Под черным небом, звуками улиц, протекающими где-то внизу, эта история кажется потерянной. Не нашедшей своего места книгой, лежащей годами где-то в пыльном шкафу или в старых чемоданах. Вместо Тэхена перед ним на время появляется подросток, лишённый эмоций и закрытый за сотней замков. Этот парень совершил преступление, да ни одно. Чонгук услышал и о людях, причастных к положению отца, о том, чем занимается Ким сейчас, узнал, чем ему помогает Агуст, о неизвестном Намджуне, отец которого стал брюнету личным психотерапевтом. Чонгук и вправду узнал всё то, что способно перевернуть взгляд на человека. Ни одна сигарета не поможет в раздумьях, ни один бокал алкоголя. Только трезвый разум способен воспринять чужую историю жизни так, как хочет преподнести ее рассказчик, главный её герой.
Чонгук даже не ставит себя на его место, не пытается объяснять его поступки, найти логику в потоках мыслей. Он просто принимает. Принимает не из-за своей неосознанности, глупости, легкомыслия, а из-за честности Тэхена, отсутствия фальши и уловок. Он уже успел подумать о том, что Ким им манипулирует, проверяя того на только ему известные качества, чтобы потом было проще понять и как-то воздействовать, использовать. Но в глазах напротив слишком много сокрушения, отчаяния и… преданности конкретно тому человеку, который первым покинул мир от его руки. Эта история не просто выплеск, крик души или раскаяние, это поворотный и решающий момент, показывающий все стороны брюнета, которые раньше были скрыты в этой тени.
Чем больше Чон о нем узнавал, тем более живым, неидеальным и настоящим казался Тэхен, ведомый чувствами и обстоятельствами. Он стал той самой ночью, таящей в себе некоторую неизвестность, но способной осветить и показать важное тому, кто хочет видеть.
Теперь слово «убийство» воспринимается в более широком смысле, рамки просто исчезают, а потом появляются снова, не ограничивая цельно ровно ничего. В последних деяниях Осириса проглядывается ясная причина, характеризующая его желание получить чужую смерть — возмездие, искоренение видимой безнаказанности. Здесь Чонгук даже вникать не решается, потому что знает, что додумает до логического осознания мышления Тэхена, которое остро пульсирует в собственной голове уже достаточно давно.
А действие наркотиков тоже не может снять ответственности за убийство Бохи. Чон уверяет себя, что не может, но факт искажённого восприятия реальности притупляет всё, загружая дополнительно. При всех обстоятельствах Тэхен остается убийцей, а не мстителем, несущим справедливость, замаскировавшуюся под смерть. Но почему-то этот убийца не ужасающий и резко отрицательный.
Кажется, никто в этой жизни не застрахован от того множества видов насилия, которое существует. Тэхен ему стал и жертвой, и творцом, поставив на себе клеймо, от которого не убегает и даже не скрывает.
Монстры не создаются, они просыпаются внутри людей. Нужен лишь подходящий тому случай, а наглядный пример есть. Если ты осознанно поддаешься своим внутренним демонам, то никто из этих двух сторон не захочет отпускать друг друга без веских на то причин. У Тэхена таковых нет, поэтому несколько дней назад он играл в подобие русской рулетки с тем, кто на его взгляд заслужил это.
Такие соображения кружат в голове Чонгука невесомыми снежинками, лёгкими от того, что подобная правда устраивает и удовлетворяет любые нездоровые желания, когда-либо возникшие.
— И как ты себя чувствуешь после того, как рассказал мне? — спрашивает Чон, не дожидаясь, пока всё уляжется.
— Обременения сняты, от тебя нет секретов. Мне проще находиться с тобой рядом из-за этого, — тихо отвечает Ким, почти сливаясь с городским приглушенным высотой шумом.
— А раньше как было?
— И раньше было спокойно. Просто теперь тебе я буду понятней, и если ты захочешь продолжить… — Тэхен долго не может подобрать слов, а Чонгук и так всё понимает.
— Ты считаешь, что я должен убежать? — удивляется он. — Если бы я хотел, то после нашей первой встречи сделал выводы, Тэхен. Тебе может показаться, что я недостаточно опытен в принятии решений, в силу того, что ты знаешь меня поверхностно. Это исправимо. Я стою напротив тебя, я хочу этого и даю возможность Осирису тоже понять меня, как я понял его.
