасу жертвы, — Выгляжу ли я такой же беспомощной?».       «Винная кровь» рождена, чтобы быть на месте, принадлежащем кому-то вроде Юи, и служить вампирам пропитанием. Судьба, которую пророчили ей подобным, опасно соприкасается, хоть Лилит и избежала её волей цепочки случаев.       Из пяти жильцов, в обителях которых она побывала, лишь вышеупомянутая пара аккуратно разместила грязные вещи на вешалке, оставив ту на видном месте и сложив мелочи, которые легко терялись, вроде носков и белья, под ней.       «Юи старается быть аккуратной».       Форма господина Рейджи пахнет одеколоном, и на ней нет ни одного дефекта, от которого нужно избавляться с усердием, а пятна засыхающей крови на воротнике рубашки жертвенной невесты свежи, так что не придётся искать, как бы хитро их вывести, не оставив выцветших пятен.       Настоящим испытанием стал сбор униформы по частям в комнате Аято. На улице уже было светло. Во всех жилых помещениях висели плотные шторы, препятствующие проникновению солнечных лучей, но господин задергивал их кое-как, так что маленькая полоска освещения осталась, чтобы позволить смертной горничной ползать на четвереньках, разыскивая под мебелью недостающие комплекту элементы — носки, красную ленту, которую он обвязывал вокруг шеи, и рубашку, оказавшуюся защемленной меж двух частей железной девы. Говорят, раньше он в ней спал.       Благодаря ли этому факту, но спал вампир крепко: стащив одеяло, лежа наполовину на полу и закинув на матрас одни только ноги. Скрип металлических петель его, занятого покорением мира в сновидениях, не смутил.       Дверь в спальню господина Канато Лилит приоткрыла ещё более плавно.       Рейджи в качестве исключения дал разрешение в этот раз входить без стука ради стирки, но Лилит всё равно окидывает комнату взглядом на предмет силуэта владельца, чтобы убедиться, что он не бодрствует, и она может зайти, не предупреждая. Учитывая всё впечатление, производимое его кругами под глазами, допустимо утверждение, что он не спал вообще.       Всего спустя пару метров она чувствует под подошвой туфель ковер, поглощающий мягкостью материала, словно ноги ходили по свежему снегу. Воодушевленная опорой, она выдвинулась чуть резвее, удерживая стопку, чтобы подобраться к пуфику у кресла, на котором она заметила его рубашку с ажурным декором. И тут же Лилит расплатилась за свою смелость, ощущая, как мысок упирается в какой-то предмет, немного сдвинув его.       Она всмотрелась сквозь шифоновую тьму. В сантиметре от её обуви оказывается плюшевая божья коровка. Потревоженная пыль на её поверхности вздымается, и Лилит сдерживает позыв чихнуть.       Может, в его покои в принципе не заходят убираться, а отдающий распоряжения успокоился из-за возникшей идеи таким образом избавиться от бремени, не замарав собственных рук.       Вокруг — ещё россыпь ярких игрушек, столь же бесхозных. Казалось бы, люди, которые любят плюшевые игрушки в зрелом возрасте, должны быть добросердечными и милыми.       «Он не кажется милым» — удручённо резюмирует Лилит.       Концы штор подрагивают у приоткрытого окна из-за свежего утреннего воздуха, слегка прохладного, оттененного подходящей к завершению весной, проявляющегося в примеси цветущих яблонь. На них уже наверняка привычно скопилась роса. Над камином — большой портрет, похоже, женский. Странно видеть такой предмет в его спальне.       Его миниатюрное тело, одетое в заурядную рубиновую пижаму, свернуто калачиком, он тесно прижимает свою бледную щеку к уху Тедди, не выпуская того из рук даже во время сна. Синее одеяло не касается даже босых стоп, отвержено сложенное гармошкой в изножии.       «Не делай этого. Нет, не делай, остановись. Не делай!» — истошно вопит разум, и Лилит вступила с ним в спор, вторя, что всего один раз, абсолютно точно последний. Закрывать окно — слишком громко. И без разницы, что, помимо прочего, вампиры не болеют простудой.       Однако, она слаба в этот момент. Даже тогда, когда уже только что попалась в эту ловушку, выходя из первой спальни и машинально укрыв одетого в повседневную одежду господина Шу, смахнув со спинки его дивана, который он предпочёл кровати, плед, по длине достававший ему только до груди. Он, не шелохнувшись и не вытащив предплечья из-под головы, недоуменно приподнял одно веко, а затем на его губах заиграла тень ироничной ухмылки, метко описав для слуги весь конфуз произошедшей ситуации, но сам вампир её никак не прокомментировал, и Лилит с позором удалилась. В общем, пока исключительно Аято смог похвастаться глубоким сном. Как отреагирует господин Канато, если поймает её?       «Не пол, а минное поле» — Лилит прокралась сквозь лабиринт разбросанного имущества юноши, остерегаясь того, чтобы нечаянно наступить на что-нибудь.       Находиться близко — ещё больнее, хоть в темноте она еле различает эти черты. Когда он дремлет, его лицо кажется таким спокойным, лишённым отметин забот, в нём действительно возможно отыскать что-то ангельское, если не знать темперамента господина. Будто умиротворение, приходящее после смерти.       Она хотела быстро сделать задуманное и уйти, но в итоге стояла, бессмысленно глядя на него, как баран на новые ворота. Подсознательно она знала, что всё именно так и выйдет.       Широ был беспечен. Лилит необратимо заперта в бредовой фантасмагории.       Серебро кинжала, сверкающее между рёбер, вонзили с бесспорной точностью. Оно кончалось покрытой узорами рукояткой с одной стороны и залитым кровью слоем нарядной рубашки, а затем плоти, со стороны лезвия.       Звучит ли правдоподобна теория о самоубийстве?       «Всё могло сложиться иначе, если бы я что-то сделала» — идея отметается, не промедлив. Ни одной зацепки в особняке, где шёл бал.       Такое же бесцельное созерцание. Разум выбирает детали и саботирует суть. Лилит хочет разбудить вампира — потрясти за плечи, чтобы он открыл глаза.       «Конечно. Вы не он».       Спящий неожиданно морщится, как от боли. Её до этого невыразительное лицо смягчается, проявляя и повторяя ту смесь беспокойства, ужаса, неспособности пошевелиться и обработать произошедшее.       Ей стоит держаться подальше от демонических смертей.       Лилит временно складывает вещи на ковер и берёт одеяло, с нежностью подтыкая его по самые плечи господина Канато, наклоняясь к нему и чувствуя холод слёз, беззвучно сорвавшихся вниз с подбородка на тыльную сторону ладоней, задержавшихся на крае ткани.       Это не сглаживает чувство вины, которое она ощущала. Каков обман.       Он вздрагивает, но, вроде бы, не просыпается.       «Надеюсь, вы не захотите смыть этот грех моей кровью» — она подбирает оставленный груз и скорее покидает его комнату. Когда-нибудь пройдёт. И разлука сотрётся в буднях, как и беспричинное волнение за чужое создание.       Следующая — спальня Субару. Пора торопиться. Некоторая одежда в этой куче требует ручной стирки, а встать нужно так, чтобы успеть всё тщательно прогладить.       Отправиться бы в постель и смочь смешаться с тьмой.