•
В зелено-сером тёмном помещении горит одна люминесцентная лампа, освещая двух пленных и новопришедшую пару персональных линчевателей. Дверь со скрипом закрывается, за ней остается один охранник, а Ирис принимается ходить по небольшому, но просторному от отсутствия лишней мебили пространству, рассматривая интересующее со всех сторон. Два деревянных стула приютили на себе, обвязав верёвками, жертв разного возраста. Отец и сын с масками, прикрывающими глаза, несколько часов ожидают своей очереди в той цепи событий, которая обязательно рано или поздно их притянула бы к себе и закинула в лапы Осириса, как и полагается. Брюнет берет у Агуста пистолет, проводя пальцами по гладкой стали. Тишину нарушает только рваное, но бессмысленно и тщетно контролируемое дыхание связанных, смиренно молчащих. — Что мне расскажете? — тихо спрашивает король положения, массируя висок прохладным дулом. — У вас есть условия? Хотите чай, кофе? Что мне сделать, чтобы вы вывели меня на рыбу покрупнее? Или кто там вообще остался? В ответ он ничего не получает, но это его не расстраивает. Их головы либо пусты, либо переполнены мыслями, ненавистью и ядом. — Тогда кого мне убить первым? Отца или ребёнка? Никого не жалею. Кто мог подумать, что двадцатилетний парень решит помочь своему родителю, чтоб того не поймали, и отключит камеры видеонаблюдения в самый интересный момент… Благородный жест, но, как видишь, ожидаемый результат не гарантирован. Но зачем взрослый человек позволил своему чаду участвовать в преступлении? Были так уверены, что улик не будет? Да мне они и не нужны… Приставляя оружие к щеке молодого, он ожидаемо пробуждает мужчину, который словно за него почувствовал обжигающую сталь. Спиной к спине сидят два родных человека, а семья в ближайшие дни потеряет их. Останется только девушка-подросток и мать, которые будут погружены в яму из своих слёз от утраты. — Оставь его, — спокойно просит старший. — От его смерти ты ничего не получишь… — Будто от смерти других мне шёл какой-то плюс?.. — За мои ошибки не нужно наказывать сына. Сделай наоборот. Из всех участвовавших он сыграл самую безобидную роль. Ирис убирает пистолет, устраивая его на маленький стол в углу помещения, и достаёт нож. Пока глава семейства кратко пересказывает всё, что сделало его чадо, Осирис с некоторой грустью глядит на мужчину, чьё имя Ын Сонхо, рассматривая его и изучая. Напряжённый и напуганный, впитавший в себя тревогу и познавший все возможные переживания за последние сутки. Этого спектра эмоций почти никто из ему подобных не избегает. У боли есть порог, а у страха его нет. Именно этим и пользуется Осирис. Только всегда кажется, что в идеале никто его прочувствовать и не может. Прерывая рассказчика на полуслове, брюнет освобождает его взору путь, а маска приземляется на пол благодаря работе острого лезвия. Такое же действие парень проделывает и с другим пленным. — Приятно видеть ваши покрасневшие и полные отчаяния глаза! — с улыбкой произносит Ирис, обходя стулья и заглядывая на мужчин. Никакие речи его не трогают. — Без лишних отступлений начнём моё любимое. Откладывая к пистолету и нож, Ирис медленно принимается за сигарету, заполняя характерным запахом помещение. — Молодой, согласен со мной, что в наше время старшим не обязательно уступать дорогу? Примешь важное решение за своего старика? В ответ он получает только недоумевающий взгляд, на что разочарованно вздыхает. — Нож или револьвер? — терпимо и угодливо спрашивает парень, осознавая, что на разговор просто так никто выходить не хочет. А когда и на это реакция отсутствует, он тушит недокуренную сигарету об оголенное плечо Сонхо. После короткой череды сдерживаемых стонов отца, сын словно обретает возможность говорить и выбирает, как ему кажется, лучший из вариантов: — Револьвер! — громко разносится по помещению. Осирис повинуется, отбрасывает окурок, протягивает две руки к Агусту, тот в свою очередь достаёт из-за пояса пару короткоствольных, вручая оружие партнёру. — Будем