•
Мероприятие продолжается, когда один из недовольных парней покидает свою компанию и выходит на подиум, попутно шёпотом выражая недовольство произошедшим ранее. Люди обращают своё внимание к нему, не забывая периодически посматривать на объект своих негодований, пока тот делает глоток за глотком не самого вкусного шампанского, смотря на светловолосого. — Как ты сюда попал? — наконец спрашивает Тэхён, опираясь на столик локтями. — Чем занимаешься? — Цветочный магазин совсем недавно открыл, — отвечает Чонгук, — в Пусане. — О-о-о, — тянет брюнет, — обычно пусанские попадают на такие вечера по особым связям или вовсе предпочитают не появляться без компании. Ты же тут в одиночестве. Почему? Моменты, когда Ли-сонбэ просил Чонгука приехать в это место, сами прокручиваются в голове. А потом и отец, мать… Он не так часто оставался один на один со своими мыслями. Когда он в больнице, то он либо с отцом, хранящим гробовое молчание, и парень рассуждает в это время о нем, погруженный в воспоминания и надежды, встречаясь там с мамой, либо он занят организацией дел для своего цветочного, общаясь с сонбэ, другими работниками или Чимином. Наедине с собой он разве что только в машине, когда едет из больницы на склад или обратно, но и этого недостаточно, чтобы выслушать себя. Когда он только вошел сюда, принимая только свою компанию, было непривычно, но на удивление приятно. — Мне не нужно чьё-то общество, чтобы чувствовать себя в норме, — спокойно говорит Чон, разглядывая чужие руки, пальцы которых вращают серебряное кольцо на среднем пальце. Сейчас хотелось отогнать от себя все тяготы и отвлечься, он здесь для этого. — А почему ты здесь? — Когда я был на сцене, ты не понял? — усмехается Тэхен. — Имею в виду… — Чонгук старается подобрать слова, вспоминая каждую секунду после того, как люди начали говорить о нем, вплоть до появления обсуждаемого. — Тебя здесь не жалуют, как я понял. А смысл приходить на такие мероприятия, если окружающие настроены отрицательно и по ним это видно? Каждая эмоция как на ладони. Если все здесь для рекламы и своей репутации, то тебе это зачем? Ты не похож на человека, который нуждается в подобном. Под напряжённым взглядом брюнета, русоволосый ненадолго замолкает. — Даже если я сказал лишнего… — Всё нормально, — Тэхен слегка улыбается, останавливаясь глазами на белоснежных лилиях, — я здесь ради своих интересов. И ты говоришь про всех в этом помещении? Ты тоже перенял их настрой? — черные глаза устремляются в чужие. Он знает, что Чон еще не сформировал свое мнение о нём, но интерес в отношении того, как сильно парень поддаётся нездоровой атмосфере, хочет до чего-то допытаться. — Я ничего не знаю о тебе, — невозмутимо кидает Чонгук, — и не так уж заметно что они уверены в своих высказываниях, чтоб я кому-то доверял. — А может они боятся? — зачем-то предполагает Тэхен. — Может и боятся, — кивает собеседник, поглядывая на других и совершенно не слушая очередного оратора на подиуме. — А есть серьёзный повод? — Для тебя его нет, — Тэхен снова по-доброму улыбается. Он не знает, как сильно это подкупает Чонгука, делая всё неосознанно. Он даже не успевает раздумывать перед очередным ответом, желая сказать больше и больше, избегая пауз. Давно он не чувствовал такой свободы слова в общении не с давним другом. — Мне жаль других, — губы Чонгука тоже приподнимаются, и он ищет поддержки у цветов в прозрачной вазе, изучая длинные лепестки. — И мне жаль, — изрекает брюнет, испытывая странные чувства, когда их мысли и слова сходятся в одной точке. Чонгуку почти не странно испытывать спокойствие рядом с этим незнакомцем; он хочет сказать себе, что всё это не имеет никакого значения, потому что через полчаса они распрощаются друг с другом, а с каждым другим днём выветрятся из воспоминаний окончательно. Так