shadow reaches out shadow

Ирис долго смотрит в потолок стеклянными ото сна глазами. Сквозь щель между двумя плотными шторами пробивается мрачный свет, падая тусклой рекой на пушистый ковёр, стул и край кровати. День сегодня будет пасмурный, потому тучи и забрали любой шанс на тепло и яркие жёлтые лучи, которые, впрочем, и не нужны ему. Квартира полна мебели, другой утвари, красивых и незамысловатых украшений в интерьере пастельных оттенков, но они не помогают хоть немного отогнать одиночество, въевшееся в углы, паркет, однотонные стены и картины с видами невероятных искусных пейзажей, где озёра, леса и горы смешиваются для Осириса во что-то одинаковое, не имеющее смысла, который он хотел бы, чтоб эти вещи в себе несли. Каждый предмет, который пытается украсить его небольшую, но просторную квартиру, был куплен с целью наполнить жизнь чем-то красивым и стоящим внимания, которое некому подарить. Ирис не находит нужного человека даже тогда, когда ночи, проведённые за пустыми разговорами, взглядами и поцелуями, сменяются такими же днями и неделями. А большего времени он и не тратит, если очередной человек не дает должного эффекта, который так жаждет получить парень, не ограниченный совершенно не в чём. Иногда он задумывается о том, что вседозволенность — порок. Понятия «кофе» в его жизни не существует, поэтому стакан воды или свежего сока — лучший друг по утрам, который питает и заставляет подняться с постели, чтоб хоть чем-то заполнить желудок, загоняя парня на маленькую кухню с широкими окнами без занавесок. Нарезая салат, Ирис вдруг вспоминает, как неделю назад выставил за двери своего жилища последнюю девушку, на которой его исследования и поиски закончились. Она была красивой, ухоженной и общительной, да и плюсом ко всему окончила бакалавриат по психологии, но всё не то. Ведь теперь он сосредоточен только на том, как бы помочь парню, жизнь которого стремительно теряет краски. Получение ежедневных вестей о том, как он старается наладить свое собственное первое дело, быстро стало ритуалом, а в груди, в которой раньше не пробегало чувство гордости и радости за чужого человека, впервые ненадолго засело это необычное тепло. И теперь оберегать его — важная задача, с которой расставаться очень не хочется. Совершенно посторонний человек вдруг нашел своё место в жизни Ириса — это странно. Когда кто-то из друзей или родных рождает эти приятные чувства, то тут всё понятно. Но сейчас Осирис сам себе удивлён, просыпаясь с мыслями о другом, — о том, кто даже не имеет представления, что кто-то пристально следит и изучает ради своего удовольствия и удовлетворения чужеродного интереса. Ну и, конечно, из добрых побуждений. Отбросив в сторону помидор, который удачно останавливается на краю мраморного стола, Осирис откладывает готовку и отправляется под холодный душ, заранее написав своему другу о встрече в кафе в ближайшем часу. Шум воды должен подготовить ко дню и заглушить такое обилие мыслей, очистить от них, как бы не хотелось их оставить. С раннего детства ему говорили, что прохладная вода чистит разум и бодрит. Но тело за все эти годы привыкло к этим низким температурам и стало совершенно равнодушным и нечувствительным практически ко всему. Проводя тонкими пальцами по плечам, рёбрам, шее и зарываясь в темно- каштановые мягкие волосы, Ирис сводит густые брови к переносице и поджимает персиковые губы. Чем-то он вечно недоволен, что-то всегда не так. Спустя время, переключив воду на горячую, он съезжает по кафелю цвета аквамарина на пол и смотрит куда-то в потолок своими чёрными глазами, в которых блуждает… печаль?.. Когда кожа становится слишком красной, он выключает воду, накидывает широкое серое полотенце и идет в сторону небольшой гардеробной, шлёпая босыми и влажными ногами по дубовым паркетным доскам. Огромное зеркало показывает Осирису его самого, а тот пытается в очередной раз найти в себе что-то важное. Каждая родинка на его теле, каждый маленький шрам, каждый сантиметр кожи хочет, чтобы владелец этого всего наслаждался, глядя на правильные формы и пропорции, но от чего-то смотреть на себя дольше десяти секунд не хочется, и он выбирает просто зажмурить глаза. Белая рубашка и серый костюм-двойка, три тонких серебряных кольца, и Ирис спускается со своего этажа на подземную парковку, не обращая внимания на волосы, с которых срываются капли, организуя следы на ткани и скатываясь по лицу, оставляя после себя сияющие дорожки, ведущие прочь с кожи цвета тумана в пустыне. Внизу запах бетона смешивается с бензином и выхлопами, пытаясь бороться с ароматом чёрного опиума от ив сен лоран, но безуспешно, потому что эти духи входят в ДНК и никогда не покинут свои лучшие места — запястья и шею. Блестящая под искусственным светом машина начинает приятно урчать, когда хозяин нажатием кнопки на маленьком умном ключе её заводит. В двенадцать часов пробки