shadow reaches out shadow

Чимин, сидя на пассажирском сидении ниссана, щёлкает стальной черной зажигалкой, которую одолжил у Чонгука. Нервозность нужно было чем-то усмирить или немного урегулировать, чем Пак и занимался с завидным усердием уже минут десять. Как оказалось, мама звонила из пусанской больницы в тот момент, когда отца уже устраивали в специально оборудованную машину для перевозки в новое место. Транспортировать человека, находящегося в коме, достаточно непросто и в какой-то мере рискованно, но, отчего-то обязательно. Врачи быстро уверили мать Чона в надобности и практически полной безопасности перевода Хендо в другую клинику, где «лучшее оборудование и лучшие условия», но более конкретных причин не назвали, практически поставив перед фактом. Да и никто не протестовал — аргументов «против» не было. Цена вопроса тоже не обсуждалась, но госпожа Чон догадывалась, что здесь не обошлось без помощи Хенджуна, не сообщившего о своей новой благотворительной акции. Чонгук не мог описать своих чувств в отношении происходящего. На первый взгляд, ему казалось ужасно глупым перемещать отца в таком положении на относительно дальнее расстояние, ведь уверенности в том, что это может хоть как-то весомо помочь, нет. Когда он понял, что оба родителя теперь на неопределённый срок переберутся в Сеул, внутри поселилось странное чувство. Сначала казалось, что будет одно сплошное отторжение, но теперь, когда он спустя три часа после звонка едет в ту самую новую больницу, смирение и принятие мягко приходят, но немного пугаются Чимина, который неустанно почему-то волнуется, равномерно продолжая щёлкать механизмом. — И в чём проблема? — наконец спрашивает Чонгук, когда огонь вновь на секунду вспыхивает в сотый раз, а игнорировать это не получается. Пак косится на друга, а потом медленно прикуривает вторую за поездку сигарету, растягивая время и прерывая надоедающий звук. — Подозрительно, — коротко отвечает он. Его настроение было похоже на погоду - лёгкая облачность, не дающая ничего конкретного. — И всё? — возмущается светловолосый, отслеживая по навигатору их путь. Ему и самому всё кажется чересчур странным, но это истина, которая представляется очевидной и, следовательно, негласной. — Твой отец ежеминутно находится в критическом состоянии. В той больнице за ним неплохо ухаживали, но теперь что будет? Здесь его точно должны поставить на ноги, иначе… Я не знаю. Чонгук лишь кивнул, а потом снова ушёл в себя. Он полностью согласен и теперь ожидает чего-то невероятного от врачей, хотя оснований для этого не так уж и много. В поисках места для парковки они въехали в многоуровневое бетонное здание, остановившись на втором этаже, заставленном машинами персонала, пациентов и других посетителей медицинского центра. Масштаб клиники велик, от чего всё выглядит презентабельно и внушительно. Если смотреть на строение, состоящее из более чем двадцати этажей, служащее на благо людям при деньгах, то это не идет в сравнение со старым местом пребывания отца, которое выглядело обычной больницей, а не бизнес-центром. Даже из небольших окон парковки было видно модернистское здание с пышным зелёным садом. Ему наступающая осень нипочём. Из машины первым выходит Чимин, потягиваясь. Так он привык к своему мотоциклу, что к иным способам передвижения у него относительная непереносимость. Но сегодня он уступил другу, сев в его авто для экономии общих нервов и простоты поездки. Вместе всё казалось проще переносить — можно и поговорить, и помолчать, но ощущать поддержку в любом случае. Руки брюнета до сих пор заняты чужой зажигалкой, и Чонгук наконец задаёт свой вопрос: — Твоя где? — он ставит машину на сигнализацию, а потом ловкими пальцами выхватывает свою вещь, закидывая её в карман, и идет в сторону коридора, соединяющего стоянку с одним из корпусов медицинского учреждения. На это Чимину хочется ответить правду и рассказать о том, что в первый день их приезда он провёл мини-заезд с симпатичным парнем, который увёз вместе с собой заветное огниво. Ему нравилось, что красный цвет на пачке любимых сигарет идеально сочетался с источником пламени, но как такового сожаление об утрате зажигалки у него нет. Сейчас ему больше интересен победитель и вор по совместительству, и что у него в голове. — Один парень взял, — только и отвечает он, хотя был готов на более обширную тираду с описанием всей истории. На это Пак получает только удивлённый взгляд, потому что пункт «делиться зажигалкой» в его повседневной жизни не присутствует. Петляя по указателям во всё большие глубины здания, они наконец доходят до палаты, возле которой кружила госпожа Чон, разговаривая со врачом и высоким мужчиной её возраста, одетым в черный пиджак. По его лицу бегали морщины, подчёркивающие естественный шарм и пробуждающие уважение. Чонгуку всегда казалось невероятным понятие возраста, взросления и старения, а люди, умеючи несущие это, словно с достоинством, вызывают некоторый восторг. Кажется, словно всё, через что прошел человек, повлияло на его становление, а лицо и всё тело презентует зрителю полный образ, в котором время логически берет своё. В этом мужчине Чонгук узнаёт друга отца, с которым виделся ещё ребёнком. Ким Хенджун внимательно слушает слова доктора, который сам был готов сутки напролёт подробно расписывать состояние господина Чона человеку, который платит за