думать легче, и не придавать никакой значимости всему этому тоже проще. Парень хочет убедить себя в этом, а тем временем Тэхена отвлекает вибрация телефона, после чего он отлучается ненадолго, извиняясь. В кармане пиджака лежат несколько собственных визиток, и Чон достаёт их, желая рассмотреть в промежутке ожидания. На белых карточках красуются растения, название магазина и контактные данные. Он кладёт стопку на стол, достав одну и крутя ее пальцами, и не замечает, как к нему подходит девушка и парень. Те самые соседи. — Чон Чонгук? — спрашивает черноволосая, рассматривая его, словно необычный товар. На вопрос он кивает, но ничего не добавляет. — Посмотрела по списку гостей и уже нашла сайт твоего цветочного магазина. В хорошем смысле очень удивлена, что парень таким занимается. У нас сеть кондитерских… — Я рад, — холодно отвечает парень, желая, чтоб поскорее вернулся брюнет. Его компания устраивала больше, чем вдруг подошедшая. Сопровождающий девушку парень забирает со стола две визитки, а потом произносит: — Ты так спокойно беседуешь с Ким Тэхеном… Тебя не смущает то, что он сделал? Чонгук смотрит на чужой дорогой костюм, черные блестящие ботинки и задумывается. Чего им всем не хватает в их жизни, что единственной проблемой в таком красивом месте и в такой час является он? Его назвали убийцей, а Чонгука это не касается. Если они завели разговор на отвлечённую тему, то им было бы лучше сохранять нейтралитет без манипуляций. — Мне всё равно, — пожимает Чон плечами, выискивая в толпе тёмную знакомую голову. — Но он убил прислугу!.. И я не сомневаюсь, что на этом всё не закончилось, — женский голос неприятно врезается в уши, раздражая. — Ты святая? — спрашивает Чон, устало глядя в чужие горящие глаза. Он вспоминает слова Тэхена на сцене, представляя эту даму с мужчиной лет сорока, приходящимся ей родственником. — В смысле?.. — отвечает она вопросом на вопрос. — Какое тебе до него дело? — не унимается Гук, заправляя светлую прядь. Он ощущает растущее напряжение молодого человека рядом. — Его место в тюрьме! Если не разделять преступников и невиновных, то подобные Тэхену зайдут слишком далеко. Я подошла из добрых побуждений… — С такими же и уйди, — отрезает Чонгук, замечая Кима, несущего с собой приятное расслабление, которое у него нагло отняли. — Ты выбрал не лучшего компаньона, — говорит Сонхва, а потом вкрадчиво добавляет: — У тебя в семье непростые времена. Не думаешь, что для твоего же блага следует не водиться с… — …убийцей, — доносится из-за их спины голос Кима. — Уже все слышали, он тоже понял. Ты посвятила новенького в самую актуальную информацию за последние шесть лет, поугрожала, молодец. Свободна. Тэхен обходит их и чуть заметно улыбается Чонгуку. Последнему становится немного легче, когда он видит полное спокойствие брюнета. Чон думает, что будь он на его месте, то не факт, что сдержался бы, сохранив непоколебимость. Уже сейчас пальцы сами сжимаются в кулак, когда он услышал про семью, а другая рука тянется к вазе. — Тебе здесь не место, — произносит парень, сопровождающий черноволосую. — Лучше бы так и сидел в своей квартире, изолируясь. — Жизнь дорога? — спрашивает Тэхен, заглядывая в чужие глаза. — Ты угрожаешь? — возмущённо спрашивает девушка. — Я угрожаю, — тихо говорит Чонгук, ломая стебли белоснежных цветков, от чего на лице Тэхена появляется мимолётная необъяснимая улыбка. Такой странный жест парня легко отпугивает парочку. Парень утягивает Сонхву за собой, покидая двух парней. Они отчётливо услышали «больные», но только молча переглянулись. Заказов из Сеула Чонгук теперь точно не получит, а вот отрицательный пиар — да. Он сам не заметил, как покинул свой нейтралитет, во всех смыслах встав рядом с Тэхеном. Оставшись с ним снова наедине, словно изолируясь от окружающих голосов, тихой