уже не такие, как ранним утром, поэтому Ирис успевает беспрепятственно разогнать авто до приличных скоростей в своё удовольствие, петляя по центральным улицам. Контрастный и яркий город радует. Проезжая по очередному узкому переулку, он подмечает на небольшой парковке около заведения черный мотоцикл, а в окне — бордовые волосы и бледное лицо, которое сразу повернулось в сторону машины, приветственно кивнув и сверкнув белыми зубами. Ирис проезжает чуть дальше, оставляет свой транспорт там, где он не будет мешать другим. Через минуту в небольшом и уютном заведении, где подают лучшие чизкейки с наивкуснейшими ягодами, появляется он. Проходя мимо барной стойки, парень просит принести стакан воды за столик, а потом приземляется на мягкий стул напротив друга и помощника по совместительсву, который без устали качает правой ногой, закинутой на левую, то вверх, то вниз. Агуст окидывает пришедшего хмурым взглядом и ставит руку так, чтобы было удобно подпирать подбородок. — Даже волосы не высушил, бизнесмен, — говорит он, усмехаясь. Ирис по-доброму улыбается, пропустив мимо ушей колкость, которых уже вдоволь наслушался за все годы их знакомства. — Ты уже заказал первую партию короткоствольных? — спрашивает брюнет. Вопрос звучит максимально органично только для них, потому что официант, подошедший с прозрачным и высоким стаканом, полным прохладной воды, подумал, что у него проблемы со слухом, быстро поставил заказ на темно-зеленую скатерть, покрывающую круглый деревянный стол, и поспешно ретировался. — Я только вчера стал твоей правой рукой, — недовольно говорит парень, откидываясь на стуле, — успел разобраться исключительно с ножами и винтовками. В три часа я созваниваюсь с поставщиком по твоему вопросу, а там посмотрим. — Ну хоть с ножами теперь, на том спасибо, — говорит Ирис. — Послезавтра будет мероприятие, мне нужно подготовить все документы и примерный план торговли. Было бы неплохо всё решить за эти дни. — К чему такая спешка? Эти встречи проходят каждые три месяца, а мы стараемся за два дня создать с нуля дело по продаже оружия, — возмущается Агуст, но, поймав на себе многозначительный взгляд Осириса, показательно закатывает глаза. — Имею в виду, что ты вчера просто внезапно завёлся с полоборота этой идеей, а мне объяснять даже ничего не стал. Я тебе кто? Секретарша или друг? Иногда свой язык можно развязывать. — Ты гибрид, — кратко ответил брюнет только на тот вопрос, на который хочет. Агуст лишь глубоко вздыхает, а после заказывает себе порцию лапши; Ирис просит чизкейк с малиной и клубникой и всё-таки решается рассказать другу часть правды. — Есть один человек, которому я должен помочь. Делать это с более близкого расстояния проще, как я полагаю, поэтому с делом хочу всё наладить так скоро. — Он торговец оружием? Или просто будет на вечере среди богатеньких детишек с большими амбициями и минимумом навыков и способностей? Если ты запал на очередную дочку чиновника, я не пущу тебя в это месиво лицемерия, ты же знаешь, что практически каждый там тебя не очень… жалует, — скрестив руки на груди, говорит друг. Страсть высказать правду в лицо, почти не подбирая выражений, когда-нибудь сыграет не в его пользу. Хорошо, что Ирис давно привык. Но этот парень всегда так волнуется о том, что Осирис почувствует слишком много давления со стороны. Брюнет несколько лет не появлялся в престижных ресторанах, клубах и встречах ради того, чтобы люди забыли о нём, не обсуждали его жизнь и естественным образом стёрли из памяти его лицо и все слухи, которые окружают Ириса благодаря этим же персонам. И никого не волнует, правдивы они или нет. Им нужно просто забить эфир пустой болтовни каким-то дерзким высказыванием в адрес парня, который не собирается даже в сторону их смотреть. Он не бежит от общества, а просто выбирает зону комфорта, в которой нет никого и ничего лишнего, чтоб не нарушить и сохранить хоть какой-то покой и нормальное психическое состояние, сформировавшееся за последние годы из разбитого сосуда в неустойчивый новый. В одной атмосфере он создаёт свой небольшой пузырь, но всё же остается внутри старого, не теряя контакт с миром. — Было бы важно мне всё это!.. — он покрутил указательным пальцем, рисуя в воздухе картину, которая могла бы изобразить всех персон на грядущем вечере. — Я делаю это не столько для себя, поэтому переживу пару косых взглядов. — Ирис замолкает, а потом вновь решает закинуть удочку: — И это парень, а не девушка. У него не совсем всё гладко с деньгами, да и у его родителей теперь тоже… Агуст усмехается и выдаёт: — Благотворительность? — Да отвали, — добродушно отвечает Ирис и кладёт в рот первую ложку розового чизкейка, который только принесли. — Ешь лучше. — Да, босс, — саркастично говорит парень с волосами цвета красного полусладкого вина. Его лицо на пару секунд размывает пар от горячей лапши. Осирис улыбается.