играть, — изрекает брюнет, без колебаний освобождая руки младшему. — У тебя есть полноправная возможность победить меня. Ты уже смекаешь, как всё будет работать. В обоих будет по одной пуле, — он демонстрирует свою честность, наглядно показывая пока еще пустое нутро оружия, — если тебе не повезёт, то свинец останется в твоей голове, — он тычет в лоб парня. — Но и я от такого не застрахован. — А если я не хочу… — пытаясь размять руки, отвенчает Ын. — Кто сказал, что ты можешь отказать мне? — по-настоящему удивлённо спрашивает Ирис. — Ты будешь под прицелом у моего компаньона, поэтому любые шутки и самоуправство на твой страх и риск. А ты, Сонхо, каждый пустой выстрел будешь сливать мне интересную информацию о том, кого еще мне осталось прикончить. — Это всё бессмысленно… — тихо отнекивается мужчина, но зря. Фраза еще не закончена, два револьвера летят на обратно стол, а Осирис уже хватает пистолет красноволосого, приставляет его к приоткрывшемуся рту, другой рукой давит на челюсти и проталкивает дуло глубже, улавливая нечленораздельную речь. — Так постарайся найти его, этот смысл, — сквозь зубы цедит Ирис. — Не думаю, что тебе сейчас удобно мне ответить, поэтому в следующий раз советую говорить только по теме. — Вынимая оружие из плена губ, брюнет грустно усмехается, вытирает его об одежду Ына и протягивает своему напарнику, выражая сожаление о том, что пришлось пачкать такую замечательную вещь чужим биоматериалом. Возвращая свое внимание к молодому, он с удивлением подмечает, что тот не воспользовался шансом и не попытался предпринять каких-нибудь действий к побегу или противостоянию ситуации. Агуст еще раз проверяет надёжность верёвки, контролирующей отца, а потом принимает стойку, вытянув руку с пистолетом и устремляя её в затылок парня. Ирис с пугающим, но привычным спокойствием берет револьверы и вставляет в них по одной пуле, на которых теперь сосредоточен каждый. Он вручает короткоствольное Ыну младшему с наигранным почтением и настоятельно предлагает: — Крутим барабан, уважаемый. Игроки приступают к увлекательному действу. Под несколько секундный звук прокрутки, Сонхо пытается урвать момент, чтоб взглянуть на сына, но ловит взгляд холодных чёрных глаз и возвращается в исходное положение, вгоняя ногти в ладони от небывалого напряжения. Когда парни приставляют оружие к виску, Ирис продолжает поддерживать зрительный контакт с Ыном младшим, привычно играя на нервах соперника. По неотвратимой команде бархатного голоса, указательные пальцы ложатся на спусковые крючки, и теперь вся ответственность переходит на нелепую случайность. — Напоминаю, если ты не спустишь курок, он, — Осирис кивает в сторону Агуста, — с удовольствием раздробит тебе коленные чашечки, медленно мучая, прострелит тебе все конечности, а потом ты будешь наблюдать за смертью твоего отца, после которой рано или поздно наступит и твоя. Намёк понятен? — добродушно спрашивает брюнет, читая ответ на лице. Единственное, что сейчас интересует его больше, чем оставшиеся соучастники преступления, так это куда девается уверенность, смелость и решимость, которая была в тот момент, когда все те люди сошлись в своём мнении на смерти Чона Хендо. На счет «один» игроки уже на полном готове, на счет «два» глаза Ириса загораются невероятным огнём, который, будь он материальным, опалил бы всё вокруг. Когда произносится «три», брюнет окончательно подмечает, что Ын давит на курок, и за долю секунды совершает свой холостой выстрел в висок. Соперник тоже сохраняет свою телесную целостность. Наблюдать за тем, как Сонхо и его сын трясутся от накатившей волны страха и фальшивого облегчения, кажется верхом грязного удовольствия, которое можно получить в такой ситуации. Капля пота пробегает ото лба, скатываясь к носу. На лице Ына вместо раскаяния появляется надломленная улыбка. Ирис усмехается его разрушению и без ожидания произносит: — Сонхо, я внимательно слушаю. Мужчина не имеет права на выбор, как бы он не считал. Он не может попросить