Тэхен прикрывает глаза на пару секунд, отметая мысли о том, что Чонгук может пожалеть. Хищный мозг подбрасывает последнюю решающую идею, и Ким ее воплощает, не раздумывая лишний раз о её уместности.
Чон, стоящий возле невысокого ограждения, отделающего его от свободного падения со здания, почти никак не реагирует в момент, когда Тэхен оказывает рядом, хватает его за кофту и выносит корпус чуть дальше дозволенных безопасностью пределов, прямиком во всепоглощающую черноту. В глазах Ириса отчаяние борется с решимостью. После этого он сдастся.
Что сразу дает опомниться, так это лицо Чонгука, на котором появляется лёгкая улыбка, полная усталости и танцующая на грани усмешки и чего-то более мягкого. Если Тэхен сейчас разожмет пальцы, то этот парень преодолеет пятьдесят с лишним этажей за меньше четверти минуты, но его поведение не соответствует положению.
— Ну и что ты делаешь? — как ни в чем не бывало спрашивает он, даже не зная, что Сеул позади него выглядит ничтожеством.
— Пытаюсь тебя отрезвить, — чуть громче говорит Тэхен, напрягаясь больше и хватая крепче плотную ткань чужой одежды. — Почему ты такой податливый? Я же ясно даю понять, что…
Чонгук берется за руку Кима, пытается сделать толчок, чтоб перетянуть его к себе в пропасть, и ожидаемо оказывается целиком и полностью на твёрдом бетоне, магнитом возвращенный туда. Теперь дыхание Тэхена сбилось окончательно, он оглядывает Чона своими огромными глазами, в которых страха оказывается больше, чем когда-либо до этого; Ким по-настоящему его не знает, совершенно ничего не ожидая в ответ на свои выходки. Но Чонгук занимает место брюнета, напирает на него и они снова вместе подходят к краю. Ведет уже Чон. Подходя к ограждению, Ирису двигаться больше некуда, он не отрывается от глаз напротив, повинуясь быстрой смене событий. Чонгук делает последний шаг к нему, между парнями почти не остается свободного пространства и видно, что Ким больше не сможет держаться в таком положении дольше.
Цепкие пальцы, исписанные чёрными узорами, заползающими под одежду Чонгука, едва касаются мягкой скулы Тэхена, пробираясь на затылок. Хватаясь за темные волосы, Чон притягивает парня к себе ближе от мрака города и неизвестности, скрывающейся в падении. Мечась кофейными омутами между обсидиановыми зрачками и губами, в бесчисленный раз рассматривая Кима, оторваться от него кажется чем-то невозможным. Ничтожные сантиметры между лицами сокращаются сначала медленно, а потом с невероятным стремлением друг к другу. Чонгук сжигает своим теплом, испепеляя уста и получая в отдачу мягкость и покладистость, в реальности которой сам до конца не уверен. Если бы сейчас начался шторм, ураган или буря, пара даже не заметила бы его, смешиваясь с явлением и растворяясь друг в друге.
Не зная, когда остановиться, они так и стоят на площадке, слегка освещенной небольшим фонарём, близ лифта. Тэхен, всегда окружаемый своим глубоким и терпким ароматом, который почти не воспринимает сам, наконец по-новому ощущает всё вокруг, слыша бергамот, орех и свежесть. Чонгук делает его восприимчивым, приковывая к себе каждым прикосновением и поцелуем, выводя своеобразным почерком собственное имя на
нём.
Каким бы желание держать свое дыхание под контролем не было сильным и важным, но Тэхен в итоге отказывается и от этого. Тая в руках Чонгука, он даже кислородом жертвует, лишь бы дольше не отрываться от требовательных губ. Чон именно такой: он настойчивый, но размеренный, а резкость и плавность чередуются слишком волнующе. Ким не мог представить его раньше в одной конкретной характеристике, а теперь понимает, что в парне слишком много черт, которые и укладываются в полноценную личность, чьи пальцы уходят под джинсовку, считая ребра и блуждая по позвоночнику.
Фиксация времени даже не начиналась, тепло не дает опомниться, но долго оставаться на крыше не хочется. Чонгук, раскрывая глаза и отклоняя голову немного назад, не отпускает Кима и произносит:
— Куда нам теперь? — даже это звучит пьяняще.
— До моей квартиры. Пятнадцать минут, и мы там, — старается стойко ответить Тэхен, приходя в себя и делая шаг назад. — При большом желании можно добраться за девять.