•

Мотоцикл Чимина, по мнению Чонгука, однозначно неприемлем для поездок на большие расстояния, а особенно в другой город. Парни суммарно несколько часов провели за спорами, по итогу которых Пак отстоял себя и свою детку, отвоевав решение ехать кортежем из двух средств передвижения по всей трассе от Пусана до Сеула. Снятое в аренду помещение цвело и пахло в прямом смысле. На деньги от продаж покупалось всё большее число новых цветов, которые делились своими яркими красками с каждым сотрудником, который занимался упаковкой, доставкой или уходом. За несколько дней треть из того, что они навсегда позаимствовали из цветника госпожи Чон, разлетелась в разные концы города с завидным успехом и скоростью, получив хорошие отзывы. Чимин всё же сумел пристроить немного растений для украшения какой-то свадьбы, а потом с нескрываемой гордостью показывал Чону фотографии счастливой невесты с букетом в приятных оттенках фиолетового, поясняя другу, что самолично собрал каждую веточку и травинку, которые на удивление хорошо сочетались между собой. Чонгук очень удивился способностям Пака, который никогда не блистал достижениями в творчестве, где нужно использовать свой ручной труд. Чонгук последние дни перед отъездом проводил круглосуточно в их офисе, сортируя и разбирая заказы, чтоб хоть как-то заранее восполнить своё грядущее отсутствие. Ли-сонбэ с удивление смотрел на парня, когда собирался в девять часов покидать рабочее место, ведь никогда раньше ни от отца не слышал, ни сам не замечал в Чоне приливов работоспособности, но не гордиться он не мог. В окружении растений Чонгук будто всегда оказывался рядом с маминой природой, рядом чем-то родным и домашним. Госпожа Чон даже успела сама побывать здесь, и она забрала себе небольшое комнатное растение, которое теперь стоит на подоконнике рядом с палатой отца, напоминая о хороших временах и даря свою натуральную красоту. За неделю сын и жена смогли научиться жить совершенно другими вещами и с несвойственным им ритмом, продолжая рассчитывать на лучшее, которое приняло максимально абстрактную форму, но подразумевало сохранение жизни господина Чона любыми молитвами и стараниями врачей и аппаратов. Им не столько не хватало денег и того приятного благополучия, сколько этого сильного человека, который своим «всё наладится» давал указания самой судьбе, поворачивая её русло туда, куда нужно ему самому, но не за счет финансов, а за счет своей силы воли и несломимого духа. В ночь перед отправлением Чимин приехал к Чону, а чуть позже подоспел и Хосок, который сказал, что обязан выпить с ними перед их поездкой во имя удачи и успеха. Складывалась такая ситуация, что выпить здесь сможет только Хосок, потому что ехать ему никуда не надо, а трезветь тоже, поэтому одна банка пива и две газировки эстетично стояли на широком потёртом подоконнике, ожидая своего времени, пока Чонгук продолжал возиться в ноутбуке, отвечая покупателям на почту о состоянии их заказа или консультируя кого-то. Чимин и Хосок самозабвенно курили первые за вечер сигареты, глядя в окно на пустые улицы. Ночью только самые бесстрашные гуляют около старых складов, заводов и панельных многоэтажек, но большинство променяют это на сон и спокойствие, поэтому здесь как всегда не многолюдно. Когда младший освобождается от всех забот, то подходит к парням, которые обсуждают последние новости в их среде. Он обходительно открывает жестянку с пивом, протягивает её Хо, делает то же самое для Пака, а потом и для себя. — Там море кофе! — в каком-то моменте беседы заявил Хосок. — На каждом шагу есть кофейни со своим отличительным интерьером или подачей. Американо можно пить литрами, он там вкуснее, чем у нас. Тем более, температура теперь такой высокой не будет, дуют холодные ветры. Но по ночному Сеулу вы обязаны пройтись, он такой яркий и пьянящий… — Ты так о нём отзываешься, что мог бы уже давно переехать. У тебя даже отец теперь там работает, а ты почему-то тут, — рассуждает Чимин, делая глоток сладкой газировки. Чон старший удивлённо вскидывает брови. — Вы здесь, а в Сеул я могу в любой момент слетать на некоторое время. Да и искать там новых людей, с которыми можно будет проводить время… напряжно. Вот когда вы оба переберетесь туда, я подумаю. — Ага, сейчас, — фыркнул Чонгук, — что мы там забыли? Пусан — мой дом, и я никогда не задумывался о том, что всё может быть иначе. У меня здесь отец, мать, вся жизнь, — но, произнося последние слова, парень чувствует холод. Теперь его жизнь — непостоянная и чужая консистенция, в которой от прошлого осталось совсем немного. За что он держится? — спрашивает Чон себя. — Вот посмотрю я на тебя после того, как ты вернёшься, — спокойно отвечает Хо, делает глоток пива и прикуривает новую сигарету. Почему-то в его голове поселилось предчувствие, что младший найдёт в этом городе что-то для себя. Что-то под стать своей натуре и юному сердцу. Плутая по столице, можно самозабвенно влюбиться даже в самого себя, не говоря об окружающей реальности, которая поначалу кажется смесью чего-то постороннего и очень близкого. Хосок думает, что с этим парнем может случиться что-то похожее, невзирая на пустые предубеждения.