больше времени, перевести дух или сказать что-то сыну, чтоб ощутить его присутствие и жизнь четче. Единственным верным решением остается слушаться, а подталкивает к этому чувство вины, которое, как его не прогоняй, возвращается и занимает свое место в гудящей голове. Прокручиваются события того дня, в котором на время замерла жизнь босса. Месяц подготовки, часовые разговоры с соучастниками, устранение помех в лице видеокамер и любых других доказательств. Всё это привело к такому положению дел, в котором возможность выжить стремится к нулю, если не уже равна ему. Под взором чёрных глаз кожа накаляется, дыхание учащается, а кончина кажется не такой плохой перспективой. Если бы она не угрожала и двадцатидвухлетнему сыну. Только вот кто именно их палач и что прячется за его бархатной кожей? Одно ясно — сейчас там разверзся настоящий ад. Сам он — его воплощение. А причина всему этому куда серьёзнее, чем возмездие. — Женщина. Заместитель гендиректора, — покорно говорит Ын, смирившись. — Из нас в живых осталась только она и мы. Но кажется эта дама поняла, что и за ней придут. Когда мы услышали про ужасное убийство одного из наших, она первым делом сказала нам быть настороже, усилила охрану на предприятии, даже наняла одного громилу себе. Мы так не заморачивались. А помимо нее больше никто не был причастен к нашему плану. — К плану убийства, — беззаботно дополнил Ирис, — называй вещи своими именами. Сонхо, вжимаясь в стул, молчит. Знает, что парень прав. — А как вы нас находите? Даже рыболова, который не числится у нас в работниках… — звучит вопрос от сына. В его глазах виднеется интерес, а изучая внешний вид своих палачей и вдумываясь в их действия, появляется некоторое уважение и благоговение, покрытое дурманящей пеленой страха. И кажется, что так легче принять свою участь. — Архив видеозаписей из подвала завода, анализ месяца. Четыре недели вы каждую субботу после девяти встречались в одном из помещений. Только удивительно, что без этой упомянутой женщины. А на пятую неделю тот, кем вы были недовольны, попал в больницу. Удалить записи с камер только в день покушения — не лучшая идея. Нужно было немного больше постараться, — честно говорит Осирис. Он достаёт из кармана портсигар, а потом табачное изделие и зажигалку. Делая первую затяжку, он хмурится и от чего-то задумчиво завершает: — Больше никакой информации от меня вы не получите. Мне интересно узнать о том, чем вам не угодил Чон Хендо, поэтому начнем второй раунд. Он крутит барабан своего оружия, наводит его на висок и дожидается такого же набора действий от Ына младшего. — Я могу и так это рассказать! — восклицает он, пытаясь отдалить или избежать возвращение рисков. — Да, мы и без этого признаемся! — соглашается Сонхо, и в этот момент над его головой пролетает пуля, врезаясь в стену. И её источник не Осирис. — У меня в магазине осталось ещё четырнадцать патронов, между твоим черепом и траекторей выстрела было сантиметра два, я с удовольствием сокращу их, а когда металл едва коснётся нежной кожи головы, ты продашь свою жену только за то, чтобы эти мучения прекратились, каким бы хорошим мужем ты не был, — с неприязнью выпаливает Агуст. — Говори только тогда, когда тебя просят, и соблюдай правила. Ирис довольно улыбается, показывая ряд белых зубов, а потом возвращается глазами к сопернику, выказывая отсутствие желания ожидать его готовности еще дольше. Парень трясущимися руками пытается прокрутить барабан и, чтобы собраться с силами, прикусывает губы. Когда дуло холодом обжигает висок, он жмурится и начинает молиться всем богам за свою жизнь, в последнем Ирис уверен. Снова звучит «один», которое проклинают жертвы, потом «два» — на нем глаза парня шире распахиваются, встречаясь с убийственной темнотой Осириса. Но финал неожиданно откладывается, рука опускается вниз. — Видел когда-нибудь Чонгука? — холодно спрашивает брюнет, будто невзначай. — К… кого? — тихо доносится от младшего. — Да ты шутишь… — разочарованно выдыхает Ирис, уже