содержание и уход за ним. Замедляя шаг, блондин останавливается подле палаты, принимая взгляды господина Кима и матери, которая без замедлений перевела своё внимание на сына. — Чонгук, этот перевод может серьезно помочь твоему отцу. Доктора намного усерднее собираются проводить новые обследования и изучать его состояние. Есть новые методы… — так и лилось из неё под сопровождение жестикуляцим. Чон смотрел в горящие глаза матери и с каждым сказанным предложением всё больше осознавал, что если это может помочь и матери для ощущения надёжности, и отцу, то тогда любые средства не подлежат исключению, лишь бы вернуть семье её прежний облик. Он всё соглашался со сказанным, но теперь смотрел на господина Кима. Чон будет ему обязан до конца своих дней. Сейчас перед ним стоит человек, который так или иначе спасает его отца, не жалея ничего. Чувство долга, которого так избегал папа, накрывает с головой. Когда Хенджун сам подходит ближе, мама отвлекается на врача и на время покидает их, а Чимин, подстроившись под ситуацию, отходит к широкому окну с видом на улицу. — Чон Чонгук! — басом произносит мужчина имя парня, а воздух, казалось, на секунду завибрировал от его голоса. — Уже не мальчик, а мужчина. Горжусь твоей стойкостью. Он жмёт руку Чона, проницательно изучая его, а потом одобрительно хлопает пару раз по плечу. — Здравствуйте, господин Ким. Хочу выразить вам благодарность за всё, что вы делаете для нашей семьи, — светловолосый не знает, стоит ему улыбаться или нет, поэтому поджимает губы, склоняет голову и ждёт следующего хода старшего. — Настоятельно рекомендую воспринимать это как должное. Мне хватит твоих слов, но даже не вздумай пытаться отплатить за всё. Знаю, что ты занялся бизнесом, поэтому сосредоточься на содержании его, себя и матери. Живи полной жизнью и молись за отца. Говоря это, мужчина старается улыбаться, но тоски на его лице оказывается многим больше, и Гук прекрасно понимал причину, поглядывая на палату, в которую поместили отца. Чужой искренности и словам хочется верить, и Чонгук по-настоящему пытается. Через несколько минут Хенджун покидает этаж, пообещав написать кое-какие рекомендации на время пребывания семьи Чон в Сеуле. Мать быстро отказалась от помощи в поисках жилья, отдав предпочтение в пользу услуги больницы о пребывании в ней родственников пациентов. Один из небольших корпусов служил мини-хостелом, куда и пожелала заселиться госпожа Чон, отказав Чонгуку в съёме номера в нормальном отеле. Когда парень остается почти один, отправив родителя на законный отдых и попросив друга подождать его на мягких диванчиках, он с привычной тяжестью в сердце заходит в светлую палату в бежевых тонах и сразу видит отца, бережно укрытого белыми простынями и окутанного проводами и трубками. Сердечный электронный ритм тихо сливается в сердцебиением Чонгука, когда он подставляет стул поближе к медицинской кровати, обхватывая пальцами родную тёплую руку. Рассказывая ему о произошедшем за дни нахождения в столице, он ощущает только единственное желание, терзающее его всецело. Он очень хочет, чтобы отец вышел из комы. И ему не нужно ничего больше.

•

Джин проспал добрую половину дня, разомкнув глаза только к оранжевому закату, ползущему по стенам комнаты. Приоткрыв дверь, чтоб сходить в уборную, он обнаружил большой белый пакет, набитый едой. Единственное, что так обрадовало парня за сегодня. Через несколько минут вода в кастрюле уже вовсю кипит, ожидая рамен. Это будет первый прием пищи за день, да и вообще — первая активность, ведь даже стоя у плиты в ожидании, он занят хоть чем-то. Подцепив из спальни книгу, Сокджин принял не самое удобное положение на табуретке у кастрюли, раскрыв первую страницу. Чтение не было самым любимым его занятием, но что еще оставалось? Намджун не появлялся, никак не напоминал о себе, хотя брюнет точно ощущает его присутствие в воздухе; никто из соседей его не тревожит, разве что музыкой или короткими разговорами в коридоре, в которых Джин не имеет права участвовать; про Агуста много думать совершенно не хотелось, да и искать его тоже. Заниматься уборкой желания как такового не было, поэтому единственное, чем он мог себя побаловать — книги. Поглощая лапшу, он бегал глазами от строчки к строчке, перелистывая жёлтые страницы литературы и стараясь не думать о том, что пальцы его новообретенного «босса» тоже касались их. Да и всего в этом месте. Как этой ночью он заметил, чужой парфюм въелся практически во всё, убежать от него было некуда, а на улицу выйти осмелиться трудно. Постоянное понимание того, что собственная жизнь себе уже в каком-то смысле и не принадлежит, становится чем-то обычным, рутинным, но пугающим. Даже этой ночью Джин вновь видел всё произошедшее с ним за вечер во сне, но бежать куда-то не хотелось. Принятие ситуации казалось неестественным, извращенным, ведь за несколько часов смириться с участью невозможно, но… разве есть другие варианты? Побег даже не рассматривается, а помочь ему некому. Ким даже сам не знает, что хочет найти в себе и что понять, роясь в разрывающейся на части голове, поэтому ныряет в море напечанных слов. Для родителей он не может рисковать. Он пообещал это себе еще когда его высадили из машины, а потом еще раз, когда изучал потолок, лежа в тёмной комнате. Всё уже решено, нужно только поддаться течению реки. Безжалостной, жестокой и бездушной