•

Ночная дорога своей практически идеальной пустотой давала парням шанс возомнить себя её владельцами. Вокруг ниссана Чона порхала такая же черная ямаха. Она ехала то позади, словно маленькая тень, то обгоняла и устраивалась перед самым передом, играя с уменьшающимся расстоянием между ними, а иногда Пак ехал сбоку. Он катил в своё удовольствие, стараясь следить за дорогой и наслаждаться скоростью. Чонгук смеялся, когда друг стучал по боковому стеклу своей рукой в кожаной перчатке, а если русоволосый спускал его, то парень резко давал по газам и уезжал вперёд, зазывая тоже увеличивать скорость. На это авто Чонгука не скупилось, выпуская из выхлопной трубы клубы дыма и редкие искры. Они были единственными, кто так развлекался, а гул и рычание моторов поглощали разум и раздавались, казалось, на километры и километры дальше. Чон успел вдоволь порассуждать, пока глаза плавно двигались по трассе. Днём он нашел время зайти к отцу, послушать очередные неподвижные прогнозы от докторов, рассказать в тишину о своих планах, разглядывая родное лицо без малейшей эмоции или движения на нём. Он старается обходится без слез, борясь с собой и сжимая сухую ладонь в своей покрепче. Ему всё не даёт покоя факт смерти человека, который хотел убить Хендо. Рано или поздно того нашла бы полиция, но кто-то другой опередил её. Он допускает мысль, что этот человек причастен и к другим покушениям, и это может быть своеобразная месть от потерпевших. Чонгук и сам понимает, что в такой ситуации месть обретает смысл, только есть ли в ней какая-то польза? Ему бы хотелось узнать, кто лишил жизни того ублюдка, но ведь это может быть кто угодно, а выяснять это — лишние затраты, проблемы и хлопоты. Хватило подробностей от Чимина, рассказавшего об очень странных телесных повреждениях, нанесённых еще до решающего выстрела. Его пытали? Вымещали на нём свою злобу? Чон этого не знает наверняка и может только строить догадки. Сеул, как и предупреждал Хосок, встречает своей яркостью и активностью даже ночью, завораживая и привлекая. Парни решили остановиться на одной парковке около какого-то бара, чтобы немного переговорить. Неоновая розовая вывеска с бутылкой призывала к себе народ, поэтому было достаточно шумно, и из входной двери доносилась ритмичная музыка, создавая свою атмосферу. Чонгук по привычке сел на капот, оглядываясь по сторонам, а Чимин встал рядом с ним с сияющей улыбкой и такими же глазами. — Это не идет в сравнение с пусанскими центральным улицами, учитывая то, что это только один из районов, близких к самым рейвовым! А что будет там? — Пак кладёт руку на плечо другу. — Ты уверен, что мы здесь только на один день? — заговорщетским тоном спрашивает он. — Чимин, я даже не… — блондин старается не так сильно бегать заинтересованными чёрными зрачками по местности. — Да ладно. Позже это решим, — брюнет отмахивается, а по его ускоренному темпу речи понятно, что он слишком возбужден и активен, невзирая на долгий путь, который они преодолели. — Я прокачусь, наверное, по главным улицам. Посмотрю, как всё здесь устроено. Ты знаешь, мне нужно исследовать на моей детке побольше дорог, составить полное впечатление, так сказать. Чон лишь кивает, наблюдая за тем, как тот надевает на себя матовый черный шлем, а после, садясь на мотоцикл, поднимает визор и говорит ему: — Встретимся в отеле через час-другой, если ты не уснешь. Оставшись один, Чонгук снова смотрит на окружающий мир, словно его подменили, и это не совсем та Корея, к которой он с детства привык. Парень достаёт сигарету с зажигалкой, прикуривает, пускает дым в сторону и начинает рассматривать людей. Шумные компании стайками передвигаются в потоке таких же. Азиаты смешиваются с иностранцами, смех с гулом и сигналами дорогих машин, газующих напоказ. Такое он видел в Токио, но там и людей было больше, а здесь есть какая-то золотая середина, и всё максимально органично сочетается друг с другом. Совершенно различная мода, состоящая из трендов и чего-то вечного; яркие лица; где-то в толпе люди умудряются ходить с собаками, которые ловко лавируют в этой суматохе. Но это даже не то слово, которым можно охарактеризовать всё вокруг парня. Это родной и в то же время непривычный колорит. Так кажется Чонгуку, и возможно всё ощущается именно так потому, что он давно не был в центре городской жизни, но от чего-то он уверен — это что-то совершенно новое и интригующее. Он делает очередную затяжку, стряхивает указательным пальцем пепел с сигареты, поднимает взгляд куда-то в сторону обилия людей, ловит на себе заинтересованный женский взгляд и ухмыляется сам себе, отворачивая голову в другую сторону, и садится в свой ниссан.