чувствуя, что не сдержится. — Это та самая семья человека, которого вы уложили в кому! Это его сын! Какова степень безответственности за свои действия, что даже не представляете все варианты исхода и не знаете тех людей, которых раните? Вы причинили невероятную боль тем, кто ее не заслужил! И я даже не вижу вашего удовлетворения от содеянного! Если ты в адекватном состоянии решился на убийство, то неси это бремя без сожалений! А вы все полны этого тупого чувства. Вы все осознаете, что сделали это зря, но рассчитываете на безнаказанность. И если вы не услышите всё это от меня, то я не уверен, что полностью поймёте причину, по которой оказались здесь. Ирис отлично чувствует весь спектр своих эмоций, не жалеет о сказанном и рад видеть возникающие слезы на этих изможденных лицах. — Вам бы просить прощения у того парня и его матери. Они, наверное, постарались бы посадить вас в тюрьму и лишить таких методов насилия, но так вы не получите по заслугам. После глубокого вздоха, завершившего монолог, Ирис анализирует сказанное. Сейчас он как никогда понимает, что должен тоже понести наказание за всё, что он сделал и делает. Но он не сожалеет, не вернул бы время назад и не остановил бы себя, это решено еще годами ранее. Он ощущает взгляд красноволосого, принимая своеобразную поддержку. Этот парень знает, о чём конкретно думает Осирис. — Оружие на себя наведи, — приказывает брюнет. Влажные полосы на молодом лице, круги под глазами и искусанные губы лишь подтверждают правильность выбранного Ирисом пути. Убийца, который не пачкает руки, тихо произносит: — Три. Звонкий выстрел от вылетевшей пули, получившей свою желанную жизнь и принесшей смерть, медленно оседает в помещении. Револьвер выпадает из ослабевающей руки, оказываясь на бетоне. Сонхо заходится в рыданиях, ощутимо теряя себя и умирая где-то внутри.•
— Я видел тебя с чёрными волосами, Гук-и. Мы много времени проводили вместе там. Когда ты влетел в палату, моя старая голова совсем позабыла, что ты давно сменил цвет, поэтому я сделал логический вывод — мой ребёнок на нервной почве поседел, — тускло смеется Хендо, наполняя сердце теплом. Это Чонгук услышал той же ночью, как приехал в больницу. А пока все спали, ранним утром, сонный, он поехал в салон и вернул свой натуральный цвет волос, поддавшись желанию. Он так отвык от тёмного, характеризуя себя с чем-то светлым, но чёрный дополнил его более полно. Разговаривали они очень мало. Время на реабилитацию важно, поэтому долго господин Чон общаться не может чисто физически. Его жена не в силах перестать радоваться возвращению из комы, обливая плечо сына слезами, когда они оставляют мужчину в палате одного. Время приобретает новую ценность. Два дня вполне хватает, чтобы провести достаточное количество анализов и дать положительные прогнозы на длительное восстановление. Невероятное облегчение накрывает, возвращаясь на место, словно месяцы назад. Всё может прийти в норму, главное подождать еще немного. А любые посторонние заботы отходят на второй план: магазин с растениями, нормальный сон и рассуждения о Тэхене и их разговоре. Хотя о последнем не думать удаётся с трудом, да и вовсе не получается. Проблема в том, что Чонгук не собирается отстраняться от парня даже из соображений здравого смысла. Брюнет не шутил, когда дал прямой намёк, на выходе из которого складывается картинка того, что его руки и совесть нечисты, указывая на причастность к убийству. Звучит громко даже в собственной голове, от этого никуда не уйдешь; Чон и не уходит, планирует узнать больше, сделать вывод и совершить возможную ошибку, которая на деле для него таковой не считается. И в голове хаос и пустота уживаются на удивление хорошо, сменяя друг друга по надобности. Он возвращается в медицинское учреждение после поездки в отель. Там Чимин и Хосок с самыми тёплыми словами, на которые способны, поддержали его, а потом провели пару часов за разговорами и кофе, перебиваясь сигаретами. Из здания парковки он на автомате переходит