— Ты сказал за семь? — смеется Чон, направляясь к лифту.
Тэхен, заходя в кабину, выбирая этаж и закрывая двери, оглядывает в лучшем свете брюнета, подмечая красные губы, взлохмаченные волосы и странную бодрящую решимость. Он долго смотрит, сам не зная отчего, тянет к нему руку, слегка давит большим пальцем на щитовидный хрящ гортани, проводит ниже, замечая, как Чонгук сглатывает, и вглядывается в черные глаза с расширенными зрачками, в которых можно утопить себя.
— И в итоге ты поцеловал меня? — спрашивает Ким, получая смешок.
— Ты говоришь очевидные вещи. Конечно поцеловал. А сейчас мы едем к тебе, там мы… — Чонгук не успевает договорить, вовлеченный в поцелуй в один момент.
— Вот так ты меня перебил еще на крыше, — отстраняясь, смеется Тэхен, когда двери лифта открываются, выпуская их в просторный вестибюль, залитый тихим бледным светом, отражающимся от блестящей плитки. — Мне, в общем-то понравилось, поэтому ничего страшного.
С видом человека, свободного от напряжения и скованности, он с полуулыбкой выходит с Чоном из здания, сохраняя приятное чувсто того, что позади неспеша шагает человек, взгляд которого ощущается вкусом чёрного шоколада на языке, открытым огнем, окутывающим с ног до головы. Почти в первый раз реальность не поддаётся описанию.
Припаркованные ниссан и лотус ждут своих владельцев, в нужный момент озаряя фарами пространство перед собой.
От приятного предвкушения каждому неспокойно, глаза горят слишком ярко, а от взглядов положение ухудшается и стремится к желанной точке невозврата.
Обычная поездка превращается во что-то более личное, когда у обеих машин опущены окна, ветер гуляет по салону, и парни не упускают шанс поровняться, сдерживая улыбки и не имея шанса сосредоточиться либо на дороге, либо на друг друге. Чонгук даже не обращает внимания на мысли о том,
что видели эти темные блестящие глаза, и
что творили эти руки, уверенно держащие руль, с людьми, которые навредили его отцу. Сейчас Чонгуку нравится смотреть на профиль Тэхена, периодически подсвечиваемый жёлтыми фонарями, светофорами и вывесками; спокойствие, очень необычное спокойствие, плывущее по организму, не лишает разума, не рисует маску на чужом лице, а обводит красным маркером неоднозначные факты, которые не умаляют элементарных чувств к Тэхену, привлекающему чрезмерно. У Чона есть возможность заглянуть в его мир, и ничто не останавливает парня из-за размытых границ норм и правил морали и прочего. К чему сдерживать и ограждать себя, если весь мир — одна большая неоднозначная бездна, где есть абстрактное «добро» и «зло», извращенные понятия о них, а истины нет. Чонгук не хочет терять из вида Тэхена, не хочет забывать его баритон, не хочет скрываться от правды, что, возможно, следовало бы сделать кому-то другому.
Они слишком быстро заканчивают игру на дороге, заезжая на подземную территорию парковки. Лотус берет себе в соседи ниссан, хозяева возвращают всё свое внимание друг другу. Бетон под ногами сменяется алюминиевым полом лифта, чтоб в итоге вывести пару на темный паркет просторной квартиры, впускающей к себе через окна редкий свет из соседних домов и полной луны. Дверь запирается, оповещая об этом ненавязчивым звуком, ненадолго врываясь и говоря о том, что происходящее сейчас — не сон.
Чонгук впивается в Тэхена глазами, от которых самообладание летит в ад к чертям. Ким, не включая свет, протягивает пальцы к краям широкой кофты Чона и тянет ее вверх, оголяя торс и показывая самому себе скрытые ранее татуировки, которые еще будет возможность внимательнее разглядеть. Руки Тэхена берут в плен шею Чона, а последний влажным поцелуем безвозвратно конфискует у Тэ остатки той малой адекватности, которая еще могла остаться. Джинсовка и футболка оказываются лишними, покидая тело и оказываясь на полу. Голая спина упирается в стену под напором Чона, дыхание обоих снова сбивается, вырываясь порывом глубокого выдоха, пробегающего по мокрым губам лёгким холодом. Тэхен с прикрытыми глазами улыбается так жаждуще, воспламененно и вожделеюще, что Чонгуку приходится оторваться от мягких губ ради того, чтобы запомнить Кима
таким, окинув своими внимательными глазами прекрасное.