•

Всё те же ночные улицы пустеют к пяти утра, когда небо начинает пробуждаться, пуская более светлые оттенки к горизонту. Высотные здания не закрывают красивые виды, выстраиваясь бетонным забором, а аккуратно и плавно возвышаются, показывая своё величие, сошедшееся в тандеме с природой. Уголки губ сами тянутся вверх, а Чимин любуется городом, словно впервые увидел современность. Машин становится всё меньше, и еще не наступает время, когда люди отправляются на работу. Он едет по одной из главных улиц практически в одиночестве, отрывая руки от руля и пуская сквозь пальцы ветер со свободой. Его ямаха не подставляет своего хозяина, отзываясь на приказы и подстраиваясь, угадывая его желания. Пак плавно возвращает руки на руль, тормозя на пешеходном переходе, и пропускает толпу студентов, переправляющихся на другую сторону шумной компанией. К его удивлению рядом тормозит ямаха, но другой модели, более дорогая, такая же черная и притягательная. Он невольно пялится на сестрицу его малышки, когда студенты уже давно скрываются за углом какого-то строения. Но и её хозяин не спешит срываться с места и тоже глядит через чёрный защитный пластик на Пака. Рука этого водителя вытягивается, и он показывает три пальца, давая знак, что сейчас начнётся отсчёт для их внезапной гонки. Чимин кивает, хватается за руль с новой силой, сжимая и разжимая ладони. Время безразмерно течет, заставляя кровь закипать от внезапного нового адреналина. Боковым зрением он замечает, что соперник загибает последний палец, отрывая ногу от земли, и срывается с места. Брюнет не отстаёт и делает то же. Он заранее знает, что его R6 уступит R1, но ему не стыдно проиграть. Главное — чувства. За несколько секунд они разгоняются до ста, а урбанистический пейзаж сбоку смазывается в одну разноцветную полосу, оставляя только силуэт другого байкера, слившегося со своим мотоциклом воедино. Пару мгновений они едут наравне, Чимин чуть вырывается вперед, но спустя еще секунду противник резко отрывается, стремительно увеличивая расстояние. Для Пака весь заезд был в одно время и мимолетный, но и долгий, в котором хотелось остаться, следя за спиной впереди. Дикое умиротворение. Человек, сбавляя скорость, указал на обочину, сворачивая к ней, а Чимин повиновался, пару раз выпустив из трубы утробный рык. Как оказалось, заезд был выигран парнем с волосами цвета любимого напитка Чимина — вина. Он снял свой шлем, поправил крашеные волосы, ожидая, пока проигравший сделает то же самое. Пак стянул защиту себя, поставил боковую подножку для удобства, перекинул ногу и повернулся в сторону парня, ставя шлем на колени. Тот смотрел на него абсолютно чёрными глазами, а на губах красовалась небольшая ухмылка. — Ты знал, что проиграешь, мог отказаться, но всё равно гнал до последнего? Чимин молчит, но кивает, покусывая язык и стараясь не улыбаться. Слишком много эмоций, каждая хочет вырваться и занять законное место, преобразив лицо. — Уважаю, — сказал парень, присаживаясь на корточки, — курить есть? Пачка мальборо с зажигалкой внутри летит в чужие руки. — Меня зовут Чимин, — наконец впервые за всё время говорит брюнет. Другой, прикуривая, кивает и возвращает хозяину сигарет упаковку. Победитель затягивается и выдыхает со вкусом, а Пак словно сам ощущает лёгкими и мозгом приятное опьянение. — Я Агуст, — выдыхая, говорит курящий. Темные пряди, отливая бордовым при свете фонаря, лёгкими линиями прикрывают почти весь лоб и брови. — А настоящее? — Чимин выжидающе смотрит на парня, хотя понимает, что желанного не услышит. — Тебе всё скажи, — показывая острые клыки под розовыми губами, отвечает Агуст, а потом добавляет: — Так просто моё имя не получают. Пак вешает шлем на руль и поджимает губы. — И какова цена? Агуст прикрывает глаза и тушит недокуренную сигарету об асфальт. Он точно не хочет, чтоб его без пяти минут соперник, без сожалений продувший, но однозначно бойкий, узнал информацию, которую некоторые постигают очень тернистым и долгим путём. Парень так играет с людьми, которым не доверяет, проверяя их на стойкость и потешая своё эго. Но зачем ему это делать с Чимином? — Лучше не интересуйся этим, — коротко отвечает победитель, вставая. — Ты не выиграл гонку, дал мне сигарету, а я не вернул тебе зажигалку. Украл. Ты в полном минусе. Этого с тебя хватит, расходимся. Агуст садится на свою ямаху, едва взглянув на Чимина, и срывается с места, исчезая точкой где-то в конце улицы меньше, чем за полминуты. Лицо Пака приняло удивлённый, сконфуженный и заинтересованный вид, и ему не осталось ничего, кроме как тоже сесть на байк, проматывая в голове произошедшее. Ярко-красной зажигалки и вправду в пачке мальборо не оказалось.