в нужный корпус, поднимается по лестницам на необходимый этаж и, поправляя причёску, уже готовится слушать мамин рассказ о состоянии отца, но вместо этого замечает у палаты знакомую массивную фигуру в пиджаке. Ким Хенджун улыбчиво разговаривает с матерью, а рядом с ними скромно стоит Тэхён, скрестив на груди руки и разглядывая плиточный пол. Они оба знали, что рано или поздно встретятся. Ким слегка поворачивает голову вбок, видит Чонгука и едва заметно теряется. Госпожа Чон замечает сына, улыбается ярче и зовёт подойти к ним. Чонгук без колебаний двигается в их сторону, здоровается с Хенджуном, заглядывает на Тэхена, который продолжает молчать, но глазами выражает достаточно, а потом ведёт плечом и говорит: — Мы ненадолго отойдем. Уже на улице их поджидает та же осень, которая еще не успела отпустить природный зеленый цвет, смешиваясь с жёлтым и красным. Часть опавших листьев с ветром гуляет по асфальту, пролетая под ногами. Парни скрываются от солнца за одним из поворотов, где нет лишних глаз и есть только тишина, нарушаемая шелестом листьев. Даже городской шум не пробирается и не мешает. Чонгук вдыхает свежий воздух, вместе с ним проникает аромат тёмной и глубокой ночи, погружая в совсем другое измерение. Его парфюм другого результата не дает, это он понял с первой встречи. — Я готов тебя выслушать, — спокойно говорит Чон. Тэхен боится свободно улыбнуться, поэтому поджимает губы и кивает, словно ребёнок. — Ты свободен сегодня ночью? — спрашивает Ким. — Я хочу заранее сказать, что могу вести себя немного странно, но это только для того, чтобы ты понял меня и… — Я привыкаю к твоим странностям. Встретимся в двенадцать там же, где разошлись в последний раз, — прерывает его Чонгук, быстро решая проблему и разбивая неопределённость. Уверенность в своих действиях делает жизнь проще. Задерживаться бессмысленно. Парень скользит по другому взглядом напоследок и уходит, оставляя Тэ одного. Ким уже поспешно искренне улыбается своим мыслям, поднимает голову к синему небу и прикрывает глаза. Его сделали сентиментальным. Он стал сентиментальным без сопротивления.•
Джин старается принять факт того, что теперь он будет жить с Намджуном в одном доме. Его совершенно не волнует, что всё происходит слишком быстро и необдуманно, зато он понимает, что хочет этого. Дочитывая последние страницы, он возвращает книгу на подоконник к другим, идет на кухню и ставит чайник, поглядывая на часы. Через тридцать минут приедет блондин, Киму было сказано собрать какие-то вещи, но здесь ему ничего не принадлежит. Сокджин так и не наливает кипяток в кружку, выходит из квартиры на площадку, накидывая капюшон черной толстовки, и неспешно покидает здание, сворачивая на задний двор. Он слышит недовольный голос Агуста раньше, чем видит самого парня. Тот отчитывает взрослого мужчину где-то под сорок, который ему в чем-то не угодил. Джин тихо смеется, пересекая пустырь по пути к гаражам. Он здесь совсем недолго и единственное, что будет чувствует по отношению к этому месту — нехватку только этого крашенного парня. — …ты бы его ещё на кладбище похоронил, придурок! — скалит зубы красноволосый, отворачиваясь и сразу же встречаясь со своим избранным подопечным. — Думал, ты не попрощаешься, — уже тише говорит он, но потом добавляет: — С глаз моих! — третьему лишнему, и его подчинённый уходит. — Да как бы я смог, — Джин подходит ближе к гаражу, скрываясь от лучей солнца под крышей. — Моя фея крестная должна получить как минимум слова благодарности. — Если я к тебе добр, это не значит, что ты имеешь право давать мне такие прозвища… — начинает Агуст, но замолкает, когда чужие руки заключают его в крепкие объятия, внезапные для обоих. — Ты чего творишь?.. — Заткнись, — просит Ким, преодолев лёгкое сопротивление. — Мне нечем тебе отплатить за иллюзию того, что я был не в одиночестве. Если бы не ты… Агуст, я бы даже не покидал свой этаж… Несколько секунд они так и стоят, байкер позволяет. — Меня Юнги зовут, — отталкивая брюнета от