музыки, звона бокалов, Чон ненадолго погружается в раздумья. Да, ему всё равно, что и когда сделал этот Ким в своей жизни. Убил человека? Да, эта вброшенная информация настораживает, но еще больше ощущается заинтересованность. Представляя себя на месте этого парня, Чонгук бы перебрался в другую страну, но никак не появился в том месте, где будет ощущаться такой негатив. И не столько потому, что он не выдержит такого отношения, как из-за своего комфорта. В большинстве своём важно осознавать уверенность в себе, которая чаще всего зависит от мнения окружения, где деньги хоть и играют свою роль, но относительно чистая репутация тоже важна. Без нее в таких местах не выжить. Тэхен годами существует в ощущении отрешенности от общественности, но в итоге чувствует себя совершенно свободно. Такое поведение свойственно либо невиновным, либо лишённым здравого смысла и рассудка, как считает Чон. Может ему и не предстоит узнать правды об этом персонаже, но слухам не суждено править мнением каждого, поэтому сбегать никто не собирается. Чонгук почти не ощущает себя мазохистом. — Ты же сейчас не заступился за меня? — спрашивает брюнет, рассматривая пустой бокал. — Больно надо, — отмахивается Чон, — просто не жалую шантажистов. Трогать мою семью и моё дело… никто не смеет. А их отношение к тебе тоже свою роль сыграло. Тэхен только кивает, вытаскивая из вазы сломанные цветы. — Они-то что тебе сделали? — Ким окончательно отрывает стебли, раскладывая два цветка на столе. — Я же не чужие шеи сломал, — хмыкает Чонгук, — довольствуюсь малым, но жалко конечно, что пострадали невинные растения. Звучит короткий вздох, которым Ким подавляет улыбку. Влажные от воды с растений пальцы легко поглаживают лепестки. — Не могу понять, в тебе есть великодушие или ты всё-таки жестокий. — Если задам тебе такой же вопрос, ты сможешь ответить? — спрашивает Чон, получая очередную ухмылку в ответ. А что он еще ожидал?•
Намджун подтягивает за ворот парня к себе, разглядывая чужое лицо, а после хлопает того по щекам, ожидая, пока тот раскроет глаза. Не получив желаемое, он даёт ему более сильную пощёчину, после которой и мёртвый бы очнулся. Черные зрачки появляются и скрываются несколько раз за сонными припухшими веками, а потом ресницы распахиваются шире, и парень резко отодвигается к двери, растирая лицо. — Зачем ты взорвал?.. — бормочет он. — Без вопросов, — прерывает Джун, — выходи из машины. Брюнет выбирает повиновение, дергая за ручку и выбираясь на улицу. Его совершенно не волнует, что человек, желавший убить, на время выбил его из реальности и отвёз неизвестно куда. Он переживает за родителей. В ночное время осень не может дарить летнее тепло, поэтому прохлада забирается под плотную чёрную ткань, медленно отрезвляя. Перед ним горой встаёт пятиэтажное удручающее здание, вокруг которого существует невысокий бетонный забор, а за ним растут такие же типичные дома старой застройки. Это очередной спальный район, не знающий или, скорее, не обращающий внимания на само понятие жизни, которой и не было особо у парня, выросшего в похожей дыре. Здесь серо, мрачно и одиноко, а уверенности в своей растущей никчёмности больше, чем в собственном будущем. На другое расчёта и не было. — Теперь тебя не существует, — раздается за спиной, пока парень смотрит в окна, лишённые света. — Единственное, что могут от тебя получать родители, это деньги. Я лично позабочусь об этом и лично тебя лишу возможности дышать, если ты свяжешься или встретишься с родными. После небольшой паузы вновь холодным тоном Намджун произносит: — Я сохраню тебе только имя. Назови. — Ким Сокджин, — тихо откликается парень, всё больше ощущая настигающую леденящую опустошенность. Он даже не совсем правильно воспринимает принадлежность произнесенного к себе. — Джин, — за плечи его