•

Громкий стук каблуков мужских туфель, ударяющихся о мраморный пол, разлетается на весь особняк. Всё такое знакомое, включая запах сосны и лаванды от ароматических масел. Большая дубовая дверь раскрывается, пропуская Осириса в кабинет Хенджуна. — Ирис! — восклицает мужчина в чёрном вязаном свитере, вставая с кожаного кресла, — рад тебя видеть. — Мне нужна твоя помощь, — говорит парень, присаживаясь перед внушительным столом. — Я хочу найти поддельников, которые заодно с мужчиной, убившим Хендо… Почти убившим, — исправился он. Хенджун отворачивается к окну, бегло облизнув нижнюю губу, а потом садится на место. Внезапное заявление поступило к нему. — Заодно с тем мужчиной, которого ты убил? — усмехается он, но сразу же осекается, ведь знает, что не он лично пустил пулю в чужое горло. — Прости. Зачем тебе вообще это? Придется проверить каждого рабочего, допросить их и сверить кучу бумаг, чтобы обнаружить связь. Можно просто расформировать завод… — Ты сейчас сам понимаешь, от чего меня отговариваешь? Это может быть кто-то вышестоящий. Все останутся чистыми, безнаказанными, если не перерыть абсолютно всё, — у Осириса сохраняется нисколько не дружелюбное выражение лица. — Я хотел сам этим заняться, — спокойно говорит Хенджун, резонируя с напряжённым тоном посетителя. — Тебе и твоим… коллегам незачем появляться в Пусане лишний раз. Отправлю туда своих людей, потом сам приеду, разберёмся. Я поговорю с человеком, который планирует выкупить бизнес при возможности, мы что-нибудь оперативно придумаем. Осирис мотает головой. — Если из этого ничего не выйдет, тебе придется подвинуться. Я всё равно окажусь там рано или поздно. Ты будешь в этом главным только на первых парах, вердикт начал выносить я… — Ты как со мной разговариваешь? — мужчина вопросительно смотрит на брюнета, удивлённо выгибая седеющую бровь. — Думаешь, если… — Помолчи, — настоятельно просит Ирис, переводя тему: — Лучше продай мне свои кольты и другие револьверы, мне это нужно для дела. Я заплачу вдвое больше. Хенджун продолжает недоумевать. — Осирис!.. — Я завтра открываю оружейный магазин в Апкучжоне… — Это центральный район! Там много туристов и местных, огромный поток, ты о чём думаешь, ребёнок?! Черные глаза, заплывшие подступающей агрессией, смотрят в другие, посветлевшие от возраста, в которых читается сомнение, недоверие и новая волна возмущения. Ирис переводит взгляд на свои ладони, сжимает их, а потом пристраивает пальцы на коленях. — Ты либо продаёшь мне то, что я хочу, либо я ухожу. Без конфликтов. С одним вопросом мы разобрались, и я уступил. Ким Хенджун обходит стол, достаёт какие-то бумаги, кладёт их перед парнем и кидает ему ручку. Сдался. — Будешь платить за моё оружие моими же деньгами. Словно не слыша, Ирис пробегается по строчкам, дописывает что-то своё, ставит роспись, а потом достаёт свой телефон, не обращая внимания на тяжёлый взгляд напротив. — Я перевёл, — через пару десятков секунд говорит он, — до встречи. Парень встаёт, на ходу поправляет серый пиджак и выходит из кабинета, плавно прикрыв за собой дверь. Хенджун игнорирует вибрацию телефона, уведомляющую о переводе денежных средств, забирает бумаги со стола и кидает их в урну.

•

— Я не дождался тебя вчера, — сидя в небольшой модернистской кофейне, говорит Чонгук своему другу, который явился в номер только с предрассветными лучами. — Как ты умудрился кататься несколько часов подряд по незнакомому городу после долгой поездки? — Уже по знакомому, — улыбаясь, отвечает Пак, — могу подрабатывать путеводителем за небольшую сумму. Еще сделаю символическую скидку для тебя. Чон молча улыбается, а потом зевает, перекрывая это чашкой кофе с миндальным сиропом. — В семь часов я должен быть у какого-то концертного зала. Ты уверен, что не хочешь со мной пойти? Чимин отрицательно мотает головой. — Я хочу погулять здесь, оставлю байк где-нибудь, а сам похожу по центру. Светлые волосы по инерции движений качаются пару раз из стороны в сторону, выражая принятие и смирение. — Даже не представляю, что там может быть, и спросить некого, — говорит парень. Он привык, что всегда и везде есть знакомые, которые подскажут, познакомят в новой компании и так или иначе помогут адаптироваться своим нахождением вблизи. — Просто побудь там не больше часа, расскажи какой-нибудь девчонке о своём магазине, и совесть будет чиста. Мы даже карточки сделали, кинешь на любой столик или всучишь первому встречному. Не парься, даже если что-то пойдет не так, какая разница? Нам не здесь торговлю вести, — свободно рассуждал Пак, поглядывая в окно, в котором ряды машин едут по забитому трафику, как и толпы людей движутся по отработанной схеме. Чонгук решает поступить ровно так, как сказал Чимин. Несколько часов нахождения с совершенно незнакомыми людьми могут выжать все соки, которых в парне осталось не так уж много. И вообще, не всё же в жизни должно происходить только так, как удобно. Время взрослеть давно пришло, и он должен быть готов к тому, что общество может стать безразличным к нему, что помощи ждать ни от кого не нужно, полагаясь на себя, и что добиваться чего-то иногда приходится тоже своими силами. Не всегда будет всё накрыто и предоставлено в лучшем виде. Чонгук знал это преимущественно на теории, но на практике всё обретает чёткость и реалистичность в натуральных красках, которые с постановочным представлением не сравнятся. Шаблон: люди, заранее принимающие сына влиятельного человека; проплаченная школа и университет, но не потому, что чадо богачей само не может, а потому, что можно всё решить проще — деньгами; отсутствие проблем с поиском работы, когда приходит время становиться самостоятельным — всё сделают родители; решение вопросов связями, купюрами и одним упоминанием имени отца… всё это было. А теперь что? Теперь жизнь показала свою сущность, от которой некуда деваться. Вот Чонгук и не будет больше. Бежать некуда. Нужно создать себя самому.