реки, принявшей облик холодного парня со снежными волосами. К удивлению, Джина заинтересовала книга даже после того, как он покончил с едой. Раньше его завтраки, обеды, ужины и перекусы сопровождались телевизором, болтовней, а если он куда-то спешил, то ел на ходу. Но теперь он может только найти в сопровождение еде неплохое чтиво. Пока краски заката вдавались в глубину своих цветов, готовясь к уходу, сидеть в стенах хотелось всё меньше. Джин, воодушевленный разукрашенным небом и бумажным изданием в руке, выскальзывает из-за двери своей клетки-убежища, минует коридор и лестницы, выбираясь на улицу внезапно даже для самого себя. Всё та же черная толстовка впитывает последние тёплые лучи, а бетонные стены практически по всему периметру общежития уже почти не смущают. Парень разминает мышцы плеч, спины, рук и ног, будто не мог сделать этого в квартире. Даже такой глоток воздуха кажется свободой, которой он намерен пользоваться. Оглянувшись, он решает обойти здание вокруг, рассматривая желтеющие деревья, погибающий газон и неказистые кусты, которые должны были украсить это место, но что-то пошло не так. В окна теперь он даже не смотрел, словно они жаждали поймать его взгляд и утащить в пучину угнетения. Когда он подошёл к заднему фасаду, там его поджидал большой гараж в десяти метрах от главного строения и череда ступеней у чёрного входа, на которых Джин и нашел себе место. Признаков нахождения кого-то поблизости не было, поэтому без лишних волнений брюнет раскрывает страницы книги, откинувшись на стену, и принимается за изучение сюжета, пригревшись на тёплой поверхности на неопределённый срок. Скрип несмазанных петель на железных дверях проник почти в самую душу, разрезая слух. Как оказалось, гараж не пустовал. Из него выходит Агуст, стягивая по пути грязные перчатки с не менее перепачканных рук. Поправляя бандану, препятствующую попаданию красных волос в глаза, он замечает Джина, смотрящего на него почему-то с растерянным видом. Поменяв курс, парень направляется к брюнету, подкидывая перчатки в воздух. — Вылез из темницы, — констатирует факт он. — Ты слишком бледный для человека, которому благородно презентовали продолжение жизни. Джин прикрывает глаза, борясь с желанием ответить в форме, отличной от ласковой. Закрыв книгу, он кладёт ее на колени и смотрит на подошедшего парня в пыльной одежде, подсвеченного закатными лучами. — Спасибо за еду, — говорит Ким в итоге, поборов в себе конфликтность. — У нас за такое не благодарят, — Агуст садится рядом, достаёт из кармана алую зажигалку и одну сигарету. Протягивает Джину, но он отрицательно мотает головой, на что парень хмыкает. — Тебе придется обзавестись привычкой, чтоб не сойти здесь с ума. — Мне кажется, что уже поздно, — с нотками самодовольства отвечает брюнет. — Будет поздно, когда Нам тебя придушит от таких депрессивных высказываний. — Серый дым вырывается изо рта, расплываясь и рассеиваясь где-то впереди. — В моей повседневности кроме сигарет, мотоцикла и работы нет ничего. Разве я похож на подавленного жизнью человека? — Агуст вскидывает бровь, затягивается и выдыхает в лицо собеседника. Пока Джин отмахивается от дыма широкой ладонью, он успевает ответить, что байкера от трупа отличает только скудное наличие мимики на лице и пока работающие легкие. За это он получает кулаком в плечо. — У меня когда-то был скутер, но его угнали, поэтому заботиться мне не о чем, — печально усмехается Ким, вдыхая непривычный сигаретный воздух, — разве есть смысл, чтоб не быть… таким? Да и кроме не моих книг и еды, купленной не на мои деньги, я не могу себе ничего позволить. — Зато у тебя руки и ноги целы. Это не лучшее, что можно услышать в сложившейся ситуации. Вспоминая короткие потасовки с блондином, всё то, от чего теперь хочется избавить память, сравнивать всё это сложно. — Ты думаешь, что много знаешь?.. — Джин вдруг вспыхивает, зарождая в глубине своего тела порцию огня, но Агуст приподнимает руку, заставляя того замолчать, и медленно произносит: — Я знаю достаточно. Просто пользуйся тем, что есть. Живи. Уверенности в удовлетворении собственных демонов услышанным у Джина нет. Нравоучения и наставления ему сейчас нужны? Он ощущает себя спичкой у обжигающего пламени, словно вот-вот загорится, а потом — неизвестность. — Считай, что ты взрослеешь таким образом, — продолжает парень. — Мне двадцать восемь, куда мне… — Горе — импульс к росту. Любому росту. Даже не протестуй, тебе лучше просто слушать меня, пусть это и кажется глупостью, — Агуст встаёт со ступеней, отбрасывая окурок на землю, а потом кивает на гараж. — Хочешь прокатиться? Сокджин старается выглядеть отстраненным, но достаточно быстро подаётся вперёд и на ходу пытается пристроить в просторном кармане кофты книгу. Отпускать диалог не хочется, но иначе у них никак не получается. Черная блестящая ямаха сонным гепардом выбирается из подъёмной двери одной из многих секций гаража. Вместо привычных бордовых волос на голове парня уже красовался шлем, а вместо потрёпанной рубашки — кожаная куртка под цвет средства передвижения. Агуст кидает другой шлем Джину, и он благоразумно нацепляет его. Обхватывая руками чужой торс, Ким старается не переборщить с давлением, но после рыков мотора и отрыва с места, он вцепляется в тело Агуста, словно это последнее, что способно сохранить его в этом мире. Пересекая бетонный забор