разворачивают к себе, отрывая от созерцания будущего жилища. — Смотришь на меня и запоминаешь. Парень кивает, но глаз не поднимает. — Смотришь не меня, — чётче и вкрадчивее говорит Ким, — и запоминаешь. — После этого его слушаются. — Твоя задача — делать то, что я скажу. Есть, спать, убить или умереть. Самые ужасные и отвратительные вещи, которые ты только от меня услышишь, и если они будут приказом, то ты послушно их выполняешь. Нарушаешь — страдаешь. Возможно ты, а может и кто-то из твоих знакомых и близких. Есть вероятность того, что мне надоест всё это, тогда у тебя оборвется жизнь, а за ней покинут этот мир твой отец и мать. Джин кивает на всё сказанное блондином. Он честно старается не сожалеть о своём решении остаться в живых, поэтому, сделав выбор, он предпочтёт придерживаться его, вбивая это себе в голову, словно гвозди в крышку гроба. Именно так сейчас это выглядит в его голове, пока они идут к входной двери, и на них самоуправно пялится желтеющий месяц. Поднимаясь по лестнице с затёртыми ступенями на второй этаж, они встречают около одной из дверей двух парней среднего возраста, которые здороваются с «господином Кимом», прерывая разговор, и склоняют головы. Куда Сокджин попал? В длинном коридоре, повернув налево от пролёта, они заходят в самую дальнюю дверь, которую Намджун открывает своим ключом. Он толкает парня вперёд, закрывая за собой замок. В узком коридорчике стоит старый деревянный шкаф для одежды и сразу у входа составлены пара военных ботинок и черные кроссовки. Зажигается свет, показывая небогатое убранство, которое явно лучше того, что было в частном доме Джина. Тут почти уютно. Особенно это ощущается, когда парень видит маленькую кухню с миниатюрным столиком, одним стулом и крохотной табуреткой; холодильник из нержавеющей стали, который почти упирается в потолок, соседствует с кухонным гарнитуром, заставленным баночками и прочим. В последней комнате, предназначенной для сна, всё очень просто: голые стены, двуспальная кровать с темно-синими простынями и тумбочка со светильником. На пыльном подоконнике красуются две высоких стопки книг с разноцветными переплётами. — Иногда здесь живу я, а пока ты на испытательном сроке, который может закончиться твоей кончиной, — Джун подмигивает, забирая раскрытую книгу, — уступаю это мрачное пристанище тебе. Никто сюда не приходит, поэтому можешь не беспокоиться за нарушение своего сна. Это могу сделать преимущественно только я. Душ и туалет общий, поэтому будь настороже. Здесь у каждого совесть нечиста, и никто и не подумает, что ты неприкосновенный. Одежду завтра привезу, полотенца забирай, еду найдёшь в холодильнике. Ким замолчал, изучая отсутствующего Джина, уставившегося в окно, за которым уже мирно притаилась ночь. Парень словно покинул своё тело. — Если я приеду и не обнаружу тебя здесь, ты знаешь исход. Будь готов к моему визиту круглосуточно. Пока я не смогу тебе доверять, за забор тебе выход закрыт. В магазин ежедневно ходит один парень, поэтому все заказы к нему. Он постучится к тебе часов в девять, поэтому советую ложиться спать. Блондин загибает у книги страницу, делая закладку, потом закрывает её и проходит мимо Джина, чтоб обуться. Уже на выходе он слышит вопрос: — Почему ты не убил? На это ответом был только взгляд, полный сожалений, взятых из неоткуда, который скрылся с шумным хлопком за дверью, оставляя молодого человека наедине со своими разрушенными мыслями. Нужно быть благодарным, думает Сокджин. Попросил спасти свою жизнь и жизнь родителей, и ему это великодушно дали. Но Ким был готов к смерти, ведь знал, что таких, как он, легко лишают всего. Кто-то состоятельнее решает позабавиться — получает это, невзирая на остальных. А когда тебе позволяют продлить существование, то этим пользуются, если есть, что терять. У Джина были