— Безумие, — шепчет младший на ухо, после этого целуя ключицу и плечо. — Мы не остановимся, — проговаривает он в губы, возвращаясь к ним. Тэхен слабо усмехается, устраивая одну ладонь на талии, а другой водя по скуле и горячей шее.
Ночь, скрывающая и обнажающая, питающая и разоряющая, нежная и обжигающая. Сейчас Тэхен готов поклясться, что это самый чувственный момент в его жизни, самый чувственный опыт. Стараясь вкладывать в каждое движение, в каждое касание как можно больше смысла, они становятся еще более чарующе ценны друг для друга.
Пересекая коридор и проходя мимо ванной, они оказываются в свободной спальне Тэхена, где треть всего пространства — кровать, застеленная темно-синим постельным. Тэхен решает, что пришло его время вести, поэтому он несложным образом показывает Чонгуку место под собой, оказываясь сверху. Он снова целует, но уже со своей собственной обезоруживающей настойчивостью, спускаясь к шее, а после проводя кончиком носа по груди и животу. Чонгук прикрывает глаза и напрягает всё тело, лишь бы как можно меньше двигаться, но это только больше распаляет. Когда Тэхен накрывает его пах своей ладонью, Чон слегка прикусывает язык и сводит брови к переносице — всё для того, чтобы не издать ни звука или не взять всё в свои руки от неконтролируемого желания, не оттягивая момент.
Ким понимает, что только сейчас он может быть властен, и только сейчас сможет отдать эту власть в руки Чона, не потеряв ничего. Его душа в эти минуты цветёт, распуская хоть и темные, но нежные лепестки в дрожащей тьме, рассекаемой лунным светом. Двигаясь вниз от шеи почти до самого края брюк дурманящими поцелуями, высвобождающими мурашки наружу, он ожидаемо провоцирует Чона, который одной рукой старается притянуть к себе Тэ для поцелуя. Ким повинуется, но кусает мягкие губы, проникая после языком вглубь. Ему тоже тяжело себя сдерживать, он даже не видит причины, но всё отдаляет.
Тэхен касается средним и указательным пальцем напряжённого живота Чонгука, на котором изящно вырисовывается пресс. Парень нетерпеливо подаётся навстречу, на что брюнет смеется, замечая слегка недовольное лицо и взгляд, полный безмерного желания. Тэ наконец расстегивает ширинку на чужих тёмных брюках, желая стянуть их, но Чонгук притягивает его к себе вновь, а потом меняется с ним местами, усаживаясь сверху.
— Мы не будем действовать по моим правилам? — через сбитое дыхание слышится от Тэхена.
— Мы можем создать общие, — Чон стягивает оставшуюся одежду со старшего, не переставая смотреть в глаза, полные блеска. — Ты готов ненадолго подчиниться?
Ответом служит лёгкое движение пальцев, указывающее на тумбочку, в которой, как неудивительно, ждут своего времени смазка и пачка презервативов. Ощущая новый прилив волны мурашек, Тэхен пытается утихомирить их, проводя руками по плечам и дальше. Совсем обнаженный, он чувствует некоторую несправедливость, тянется к Чонгуку, нависшему над ним, и завершает акт выравнивания хоть какого-то из положений, откидывая в итоге его брюки на пол.
Чонгук отстраняется, усаживаясь между ног, и выдавливает смазку на два пальца, высматривая привыкшими к темноте глазами чёткую линию челюсти брюнета, точеную шею и вздымающуюся грудь. Он видит, как старший почти незаметно кусает губы, и когда Чон медлит, то приподнимается на локтях, впиваясь острым взглядом, плавящимся от возбуждения. Сверкающие от открытой улыбки зубы обезоруживают старшего совместно с пальцами, которые проникают слишком быстро и напористо, не встречая сопротивления. С дрожащим и шумным выдохом, таким желанным и волнующим, Тэхен сдаётся, откидывая голову назад и сжимая ладони в кулаки до следов от ногтей на коже. Чонгук открыл для себя самый лучший предмет для созерцания. Двигая пальцами внутри парня, он не может оторвать взгляд от трепещущих ресниц, приоткрытого рта, рук, увитых венами. Кожа, сравнимая с бархатом на ощупь и с мрамором на вид, не дает шанса не притронуться. Он водит одной рукой по талии, проходится по животу, касается внутренней стороны бедра, доходя до того, к чему так хочется притронуться Тэхену, чтобы удовлетворить себя хоть на несколько секунд. Окольцовывая пульсирующий член, Чонгук медленно двигает ладонью, изредка прокручивая нежную плоть для еще больших ощущений. Когда парень ускоряет темп и внутри, и снаружи, Тэхен голубого стонет, открывая глаза и перенаправляя их с потолка на Чона, принимающего это с удовольствием. Получив внимание, младший наклоняет голову к паху, останавливает другие движения и касается кончиком языка влажной головки, погружая ее в рот и замечая, как Тэ приподнимает таз навстречу. Баловать Чонгук не собирается, поэтому быстро и размазано целует Кима, а потом раздвигает его ноги, подтягивая к себе в нетерпении.