с территорией общежития, Сокджин с каждым обретенным метром получает больше места в лёгких. Выгоревшая от солнца трава в окрестностях теперь почти не нагоняла тоску. Заглядывая чуть дальше, он видел те самые одинаковые многоэтажки, а за несколько километров вперёд — приличные районы Сеула, красовавшиеся стеклянными высотками. Деревья по бокам от дороги смазывались из-за скорости в желто-зеленую полосу. Асфальт радовал исключительным качеством, поэтому ямаха летела, пуская по телу импульсы волнительной лёгкости и вольности. Машин на этой одинокой и длинной подъездной трассе к новообретенного дому не было. Джину казалось, что все предоставленные ощущения — временное обезболивающее. Безумно приятное и электризующее. Агуст мало кого сажал на свой байк, и он сам не до конца понимает, почему этот парень, получивший временный приют в одном доме с ним, сейчас обвивает его ребра, стараясь не переборщить с силой или не переступить какую-то черту. Спину согревает непривычное тепло, почти чуждое и смущающее. Даже Нам и Ирис никогда не выбивали из колеи такими прикосновениями за все годы их тесных отношений. Он сворачивает на более широкую четырёхполосную трассу, фиксирует одну скорость и ставит себе цель проехать пятнадцать километров, а потом вернуть Джина домой. Рассматривая дорогу, он погружается в себя, вспоминая, как восемь лет назад ушёл из дома в общежитие, о котором толком ничего не знал, получив единственную рекомендацию от Намджуна. Ему не ставили на новом месте никаких условий проживания, но одиночество со временем начало одолевать куда сильнее, когда незаинтересованные соседи не замечали, игнорировали двадцатилетнего юнца с хмурым лицом, курившего на ступенях чёрного хода. Внимание других его не так волновало, но если какой-то парень от скуки тогда подошёл бы к нему, предложив на скорости проехаться по пустой дороге, залитой закатным солнцем, Агуст, возможно, с удовольствием согласился, не думая о последствиях. Сегодня, увидев Сокджина, он подумал, что мог бы дать ему немного отрезвляющих эмоций, которых когда-то самому не хватало. Не как человеку, к которому его приставил Джун, а как парню, потерявшемуся во всём этом. Немного повернув зеркало заднего вида на попутчика, он различает на его лице скрытую за шлемом улыбку, но явственно сияющие глаза. Несколько часов назад перед ним стоял, казалось, самый унылый человек на планете, за которым по словам Намджуна нужно было присматривать, чтоб тот не сбежал или не сделал с собой чего. Если бы Агуст не увидел в Джине себя, то так бы и относился к нему, как к поручению по работе. Но его осунувшийся вид, кричащий о пустоте, равнодушные глаза и черные круги под ними: всё это принадлежало Агусту. В этом общежитии обитали только те, кто своим долгом считают служить семье Кимов, зарабатывая деньги и репутацию путём любых дел — от доставщиков до убийц. Совмещая обычную жизнь с незаконной, они формируют скелет концерна, в котором нет места слабым и пассивным или сбившимся с пути. Есть только исключение в виде Ким Сокджина. Если последний не сможет справиться с собой, то Нам потеряет эту спасенную душу, потратив свою внезапную доброту в никуда. Если Джин не выживет здесь, Агуст будет чувствовать вину. Это он ощущает отчётливо. Через чуть более чем десять минут, они возвращаются обратно, огибая передний фасад здания. Перед гаражом, у которого собралось несколько человек, стоит черный мерседес. Пока Джин слезает с ямахи, Агуст достаёт из заднего кармана телефон, светящийся экран которого показывает четыре пропущенных вызова от Джуна. Словно предчувствовал. Он сосредотачивается на друге, пытаясь до него дозвониться, но когда тот во второй раз не берет, парень озирается по сторонам в поисках брюнета, но того уже поблизости нет.

•

Джин поднимается на второй этаж, слыша шум захлопывающейся двери. Когда он заходит в левое крыло длинного коридора, то видит около своей квартиры силуэт с характерной белой макушкой. Намджун поворачивает к нему голову, когда между нами сокращается расстояние до нескольких шагов, потом рывком открывает дверь, ожидая, пока Джин войдёт, а следом запирает за собой квартиру. Брюнет присаживается на табуретку в кухне. Запах рамена еще не выветрился, а грязная кастрюля так и стоит на столе. Это выглядит слишком по-домашнему, если не учитывать блондина, неестественно возвышающегося над всем этим в маленьком помещении, лишенном света. Его молчание не помогает, поэтому Джин устало вздыхает, встаёт и начинает собирать посуду, не имея представления, как иначе начать диалог. Он и смысла не видит, хотя сам понимает, что сделал что-то не так. — Я же тебе вечера говорил быть здесь постоянно? — спрашивает Нам. Смех вырывается раньше, чем Сокджин успевает его сдержать. Сейчас его хотят отчитать, а такого в его жизни не было с подросткового возраста. Нервы даже не хотят стараться сохранить какое-то равновесие, а каждое чувство буквально соревнуется за возможность проявиться. — Я отсутствовал меньше получаса. — Брюнет возвращается на табуретку, кладёт мокрую тряпку на стол, предвкушая, что при благоприятном раскладе сможет через пару минут покончить с уборкой. — Если бы у меня был телефон или элементарное право покидать этот интернат… — Много хочешь, — отрезает Намджун. — Я ясно дал понять, что ты не можешь теперь так свободно рассуждать и поступать. Мне нужна