•

Высокие двустворчатые ворота из металлических витиеватых прутьев впустили парня на территорию роскошного отеля, который получил эту характеристику заслуженно. В самом центре фасада вырастают две колонны, приглашающие пройти внутрь здания, вмещающего в себя сто один этаж, на которые взглянуть голова не поднимается. Пройдя сквозь стеклянные двери и вестибюль, Чон сразу очутился в окружении в меру шумного народа, окутанного ненавязчивой музыкой. Хрустальная люстра под потолком отбрасывает блики на совершенно чистый, натёртый до блеска черный пол, по которому стелится зелёный узкий ковёр, ведущий на широкий подиум, с которого, как Чонгук догадывался, будут вещать ведущие или любые люди, желающие взять слово. Официанты с подносами сновали от одного столика к другому, предлагая шампанское или что-то на усмотрение гостя. Чонгук силился прикинуть в голове площадь этого огромного зала, который арендовали инициаторы этого вечера, но было очень сложно даже представить, сколько может быть метров между одной высокой стеной, сияющей от подвесных светильников, до другой, которая терялась за высокими бетонными подставками для растений, место которых во влажных тропических лесах — так обильно они раскинули свою зелень и пустили лианы куда-то вниз, преодолевая метры и метры. Безумно красиво. Глазея по сторонам, Чону пришлось занять пустующий столик с одинокой салфеткой в середине, вазой с лилиями и высоким бокалом на длинной ножке с пузырящейся жидкостью внутри. Отсюда открывается хороший вид на сцену, но занял парень не нишу в самом центре, а немного левее, найдя своё место около небольшой и тихой компании из двух парней и двух девушек его возраста. Гук даже не стал считать примерную цену всего, что здесь находится из предметов интерьера, ведь такой шелковый ковёр мог обойтись уже в пятьдесят тысяч долларов, а светильники из муранского стекла около четырёхсот тысяч за всего-лишь один, а здесь их более десяти. Дальше азартно суммировать бесполезно, поэтому, переключившись на рассматривание своих манжетов, Чонгук ушел в прострацию, ожидая начала «шоу». Когда две пары, с которыми Чон соседствует, начали активно вести разговор, парень невольно прислушался, рассматривая летящие со дна емкости пузыри. — Он не мог заявиться сюда… — бормотала одна черноволосая девушка, которую поддерживала вторая: — Припарковал свой лотус около самого входа, а мы искали парковочное место по всему району. Охранники даже не воспрепятствовали, а вежливо поздоровались. Этому извергу совсем не стыдно появляться после всего?.. Тут вмешался парень в синем костюме: — Если он хоть слово произнесет, я не смогу сдержаться, чтоб не разбить его лицо. И разговоры вокруг только нарастали, превращаясь в гул, перекрывший бы рёв мотора ниссана Чона. Слишком много внимания одному человеку. Трудно представить, что он из себя представляет, если беседы, минутами ранее несущие в себе повседневный характер, переродились в грязное месиво, надоедая с каждой секундой всё больше. Есть ли здесь место думам о том, что роскошь портит своей сутью и высокой концентрацией в одном месте? Когда воцарилась почти идеальная тишина, светловолосый нервно выдохнул. Так всегда. Появляется причина бурных дискуссий, перед которой на самом деле все трясутся, и штиль находит своё место там, где страх закрывает боязливые рты. Парень видит, как большинство поворачивает головы ко входу, а сам почти не двигается и напоминает себе, что нужно продержаться только один час в окружении этого богатства и лицемерия. Пусть так. Парень в чёрном костюме, подходяще скроенном под него, проходит мимо стеклянных дверей, поглядывая в глаза, обращенные к нему, а позже в спешке находящие убежище опущенными. Темно- каштановые волосы с лёгкими волнами мягко парят вокруг лба, покачиваясь в такт шагам, а изящные губы, замечая настроение окружающих, чуть растягиваются в насмешливой улыбке, которую каждый расценит неправильно. Брюнет минует первые ряды небольших столов, потом другие, а спустя мгновение поднимается на сцену, забирая микрофон у стоящего там ведущего, который собирался начать мероприятие. Тот в спешке покинул прежнее место. Чонгук же старается не показывать удивление, но глаза непроизвольно округляются, поблескивая на свету. Он вспоминает, как сам очень часто позволял себе подобные выходки в клубах, в университете и на похожих встречах, куда звал его отец. Почти каждый его