Раскатав презерватив по всей длине, он по своему самому яркому желанию приставляется к подготовленному проходу и врывается в Тэхена сначала резко, а потом медленно, ощущая, насколько сильно старший сжимается изнутри, выгибаясь. Сладкий стон практически вибрирует по всей комнате, когда Чон делает несколько толчков, входя всё глубже и глубже с каждым. Расставляя руки по обе стороны от головы, Чонгук набирает темп, встречаясь с волшебными карими глазами, окруженными тёмной чёлкой. Он целует щеки, возвращаясь к губам, припадает к шее, прикусывает тонкую кожу на ключицах, едва держась от обилия чувств. Ким тонкими пальцами зарывается в пушистые волосы, неконтролируемо сжимает их, стискивая зубы. Тэхен специально напрягается внутри, выпытывая приглушённый всхлип, и следом получает в наказание наращивание скорости и лёгкое удушение, сопровождаемое сбившимся в сотый раз дыханием и громкими шлепками.
— Переворачивайся на живот, — через время просит Чон, давая передышку и себе, и Киму.
Тэхен неприятно упирается возбужденным членом в постельное белье, но из этого положения спасает Чонгук, устраивая его в коленно-локтевую. Пальцами сжимая упругие ягодицы, он не дает много времени для привыкания и резко входит, вбиваясь до звезд перед глазами и дрожи во всем теле. Тэхен, не видя причин больше сдерживаться, обхватывает член, неконтролируемо двигая рукой и кусая тыльную сторону ладони, не сдерживая стоны, в которых изредка с придыханием проскальзывает заветное имя.
Замедляясь, Чонгук накрывает своей рукой руку Тэхена, подстраивая ритм под свой. Вновь усиливая толчки, он слабо стонет, ускоряясь и предчувствуя скорое завершение. Влажные пряди липнут ко лбу, по широкой спине впереди стекает капля пота, направляясь от таза к затылку по впадине позвоночника. Чонгук хочет видеть лицо человека, ради которого появляется желание собрать каждую красивую планету, звезду или маленькую галактику, упаковать в коробку и вручить поздней ночью наподобие этой. Переворачиваясь на спину, Тэхен сам тянется к заветным нежным губам и, целуя, ловким языком обвивает другой. Возбуждение и страсть достигают своих пределов, Чонгук впивается пальцами в бока, чувствуя ребра, а Ким отпечатками оставляет свои следы на плечах, отдаваясь каждому чувственному и размеренному толчку в себя на влажных простынях. Помутнённые взгляды не теряют осознанности и огня даже когда Чон кончает, лаская алыми губами другие, рвано дыша и содрагаясь, поглощенный эйфорией и высшим несравнимым с чем-либо наслаждением.
Покидая разгоряченное тело, парень склоняет голову над Тэхеном, выравнивая дыхание и возвращая ясность восприятия реальности. Рассчитывая на отдых, он только хочет открыть рот для начала диалога, но старший встаёт и тянет его за собой, уводя в ванную комнату, где впервые за всю ночь зажигается свет.
Зеленая плитка с синеватым отливом своей прохладой старается отрезвить парней. Теперь Тэхен вжимает Чонгука в стену под равномерный гул воды, едва попадающей на пару. Он ведет языком от тёмного ореола соска к шее в то время, как младший завершает ранее начатое и доводит Кима до пика незамысловатыми фрикциями. Тэхен опирается на парня, окутываемый теплом и дрожью, и кончает в ладонь, омываемую тёплым напором из душа.
Находя темные глаза, наполненные спокойствием, деликатностью и заботой, Тэ улыбается, упираясь лбом в чужой. Он смотрит на широкую грудь, по которой капля за каплей стекают вниз, и подстраивает свое дыхание под
его.