свои мечты и планы, за которыми хотелось идти, но теперь он станет слугой. Ради родителей и своего размытого будущего можно потерпеть. Но если терпеть придётся всю жизнь, то… что? Передвигаясь по квартире, Ким набрал в стакан воду, вернулся и запер дверь, не сомневаясь, что если кто-то очень захочет, то откроет. Погасил везде свет и залез в кровать, не снимая одежды. Он сделал несколько больших глотков, смотря в окно, за которым не было видно совершенно ничего, даже лунного света, а потом натянул на себя одеяло, привыкая к темноте и новым звукам. Тихо работал холодильник, где-то хлопнула дверь, послышались шаги. Непривычно. От подушки и всего постельного белья пахло морским бризом и полевыми цветами. Этот запах появился, когда дверь в родной дом выломили, когда подставили дуло пистолета к коже, когда усадили в салон мерседеса. Джин зажмуривает глаза и натягивает до носа своё худи. Лишь бы не сломаться.•
Время уже подходило к половине девятого, поэтому Чонгук решил, что полутора часов здесь вполне достаточно. Вышло даже больше, чем планировалось. Он успел пройтись с Тэхеном по коридорам, рассматривая благородный интерьер, в котором черный цвет смешивается с золотом и природной зеленью. Через огромные окна открывался чудный вид на сад, по которому видно, что дни напролёт за ним ухаживают, подстригая, убирая и отдавая всё необходимое для поддержания естественной красоты, украшенной человеческими возможностями и ловкими руками садовников. Вести машину после пары бокалов шампанского почти не рискованно, поэтому Чон старательно начинает подбирать слова для прощания, вспоминая, где припарковал своё авто. — Тебя подвезти? — спрашивает Тэхен, когда они выходят из отеля. — Я на машине, — шагая по уложенной обточенными камнями дорожке, отвечает Чон. — Кто припарковал здесь это?.. — он обходит жёлтый автомобиль, но останавливается, когда замечает, что Тэхен по-хозяйски опирается спиной на дверцу машины. В этот же момент он вспоминает, что какая-то девушка уже говорила о такой провокационной выходке за минуту до появления Кима. Всё сходится, и блондин почти не удивлён. — Место хорошее, — говорит брюнет, — но я искренне не хотел доставлять неудобств, — он пожимает плечами, снимает блокировку и открывает дверь, взлетающую вверх, когда габаритные огни загораются красным, а из фар льётся холодный белый свет, растекаясь по траве. — Что же ты сразу не заехал в лобби? — усмехается Чонгук. — Такая идея тоже была, но там ступени и узкий проход. Жалко подвеску и зеркала. Парни молча стоят еще несколько секунд, а потом Чон говорит, делая завершающий ход: — Будешь в Пусане — позвони, — он протягивает визитку, которую брюнет без вопросов принимает и находит ей место в прорезном кармане пиджака на груди. В свою очередь, Тэхен тоже достаёт карточку с незамысловатым дизайном, адресом магазина и номером телефона, передавая её Чону. — Если тебе понадобится оружие, мои экстравагантные поступки или что-то еще, я к твоим услугам, — Ким поджимает губы в улыбке. — Доброй ночи, — Чонгук протягивает руку, ожидая того же. — Береги себя, — брюнет аккуратно обхватывает ее пальцами, быстро пробегаясь глазами по парню, а потом усаживается в машину, хлопает дверью и уезжает по газону, плавно переходящему в асфальт, скрываясь за забором.•