неделя твоего полного послушания и понимания, тогда поговорим о твоих правах. Когда в дверь начинают стучать, блондин сухо усмехается и спрашивает: — Ты был с Агустом? Джин пожимает плечами и принимается водить тряпкой, вытирая невидимые крошки с деревянной поверхности. Звонок разрывается от яростной трели, а сопровождающие удары только усиливаются. Чуть позднее раздаётся тихий вызов мобильного, до этого игнорировавшийся, после которого всё затихает. Киму звонит парень с бордовыми волосами, который явно начинает переживать о том, что происходит за дверью. Нам подходит к Джину, пытаясь встретиться своими глазами с его, глядя в упор. — Кричи, — говорит он, сбрасывая звонок. — Зачем?.. — брюнет отступает, роняя позади себя табуретку, и пытается выразить полное непонимание, но когда слышит повторяющийся приказ, то благоразумно исполняет его, выпуская наружу искусный вопль, будто был рождён талантливым актёром ради этой миссии. Джун с нескрываемым удовольствием наблюдает за искажённой гримасой своего подопечного, пока тот не открывает глаза, прерывая звук. Разочарованный вздох слышится от Намджуна, когда через секунду на дверь налетает новый шквал ударов. Если Агуста не остановить сейчас, то запирать брюнета будет не за чем. Он доходит до прихожей, открывает замок, и дверь мгновенно распахивается, являя встревоженное лицо, обрамленное тёмными прядями. Парень, не обращая внимания на блондина, подходит к Джину, осматривая того на наличие побоев. Видеть такой аномальный жест заботы со стороны старого друга, холодного практически ко всему живому, удивительно. — Ты что с ним сделал? — спрашивает Агуст, задирая подбородок парня в чёрном худи, чтоб разглядеть лицо, а потом оборачивается к Намджуну. — Я сказал приглядывать за ним, а не становиться его мамочкой, — отвечает тот, стараясь не смотреть на Джина. — Мне нужно, чтобы вы оба были в моём постоянном доступе, и я не вылавливал вас по всему Сеулу. — Ты преувеличиваешь, Нам. И я сам решу, мамочкой я ему буду или… Чтобы не разводить конфликт пустыми разговорами, Джун быстро сообщает о цели своего приезда: — Ирис зовёт. Ему нужны мы. Про Ириса Джин, разумеется, ни разу не слышал, поэтому вопросительно уставился на парней, ожидая, пока те уталят его любопытство. — Интересно? — спрашивает Нам. — Поедешь с нами. — Ему пока рано, — быстро вступается Агуст, но получает полное игнорирование. — Намджун, ты даже не представляешь, что подвергнешь всех нас большому риску. Этому, — он указывает на брюнета, — может достаться от Осириса. А если он рано или поздно сбежит отсюда, то все узнаю о том, чем мы занимаемся. Нельзя так рисковать, пока нет уверенности в Сокджине. Выслушивая всё это, брюнет старается не терять лица. За этот вечер он успел подумать, что хоть кто-то здесь может стать ему собеседником или кем-то наподобие приятеля, но никак не надзирателем, которым и оказался Агуст. — Поехали, — сухо говорит Джин, выбрасывая на стол книгу, которая так и лежала всё время в кармане. Он обходит одного, потом проскальзывает мимо блондина и выходит из квартиры. Намджун победного улыбается, кладёт широкую ладонь на плечо друга и выводит его за собою в коридор, кидая последний взгляд на кухонный стол с мокрой тряпкой и любимым произведением рядом с ней.

•

Черные зрачки сужаются под светом фар дорогого авто. Казалось, что если подойти поближе и вглядеться в кофейную радужку с нотками виски, то можно подробно изучить ее строение и все слои. Ирис отворачивается от ослепляющего источника, обращая своё внимание на новую жертву, привязанную всем телом при помощи тугой верёвки к стулу, а кабельными стяжками прикованную по рукам и ногам для более надёжной фиксации. В поле, граничащим с хвойным лесом, собралась небольшая компания из четырёх парней, жертвы и одного охранника, который позже разберётся с последствиями грядущей расправы. Перед сегодняшней страдающей стороной аккуратным кубом сложена гора крупных купюр, заработанная путём продажи поддельной информации агентам СМИ. Глаза пятидесятилетнего мужчины завязаны, но ненадолго. Единственный, кого поражает это представление — Джин. Он стоит подле блондина, изучая брюнета, сверлящего глазами обездвиженного человека. В этом парне сошлись самые привлекательные качества — от голоса и аромата до внешнего вида и жестов. Смущала только хищность натуры, виднеющаяся тут и там, словно аура. Когда он изредка кидал взгляды на новенького, тот от чего-то не выдерживал их, как обычно мог это проделать с Джуном, которого опасался не меньше. Ночная прохлада по своей привычке пробиралась до самой кожи, испытывая на прочность все полчаса, которые они находятся на природе. Можно только удивляться, как блондин и Агуст стойко выносят это, почти не разговаривая и не пытаясь согреться. — План? — с неподдельной заинтересованностью спрашивает Намджун. Недолго думая, Осирис закусывает губу, подходит к мужчине, лишенному сознания, пинает того по ноге, не получает реакции, а потом грустно вздыхает, отвечая: — Получим признание в видеоформате, потом он от руки напишет письмо, а завтра по новостям оправдают Чона Хендо. — Да нет же, — Агуст впервые за всё время закуривает, — как мы получим от него желаемое? Ирис слегка улыбается, а потом указывает пальцем на деньги. — Сожжем эту наличность у него на глазах в том случае, если получим отказ. — И всё? — с разочарованием в