— Ты — лучшее, что со мной случилось, — на выдохе изрекает он то, что достаточно долго носил в себе.
— А мне кажется, что я одержим тобой, — делится Чон, разглаживая его влажные волосы.
Проводя костяшками вдоль пресса Чона, Тэхен снова произносит что-то важное для себя:
— После твоих слов мне кажется, что может я и не был болен, но теперь я точно исцелён, — тихо смеется он. — Не то чтобы от хорошего секса, но ты и вправду неплох.
Чонгук улыбается на завуалированный комплимент, пытаясь найти ответ на сказанное ранее.
— И из полного хаоса возрождаются, — на волне некоторой серьезности отвечает парень, поднимая лицо вверх и подставляясь струям воды.
Изучая друг друга, они долго стоят в непривычном свете лампы, вырванные из манящей темноты, в которой творилось что-то слишком эмоциональное и насыщающее. Ноги у обоих до сих пор кажутся ватными и слабыми, но от каждого касания всё новые разряды током заряжают парней заново.
— Теперь твоя очередь подчиниться? — вкрадчиво спрашивает Тэхен, притягивая младшего к себе за подбородок и получая в ответ лишённый номера поцелуй.
•
Джин просыпается первым. Широкая двуспальная кровать умещает на одной половине его, а на другой — мирно сопящего Намджуна, вокруг головы которого серебристые волосы раскинулись нимбом. Тихо усмехнувшись возникшему сравнению, Ким оглядывается по сторонам, изучая спальню, которую вчера рассмотреть так и не удалось. Он видит тумбочку около себя, с которой на пол струятся джинсы, где-то рядом его черная толстовка, а больше у него ничего и нет, чтобы искать это. На столике возле головы Джуна дела обстоят куда интереснее.
Воспоминания отсвечивают тёплым светом. Перед тем, как привязать к себе на ночь Сокджина прикосновениями, Нам из вместительных карманов свободных брюк наскоро достаёт телефон, пачку сигарет, откладывает это на столик, а потом из-за пояса на мгновение появляется компактный пистолет и отправляется к тем вещам на лакированную поверхность. Джин достаточно долго смотрит на оружие, а в голове мысли начинают устраивать переполох, загружая. Он знает, что в магазине точно есть несколько патронов, потому что Нам всегда готов к чему-то непредвиденному, да и не видит смысла носить с собой бесполезный кусок стали без нужного наполнения, в котором вся суть заложена.
И он слишком доверяет Сокджину, что так неосмотрительно оставляет огнестрельное в доступности. Достаточно хорошо изучил?..
Не отдавая себе отчёта в действиях, Ким с аккуратностью нависает над Джуном, хватает пистолет и снимает его с предохранителя, наводя на блондина. Он просто хочет проверить…
Знакомый звук, предшествующий нажатию на курок, разбивает сон своей внезапностью. Нам открывает глаза, сразу замечая перед собой сначала лицо Джина, а потом и наведенное на себя оружие. Блондин закрывает глаза, губы вытягиваются в тонкую линию, сказать ему нечего.
— Если я тебя сейчас пристрелю, как сделал это ты с десятками других людей, ты будешь сожалеть о том, что подпустил меня к себе? — спрашивает Сокджин, всё также удерживая пистолет.
— Вот и доброе утро, — бормочет Намджун, потирая пальцами переносицу. — Я ночью сделал что-то не так? Мне казалось, что…
— Отвечай на вопрос, — с сожалением о начатом говорит брюнет. Ему ужасно не нравится, что Нам сохраняет невозмутимость, ведь ожидал совсем другое.
Блондин долго смотрит на Сокджина, уже полностью выпутавшись из сна и сосредоточившись на человеке, за одну ночь привившем любовь к своему присутствию рядом и к новому уровню тепла — самому приятному из доступных. Даже сейчас он только пытается быть холодным, но причину этому найти сложно. Намджун не хотел передавать ему озлобленность и бесстрастность. Рассматривая его, он слегка улыбается тому, что круги вокруг тёмных глаз начинают исчезать. Этому человеку всего-то нужен был дом, внимание и свобода, которую он в скором времени обретёт.