себя, изрекает красноволосый. И чтобы сгладить момент, он не может не съязвить: — Интересный у тебя способ говорить «спасибо». Намджуна этим и покорил? — усмехается он, доставая сигареты и алую зажигалку. На сказанное он получает кулаком в плечо и красные щеки на лице, обрамленном капюшоном. — Мне надо идти, — чуть погодя слышится от Джина. — Я надеюсь, что мы встретимся в скором времени. — Я буду на черной ямахе, без экипировки ранним утром около нового дома Нама в ближайшие дни. Жду только пять минут, и если ты не выйдешь, я больше стараться не буду ради тебя, понял? Мин смешно щурится, и его вид не производит должного впечатления, поэтому Ким тихо смеется, кивает и разворачивается, начиная идти обратно. — До встречи, Юнги, — кидает он напоследок, не оборачиваясь. Парень видит черный мерседес у главных ворот, снова непроизвольно краснеет и скидывает капюшон, поправляя волосы. Намджун ждёт его в квартире, собирая с подоконника еще несколько книг. Это место остается таким же, каким было до прихода брюнета. Новое жилище, в которое он попадёт, подстроится под него полностью. Джун хочет дать Сокджину дом, в котором он будет чувствовать себя уютно, органично, окружённый теплом, заботой и всем тем, что блондин сможет ему предоставить. — Джун! — зовёт его только вошедший Джин. — Будешь чай? Вода еще не остыла, торопиться нам некуда. — Наливай, — соглашается парень, привыкая к тому, что теперь на его лице улыбка будет возникать чаще именно из-за этого неторопливого Кима.•
Вечер плавно забирает солнце, украшает небо ярким закатом и клонит время к полуночи слишком скоро. Чонгук не замечает эту быстротечность, вернувшись в отель и просидев с друзьями за различными делами и разговорами приличное количество часов. Разбирая отчёты о продажах и пояснительные письма от Ли-сонбэ, брюнет приятно удивляется тому, что всё идет очень даже неплохо. Такими темпами к выписке отца он сможет снять им просторную квартиру, вернувшись в Пусан. Эти рассуждения о возвращении к семейной жизни являются и чем-то невероятно положительно волнующими, и тормозящими одновременно. Ему кажется, что теперь он обязан быть с матерью и отцом всё своё свободное время до какой-то размытой поры. Если он переедет от них к концу этого года, как когда-то планировал, то будет чувствовать себя виноватым, оставив родителей без поддержки. Адекватность говорит ему о том, что Хендо и мама не маленькие дети, можно нанять специалистов и быть дома тогда, когда ему удобно, что он имеет право на личную жизнь, какую-то свободу и независимость, но теперь всё это маячит где-то вдалеке, отправляясь в ящик «на потом». Сейчас не тот момент, рассуждает он. Хосок и Чимин не спорят, ведь даже представить не могут такой ситуации в своих реалиях со стороны наблюдателей. Чонгук молча покидает общую комнату, удаляясь в санузел. Запирая за собой дверь, он присаживается на край ванны и незаметно для себя закуривает, прикрывая глаза. Зачем-то он включает воду, и этот мерный шум отвлекает его от абсолютно всех мыслей, которые тяготят. Удивления нет, когда всплывает лицо Тэхена, а запах табака только усиливает ощущения, но еще нужен его одеколон для полной композиции. Сжимая руку на колене, он выпускает шумный выдох, стряхивая пепел в раковину. В данную секунду он видит себя свободным, обремененным, напряжённым и расслабленным одновременно. Что он чувствует? Самоанализ ни к чему не приводит, он делает глубокую затяжку, пытаясь визуально представить дым внутри себя и забить им легкие. Он знает, что Тэхен всё еще в его голове; это кажется магическим и бессмысленным. Единственное терзающее — ожидание. До нового знакомства с этим парнем и познания его истории остается два часа, но очень хочется сорваться и приехать раньше. Почему с ним контроль сходит на нет? Точнее контролировать себя вообще нет причин и желания, и это нравится самому Чону. Давно он не ощущал такой не только физической тяги к человеку. Привлекает странная опасность, и вспоминаются слова отца