приятель считал юнца заносчивым властолюбцем, а Хендо одним взглядом пресекал такие высказывания, наблюдая за растущим ребёнком. Но сейчас Чонгук видит перед собой не глупого подростка, старающегося выделиться или потешить себя. Перед ним уверенный молодой человек, спокойно изучающий публику своими обсидиановыми глазами. Когда они останавливаются на Чоне, улыбка только ярче становится, а контакт не прерывается слишком долго, и парню кажется, что он попал в ловушку, и если отведёт свои, то со стыдом проиграет. Но брюнет со сцены плавно отрывается от Чонгука, не продолжая путь по чужим лицам, и принимается за свою речь. — Добрый вечер, уважаемые гости, — прокатился глубокий баритон по всему помещению, проникая в воздух, который каждый без исключения вдохнет и впустит в нутро, — я решил взять на себя ответственность за открытие этой конференции, чтобы задать ей тон и разбавить атмосферу. Точка невозврата. Чонгук никогда не чувствовал такого непреодолимого желания узнать кого-то так, как сейчас. Абсолютно все вокруг слушают, абсолютно все слышат и абсолютно все не могут не делать этого. Чон смотрит на людей, минутой ранее брюзжащих от одного упоминания об этом персонаже, и поверить не может, что покрасневшие от смеси эмоций лица словно встречают нового президента, раскидывающегося сладкими обещаниями. Но этот человек сказал всего несколько вступительных слов, заворожив публику. Вот только чем? Самоизбранный ведущий продолжает: — Каждый из вас имеет один и более свежих бизнес-проектов, которые недавно вышли в свет. Мы здесь собрались для пиара. И я хочу познакомить вас с моим творением, — брюнет слегка высовывает кончик языка, посматривая куда-то вбок, будто размышляя. — В центре нашей любимой столицы завтра открывается прекрасный оружейный магазин, — только произносит он последние слова, люди начинают переглядываться, — хочу, чтобы вы рассказали об этом своим друзьям и родным. Ведь я скупил весь товар у лучших поставщиков, которыми пользовались ваши родители. Скажу больше, половина из них впредь не появится на рынке вообще, а другая — исчезнет с корейского в поисках прибыли в Европе или Америке. Всем вам придётся обращаться ко мне, если вдруг подступит нужда застрелить с хорошим глушителем богатого дядю, который завещал своё наследство любимой племяннице, да Сонхва? — обращается он к девушке с чёрными волосами, стоящей за ближним к Чону столиком. Она начинает мотать головой, раскрывая рот в немом отрицании. — Прочь отсюда, убийца! — кричит парень, стоящий рядом, обхватывая подругу в успокоительном жесте. — Почему так скоро ты меня гонишь? Я же не рассказал, что она спала с ним… А если бы и рассказал, то какая теперь разница? Он мёртв, она миллиардерша. Купит себе другое лицо или гражданство. Проблемы в её случае просто решаются, — шуточно рассуждает он, а потом выпрямляется и продолжает: — В общем, вы меня поняли. Для анонимного обращения у нас есть почта, но я всё равно узнаю, кто и что приобрёл. Научный интерес, сами понимаете, — после этого он посмотрел на Чона, который теперь и сам не знал, что можно прочесть в своих глазах, если окружающая реальность искажается, оставляя только этого брюнета. Всё произнесенное им повергает в шок и отвращение от присутствующих. — Хорошего вечера, дамы и господа, можете продолжать. Он слегка склонил голову вперёд, а позже спустился с подиума, забирая с поднесенного официантом подноса шампанское. Парень оглядывает столики, а заметив одиночку, изучающего его взглядом, направляется к нему. Каждый следит за бывшим оратором, но сейчас он видит только одни глаза. Брюнет останавливается рядом с Чоном, поправляя двумя пальцами рукав пиджака. — Могу я на время занять место рядом? — спрашивает он. Чонгук, стараясь не так открыто разглядывать подошедшего, слегка кивает. — Только я хочу узнать твоё имя, — смотря прямо в глаза, говорит Чон. Ему кажется, что он вот-вот потеряет последнюю нить, связывающую его с реальностью. Чужой парфюм будто оседает на каждом сантиметре ткани и кожи Гука. Так странно. Нежданный собеседник борется с собой, делая незаметный, но такой нужный вдох. — Тэхён, — мягко говорит он, совершенно не соответствуя своему внешнему виду, а особенно после всего сказанного. Парень ставит узкий бокал на скатерть и протягивает свою руку, на которой блестит несколько серебряных колец. — Чонгук, — уверенно представляется светловолосый, сжимая чужую ладонь.