— Я считаю, что ты тоже подпустил меня к себе, поэтому и готов дать тебе всё, что имею. Я не такой жертвенный и благородный, но для тебя стараюсь, — серьезно отвечает блондин зачем-то развернуто. — Казалось, ты принял, что я убиваю, несмотря на сложность этого факта. Если ты хочешь уйти, я не стану теперь тебя привязывать к себе. И не жалею я обо всём, что произошло и происходило между нами.
Намджун успевает один раз перевести пару тёмных глаз с парня на оружие, прежде чем Джин выйдет из комнаты, забирая пистолет. Он прикрывает за собой дверь и уходит в душ, оставляя Нама в недоумении и раздумьях.
•
Мрачное небо ласковым серым цветом накрывает город, позволяя Тэхену и Чонгуку спать как можно дольше. Непринятые вызовы сейчас не волнуют, как и до сих пор невыключенный свет в ванной.
Ким с лёгкой усталостью открывает глаза, практически сразу вспоминая, что творилось здесь вчера. Он поворачивает голову к Чону, молча созерцая. Обнаруживается время для того, чтобы наконец рассмотреть узоры на правой руке, пройтись по родинкам. Так и рассуждая о своем, начинает казаться, что мысли громкие, и чтобы не мешать спящему, Тэхен ретируется на кухню, воображая, что же можно приготовить из помидор не первой свежести, соусов, зелёного авокадо и кофе. Сейчас кажется, что всё на своих местах, почти нет никаких тягот и забот.
Чонгук встаёт через десять минут, следуя к шуму чайника и жужжащей кофемашины. Тэхен с увлечением разрезает шкурку авокадо, когда на плече оказывается голова Чона, желающая доброго утра. Непривычный поцелуй и такие же объятия дарят лучшее настроение. Огромное окно показывает живую столицу, которую скоро накроет дождём.
— Чай, кофе? — спрашивает хозяин кухни, не вырываясь из плена рук.
— Может поговорим? — предлагает свою альтернативу Чонгук.
— Ты что, хочешь здоровых отношений? — по-доброму смеется Тэхен, косясь на нож. — Я же Осирис. Всё-таки думаешь, что у нас может быть хороший конец?
— Осирис и Тэхен — это так и так ты. Мало что изменилось из моих первичных планов на тебя, но если ты не хочешь иметь со мной дел…
Старший пожимает плечами.
— Хочу, — в итоге отвечает он. — Так чай или кофе? Воду?
— Кофе, — пряча удовлетворение, просит Чон, и отходит к столу, наблюдая за таким будничным и расслабленным парнем с нерасчесанными волосами и сонным на вид.
Разблокировав телефон, он сразу натыкается на несколько пропущенных, но все они от Чимина. Отходя к окну, он набирает номер друга, выслушивая пару гудков, а потом и его голос.
— Чонгук, я даже не буду гадать, где ты провёл ночь…
— Я у Тэхена, — быстро отвечает он. — Всё нормально?
— Можно сказать и так, но ты точно уверен, что ты в порядке? — с сомнением спрашивает Пак, и Чон готов поставить свой цветочный магазин на то, что сейчас слышит из динамика щелчки собственной зажигалки.
— Ты о чём?
— Я подумал, что было бы неплохо выяснить больше про Юнги, но информации в полицейской базе данных не оказалось.
— Чимин, так не делается, ты даже не мент, — тише говорит Чонгук, недоумевая.
— Да подожди ты! Всё сложнее. Напротив его имени стоит специальный знак, который имеет способность обезопасить и сделать человека «чистым». То есть, если у него и есть приводы, заведенные дела или что такое, никто об этом не узнает.
— И? — тянет Чонгук, поворачивая голову к Тэхену, который уже в ожидании сидит за столом, мешая свой чай и невинно рассматривая пар от кофе.
— Я зашёл глянуть документы и на этого Тэхена, — только начинает Пак, а Чон уже готов открыть вербальную войну. — Там кроме его имени и фамилии даже фотографии нет. Мне отец о таком не говорил, и я не уверен, что скажет. Чонгук, я ни о чем тебя не прошу, но всё же будь настороже.
— Я тебя понял, — сухо отвечает младший, думая, что на этом диалог кончится.
— Мне всё равно придется ещё кое-что посмотреть, — уже себе говорит Пак, сбрасывая.
Чонгук, сжимая в руках телефон, садится рядом с Тэхеном, устраивая руки на столе и укладывая на них голову. Когда тонкие пальцы проходят сквозь непослушные пряди, волей-неволей парню остается только рассчитывать на то, что у Тэхена всё схвачено.