голосе спрашивает байкер. — В тот раз ты провёл воспитательную беседу, а потом вспорол негодяю живот… Джин на последних словах с нерешительным испугом уставился на своего поручителя, получив в ответ лёгкое похлопывание по спине, будто всё в порядке. — У меня с собой нож, я могу провернуть всё то же самое, если ты захочешь, — вежливо отвечает Ирис, надевая перчатки. — Только подстрой свои желания под мои. Эта фраза повисает в воздухе. Парень достаёт из кармана брюк ватку, подносит её к чужому носу, а потом для полной терапии даёт пощёчину, похожую на ту, которой Намджун недавно одарил Джина. Мужчина стремительно приходит в себя, стараясь пошевелить хоть какой-то частью тела, но быстро понимает, в какой ситуации оказался. После его сухого кашля, брюнет человечно даёт ему пару глотков воды из бутылки, словно пустую надежду. — Доброго времени суток, господин У, — говорит Осирис. — День выдался тяжёлым, не правда ли? Мало кто привык, что с парковки, на которой обычно ждёт дорогая ауди, насильно забирают в унылом микроавтобусе, сопровождаемом тремя неразговорчивыми церберами. Я бы тоже был недоволен. Прокашливаясь, жертва сиплым голосом отвечает на всё это: — Что ты хочешь? Радостный смех, который кажется почти натуральным, быстро рождается и также быстро умирает, перерастая не в тишину, а в природные звуки леса с рокотом сверчков и шелестом зелени. — Стареющий, но ещё соображающий! Моё почтение, — говорит брюнет. — Расскажите правду о господине Чоне. Пару слов о том, как вы подставили его, подвергнув всю семью общественному давлению. Подробнее и о фальсификации документов своего начальника. А, и, конечно, сколько конкретно денег было получено за предоставление скомпрометированной информации. Хочу дать людям немного правды. Время медленно идет, позволяя каждому погрузиться в раздумья. Ирис достаёт нож и собственную зажигалку. В то время, как нержавеющая сталь вбирает в себя тепло, меняясь в цвете, Агуст принимается за вторую сигарету. Бордовая макушка отворачивается в тот момент, когда Осирис касается острием обнажённой кожи шеи, расписанной редкими полосами морщин. Сокджин следует примеру курящего, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, чтоб если и слышать искаженный крик, то не видеть наливающегося красным лица. — Прекрати! — после небольшого перерыва вопит мужчина, сбивчиво глотая воздух. Он снова начинает кашлять, и Ирис опускает нож на капот своего автомобиля, прерывая короткую пытку. Парень достаёт из салона блокнот с ручкой, кладёт на чужие колени и встаёт позади стула, прося Агуста закончить дело. Пока Осирис развязывает на затылке узел атласной ткани, друг и помощник присаживается на траву перед жертвой. Когда лоскут спадает с чужого лица, мокрого от слёз и пота, брюнет давит пальцами на пульсирующие виски, обрамленные сединой, и изрекает просьбу: — Не смотри по сторонам, просто делай то, что я прошу. Агуст освобождает одну руку от оков, вкладывает в нее ручку и указывает пальцем на чистый лист. В то время как мужчина выполняет указания, Джин смотрит на эту картину, не скрывая непонимания. — Зачем?.. — спрашивает он у Намджуна. — Я же говорил, да и ты всё слышал. Есть семья Чон, с ними поступили не лучшим образом, а этот парень, — он указывает на Осириса, с отсутствующим видом смотрящего через тёмное поле на звёздный горизонт, — пытается вернуть всё на свои места, если это в его силах. — Это так выглядит помощь? — тихо спрашивает брюнет. — Так выглядит неузаконенная справедливость, — Нам ищет путь, который мог бы с максимальной нейтральностью показать парню новую действительность, в которой не всё можно решить правовыми легальными путями. Он хочет практически безболезненно поместить его в более мрачную реальность своими руками, решая, что это неплохая помощь, нежели без лишних слов дать ему первое дело. — У всего есть мотив, причина, и Ирис делает это не безосновательно и не без внутренней борьбы. Ты сможешь когда-нибудь понять его историю, если захочешь. Иллюзия выбора предоставлена. Первая часть плана была закончена, оставалось только завершить последнее — видео. Поиски подходящего фона закончились тем, что господина У посадили на траву перед горой уложенных купюр, привели его в порядок, выдали все инструкции и установили камеру для начала съёмки. — Я же останусь в живых? — спрашивает мужчина. — А деньги? Это мои? Как вы их получили? Вмешивается Джун, мотая перед его лицом выпиской с чеком, где чётко виден счет на фамилию У и та самая сладкая сумма от агента. — А вы раскаивались? — спрашивает Ирис, тенью нависший над денежной стеной. — Деньги так сильно нужны коррупционеру, перекинувшему всю грязь на других? — Я… я хочу сказать, что… — мужчина прерывается на кашель вновь, а потом продолжает: — Мне жаль. У меня жена и дочь, а эти деньги… — Заверши дело, потом я тебя послушаю, — сухо проносится над седой головой, и Ирис удаляется, прикуривая сигарету. Он тенью пролетает мимо фар авто, оставляя дело на Намджуна и Агуста, а потом подходит к Сокджину, который в прохладе переминается с ноги на ногу на влажной траве. Он открывает багажник мерседеса, достаёт оттуда осеннюю куртку Нама и накидывает её на плечи брюнета, стараясь не сильно дымить в его сторону. — Ужасно, да? — спрашивает Ирис у парня, игнорируя удивлённый взгляд, который за этот вечер стал привычным. — Вы про что? — вопросом на