— Ну, рассказывай, — говорит по громкой связи Ирис. — Я разобрался с приоритетными. Их отправили чартерным рейсом в Канаду, они добровольно отказались от своих организаций за круглую сумму и подписали все документы, поэтому проблем с ними не будет. — А с кем они будут? Послышался шумный вздох. — Я решил вечером заглянуть в один дом, чтоб завтра было меньше работы… В общем, с семьями, не имеющими средств, я сам разберусь. Мы не будем их устранять. — Нам, когда я говорил «устранить», я имел в виду, что мы отсылаем их в Японию с депортацией, а не раздаем билеты на тот свет. Еще один глубокий вздох, после которого слышится тихий мат. — Как я должен был это понять? — смеясь, спрашивает собеседник. — Мы разве убиваем ни в чем не повинных? — наводящий вопрос остается без ответа, потому что каждый, кто как-либо связан с Ирисом, знает истину о сохранении жизни обычных людей, которые не помешали и не навредили чужим делам. После недолгого молчания из телефона доносится: — Завтра с остальными я всё сделаю по твоему плану. Хочу предупредить, что в нашем общежитии будет жить сын оружейника, с которым я так и не разобрался сегодня. В перспективе он может быть полезен. — Ты шутишь? — Ирис издаёт тихий и в меру истеричный смешок. В их команде уже давно держится стабильное количество работников, а когда Осирис присоединился к Джуну, это послужило идеальной проверкой на прочность благодаря своеобразному характеру и образу действий. Лишних людей в их скромной семье нет, а таких редких случаев «заботы» о ненужных не бывает. — Было бы хорошо… Я поселил его в своей комнате, поручил Агусту следить за ним. Вся ответственность на мне. — Бессомненно… Удивлен, что он согласился возиться с твоей недожертвой, — спокойно говорит Осирис, а потом спрашивает, заранее предугадывая реакцию на вопрос: — Так понравился? — Встретимся через девять часов за завтраком, — коротко изрекает Намджун, а потом сбрасывает. Экран телефона гаснет, а улыбка коротко проскальзывает по лицу Ириса, отражая свет ночных огней. Никогда не было такого, что человек, которому Нам назначил смерть, оставался в живых. Пусть он неправильно понял задание, но если решено убить, значит так и будет. А свой угол в общежитии всегда был чем-то исключительно личным и неприкосновенным. Вечный запах вкусной еды, аккуратность в обстановке, скромная, но тщательно подобранная коллекция книг с различными закладками и пометками карандашом. Это пространство персонально целиком и полностью, вплоть до каждой пылинки на плите или другой поверхности. Такого нет даже в родном доме. Но он поделился всем этим с незнакомцем. Главное, чтобы Нам не совершил никаких опрометчивых поступков из-за спасённого. Но Ирис доверяет старшему.•
Назойливый стук в дверь и периодические трели звонка заставляют раскрыть глаза. Сокджин скидывает с себя одеяло и шагает на звук, чтобы усмирить нарушителя сна и тишины. Пока он наспех открывает замок и подготавливает внушающую страх речь, возвращаются обрывки воспоминаний прошлой ночи. Сейчас он в чужой квартире человека, в руках которого оказалась его жизнь. В свете выглядывающего из окна солнца всё выглядит бредом или ночным кошмаром, ведь так не бывает. Не мог он вчера лишиться рассудка и полезть в драку с парнем с белоснежными волосами, который пришёл убивать. Джин не мог валяться в чужих ногах с просьбами и молитвами за сохранение бьющегося сердца, а потом вдруг лезть под горячую руку с холодным пистолетом в ней. Худший боевик с оттенками драмы. Когда дверь не по его воле распахивается, он видит перед собой хмурого парня с пушистыми бордовыми волосами и блокнотом в руках. А кадры недавних событий не успевают полностью занять голову, потому что чужой недовольный голос говорит: — Почему я должен тебя ждать десять минут? Совесть твоя где, герой? Здесь живут ещё тридцать четыре голодных рта, и если к одиннадцати я не привезу их еду, всех псов спустят на тебя. Он вытаскивает из-за уха обычную ручку и устремляется чёрными глазами куда-то еще глубже, чем раньше. — Чего рот раскрыл? У тебя полминуты на заказ. Джин смыкает губы и одергивает на себе худи. Ему более неловко, чем вчера и когда-либо ещё. А этот парень выглядит немного младше, но всё равно уверенности ему не занимать. Здесь нет правил, и возраст ничего не значит. Он заслужил своё поведение. — Что я могу