давностью в несколько лет: «требуются не идеалы, а норма действий. Простое соответствие». Тэхен не идеал, нормы действий в нем практически нет, но ничего притягательнее парень представить для себя не может. Кажется, что он ослеп, и восприятие притупилось. Пока ты веришь, что человек хороший и добрый, он будет таким казаться. Даже если это не так. — Боже, я свихнулся, — тихо говорит Чон. Пепел падает на кафель, вода продолжает неустанно течь. — Он же убийца?.. — с мягкой улыбкой самому себе. Касаясь кончиком пальца участка красно-оранжевой тлеющей папиросной бумаги, он откидывает голову назад, прикусывает нижнюю губу и осознает, что даже при таком раскладе не хочет отказываться от него. От шанса знать и быть узнанным, хоть возможны и риски. Смех друзей врывается в собственноручно созданный мираж. Закрывая кран, он смотрит на себя в зеркало, силясь разглядеть в блестящих глазах наигранность, сумасшествие или сокрушенность. Но там всё тот же Чон Чонгук, который старается испробовать себя и понять, изучить. Даже если он не прав, ему плевать.•
— Ты знал, что револьвер не выстрелит? — рвётся из динамика телефона голос Агуста. Ирис шагает по подземной парковке, без интереса рассматривая чужие машины и пытаясь найти в карманах просторной черной джинсовки сигареты. Сейчас он не может устоять перед ними из-за большого количества раздумий и элементарного желания. — Нет конечно, — спокойно отвечает Ким, вытягивая зубами заветное. Он медлит перед следующей фразой, несколько раз щелкая зажигалкой, потом пускает дым в свои легкие, подходит к уже разблокированному авто и садится внутрь, ставя на громкую связь диалог. — В чем тогда смысл игры? Было бы легче сразу пытать парня, выбить признание и раскаяние, но я не хочу как раньше. Надоедает, если честно, да и нож пачкать жаль. — А если бы ты пулю словил? Брюнет давит на газ и быстро покидает территорию жилищного комплекса, посматривая на часы. Он не задерживает свой взгляд на ночных огнях, хотя они безумно его привлекают, словно мотылька. Кажется, что он уже не у себя в машине, а на крыше, обдуваемый свежим воздухом до мурашек. — А если бы у меня не было богатого отца? А если бы я сел в тюрьму еще в восемнадцать? — Понял, бесполезно, — устало в ответ. — Расскажешь сегодня всё ему? — Уже еду. — Рассчитываешь на что-то? — Не имею права, ты же сам мне на это указал, — усмехается Ирис. — Да и никогда я не надеялся на лучший расклад. Боюсь, что сам сдамся в последний момент, — признается парень, вставая на красный перед пешеходным переходом. Он снова тянется к пачке, там для него осталась одна сигарета, и он её использует. — Мне пару дней назад опять снился сон. Не могу назвать это кошмаром, просто… всё по-старому. Надо ехать к отцу в особняк, проведать её. Агуст молчит, но Ирис знает, что именно он сказал бы. Через несколько минут их разговор завершается, брюнет паркуется у высотного здания, испытывая непривычное чувство неизвестности и потерю контроля над ближайшим будущим.•
Человеческая сущность такова, что мы зачастую с энтузиазмом верим людям, которые нас привлекают, больше, чем в правду. Тэхен борется с этим своей противоречивостью. Если не с первой минуты, то через несколько, но собеседник точно поймет, что внешность обманчива и характеризует другого только как уверенного парня, не видящего границ. Дальше всё решается просто — если происходит отторжение, Ким с улыбкой продолжит увеличивать бездну между ними, а если им интересуются еще больше, то Тэхен всё равно сумеет напугать или разочаровать. И это только для того, чтобы в будущем люди не решили уйти от его правды, когда будет слишком поздно и для них, и для самого Кима. Когда двери лифта раскрываются, он уже видит Чонгука, позади которого раскинулся Сеул исключительно для его дополнения. Тот оборачивается, сохраняя какую-то сдержанность в приветствии, но глаза всё равно горят. Тэхен такой же. Поэтому он не собирается медлить и расскажет более полную историю. Пришло время знакомиться с Осирисом.