вопрос отвечает Джин. — Мне не сорок, чтоб ты обращался ко мне с почтением, — говорит курящий. — Я про себя спрашиваю. Ужасен? Парень с недоверием косится на собеседника, ощущая, будто с ним сейчас играют в непростую игру, где любой его ход — проигрыш. — Да, ты вызываешь не лучшие эмоции… своими поступками. Смелость вызывает улыбку, и Осирис легко делится ею. Делая глубокий вдох, он заполняет легкие никотином, чтобы медленно пустить его в воздух через несколько секунд. — Ким Сокджин, — со вкусом произносит он, — хочешь историю, которая не оправдает меня, но внесёт больше ясности? — Уже слышал… — Я для вежливости спросил, — перебивает Осирис, усмехаясь и вновь затягиваясь. — Есть один персонаж, — начинает он, глядя во тьму, — его отец сейчас в коме по непонятной мне причине и чужой вине, ведь его бизнес был чист, а дорогу он никому перспективному не загораживал. Сын обычный парень, а супруга — милая до мурашек женщина. Знаешь, это тот вид бизнесменов, которые тридцать лет усердно трудились ради себя и своей семьи, а последние двадцать пожинают плоды своей работы. Кра-со-та, — по слогам говорит брюнет, следя за рассеивающимся напряжением в воздухе, будто раньше это был стойкий дым. — Они с моим отцом давние друзья, поэтому, когда я узнал о том, что этого человека чуть не убили, нечаянно погрузив в самый глубокий сон, мои руки и пальцы начали неистово ныть. Будто, если я не помогу его семье и не поработаю заместо правоохранительных органов, то моя жизнь окажется напрасной. Ирис поджимает губы, ему начинает казаться, что он выглядит нелепо после этих слов. — То есть не так… — он кидает окурок в какую-то коробку, которая явно осталось от тех купюр. — Когда у тебя есть деньги, возможности и желание… Последний пункт очень важен. Так вот, если всё в наличии, то этим можно пользоваться в более интересных и полезных целях. Сейчас я могу помочь важным для моей семьи людям, немного позлоупотребляв своей силой. Его тихий голос звучит ярче, чем признание господина У, который склоняет голову перед камерой. Ирис продолжал: — Мои методы могут быть незаконными и отвратительными. Твоя реакция тому наглядный показатель. Но я вижу в этом справедливость, когда жизни гнилых людей заслуженно теряют краски. Монолог подходит к логическому завершению, как и речь господина У для завтрашних горячих новостей. Ирис пытается улыбнуться, когда кивает Джину, а потом покидает его. Аромат парфюма не позволяет парню отделаться от рассуждений, которые скоро приводят его к выводу. Брюнет больше не может бояться происходящего. У всех своя правда, и он будет добровольцем, который окунется с головой в эту странную консистенцию из беззакония и смеси разных истин, в которой он когда-нибудь обретёт свою. Может быть.

•

Просыпается Тэхён поздно. В два часа дня он раздвигает плотные шторы, бегло поглядывая на соседние высотные здания и облачное, но не лишенное солнца небо, а потом тянется к пиджаку, мирно висящему на стуле, чтоб достать из кармана одну сигарету и зажигалку. Принимаясь за излюбленное дело, он шлепает босыми ногами по полу, поправляя на себе пижамные штаны, заходит на кухню, чтоб поставить чайник, а потом усаживается за барный стул, притягивает к себе пепельницу, передвигая ее по мраморной поверхности стола. Он косится на телефон, борясь с желанием набрать номер с карточки, украшенной зеленью, и, не найдя объективной и веской причины, чтобы этого не делать, брюнет стряхивает указательным пальцем пепел и всё-таки протягивает руку к аппарату. Заранее сохраненный номер высвечивается на экране, и через несколько гудков ему отвечает приятный женский голос, сообщая о том, что его приветствует консультант цветочного магазина, готовый принять заказ или ответить на интересующие вопросы. Как бы это не звучало, единственное, что сейчас интересует Тэхёна — Чонгук. Поэтому парень всеми возможными способами пытается уговорить дамочку дать ему личный номер ее босса, ставя в аргумент желание к сотрудничеству и обсуждение деловых вопросов. Внезапная перспектива развития ожидаемо подкупает, поэтому через минуту ему приходит заветное сообщение с цифрами, в ближайшем времени послужащими ему мостом к Чону. Он еще долго раздумывает над тем, почему желание услышать чужой голос такое сильное. Тэхён вспоминает тот вечер, когда проходил сквозь толпу людей к небольшому подиуму. Он помнит, как заметил тот силуэт, совершенно не заинтересованный в его персоне и задумавшийся о чем-то своём. Когда уже Ким оказался на сцене, то единственный человек, на котором захотелось остановить свой взгляд, был он. Воздушные светлые пряди, обрамляющие кремовую кожу с оттенками карамели, были слишком естественными в той чопорной и дотошной обстановке. А глаза напоминали самый вкусный и ароматный черный чай, который так любит Тэхён, чистые и успокаивающие. В них не было и грамма предрассудков, скептицизма и опаски. В остальных это отчётливо читалось, но не в Чонгуке. Но и простоты в нём не было. И чем больше брюнет рассуждает о том, каков на самом деле Чон, тем больше становится заинтересован. Он не хочет доказывать себе, что поступает глупо и опрометчиво, придавая слишком большое значение этому парню, поэтому, не желая больше погружаться в рефлексию, он нажимает на иконку вызова, и ему на удивление быстро отвечают. — Моя коллега написала мне смс, сообщающее о том, что некий господин