просить? — задаёт вопрос брюнет. — Если Нам готов оплатить за тебя лобстеров, то можешь и их, мне не принципиально, — устало доносится от пришедшего. Раз теперь Сокджин на попечении, а денег у него нет, то все расходы будут только на том самом блондине. Черный мерседес, доставивший его в это общежитие, показывает состоятельность своего владельца, но пользоваться этим Джин не хочет. Если он позволит себе лишнее, то кто знает, как к этому отнесётся его новый попечитель. — Три пачки рамёна, кимпаб с говядиной, немного курицы и килограмм риса, — тихо говорит Джин. — Пожалуйста. Ручка ловко скребет по бумаге, а потом в ответ звучит тихое мычание, похожее на «ага». Парень качает бордовой головой, а потом разворачивается и желает уйти, чтоб наконец перейти к обходу первого этажа. — Я Агуст, — немного повернув голову назад от ощущения взгляда в спину, говорит он. — Если нужна помощь, то я с пяти до девяти в гараже. Сказать слова благодарности и назвать собственное имя Джин не успевает. За поворотом на лестничную клетку скрывается источник его пробуждения, оставляя Кима в одиночестве коридора, пропахшего сигаретами и ароматами еды. Кажется, что сегодня он выспался впервые за очень долгое время, потому что его утро начиналось всегда в семь или шесть часов, сразу погружая в работу, помощь с домашними делами и периодическим выгоранием по причине постоянной загруженности. Так приучили родители, так прошло всё детство и юность. После мягкого чужого матраса не болела спина, а вместо родных голосов вокруг странная мнимая тишина. Джину теперь не нужно никуда спешить, а только покорно ждать приказа. Он проходит на кухню, садится на табуретку и впивается пальцами в волосы. Всё кажется дурным сном: и прошлое, и настоящее. Стыдно перед собой и перед матерью с отцом. Ушедший предложил помощь, но единственное, чего сейчас хочет Сокджин — провалиться под землю.•
В светлом номере отеля стоит приятная тишина. На краю постели валяется пиджак и рубашка, ключи от ниссана лежат на соседней подушке, а Чонгук рассматривает узорчатые чернила на своих руках уже минут десять, думая о чем-то своём. Вставать и идти в комнату Чимина не хочется, потому что неизбежно придется обсуждать подробности предстоящего отъезда в родной город. Нельзя сказать, что Чон захотел продлить время пребывания в столице, ведь эта мысль летит в дальний угол. Причин быть здесь дольше нет, а возвращаться домой нужно. Но былая энергия, способствующая подъёму, не спешит высвобождаться, пребывая в режиме ожидания неизвестно чего. Точного ответа на вопрос «почему я всё ещё в Сеуле» всё еще нет. Чонгук как бы нехотя тянется к пиджаку и достаёт из кармана чёрную карточку, которую вчера получил от Тэхена. Он вбивает адрес из неё в поисковую строку и обнаруживает по картам, что совсем недалеко расположился оружейный магазин. Телефон летит на другую половину кровати. Лучше сходить в ресторан, а не тратить время на бесполезные и бесцельные походы в подобные места. Чонгук не так уж далёк от заинтересованности к ножам, пистолетам и прочему, но понимание настоящей цели возможной прогулки настораживает. Не может он пойти на торговую улицу ради возможной встречи с новым знакомым. Для этого он не приезжал. Вибрация от входящего звонка окончательно поднимает Чона с постели, и он, принимая вызов, начинает натягивать на себя белую рубашку. Мамин голос заботливо льётся из динамика. Через пять минут разговора Чонгук врывается в номер Чимина и находит его в ванной с мокрой головой, не ожидающим внезапных появлений. — Ты чего?.. — брюнет водит полотенцем по влажным прядям, удивлённо рассматривая друга. Выражение его лица казалось полным растерянности. — Отец… — Не говори, что он, — перебивает Пак, но Чонгук быстро заканчивает свою мысль: — …его хотят перевести в Сеульскую клинику.