Ким хочет провести со мной бизнес-беседу, — после серьёзного тона следует короткий смешок. — Тэхён, я не думаю, что огнестрельное оружие хорошо сочетается с астрами или пионами. Брюнет без стыда улыбается, разглядывая тлеющую сигарету. — Цветочных дел мастер должен уметь находить подход к любому клиенту, — не без удовольствия отвечает он, представляя, как Чон на это закатывает глаза. — Чем занимаешься? — Пытаюсь найти съёмное жилье на неопределённый срок, — слышится из телефона, — и отмечаю небольшую победу справедливости. — Ты о чём? — спрашивает Тэхён. — Долго объяснять, — бросает собеседник, выдерживая паузу, — если ты не так занят, то я могу отнять у тебя десять минут, чтобы всё рассказать. — Можем встретиться, — будничным тоном предлагает Ким, словно они давние друзья, и такое в порядке вещей. Хотя по факту они провели вместе не больше двух часов в случайном месте, распивая шампанское. — Ты точно мне звонил? — Адрес отправлять? Чонгук затихает, что-то невнятно отвечает, явно не Тэхёну, а после небольшое паузы изрекает: — Представим, что я тебе доверяю. Кидай. После этого Ким получает громкие гудки и немного неудовлетворённости. Он сам не понимает почему, но жажда чего-то порождает сладкое недовольство, будто ожидалось что-то большее. Тэхён не до конца это осознает, но где-то на подкорке вырисовывается картина, где брюнет — рыба, с охотой глотающая пустой крючок в своей привычной и излюбленной среде. Исход такого развлечения неопределим. Проходит час, за который назначается место встречи, выпивается стакан сока, заменяющий завтрак, выкуривается еще одна сигарета. Тэхён надевает серую толстовку и джинсы, предавая без сожалений любую классику. Он спешит спуститься на лифте до подземной парковки, спешит завести мотор своего жёлтого лотуса, спешит покинуть территорию двора и пробраться сквозь терни машин по главным улицам города. Приезжает он не первый, сразу приметив на парковке перед зданием светловолосого, примостившегося на капоте чёрного ниссана в такой же черной широкой кофте и брюках под цвет. Чонгук переводит свое внимание от телефона к подъезжающему авто, из которого через несколько секунд появляется брюнет. — Ты позвал меня в какие-то трущобы, — пожимая его руку, говорит Чон, но без неприязни, а, скорее, со скрытым предвкушением. — Кто-то сказал, что доверяет мне, — усмехается Тэхён и кивком головы приглашает Чонгука пройти за ним по направлению к большой железной двери. Парень пару раз стучит по ней, и ему скоро открывает мужчина среднего возраста, здороваясь с ним и его гостем. Чонгук осматривается последний раз, запоминая местность, а потом ныряет в залитое светом помещение, напоминающее холл. На этом они не останавливаются, Тэхён берет со стенда с ключами одну связку и, проходя вглубь, открывает еще одну дверь, ведущую в подвальные помещения. Блондин мог бы начать испытывать сомнения в отношении всей этой затеи, но здесь не мрачно, как обычно бывает в такого рода местах. Сухо, тепло, легко дышать. Тэхён будто понимал, что испытывает парень, поэтому, чтобы лишить компаньона колебаний, он теснится в бок, позволяя Чонгуку видеть больше. В бетонных стенах по правую и по левую сторону установлены двери, имеющие свой порядковый номер. Они остановились у одной, в самом конце коридора. На ней черной краской была выведена цифра «1». Ким повернул ключ в замочной скважине, петли тихо заскрипели, свет автоматически зажегся, вспышками распространяясь до самого конца длинного помещения. — Тир, — констатирует факт Тэхён, делая шаг вперёд. Чонгук с подавляемым энтузиазмом следует примеру парня, осматриваясь. Ближайшие стены были заняты стеклянными и обвитыми поверх сталью шкафами, забитыми разнообразным стрелковым оружием, боевыми ножами и другими метательными приспособлениями. Всего было много, но всё имело своё место, сохраняя негласную иерархию, которая была непонятна Чону. Дальше всё было разделено на несколько полос с разной дистанцией на десять, двадцать, пятьдесят и более метров. Он мог только в одной из догадок предположить, что в недрах невзрачного помещения может притаиться такая база. Когда Чонгук отрывается от созерцания изящной винтовки, он оглядывается на Тэхёна, который из каждой секции достаёт характерное для нее орудие. Брюнет раскладывает на широком столе, обтянутом тканью, пистолет, револьвер, ружье и автомат, а потом достаёт и винтовку, на которую до этого смотрел его гость. — Ты точно ошибся номером, — вздыхает Чонгук, проводя пальцем по всему ряду оружия. — Это неплохой способ общения, который легко развязывает язык и заставляет слушать, — беззаботно отвечает Ким, словно эта фраза звучит не так двусмысленно, и не вызывает в воображении картинки из фильмов, где при помощи выстрела в колено можно легко разговорить человека. — Ты расскажешь мне о той самой победе справедливости, пока я буду попадать в середины мишеней, а потом ты узнаешь мое скромное мнение, перезаряжая и стреляя в соседние. Несколько секунд ожидания. Чонгук с посекундно растущим азартом рассматривает Тэхёна, проходясь по его едва заметным кудрям, сияющим от яркого света глазам и мягкой толстовке, делающей его приземленным, а не тем парнем в костюме, пошитом на заказ, при взгляде на которого становится боязно, что придется платить даже за это. Отворачиваясь от него, он нарочито спокойной пожимает плечами. — Приступай.